Семь шагов

Гарак не был склонен дарить подарки. В этом Джулиан был уверен. И все же сомнения не хотели покидать его всякий раз, когда он видел учтивую улыбку портного и вопрос в его взгляде, если тот замечал необычную задумчивость своего собеседника за ленчем. В конце концов кто бы еще это мог быть? Но думать, что именно Гарак стоит за таинственными находками, просто потому, что он предположительно обладает необходимыми навыками взлома... было нелепо. Первый подарок Джулиан обнаружил на столе в своих апартаментах поздно вечером, когда вернулся со смены особенно уставшим. Поначалу он решил, что это какая-то ошибка, неочевидная злая шутка или что кто-то ошибся дверью. Однако никто не спешил признаваться, что оставил в его комнатах вазу, причудливо вырезанную из камня, полную незнакомых Джулиану цветов. Цветы приятно пахли, как будто пытаясь что-то сказать, и увяли прежде, чем Джулиан смог разобраться, что именно. Кейко не знала, что это за вид, но обещала поискать информацию о них. События на станции не давали много времени на размышления о таинственном дарителе, и вскоре Джулиан забыл об увядших цветах — ровно до того момента, как на его рабочем столе в медотсеке появился неопознанный предмет, который можно было расценить только как плод любви искусства и инженерной мысли. Движение сегментов напоминало течение воды в условиях нестабильной гравитации, завораживало и успокаивало, как будто устройство было создано именно для этого. Джулиан невольно подумал, что при том количестве стресса, который обрушился на него в последние дни, ему не помешает немного расслабиться. И все же механизм подозрительно походил на ловушку — никто не видел, как он оказался здесь, и не имел ни малейшего понятия, что это такое или какой расе принадлежит эта технология. Майлз только пожал плечами, сказав, что не разбирается в искусстве. Гарак разбирался в искусстве. Но Джулиан, поколебавшись, отчего-то решил его не спрашивать. Третьим подарком оказалась книга на вулканском, найденная утром на прикроватной тумбочке. Дакс с удивлением призналась, что ни один из предыдущих носителей ее симбионта не читал работ этого автора, пусть имя и показалось ей знакомым. — Это определенно какая-то очень редкая книга, Джулиан, — задумчиво протянула она, осторожно рассматривая хрупкие страницы. — И по-моему она пропитана специальным составом, препятствующим разрушению бумаги. Такие книги нечасто можно встретить. Ты уверен, что не знаешь, кто оставил ее тебе? Джулиан не был уверен. Несмотря на свои генетические улучшения, он ничего не слышал. В памяти компьютера не значилось никаких посещений. Но на всей станции был всего один собеседник, что предпочитал вести с ним диалоги о литературе. Гарак за ленчем улыбался столь же нечитаемо, как и всегда. Четвертым подарком стал флакон масла денобуланской равиналии, который Джулиан обнаружил у себя на подушке, когда зашел в апартаменты переодеться перед походом в голокомнаты. Выдернув пробку, он окунулся в источаемый маслом тонкий аромат, затрагивающий что-то глубоко внутри — что-то, что Джулиан никак не мог обозначить. Как врач он провел все мыслимые тесты, но масло по-прежнему было совершенно безвредным. Тогда Джулиан написал одному из своих коллег на Денобуле, с которым они когда-то учились вместе. — Я удивлен услышать, что ты интересуешься равиналией, Джулиан. В наше время она не слишком популярна на Денобуле как аромат, но несколько веков назад подарить кому-то флакон масла равиналии было практически равнозначно признанию в любви. — Признанию в любви? — Джулиан сглотнул неприятный ком, чувствуя, как странное напряжение разливается по телу. Фирлис усмехнулся. — Возможно, я несколько преувеличил, — он подмигнул, но волнение, охватившее Джулиана, и не думало уходить. — В любом случае это знак, которым денобуланец, хорошо знакомый с романтическими традициями нашего вида, мог бы выразить сильную заинтересованность. Кстати, ты не упоминал, что у вас на станции есть денобулане... Джулиан стал плохо спать. Пусть никто на станции не знал о его генных модификациях, сам он не мог побороть чувство тревоги, ведь дарителю по-прежнему удавалось оставаться неузнанным и не пойманным даже краем глаза. Когда несколько баджорцев свалились с лихорадкой, Джулиану стало не только не до сна, но и не до ленчей с Гараком или кем бы то ни было еще. Под глазами залегли тени, однако работа позволяла вернуть утраченную уверенность, поэтому он погрузился в нее с головой. Поздно ночью, обнаружив на столе глубокую тарелку, накрытую крышкой, Джулиан похолодел. Он только что вернулся с обхода, занявшего у него не дольше пары минут. Медсестра Ромала ушла несколькими мгновениями ранее. Посуда походила на ту, что была в реплимате, однако блюдо казалось незнакомым и как будто было приготовлено из нереплицированных ингредиентов. От поверхности поднимался пар. Только поднеся ко рту последнюю ложку, Джулиан осознал, насколько на самом деле был голоден и как сильно устал. Нужно было извиниться перед Гараком за пропущенный ленч. Шестым подарком стал шарф из андорианского шелка, уложенный на стопку с формой — невесомый и невероятно красивый, он каким-то совершенно немыслимым образом одновременно подчеркивал цвет кожи Джулиана и заставлял его глаза казаться сияющими, точно звезды. — Доктор, я вынужден напомнить вам, что форма Звездного флота не подразумевает подобных... вольностей со стилем, пока вы на службе, — Сиско смерил его взглядом, не терпящим возражений. Дакс усмехнулась себе под нос. Вздохнув, Джулиан снял шарф, решив оставить его до лучших времен. Во взгляде Гарака как будто скользнуло разочарование, когда он поднял глаза на Джулиана за ленчем, но Джулиан не был уверен, что это действительно так, а не игры его воображения. На несколько недель воцарилось молчание. Каждый день Джулиан ждал возможного хода, надеясь подловить того, кто приходил и уходил тогда, когда ему вздумается — но никто не приходил. Или, по крайней мере, больше не оставлял подарков. Иногда Джулиан просыпался посреди ночи от осторожного прикосновения и неизменно находил себя укрытым по плечи. Было это заботой неизвестного призрака или развившейся паранойей, оставалось загадкой. На исходе третьей недели возле каменной вазы, в которой снова были цветы, появилась бутылка терпкого напитка с шоколадным привкусом. Легкий пьянящий эффект и раскрывающаяся на языке сладковатая горечь были еще одним посланием, однако Джулиан по-прежнему не был уверен, что понимает их правильно. Взяв с собой бутылку, он отправился в магазин портного. Гарак встретил его искусно сыгранным удивлением, которое именно сегодня отчего-то показалось Джулиану неискренним. — Мой дорогой доктор, какая приятная неожиданность. Джулиан не сводил с него пристального взгляда. — Мне во владение попала бутылка изысканного напитка, которую я хотел бы разделить с вами, — Гарак приподнял надбровные гребни, и Джулиан сделал еще один шаг навстречу, — потому как кто как не вы способен оценить его по достоинству. — Отчего вы так решили? — мягко уточнил Гарак, отодвигая в сторону неоконченное шитье. Джулиан сделал еще шаг, и ноздри Гарака непроизвольно дернулись, когда он почувствовал тонкий аромат равиналии, исходящий от его запястий. — Потому что на всей станции только вы достаточно умны, чтобы облачить невысказанные слова в столь сложную форму. Взгляды встретились. На губах портного медленно проступила едва заметная улыбка — точно волна схлынула с берега, обнажая перламутровый песок. — Вы прочли книгу? — уклончиво поинтересовался он. — Прочел, — Джулиан усмехнулся. — Правда, чтобы в полной мере понять весь метафорический ряд, мне сначала пришлось выучить вулканский.