to be abused

Тони Старк всегда был больным на голову ублюдком. Стив всегда догадывался о чем–то, но даже он думал – надеялся, – что Тони просто богатый долбоеб. Но нет. Тони был умным, о, очень умным, и – больным на голову ублюдком. Стив не испытывал ни намека на симпатию к Старку как к личности, и именно эта неприязнь позволила ему не остановиться, когда он обнаружил себя сидящим с расстегнутыми штанами и Старка, стоящего между его коленями, наклонившегося к его лицу, почти касаясь своим лбом его, так близко, что Роджерс мог бы рассмотреть каждый волосок его пижонской бородки, и запустившего руку в его трусы. Тони дрочит ему и ухмыляется, смотрит прямо в глаза, двигает рукой резко, почти рвано, сжимает его член так, что Стиву могло бы быть больно, если бы все это не было так охуительно возбуждающе. Стив справляется и не стонет – сжимает зубы, издает низкий, утробный звук, кончает в ладонь чертовому Старку, и смотрит, как этот ублюдок – специально подождав – подносит руку ко рту и медленно облизывает пальцы – и это нихуя не сексуально, это пошло, до невероятности пошло, – Роджерсу почему–то хочется сказать "по животному", – но, – будь он проклят – он видит в глазах Старка, что и тот это знает. **** В следующий раз – Роджерс был бы счастлив сказать, что никакого следующего раза не было; что он таки дал Тони по его самодовольной роже, и тот одумался и отъебался – но нет, в следующий раз Тони целует его, прокусывает ему губу, не получив ответа, а после шепчет: "Смотрите, капитан". Тони Старк не ведет себя, как шлюха – он действительно больная на голову сволочь; Стив чувствует, что Тони был бы разочарован, если бы он и правда счел его просто шлюхой. Стив видит вспышки безумия в его глазах и думает, что отделаться от шлюхи было бы легче. "Эта ебанутость передается легче гриппа", – думает Стив, когда действительно смотрит, кадры сменяются как фотографии: Старк стягивает штаны; Старк отдрачивает ему – Роджерс кончает, не отводя глаз; Старк трахает себя пальцами, все еще покрытыми спермой Роджерса, и спускает в эту же чертову ладонь; долбанный Старк смеется, смотря на его лицо, тянет Стива к себе, толкает эти блядские пальцы ему в рот, трет кончиками язык, и Стив, черт побери, облизывает их, слизывает смесь своей и чужой смазки, абсолютная пустота в его голове: а Тони все смеется, кивает, скользит пальцами по его щекам, толкает их глубже, наклоняется ближе, шепчет на ухо "я знал, что Америка не свята", а еще "признайся, ты сам уже давно прешься с происходящего не меньше меня", а еще: "сама американская мечта будет отсасывать у меня". Старк нажимает пальцами, открывает его рот, проводит языком по зубам, языку, чуть кровавому уже укусу на губе, выдыхает широко распахнутым ртом, горячо и влажно, умудряясь не столько смеяться – создавать впечатление, что он смеется в этот момент. Стив думает: "Какого черта". У него стоит так, как никогда в жизни. **** Старк снова настолько нормален и не ебет на счет капитана, что Роджерс думает, надеется: "Неужели это закончилось". **** Нихуя, разумеется, не закончилось. **** Тони Старк всегда был больным на голову ублюдком. В следующий раз Стив не целует его, но кусает губы: Роджерс испытывает некое восхищенное отвращение при мысли о том, чтобы целовать Старка. Тони издает звук, смесь смешка и полустона с ухмылкой, скоблит зубами его шею. Стив все еще не знает, что он тут делает; Старк раздражает его, бесит до зубовного скрежета, но теперь, в чудесном новом мире, он действительно выступает в роли охуительной разрядки, или, как минимум, ее обеспечения. Они в его мастерской, и Старк сидит на столе, раздвигает бедра и настойчиво надавливает на плечи Стива, отвлекая от мыслей. Роджерс встает на колени, Роджерс стягивает чужие брюки, Роджерс тяжело дышит. Чужой член ощущается во рту не отвратительно, но странно; стоит Стиву поднять взгляд, он видит далеко не просто темные глаза этого ублюдка, но снова чувствует ту тяжелую, тяжелее, чем вина, похоть, и продолжает отсасывать, пока Старк стонет, толкается ему в рот. Роджерс отчаянно хочет кончить. Когда он, облизав пальцы, пытается его подготовить – исключительно самому так удобнее, – этот-мать-его-Тони смеется, сжимает пальцы в светлых волосах, заставляя посмотреть на себя. "Нет, дорогой, ты меня трахать не будешь". Но тянет его голову ниже, и Стив полубессознательно вылизывает его анус, а потом Старк встает, словно зажимает Роджерса между своими ногами и столом, снова касается членом его губ, толкается в рот. У Стива шумит в ушах. Он понятия не имеет, сколько это продолжается – не больше минуты, возможно, – но Старк начинает толкаться сильнее, глубже, стонет в голос, а Роджерс невольно задевает зубами головку чужого члена – и Тони буквально захлебывается воздухом. Но не кончает, а тянет Стива вверх, целует его сам, сжимает его стояк через брюки и царапает через ткань ногтями; из–под век Стив видит костюм Старка, наклонившийся над обладателем. Старк ловит его взгляд и смеется, трется щекой о член Стива – ощущение щетины далеко не из приятных, но что–то сейчас делает это чем–то охуенно возбуждающим, – облизывает губы лениво: "Трахать меня – только его привилегия", и Роджерс не находит в себе сил слушать дальше – запускает пальцы в волосы Тони и тянет их, практически надевая ртом на свой член, и Тони утробно довольно стонет. Старк кончает буквально через пару минут; Стив не даёт ему отстраниться, вдохнуть больше, и изливается минуту спустя. Тони хрипит удовлетворённо, смеётся хрипло, и Роджерс думает отстранённо: "Как же этот уёбок заражает людей". Но и не отрицает – действительно охуенный способ разрядки. **** Оргии с долбанутым на голову парнем и его железным костюмом не становятся повседневностью, но регулярны. Когда Стив закрывает глаза, он видит, как трахает Старка, затягивая ремень на его горле, а рядом с его членом двигаются неожиданно мягкие пальцы – капитан предпочитает не задумываться, как это вообще возможно. Стив абсолютно нормален в любое другое время – с кем угодно, даже наедине с Тони, которому тоже абсолютно плевать на его существование. Но он смотрит в глаза Старка, не только в моменты ебли, постоянно – и думает, что, возможно, у него была предрасположенность к этому сумасшествию. Иногда Роджерсу кажется, что единственный ненормальный здесь – он.