В объективе камеры

Пхичит любит горький кофе, выходные и лето. Но больше всего фотографии, которые были частью его жизни, а если более правильно, то профессией. Он привык жить в ежедневном мире, состоящего из дорогих декораций, фальши, сплетен и лишнего блеска. Где все тебя оценивают по стоимости твоей одежды; где список твоих работ с известными брендами важнее, чем ты сам; а наигранная вежливость и фальшь во взгляде уже не кажется, чем-то странным. Пчихит просто фотограф, у которого своя студия, пропуски на закрытые показы мод, фотографии работ на обложках журналов и коллаборации с известными домами мод. Пхичит Чуланонт — молодой фэшн-фотограф, набирающей популярность в мире высокой моды. Работающий преимущественно на азиатском сегменте, но не отказывается и от работ в Европе или в Америке. Выразить и показать то, что люди называют красотой, достаточно легко, по его мнению, ведь красота есть везде и во всем. Нужны лишь правильные позы, свет и ракурсы — а вот с этим немного труднее, но как говорится, опыт приходит со временем. Так что нетрудно представить его удивление, когда ряд южнокорейских изданий, заинтересовались в нем, предложив краткосрочное сотрудничество, с высокими перспективами и хорошими возможностями. Но, кажется, он потерял способность дышать, когда узнал, что его моделью и партнером по площадке будет — Ли Сынгыль. Пхичит здесь, в большом и контрастном Сеуле, только всего на месяц — для съемок корейских изданий. Для него отказаться от этой поездки было равносильно, что отказаться увидеть и поработать с главной звездочкой южнокорейской моды — Ли Сынгылем, с которым не раз мечтал поработать вместе. Пхичит недовольно морщиться, когда на языке чувствует горьковатый привкус шампанского, лишь крепче сжимает второй бокал, который казалось готов был раскрошиться прямо в руках парня, от внутривенного его волнения. Если быть откровенными, несмотря, на то, что вечер был в самом разгаре, то Пхичиту достаточно быстро наскучило находиться на банкете, где были приглашены звезды южнокорейского модного бизнеса. Несмотря на общие веселье, он чувствовал себя отчужденно, но отказаться от приглашения на вечер от потенциального работодателя не мог. Так что ему оставалось лишь улыбаться и почтительно здороваться с другими гостями банкета. Пока в другом конце зала, не заметил его. Внимательный взгляд темных, привычно равнодушных холодных глаз, пробивали на дрожь, выжигая насквозь сердца. Пхичит ведет плечами в сторону, стараясь расслабить, словно скинуть с себя тяжелый груз — липкий взгляд темных глаз. Сынгыль до боли прекрасен — совершенство. Аккуратно выглаженный белый воротник рубашки, сдержанная и вежливая улыбка, и приятная внешность. Сразу видно модель: на вечере держится так же уверенно, как и перед объективом камеры. Ему ничего не стоит влюбить в себя пару людей, и разбить несколько сердец одним взглядом за жалкие секунды. Чертяга, знает же, что прекрасен. Высокий, стройный — мечта, а не человек. Звезда корейской моды, центральная фигура фэшн-индустрии Азии — на показах, все только и шепчутся, выискивая его фигуру на подиуме в очередном дизайнерском костюме. Идет по сцене мягко, взгляд вперед, походка ровная и расслабленная. Камеры ловят каждое его движение одним щелчком камеры, ослепляя светом не хуже разъедающих софитов глаз. Все знают, что на показах он затмит всех других моделей, потому что лучший. И в этом он бесспорно согласен. И замечает, что мужчина, который в начале банкета представился ему, как одним из организаторов вечера и директором одного из модных издательств, ведет к нему Ли Сынгыля, в целях познакомить двух молодых людей. — Пхичит Чуланонт, — парень обворожительно улыбается, приветствую Ли легким поклоном головы. — Фотограф. — Ли Сынгыль, называйте просто Сынгыль — парень также легко кивает в знак приветствуя. И Пхичит замечает легкое удивление в глазах парня: "Неужели такой молодой фотограф?" У Сынгыля – чёрный галстук и классический костюм; белоснежная рубашка, чуть расстегнутая на одну пуговицу. У Пхичита — черная бабочка, под самое горло; улыбка и блеск в глазах. Не успел завязаться диалог, как тот же мужчина, сразу уводит Ли в сторону, видно для обсуждения деталей совместной работы, ведь съёмки начнутся после завтра, думает Пхичит, выпивая шампанское. Сынгыль сидит тихо с закрытыми глазами, стараясь не мешать стилисту, пока та мягко ведет кистью по лицу и шеи, что-то попутно ему рассказывая про лучший уход за кожей. Он изредка приподнимает уголки губ, делая вид, что слушает, а сам про себя старается не заснуть. Щебетание девушки, звуки и шорохи на заднем фоне убаюкивали, погружая в дрему. И только легкий толчок в плечо заставляет выйти из легкого сна. Ли смотрит на стилиста словно ищет поддержки, та кивает, произнеся шепотом одними губами: "Красавец". Произносит она это больше для себя, чем для Ли, как удовлетворение своей работой. Сынгыль ловит этот её вздох, поворачиваясь к зеркалу. Те же глаза лишь немного подведенные; смолянистые волосы, только уложены более аккуратно и губы с вишневым алеющим оттенком. Сынгыль никогда не считал свою внешность чем-то выделяющийся, тем более красивой. Но он так привык слышать комплементы, что уже воспринимал все на автомате. Но верить им все не хотелось. А вдруг красивая ложь? — Обычный, — хмыкает своему отражению, не забыв после поблагодарить девушку за проделанную её работу. Первый день съемок, Ли сдержан и тих — боится показаться странным и смешным. Особенно перед новым фотографом — непривычно. У Сынгыля все по шаблону, как учили: Руки расслаблены, губы плотно сжаты, без намека на улыбку; взгляд в перед — в камеру. Но ловит недовольное лицо фотографа — как удар по самолюбию. Пхичит делает ряд фотографий, и потом просматривает работы и понимает что, что-то не так и Сынгыль это видит. Фотограф объявляет небольшой перерыв, и Ли стоит в центре незамысловатого фона — белой стены, потеряно, не зная, что делать. Пчихит подходит и уводит осторожно за локоть Сынгыля подальше, в угол от чужих глаз. — Все хорошо? — первое, что спросил Пхичит у парня, уведя Сынгыля в ступор, который ожидал от фотографа, недовольные комментарии в сторону его неудачной работы. Получив осторожный кивок, Пхичит продолжил: —Ли, — мысленно осекается. — То есть Сынгыль, ты можешь немного в работу добавить эмоций. Например, хоть улыбнуться для начала. Поймав непонимающий взгляд Сынгыля, улыбнулся: — Знаешь, я просто не люблю в фотографиях постановки. Более живые кадры смотрят лучше, чем привычные позы и выражения лиц — это уже скучно. Ли слушает, не перебивая, и в конце немного улыбнувшись, возвращается на место. Улыбнуться на камеру для него, что-то странное и непривычное. Но он старается, конечно, пристыженно опустив глаза в пол, и пожурив себя за свой непрофессионализм, что сам не догадался до этого. Ему все это кажется до боли нелепым, но получив одобрительный жест от Пхичита, продолжает, все более расслабляться и добавляя "жизни" в работу: Пропадает зажатость и какая-то неловкая угловатость; черты лица мягче и спокойнее. — Спасибо, поработали неплохо сегодня, — отмечает Пхичит к концу съемочного процесса за день. Сынгыль цепляется за это "неплохо", значит, можно было и лучше, думает про себя Ли, который был не до конца доволен своей работой за день, в отличие от фотографа. — Так, сказать первый день — пробный. Время, чтобы познакомиться, притереться и привыкнуть, — как-то неловко заканчивает свою мысль Пчихит под пристальным взглядом Сынгыля. — Спасибо, мне было приятно с вами работать, — это были первые слова Ли за весь день, который привык обычно кивать или отвечать короткими предложениями. На вторые съёмки Ли прибывает на место раньше положенного времени, заставая Пхичита, за подготовкой к фотосессии. И Сынгылю впервые в жизни захотелось действительно за кем то наблюдать, просто вот так— тихо стоят в углу, в тени и не привлекать к себе внимания. Он боится вторгнуться в эту хрупкую атмосферу, ему действительно интересно наблюдать за тем, кто увлечен своей работой по-настоящему. Ли просто хочет смотреть как в пару метрах Пхичит, аккуратно собирает аппаратуру, слегка нахмурив лицо — сосредоточен, подсказывая ассистенту, где лучше установить хороший свет. И от этого Сынгылю почему-то неловко, словно он видит, что-то скрытное, не предназначенное для чужих глаз. Но его тут же ловит визажист, приметив его скромно стоявшего у дверей. И ловким движениям уводит парня в сторону, и Пхичит заметив это лишь тихонько прячет улыбку. Сынгыль в кадре выглядит хорошо, уверенно — подбородок чуть вздернут вверх, черные-смолистые волосы зачесанные в сторону, а томный взгляд из-под ресниц смотреть с издевкой в глаза напротив, убивая до основания. У Пхичита перехватывает дыхания от этого взгляда, до покалывания в пальцах, и легкой дрожи, да, и, работать с Ли одно удовольствие. Держится спокойно, ровно, без волнения и страха в глазах, молчит — все понимая, и лишь изредка кивает для зрительного контакта. — Отлично выглядишь — восхищенно улыбается Пхичит, когда пролистывает фотографии на экране камеры, просматривая их все. Неспешно подходит к парню, показывая их. У Сынгыля — взгляд, холодящий душу с отблеском льдов в зрачках темных глаз и губы, плотно сжатые, с осторожной ухмылкой. Да, и на фотографиях выглядит сегодня лучше, вроде даже, чем вчера. И Ли показалось, что сегодня наверно впервые он действительно себе нравиться в отражение камеры фотографа. Пчихит поймал короткий взгляд, проходя мимо зеркал – сверкнувший в свете множества ламп, темнотой, загадочностью и осколками льдов севера. Что Пхичит невольно вздрогнул, мурашками по спине, словно они резанули по самому сердцу, оставляя глубокие шрамы. До начала съемок оставалось лишь пару каких-то жалких двадцать минут, которые для Пхичита казались самыми тяжелыми, благодаря непривычной нервозностью. Двадцать минут постоянной проверки камеры, и света; прогулки вдоль павильона и нарочного избегания взглядами со всеми. Недосып отзывался легкой головной болью, когда он заметил Сынгыля в поле своего зрения. Который сидел в углу, и листал ленту новостей в телефоне, с таким отрешенным видом, словно все происходящие вокруг его ни капли не волнует. Лишь обычные съемки. С новым фотографом. В скором времени успокоившись, Пхичит возвращается на место, и замечает краем глаза, как Сынгыль готовиться к съёмкам, переодеваясь. Это определено конец. Словно выстрел прямо в сердце. Без права на жизнь. Видит выступающие острые позвонки и выпирающие плечи, на фоне белоснежной бледной кожи. И Пхичиту хочется подойти и коснуться теплой ладонью обнаженной спины, и пересчитать шепотом позвонки, видя медленно вдоль позвоночника рукой. Ему хочется ощутить под ладонью тепло чужой кожи. Он спокоен, весь пропитанный четкостью и плавностью линий. Без острых углов и изгибов, словно светлая мраморная статуя из-под руки лучшего скульптура — так прекрасен. За ним хочется наблюдать, смотреть и восхищаться. Выточен из холодного минерала — мрамора, что подстать его молочной кожи шеи и запястий. Темные глаза на фоне контрастной белоснежной кожи и чернеющих волос, цвета крыла ворона, с синеющим отливом. Осторожные улыбки, взмах бровей и выточенные линии лица — лучший. Такого точно хочется любить, касаться и трогать. Обжечься холодом льда и равнодушием проносящимся во взгляде — не страшно. И он готов согласиться, что это выглядит безумно привлекательно, но отводит пристальный взгляд, заметив взгляд Ли в свою сторону. Пхичит пообещал себе, что никому не признается, но Сынгыль действительно дьявольски красив и хорош. Да, и самому Сынгылю знать это не обязательно, думает фотограф. Под руководством Пхичита съемки прошли успешно, как ни странно, учитывая нервозное состояние парня. Но на то и Пхичит профессиональный фотограф, что бы уметь справляются и контролировать все, что происходит во время съемочного процесса, а особенно свои нервы. Сынгыль на одних фотографиях стоит, поправляя волосы, которые были аккуратно уложенные, растрепав их, к сожалению стилиста. Но Пхичит думает, что так даже лучше, легкая небрежность ему идет больше, чем строгость и аккуратность. На других снимках поправляет манжеты пиджака, устремив взгляд проницаемый в сторону, и легкая, ели уловимая несвойственная ухмылка проскальзывает на его серьезном лице. Но с одним Пхичит точно был согласен, что этот темно-синий, переливающейся бархатом костюм, шел Ли безумно. Подчеркивая аккуратность и изящность запястий, бледность лица, предавая некую аристократичность образу в целом, завершая снимок. После окончания съёмок Сынгыль устал, он собирался ехать домой сразу же, но почему-то от предложения Пчихита вместе поужинать и наладить партнерские отношения, не отказался. И неожиданно для самого себя сменил свои планы от тихого вечера, на компанию привлекательного фотографа, которому решиться на это предложение далось с трудом. Сынгыль говорил медленно, вдумчиво, словно анализирует все сказанное ранее, боясь сказать лишнего. Ужин давно потерял формальность, перейдя за черту дружеского. И что-то вдруг пробивает на непривычное откровение, ломая все стены и баррикады неловкости между ними. Ли говорит, что рассказывать наверно не стоит, но Пхичиту почему-то хочется. Как будто старому другу излить душу, а он сидит тихо, не сводя глаз и слушает. Сынгыль рассказывает, про то, как не ел, боясь лишней раз выпить стакан воды, чтобы не чувствовать скручивающие боль внизу живота от голода и многочисленных диет, которые он ненавидит. Как ненавидел и зеркала, видя в отражении выпирающие угловатые плечи, и уставшие лицо. Говорил, говорил изливаясь, боясь, что вот кончиться время, и пропадет понимающий взгляд, вмести с поддержкой. Вся боль накопившийся за все время работы, словно впервые отпускает. Выдыхает, боясь поднять глаза, зная, что завтра за откровения будет стыдно. И стыдно уже за легкую доверчивость и минутную слабость. Формальность уже давно пропала между ними, уступая место дружеским взаимоотношениям. Ли видит лишь напротив понимающий взгляд, и тихое: "Все будет хорошо". И ему действительно хотелось верить. Они говорили, и говорили — долго, кажется вечность. И Пхичит с замиранием сердца ловил каждое слово Сынгыля, ловя себя на мысли, что ему никогда так сильно не хотелось, какого-то слушать. Он очарован: готов слушать его голос, ловить улыбку на каждую шутку, и слышать тихий смех. Не было того закрытого и молчаливого Сынгыля, что на фотосессиях, лишь кивает, стараясь отмалчиваться. И ему кажется, что этот образ Ли он должен хранить в секрете, как самую страшную и красивую тайну, не предназначенную для чужих глаз и ушей. Пхичит тянется к Сынгылю, касаясь осторожно его руки, так и говоря: "Я с тобой, не переживай". И Ли думает, что этом жесте есть больше, чем просто поддержка — непривычная нежность и красноречие, что парень невольно вздрогнул, но руку не убрал. Ему хотелось, что бы так и было. До этого все их общение, если это можно было бы назвать общение, сводились к простым предложением, по формальности и вежливости делового этикета. "Хорошо поработали сегодня" или "желаю удачного дня". И до них начинало постепенно доходит, как все таки они были ближе чем думали: понимали друг друга на площадке лишь по одному кивку, или взгляду; постоянные случайно пойманные взгляды друг друга и боязнь заговорить. — Хорошо, а теперь встань немного подальше, — Пхичит немного хмурится, пытаясь уловить кадр взглядом, а затем поднимает фотоаппарат, пару раз щелкая. Сынгыль думает, что фотография это точно стихия Пхичита, он держится спокойно и профессионально, невольно располагая к себе людей. Улыбается, шутить, поправит, и подскажет немного. Сынгылю определенно нравиться работать с Пхичитом. Ему наверно никогда так не нравилось действительно с кем-то работать, как с этим парнем. У которого спокойный, твёрдый взгляд, ямочки на смуглых щеках и мягкая улыбка на губах. Сынгыль гармонично смотрелся на фоне стеклянных небоскребов, уходящих ввысь. Сочетание однотонного образа, смотрелось стильно, и вдохновляющее. Берет, пальто и шарф — классика. Пхичит незаметно включает камеру на телефоне, и тайком щелкает пару снимков, пока Ли увлеченно, что-то рассматривал на небе, выискивая среди тяжелых облаков солнце. Хоть сейчас на разворот модного журнала. Черные не уложенные волосы слегка вьются у ушей и Пхичит считает это умилительной деталью. Сегодня Ли простой, без косметики и дорогих костюмов — домашней, и до простоты обычный. Что хочется до беспамятства кидается в его объятия, снова и снова и умирать в этих глазах. Парни гуляют, рассказывая друг другу смешные и глупые истории из жизни, и на каждую смешную историю Пхичита, Ли лишь сдержанно улыбается, стараясь не рассмеяться. А на губах легкая улыбка и звезды в глазах, потому-что влюблен. Да влюблен, что аж стыдно становиться признаться самому себе, за эти глупые смешки и взгляды. Потому что любит впервые. Они гуляют вдоль зеленых парков, тихих улочек и мокрых скамеек. Пока легкий ветер легко касается полов пальто, Пхичит крепче держит черный зонт, боясь его отпустить, дабы не намокнуть вмести. — Как тебе город? Понравился? — Очень, — кивает Пхичит, продолжая их неспешную прогулку. Но думает, что Сынгыль ему понравился все таки больше. Несмотря на зонт, промокли они насквозь, Пхичиту, кажется, что Бангкок и может противоположность огромному Сеулу, но напоминает его во время сезона дождей. И такое сравнение кажется неуместным, и по-детски глупым. Пхичиту хочется гулять, пока две одинокие фигуры под одним зонтом, не затеряются на маленьких улицах, где все просто и по-домашнему. Все-таки, возможно, и правду противопоставляющийся и всегда разный Сеул похож на солнечный Бангкок вот этими простыми улицами и скверами, в которых есть что-то родное. Пчихит смеется, видя, как Сынгыль морщиться от холода и сырости, заматывая темный шарф до самых ушей — только сонные глаза и видно. Смешнее становиться, когда капли холодного дождя попадают Сынгылю за воротник пальто, заставляя его сильнее щуриться, и изображать на лице гримасу боли и недовольства. Но Ли готов и перетерпеть дождь, после случайный мысли, что он по-настоящему влюблен в заливистый смех Пхичита. На улицах стало прохладней, спасали во время прогулок только зонт и тёплое пальто, накинутое сверху. Но Ли казалось что перенести непогоду ему помогает теплая ладонь, сжимающая его руку крепче, словно боясь отпустить и по-настоящему солнечная улыбка. От Пхичита веет не теплом, а тропическим жаром, которое окутывает его вместе с родной и домашней атмосферой. И сейчас, когда у Сынгыля подрагивают пальцы от холода, на его лице расцветает теплая улыбка, согревающиеся сердце. Сеул тонет в лужах на сером асфальте, и в бесконечных холодных дождях. Бетонные и стеклянные высотки смотрят с какой-то надменностью на людей внизу, разрывая серое небо своими крышами. В Сеуле сезон дождей. Но Пхичит яркий, живой, весь пропитанный тайским солнцем и морем, до кончиков волос, выделяется своей улыбкой и озорством в черных глазах, на фоне серого города. Но главное, что рядом, об руку идет. От него так и пахнет экзотическими фруктами с морского побережья. И этот запах Сынгыль готов впитывать в свои легкие, до тошноты. Дождь разбивается потоками об окна домов и крыш, смазывает небо серостью, и размывает улицы холодной водой. Он здесь — на фоне большого мегаполиса, что ему и не вериться. Пальто, озябшие руки в карманах, и чуть влажные волосы. Рядом, что можно коснуться, запомнить его, дотронувшись до теплой руки. Словно видение, не умещающие в пространство реальности. Как что-то чужое и непривычное глазу, но почему-то родное. Сынгыль рядом, как прекрасное видение, стоит которое только дотронуться, то оно исчезнет в серой дымке дождя. И Пхичиту хочется запомнить его навсегда, под сердцем. Он был рядом, близко, близко, как что-то до невозможности прекрасное, до сбившегося дыхания и строгости, и утонченности линий. Они не говорят, лишь обмениваются взглядами: осторожно лишь бы другие ненароком не заметили. Касаются обжигающими ладонями — тихо, в темноте студии. Слишком опасная игра, но им мало, они слишком стеснены рабочими отношениями, и контрактом, что бы рискнуть просто так. Пчихит любит преданно и шумно, что не скажешь ли о Сынгыле, который любит тихо, сдержанно, но тактильно, через теплые касания холодных рук. Пхичиту хотелось лишь каждый день любоваться Сынгылем, фотографировать и фотографировать его. Запечатлеть блеск в глазах, солнце скользящие своими лучами по белоснежной коже, и волосы темного оттенка, спадающие на глаза. Все это была по истине красиво. Пхичит просматривает фотографии сделанные с последней прогулки, что улыбается невольно, заметив в объективе камеры телефона улыбающегося Сынгыля. И не вериться до самого последнего, что все взгляды и улыбки, что запечатлены, все посвящены ему — Пхичиту. И от одной только этой мысли, приятное тепло греет где-то под сердцем. Может он и влюблен Ли Сынгыля, как любой его фанат из миллиона в инстаграмме, но он хоть может протянуть руку и почувствовать под дрожащими пальцами тепло чужой кожи, что обжигает подушечки пальцев. Вот он, Сынгыль, который входит в список самых красивых лиц модельного бизнеса Азии, вот стоит совсем, совсем рядом, простой и родной, что слишком хорошо, чтобы просто вот так в это верить. Легкие поцелуи, объятия, Пхичит касается Сынгыля осторожно, трепетно, до мурашек и покалывания в пальцах, словно в первый раз. Касается, осторожно, кончиками пальцев. Пока Ли утыкается в шею парня, и выдыхает, щекоча открытый участок смуглой кожи, с отголоском кофейного аромата. И черт, это слишком прекрасно. На такие провокации, Пхичит лишь смеется, и переворачивается на другой бок, чтобы избежать щекочущих касаний. Они лежат на полу, среди гор разбросанных подушек и собаки под боком, по-домашнему и тепло. Фильм давно закончился, а что-то делать лень. Так и хочется все выходные проваляться в обнимку. Сынгыль думает, что это просто рядом с Пхичитом так уютно и хорошо. Говорят медленно, и неторопливо, иногда замолкая, чтобы обдумать сказанное или услышанное. Говорят абсолютно спокойно, словно старые друзья, непринужденно и естественно. — Когда ты уедешь? — Сынгыль отрывается от разглядывания белого потолка и люстры, и поворачивает голову в сторону Пхичита, разглядывая его профиль из-под прищуренных ресниц. И почему-то резка наступившая тишина бьет по ушам ведь знает, что скоро. — Послезавтра, — Пхичит говорит спокойно, словно это самые обычные вещи, к которым он привык. И пугается своего же собственного и непривычного равнодушного голоса. Смотрит немигающим взглядом в потолок. Знает, что не стоит поворачиваться, и смотреть в глаза, боится увидеть предательское сожалению или равнодушие. Что пугает его больше, не знает. — В пять утра. — Хорошо, — Сынгыль снова поворачивается к потолку, так и не уловив ни одной эмоции на смуглом лице. И почему это даже не пугает. — Я провожу. И Пчихит хочет отказаться, уговаривая, что не стоит. Но почему-то возражать и спорить сейчас совсем не хочется, лишь устало прикрывает глаза, мысленно соглашаясь. Все горело, переливаясь ядовито-ярким светом неоновых вывесок круглосуточных магазинов и баров. Где люди веселые, шумные и счастливые. Перед глазами все в хаотичном беспорядке жгучих цветов. Ночной, свежий воздух приятно щекотал кожу, вызывая мурашки по спине и одурманивая, вызывая легкое головокружение не хуже алкоголя. Парочке, гулящей за руку среди этих шумных улиц, хотелось лишь танцевать и подпевать незнакомом песням, которые доносились из салонов автомобилей. Кружить в диком вальсе, целоваться и просто смеяться, задыхаться от смеха с глупых и пошлых шуток. На улице прохладно, они лишь в джинсах и легких футболках, это еще один повод чтобы жаться ближе и не замерзнуть. В голове туман из странных мыслей, а в глазах лишь отражение огней ночного города. Сынгыль вытащил гулять Пхичита в последний раз по городу, перед его отъездом домой. До последнего оттягивали этот момент, желая чтобы это время запомнилось одним ярким воспоминанием на двоих в последнюю ночь. Через час рассвет, и все эти ночные приключения забудутся вместе с лучами солнца и взлетом самолета, где их будет ждать старая жизнь. Их месяц подходил к концу, оставляя после себя привкус влюбленности на губах, аромат дождя в легких и терпкий вкус алкоголя на языке. С улыбкой, в аэропорту, перед тем как уехать, на память Пхичит быстро передает фотобук — толстый, с глянцевой твердой обложкой и матовыми яркими листами. От него пахнет типографией и свежими красками. Ли принимает подарок, не сразу осознавая, что почти не видел фотографии со съемок. Пхичит быстро уходит, боясь опоздать на самолет, перед этим обняв и поцеловав парня, как в последний раз. Они договорились без сожаления и грусти. Сынгыль проводит его взглядом, и вспоминает про подарок в руках. Листает, в немом восхищение, не веря себе. На страницах — он, он, он. Разный, не похожей сам на себя. И от этого не вериться, несколько пар глаз устремляются на него с фотографий — его же глаза. Вот тут они снимались в театре, и от фотографий веет скрытой величественностью, скрытых между позолоченными колоннами, бархатными красными портьерами. Фигура юноши, одиноко стоящая на сцене, приковывала себя внимания, среди пустующего зала. Спектакль одного актера, где звезда он — Ли. В свете прожекторов, тени на сцене придавали кадрам, некой театральной загадочности, навевая воспоминания о кадрах из фильма "Призрак Оперы". Костюм, что был искусно расшит — был бы достоит лучшего актера, и белые перчатки подчеркивали статность юноши. А здесь вдохновение навеяло, сказки о волшебных принцах скрытых в дремучих лесах и мечтаниях детства. Лес, зелень и Сынгыль в противовес на фоне всего, как потерявшийся путник из сказки, в тумане. Только лишь короны не хватает, думает Сынгыль. Игра контрастов между светом и тенью; черный и белый, линии — плавные, острые и тягучие, формы; фактуры, ткани, минимализм — классика. Все так завораживающе, что аж драматично красиво, переданы движения складок воздушных тканей и полотен на фоне снимков. Линии, линии, линии — ключиц, запястий и шеи, скрытые в простой черной облегающей водолазке, до самого горла, и в сером пальто. Вся угловатость и резкость стерты, словно наброски угольным штрихом от руки неопытного художника в спешке. Пролистав фотобук, Сынгыль к своему удивлению обнаруживает еще одни фотографии, которые он готов поклясться, нет в официальном фотобуке. Потому-что они слишком личные, на двоих. На них Сынгыль в простой повседневной одежде или же в домашней футболке. Все эти фотографии были сделаны Пхичитом на телефон — тайком от Ли. На первых фотографиях была запечатлена их первая прогулка. Здесь Сынгыль на фоне домов, подъездов и улиц — серого асфальта, и ярких горящих светофоров. На других Сынгыль узнал интерьер своей квартиры, на них он дурачиться со своей хаски Джиндо, обнимаясь и валяясь с ней на полу. Смешной, в растянутой домашней футболке, потрепанный, но с собакой в кадре — домашней. На последних же запечатлен он же, спящий, в предрассветные часы, когда первые лучи солнца играться бликами на обнаженной коже, среди смятых белоснежных простыней. Это был слишком откровенный момент. И замечает подпись на фотографии, аккуратную от руки: "Каждый раз смотря на тебя, я влюбляюсь лишь сильнее." Все эти фотографии ничуть не уступали тем, что были сделанные в студии, или на локациях. На них он есть, хмуриться, смеется собирается в спешке, читает книгу, то все, то, что делает ежедневно, словно снова проживает отдельную их короткую совместную жизнь, которая уместилась в снимках. Бангкок и Сеул — разница в два часа. Но им кажется, что намного больше, чем сто двадцать минут, разделяющих их. Они общаются пару раз в неделю, хотелось бы конечно и больше, но это лучший расклад. У Сынгыля съемки и работа, и у Пхичита, тоже съемки и работа, как не странно. Вернувшись домой, и отдохнув немного от этого путешествия, Пхичит продолжил работу в своей студии, как раз получив небольшие заказы от местных журналов. Сынгыль вернулся к привычному графику работы: съемки, реклама и показы коллекций друзей дизайнеров, на которые он ходил, чтобы поддержать их по старой дружбе. И только ночью их телефоны встречали новыми сообщениями в знакомом диалоге. Чаты растягивались более на три тысячи километров, связывая их нитями сообщений из коротких предложений. Разговаривать по телефону, так долго достаточно непривычно, особенно для Сынгыля. Для которого любое общения с людьми было в своем роде ежедневным мини-испытанием. Разговаривать с человеком одно, но понимать, что ваши телефонные провода растягиваются словно нервы, на несколько тысяч километров, другое. И все что у вас есть это телефон — связь с другим миром, что чужд и недоступен. Гудки режут слух, оглушающей мертвой тишиной, которая раздражала — неприятно действуя на нервы. Кусок пластиковой крышки телефона успел нагреться, слегка обжигая пальцы искусственным и чужим теплом. Но все так же тишина. Нервно кусает губы, и понимает, что не стоит ждать ответа. Это уже лишнее. В груди, под теплотой свитера, что-то обеспокоенно и тоскливо сжималась в страхе: "Как он там?". Ли боится признаться, что действительно как-то по-особенному прикипел к Пхичиту, что любая мысль о нем заставляла его чувствовать внутреннее напряжение и опустошение, сбивая в груди до боли дыхание. Пустота и тьма между ними накатывала на него, когда на карте, что висела дома на стене, он цеплялся взглядом за ярко обведенную точку — Бангкок. Но все вернулось: усталость, проблемы и сомнения навалились одним большим грузом на Сынгыля, не давая вдохнуть. Какое-то внутреннее чувство, давящие изнутри, изнуряло его. Словно Пхичит кинул его, спокойно вернувшийся к себе домой, забрав все его силы и эмоции. Как будто бы и не было всего, ни сотрудничества, ни касаний, ни теплый объятий, что были наполненные неприкрытым обожаниям, и скрытых от чужих взглядов. Пхичит вернулся к себе, как только закончился контракт. И общения становилось реже, и доверие, что было между ними, осталось висеть тяжелым грузом предательства и обиды на сердце Сынгыля. Сначала поползи нелепые слухи, а потом начали появляться разного роды статьи в журналах, газетах и на новостных порталах, с кричащими и скандальными заголовками, о том, что Ли Сынгыль — самая успешная модель Южной Корее крутит роман с новым молодым тайским фотографом, за спиной своего агентства. И он понял, что все рухнуло. Сначала удавалось выкручиваться, обвиняя журналистов, во лжи и клевете, но когда начала появляться кадры с совместных прогулок, то понял, что так легко не отвертеться. Но он упрямо отрицал все. Все, что было и от это становилось противно, словно и не знали друг друга, не было взглядов, улыбок и совместных вечеров. Не было ночных прогулок под ручку, разбросанных вещей по комнате, и обещания, что будут вмести. Страх, а вдруг узнают, что тогда будет дальше? Этим вопросом задавался Сынгыль, каждую секунду рядом с Пхичитом, скандал мог полностью убить его карьеру, под нет. Но и Пхичит понимал всю опасность их авантюры, заставляя случайные касания и взгляды отводить — просто по работе, а свидания, как деловые встречи, во избежания ненужного шума и внимания. Карьера — слишком большая цена за одну ошибку. Казалось, что эти мысли словно разрывали Сынгыля изнутри, заставляя сомневаться в чувствах, и во всем этом безумии под названием "любовь". Глаза полностью выдавали его смятение перед Пхичитом. И стоило им уединиться, как Пхичит обнимал осторожно и трепетно, так и говоря свое излюбленное: "Все будет хорошо". И целовал с щемящим сердцем бледные костяшки Сынгыля, прижимал ближе, и утыкался в шею, вдыхая аромат дорогого парфюма. Агентство помогло, отрицая все слухи, что были правдой. Пригрозив Сынгылю репутацией и штрафами, за легкую опрометчивость парня. Но честно, он ни о чем не жалеет. В квартире темно, Джинда давно тихо посапывает на диване в гостиной, и Сынгыль тихо проходит на кухню, дабы ее не разбудить. Яркий кухонный свет неприятно бьет по глазам, заставляя непроизвольно зажмуриться. И видит часы на столе, хотя это лишнее — все равно и без них знает время. — Привет, — голос непривычно тихо, шепотом звучит в звенящей пустоте квартире. — Привет? — как-то неловко повторяет голос в трубке, после паузы. — Все хорошо, как дела? —с долей волнения спрашивает Пчихит. — Неплохо, — отвечает Сынгыль коротко, в своем привычной манере, и дергать легонько за занавеску, от волнения — Я слышал все, прости, что, так вышло... — Как ты? — перебивает, словно вопросом на вопрос, первая что хотел спросить Ли, непроизвольно вырвалось. Он стоит у окна, и понимает, как же это на самом деле глупо звучит, и снова непроизвольно касается рукой занавесок. И только почему-то сейчас задается вопросом, а всегда ли окна в соседних зданиях так ярко горели — почему же не спят сегодня, как и он. Он уже не слушает нелепую историю Пчихита, про то, как он потерял телефон, и про то, что на работе полный завал.Он слышит лишь голос, улыбаясь про себя. И ему кажется, что всё, и даже звезды, затаив дыхания вслушиваются в их странный разговор. И слышит тихое: "Я скоро приеду."