Бинго

      — Так почему же ты всё ещё здесь? — спросил Гарри. — Уходи.       — Может, и уйду! — крикнул Рон и подступил на несколько шагов к не двинувшемуся с места Гарри. — Мне не плевать, что происходит с моей семьёй! Уизли вовсе не нужно, чтобы покалечили ещё одного их ребёнка — это ты слышал? Ты не понимаешь, что я чувствую!       — Я понимаю!       — Не понимаешь! Вам двоим хорошо, — ядовито произнёс Рон. — Она своих родителей надёжно спрятала, а твои вообще мертвы и...       — УХОДИ! — взревел Гарри. — Иди! Пусть мамочка тебя накормит!       Рон сделал резкое движение. Гарри отреагировал мгновенно, но, прежде чем палочки вылетели из их карманов, Гермиона подняла свою.       — Протего! — крикнула она, и невидимый щит отделил её с Гарри от Рона. Они вглядывались друг в друга сквозь прозрачный барьер, и казалось, будто каждый впервые ясно увидел другого. Ненависть к Рону разъедала Гарри, как ржа: что-то, соединявшее их, было разрушено навсегда.       — Оставь крестраж, — сказал Гарри.       Рон через голову сорвал с шеи цепочку, швырнул медальон в ближайшее кресло и ринулся к выходу из палатки.       — Рон… Куда ты? Подожди, постой!       Гермиона сделала шаг вперёд, но не успела, она была с другой стороны щита. А когда она сняла чары, Рон уже выскочил в темноту и дождь, и она опоздала на несколько мгновений. Гарри вообще не сдвинулся с места и слушал, как она снаружи палатки выкрикивает имя Рона.       

***

      Гермиона вернулась через несколько минут, с мокрыми, липнущими к лицу волосами.       — Он ушёл, — мрачно сказала она, рухнув в кресло. — Трансгрессировал.       Вдруг она заплакала. Гарри поднял с пола крестраж, посмотрел на него в недоумении и положил на стол. А потом подошёл к Гермионе и подал ей руку. Она вопросительно посмотрела в ответ.       — Мы тоже аппарируем. Утром. А сейчас… Танец, — выдавил он. — Ты должна мне танец. С того бала на четвёртом курсе.       На лице Гермионы появилось недоумение. Она даже перестала плакать.       — Что?.. — удивлённо спросила она. — Какой танец, Гарри?       — Наверное, вальс, — он пожал плечами, — но я в этом не уверен. Во всяком случае, танец — это то, что нужно сейчас, потому что мы в палатке. Можешь включить радио и найти какую-нибудь музыку?       — Гарри, мне кажется, ты бредишь, — Гермиона выглядела обеспокоенной. — При чём тут палатка? Рон же ушёл, что мы будем с этим делать? Мы остались одни!       Гарри торжествующе поднял палец.       — Вот именно! Одни! Только мы с тобой. И мы должны потанцевать. Тогда всё будет хорошо. Поверь мне, — он умоляюще посмотрел на Гермиону.       — Ну… ладно.       Она махнула палочкой в сторону старого радиоприёмника, и оттуда донеслась медленная и печальная музыка, а женский хор вывел: “Говорите громче, говорите громче, о, дети! Ликуйте, ликуйте!”       Гермиона отложила палочку, с сомнением посмотрела на Гарри и взяла его за всё ещё протянутую руку. Он привлёк её к себе, обнял за талию, и она положила ему руки на плечи. Он вдруг увидел её лицо близко-близко, как давно уже не видел. Тёмные глаза — он так и не выяснил, как выглядит карий цвет, но был уверен, что именно так. Следы от слёз на щеках. Немногочисленные веснушки на носу. Упавшая на глаза спутанная прядь непослушных волос.       “Эй, маленький поезд! Мы все садимся на него. Этот поезд едет в Королевство, и мы счастливы, мама, нам весело, а ведь этот поезд ещё даже не отошёл от станции”, — пел приятный мужской голос.       Гарри не узнал песню, но ему было всё равно. Гермиона здесь, в его объятиях, они медленно движутся по кругу, и над ними кружится низкая брезентовая крыша, по которой стучат капли дождя. Он был уверен, что это был тот самый “танец в палатке”, о котором говорилось в таблице. Одержимость ею давно прошла, но он всё ещё помнил все пункты. Все сорок два, большинство из которых он уже вычеркнул.       Один из оставшихся говорил как раз о танце в этом месте, о котором тогда, год назад, не могла подозревать ни одна живая душа. Гарри до сих пор не понимал смысла некоторых ячеек таблицы, а визит к Грейнджерам так и не состоялся по куче разных и не всегда приятных обстоятельств, но он почему-то был уверен, что при нормальной жизни все пункты оказались бы правдивы. Вот только никто и никогда не говорил, что его жизнь будет нормальной. В конце концов, он так и не смог разгадать тайну появления у него того пергамента, да и Слагхорн не сказал ничего определённого на счёт авторов их приворотных зелий. Да и как бы он узнал? Он смог только лишь подтвердить существование того школьного тотализатора на тему: "Когда Гарри и Гермиона начнут встречаться", — чем закрыл ещё одну клеточку в таблице.       “Эй, маленький поезд! Подожди меня! Когда-то я был слеп, но теперь я вижу. Осталось ли местечко для меня?”       — Гермиона, — прошептал Гарри в самое ухо подруги.       — Что?       — Помнишь, я предлагал тебе ну… стать... парой?       Она ткнулась лбом ему в плечо, что, видимо, означало “да”.       “Или это полет фантазии?”       — Я был не прав тогда. Извини. Я, наверное, должен был просто сказать, что люблю тебя. Исправляюсь. Я люблю тебя, Гермиона.       Он не сразу заметил, что она остановилась, и продолжил неловко перетаптываться на одном месте.       “Эй, маленький поезд! Подожди меня! Я был закован в цепи, но теперь свободен, я не сдаюсь, разве не видишь?”       — Люблю, — упрямо произнёс он и зарылся лицом в её волосы.       — А… как же Рон? — пролепетала Гермиона.       Он как-то понял, что она хотела сказать совсем не это.       “В этом процессе уничтожения”.       — Мне всё равно, — спокойно сказал он. — Рон уже, наверное, в Норе, кушает мамины пирожки. Ты можешь отправиться туда, думаю, тебя примут и тоже накормят. Но к ним часто приходят из Министерства, в Министерстве всё ещё работают Артур и Перси. Так что не удивляйся, если через некоторое время ты предстанешь перед Комиссией по учету маггловских выродков. Помнишь? Мы видели, как они учитывают. Но, возможно, Уизли возьмут тебя на поруки, особенно учитывая, что Рон явно к тебе неровно дышит…       — Гарри…       — Что?       — Я не об этом… Как ты можешь… в этот момент... Ведь Рон только что ушёл, бросив нас одних… против всех. И тебе всё равно?       — Я понял, что если ещё немного промедлю, то могу потерять ещё и тебя, — он чуть-чуть помолчал и продолжил: — И что Рон? Ты считаешь, что я погорячился?       Он и так знал ответ.       — Нет, — Гермиона покачала головой. — Не после того, что он сказал о твоих родителях. Ведь и моих родителей, считай, тоже нет.       — Но они есть. А ты не хотела бы бросить всё и уехать к ним, в Австралию?       — Хотела... но я никогда тебя не брошу, — она чуть сжала объятия. — И, знаешь, что касается промедления и потерь… Возможно, мне стоило сказать тебе это раньше…       Гермиона замолчала, не решаясь продолжить, но Гарри уже понял, что она хотела сказать.       — Это он? — поинтересовался он.       — Кто? — недоуменно спросила Гермиона.       — Что. Это он, тот шанс, о котором ты говорила тогда?       Гермиона смешно наморщила лоб, припоминая давнюю шутливую фразу. А потом очень серьезно кивнула.       — Наверное. Во всяком случае, для меня — да.       Гарри мягко прижал Гермиону к себе и медленно опустил голову, прикоснувшись своими губами к её губам. Она же, замерев на мгновение, обвила его шею руками, расслабилась и ответила.       Во всём мире остались только он, она, их поцелуй и нежная, романтическая мелодия, льющаяся из старого радиоприёмника.