Enjoy the cool moments. There will be some, a lot even!

Когда Лукас проснулся, он был голоден. Ему хотелось что-нибудь съесть, прежде чем снова заснуть, но, не успев перевернуться и встать с кровати, он почувствовал, как волосы Элиотта щекочут его обнаженную грудь. Он посмотрел вниз и сквозь темноту комнаты увидел силуэт своего возлюбленного, лежащего на боку. Его голова покоилась в районе грудных мышц, а рука рисовала беспорядочные узоры на животе Луки. Он уже собирался поддразнить мужа за то, что тот использовал его кожу в качестве холста, но услышал голос Элиотта. — Привет, детка! Надеюсь, я тебя не разбудил. Я просто хотел поговорить с тобой. Он не стал двигаться, надеясь, что муж подумает, будто он спит. Он знал, что этот разговор не предназначен для него, но ему нравилось, когда Эл разговаривал с его животом, уже строя планы с их орешком. — Не могу поверить, что прошла всего неделя, — продолжал Элиотт, пока Лукас слушал. — Я не могу дождаться, когда ты родишься, чтобы я мог наконец обнять тебя. Но это не значит, что нужно торопиться. Сначала ты должен вырасти, и нет лучшего места для этого, чем внутри папы, так что оставайся там столько, сколько тебе нужно. Элиотт счастливо вздохнул, и Лукас почувствовал, как его улыбка стала шире. — Кстати, о папе, он уверен, что ты маленький мальчик. Он прав? Если нет, это значит, что я могу выбрать твое имя и, только между нами, детка, я уже выбрал одно. У меня оно было в глубине души уже много лет. С тех пор, как я понял, что папа был единственным для меня, я знал, что однажды, если бы у нас была девочка, я бы хотел назвать ее так. Лука закрыл глаза и глубоко вздохнул. Утешительная тяжесть головы старшего на груди, дыхание на коже и ощущение руки, лежащей на животе — этого было почти достаточно, чтобы заставить его снова заснуть, но он хотел услышать больше, поэтому изо всех сил старался не делать этого. — Я так тебя люблю! Ты и папа — лучшее, что когда-либо случалось со мной! Я знаю, что он, должно быть, уже сказал тебе обратное, но я действительно надеюсь, что ты будешь похож на него, а не на меня. Надеюсь, ты унаследуешь его улыбку. Вот что заставило меня влюбиться в него. Ты хочешь услышать нашу историю? Я расскажу, как мы с папой познакомились. Лукас знал, что должен либо двигаться, чтобы выглядеть медленно просыпающимся, либо позволить себе снова заснуть, но он не мог заставить себя сделать ни то, ни другое. — Это был мой первый день в школе. Я так нервничал, мне казалось, будто все уже знают о случившемся, но потом я столкнулся с кем-то. Я обернулся и увидел его. Это был твой папа. Он был так поглощен разговором с твоими дядями, что даже не заметил меня, но я видел его. Он был единственным, кого я видел. Глаза Луки наполнились слезами и ему пришлось прикусить губу, чтобы сдержать рыдания. Он вспомнил, как Эл рассказывал ему об этом дне в их первое совместное утро, а теперь он услышал, как тот рассказывает ту же историю, но на этот раз ребенку. Ему стало интересно, что случилось бы, если бы он обернулся в тот день и увидел Элиотта. Он должен придумать что-то, это станет отличной историей для их альтернативных «я». — После этого все было кончено. Я не мог перестать думать о нем. Следующие три недели я смотрел на него издалека, пытаясь найти в себе мужество заговорить с ним. Но похоже, судьба запланировала для нас что-то другое. На самом деле, это он сделал первый шаг. Элиотт мирно вздохнул и прижался еще ближе к Лукасу. — Я ходил в ту студию, которую организовала твоя тетя Дафна. Как только я вошел туда в первый раз, я увидел его, но на этот раз он тоже заметил меня. И он не мог перестать смотреть на меня. Возможно, он думал, что хорошо умеет прятаться, но это было очевидно. Потом, когда встреча закончилась, я стоял на автобусной станции, пытаясь решить, что взять из автомата, когда он небрежно подошел ко мне. Я не мог упустить такую возможность, поэтому купил ему энергетический батончик и предложил покурить со мной. Старший хихикнул и наклонился вперед, чтобы поцеловать живот. — В следующую пятницу я нашел его на той же остановке. Ему нужно было пиво для вечеринки, на которую он собирался пойти позже, поэтому я пригласил его к себе домой, чтобы дать ему несколько бутылок. Как только мы добрались туда, я предложил ему выпить, прежде чем идти на тусовку, и так одна бутылка превратилась в две, а затем в три. Весь вечер мы курили, пили, знакомились друг с другом. Чем больше мы говорили, тем сильнее я влюблялся в него. Позже, когда мы оба сидели на диване, я посмотрел на него, и мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не залезть к нему на колени и не поцеловать. А он не переставал меня удивлять. Твой папа спросил, можно ли ему попробовать поиграть на пианино. Я согласился, конечно, и тогда он начал играть мелодию. Наблюдая за ним, я понял, что влюблен в него по уши. Позже я узнал, что та песня называлась «Я люблю тебя». Слезы катились по щекам Луки, когда он думал, сколько еще сможет притворяться спящим. — В конце концов, мне пришлось уйти. Если бы я мог, то остался бы с ним на всю ночь, просто разговаривая. Когда мы прощались, я буквально заставил себя не поцеловать его. Слишком рано. Потом кое-что случилось, и через две недели мы снова оказались в моей квартире, но на этот раз у нас было дурацкое двойное свидание с нашими подругами. Я поругался со своей, она выбежала из комнаты, а подруга папы пошла за ней, чтобы успокоить, поэтому я воспользовался возможностью сбежать вместе с твоим отцом. Я привел его в свое самое любимое место во всем мире. Оно называется La Petite Ceinture. Однажды я приведу тебя туда. Я покажу тебе граффити, которое сделал, чтобы удивить папу в нашу первую годовщину. Лукас не смог сдержать улыбки при воспоминании об этом. Как только они приблизились к мосту, старший закрыл его глаза руками и повел их к одной из стен. Он поцеловал его в щеку, прежде чем убрать руки, показывая ежа и енота, стоящих лицом друг к другу: их лапы переплетены, отображая сцену из Поляриса, а также их первый поцелуй. — Там мы поцеловались в первый раз, — объяснил Демори, больше не прижимаясь к животу Луки, а нежно поглаживая его. — Потом мы вернулись к нему домой и провели ночь вместе, а утром продолжили целоваться и обниматься. Это был первый раз, когда я был так счастлив. Можешь ли ты сохранить это в секрете? И то, что именно тогда я понял, что он тот, с кем я хотел бы провести свою жизнь. Он просто лежал на животе, мирно спал, и все, о чем я мог думать, было: как сильно я хотел, чтобы каждое утро было таким. Я воображал, как бы это было много лет спустя. Там я также полулежал бы на нем, проводя пальцами по его спине, пока он рассказывал бы мне истории о параллельных вселенных. Затем нас прервала бы кучка маленьких Лукасов и Элиоттов, врывающихся в нашу комнату и забирающихся на кровать, прося завтрак. Лука отпустил подушку, за которую держался, и поднес руку ко рту, кусая ее, чтобы не разрыдаться. Он хотел этого, он хотел этих маленьких Лукасов и Элиоттов больше всего на свете. — Но потом все пошло к черту. Я так сильно ранил папу, что он сломал себе руку, пробив металлическую калитку. Я думал, что поступил правильно, отпустив его, вернувшись к своей бывшей девушке. Я даже перепостил старый рисунок в ее честь, который был у меня в Instagram. Лукас напрягся. Элиотт никогда не говорил ему об этом, и к тому времени, когда он, наконец, был с ним, рисунок уже исчез. — Потом я увидел папу в школе через неделю. Свет в его глазах исчез, и он больше не улыбался. Вот тогда я понял, что облажался. Он сказал мне, что иногда нам приходится делать выбор, поэтому я так и сделал. Я выбрал папу, и это было лучшее решение, которое я когда-либо принимал. Я удалил рисунок той ночью. Я знал, что мне придется постараться, чтобы вернуть папу, поэтому я начал подкладывать новые рисунки в его карман в сумке. Мне нужно было, чтобы он знал, что я не могу выкинуть его из головы. Он никогда не отвечал ни на один из них, и мне пришлось продолжать попытки, пока однажды он не прислал мне сообщение. У меня было слишком много всего, что я должен был рассказать ему, и вот когда мы оказались в студии… Лука вдруг подумал, не дать ли Элиотту знать, что он не спит, чтобы не сообщать подробности той пятницы их ребенку. Словно прочитав его мысли, он почувствовал, как улыбка расцвела на лице его мужа. — Я не скажу тебе, что именно произошло в тот вечер, но если к началу твоего обучения в школе стена еще не будет перекрашена, ты, вероятно, легко догадаешься, что произошло… После этого все было идеально, но я скрывал от него еще кое-что… Лукас знал, что произойдет дальше, и ненавидел это, но если Элиотт почувствовал необходимость рассказать их маленькому орешку о своей болезни, он должен это сделать. — У меня биполярное расстройство, — заявил его муж, резко выдыхая. — Это значит, что со мной не всегда будет легко жить. Иногда я злюсь без причины, я кричу. Потом будут дни, когда я даже не захочу вставать с постели, но я обещаю тебе, детка, даже в такие дни, я никогда не перестану любить тебя или твоего папу. Никогда! Элиотт глубоко вздохнул, прежде чем поцеловать Луку в живот и улыбнуться. — Сейчас я дам тебе поспать. Ты, должно быть, уже устал. Спи спокойно, моя любовь, и не забывай, я всегда думаю о тебе. Через несколько минут его дыхание выровнялось и он перестал гладить Луке живот, что свидетельствовало о том, что молодой человек заснул. Вот тогда плотина прорвалась. Глаза Лукаса уже покраснели и опухли от слез, а руки дрожали. Он медленно поднес одну из них к голове Элиотта и запустил пальцы в его волосы, нежно проводя ими по ним. Он надеялся, что это успокоит его нервы. Младший посмотрел на потолок и вздохнул, молча благодаря Вселенную за то, что она дала ему это: мужа, которого он любил больше всего на свете, как и ребенка. Он не знал, чем заслужил их обоих, но был благодарен за это. Так он закрыл глаза и снова погрузился в сон.