Россия, ох, Мой Милый Россия

-Россия, ох, Милый Мой Россия..Как часто я это произношу..Чаще, чем ты пьёшь чай, Мой Милый. Россия, ох, Милый Мой Россия, я помню тебя ещё таким, когда ты был колобочком, маленьким, смешным. - Россия сурово зарычал: -Это намёк на то, что я жирный? - раздался по комнате мой смех. Я погладил его по голове и стал скрытно извиняться: -Россия, ты совершенно не так понял! Россия, ох, Милый Мой Россия, ты почти что не изменился..       А я вам всё таки поведаю, его начало, но сначало отдам дань моему другу.       Союз — многодетный отец, и не смотря на наши с ним тогдашние отношение, дань ему и увожение. Ни каждый выростит "детский сад", учитывая ещё положение тех времён — война. Дети у него славные, дружные, добрые. Они не видят бед. Идут вперёд, идут за отцом и всё им нипочём. Они не смотрели на то, что вокруг голод и холод, не думали о том, как им самим та выжить. Они заботились друг о друге, несли ответственность за каждого из своих, так же, как и их отец. Один малыш мне ярко отразился в памяти. Остался там на равне с его отцом, горит у меня в мыслях, как яркая звёздочка всплывающая среди тёмных снов.       Запомнил я его вовсе не с проста. Называли его все в семье "младшенький", а он дулся , обижался и взрывался:"Не смотрите вы на мой возраст ! Я вам докажу, что он всего лишь цыфра! ". Вспылав он медлено, но неожиданно, но так же неожиданно замолках, вздыхал слегка додёргивая плечами, говоря:"Простите, Ребята". Все улыбались , потом смеялись и начинали снова, заботливо над ним шутить. Тогда-то он опять вспылал, но на подмогу отца то звал. Он приходил, хмуро оглядев всё "стадо" и говорил, не шутить над братом, потом сам улыбаясь говорил:" ведь он вас младше". Малый не скрывая псих, сново начинал дымить. Тогда уж на поле выходил я, тогда с Союзом мы были ещё друзья. Я мягко садился рядом, улыбаясь говорил:" Россия, ох, Милый Мой Россия, к чему же весь этот концерт? Да, ты мал, но будь мудрее и серьёзнее их всех, тогда покажися взрослее всех находящихся здесь людей" Малой взглянул сурово из под лобья на меня, надул свои хомячьи щёки, и на выдохе, сказал:"Была не была, попробую я! "       Прошли года, бегут и дни. Мальчик сдерживает слова свои. Смотри холодно и молча, на тех, кто для него, несёт собачий бред. Глаза серые горят честным, умным и... взрослым взглядом, а ведь ему всего двенадцать. Бегал бы он, радовался! Но нет! Сидит, молчит, всё думает о чём-то. Ему бы бегать с детворой, играть бы в мяч, но вместо этого сидит и строчит что-то он в своей тетрадке, глядя на детей в окно.       Прошла ещё одна неделя, беда серьёзная их одолела. Враг напал, серьезный враг! Дать отпор сейчас никак! Поплохело его сестрёнке милой. Младший место не находит, мечится из угла в угол, всё злиться на себя, а за что? Не знаю даже я. Вскоре хуже становится и ему. Отец в панике начала, доверяет его мне. Говорит мне: Сохрони.. Прошу только, береги. Мне сейчас не до него, но прошу, говори ему, что я сильно его люблю.. - Союз прячет своих детей, у сводных от войны друзей, чтобы детей его, не достигла учесть палачей.       Малого я к себе забрал, как родного принемал. Бедный мальчик нёс полный бред, чушь такую, которою не видывал свет. Просил его назад вернуть, просил отца, сестру. Просил ему винтовку дать, клялся, что лично разнесёт все штабы тех, кто не даёт им мирных дней. На его лице была серьёзность, был он честен перед мною, перед собою. Была бы лишь возможность...да и здоровье.. Был он, честно, не богатырь и так. А сейчас и страх господний, рёбра перещетать ума не надо! Его пухленькие щёки исчезали на глазах, волосы при одном касанье выподали. Лишь одни глаза живые, не смотря на боли, полны они мести пламя.       Тогда я убедился, нету его храбрей. Он за семью порвёт, не хуже стаи львов. Старался он быстрее встать, чтобы хотябы автомат держать, чтобы хотябы сделать шаг, чтобы убить одного врага. Но я та головою клялся, что спасу и сохраню, и терпеть подобное терпеть тоже долго не смогу. Прошёл лишь год. Он весь бледный, глаза уже поникли в боли, лежит и смотрит лишь в окно. Смотрит он лишь на дожди, на то, как листья опадают. Но солнце он терпеть не может, начинает он кричать, что жизнь не справедлива, что он такой, былой пацан, не может отстоять себя. Потом он плачет, никому он не даётся. Ни мне, ни врачу, ни припаратам. Бориться и всё. Говорит он шёпотом, просит, чтобы его опять назвали "младшенький". Я это случайно услыхал и при слейдущей такой ситуации, не стал пытаться его держать, а ласково начал: -Россия, ох, Милый Мой Россия, к чему же весь этот концерт? Твой отец просил тебя береч, а ты же сам мне не даёшься. Так, глядишь, и сам не доживёшь, чтобы тебя назвали потом "младшенький". - малой затих, прижал к себе же одеяло, улёгся и отвернулся. -Папа..Где же он сейчас? Где моя милая сестрёнка "Белка"? Где мои братишки-шутники? Где мои братья, которые сурово учили меня жизни? Где моя сестрёнка Украина, любительница ленточек и цветов? Где же мой брат "справедливое перо?" - опять залился он слезами, говоря:"Хочу я к папе!" До слёз меня пробивало, я лишь молча вытирая свои намокшие глаза, остовлял его.       Прошло ещё два года, малой полностью встал, даже больше я скажу, возмужал. Шестнадцатый год, как ни как! На фронт до сих пор просился, от радио не отлипал, газеты русские просил. И я их с трудом достовал, ему их отдовал. Вы бы видели его лицо, когда читал он про победы. Договорился я то с остальными странными, воспитывающих его сестёр и братьев, связывать семью. Дети были друг другу рады. А особенно Белоруссия и Россия. От друг друга они не отлипали при первой же встрече. Переговорив всё, дети вместе задали общий для них вопрос:" Где папа?" Ответить нам не реально, нам самим бы то знать, но а детям мы соврали, что живой на сей момент. Вот именно что мы соврали, мёртв он уже как год. Узнали мы это сами через месяц после тех слов. Таить мы долго не смогли.       Когда дети все домой вернулись, после величайшей побелы, раскусили они нас. Всех конечно это задело, но Россию — нету слов. Услышав наше подтвержденье он так в обморок и лёг. Не просыпался он больше дня, но когда пришёл в себя, впал в депрессии объятья. Теперь его некто не мог сново вернуть в строй. Белоруссию не пускал, братьям вход он запрещал, Украине с Казахстаном и подавно . Лишь меня он раз впустил и серьёзно заговорил: -Дядя Америка, пойми. Ты отца мне заменил. Все те больные годы ты прожил со мною. Я тебе очень сильно благодарен, ты сдержал слово, дававшиеся отцу. Я цел и невредим. Даю я тоже слово перед ним, при твоём пресутствие! Клянусь я головой своею, что несклоню я головы перед мировым господством! Если вдруг какая-то гнида попробует создать трон, мигом я его разрушу и погребу того живьём! Не доверюсь никому, не смотря на родство! Сам я наконец постою за свою же гордость! - правою же рукой, он ударил по груди. Клятву дал — так исполняй.              Прошло с тех пор не один уже та год. Голову он не склонил, лишь прегнул слегка. Теперь он мой, мой муж. Мы презналися друг другу и мы вместе точно сможем уберечь данный мир. И его клятве перед мною, данную на свадьбе, я знаю, что сдержит.       Он почти не изменился. Так же дуется, смеётся, так же закатывает истерики, так же он не изменяет своим привычкам. Строчит что-то он в свободное время, глядя в окошко на резвящихся детей. Тот же холод и серьёзноть на работе у него, та же теплота и забота по отношению к своим. Отдаёт он уваженье своему отцу.       Я тоже от него не отстаю. Так же ласково при вспышках говорю:"Россия, ох, Милый Мой Россия, к чему же весь этот концерт?... ". А Белорусь, да и остальные тоже говорят, при его больших вспышка:" Точно, Младшенького не обижать". Слова уже не задевают, а даже успокаивают. Он с ухмылкрй лишь подакивает:"Так и надо. Ведь я же младше"