Из России с любовью

Как странно, что он чувствовал свое тело. Стив считал, что в раю ли, в аду, но тело уже ничего не чувствует, остается только душа, для которой уготованы муки ли ада, или райские кущи. Но он чувствовал свое тело, чувствовал, как по смеженным векам бьет свет, просто чувствовал. И это пугало. Стив открыл глаза, не понимая, что происходит, ведь он же смог ценой своей жизни уронить “Валькирию” далеко от Штатов, а сейчас он жив, лежит на неудобной, похоже, армейской койке, у него ничего не болит. Этого не могло быть, Стив не верил, что его нашли, он даже мысли такой не допускал. Не выбраться было легким решением. Баки умер по его вине, Пегги была хорошим другом, но он не готов был прожить с ней свою жизнь, да и она это знала. И вот он проснулся в каком-то странном месте с зелено-белыми стенами, железным абажуром и лампой под сеткой. Ни одного окна, и дверь с решетчатым окошком. Каземат. Стив лежал, смотрел в беленый потолок и пытался понять, что с ним произошло. Все в нем орало о том, что нельзя было просыпаться, нужно было остаться во льдах, нужно было закончить все там и так, как оно получилось, но судьба-злодейка повернула все по-своему, и вот теперь Стив Роджерс лежал в каком-то каземате на неудобной койке и не мог понять, что произошло, кто его нашел и что будет дальше. Вот только “дальше” совершенно не хотелось, хотелось закрыть глаза и снова погрузиться в небытие, почувствовать, как холодеют руки и ноги, как становится невыносимо холодно, и потом приходит сон. Вечный сон. Но он снова был жив, значит, надо было жить, что бы ни случилось. И Баки, и Пегги этого бы хотели. Превозмогая себя, Стив поднялся с койки и принялся осматривать комнату, в которой оказался. Кроме кровати и санузла с наждачной туалетной бумагой, в ней не было больше ничего. Даже мыла не было. Стив огляделся еще раз, увидев в побелке проступающие буквы кириллицы, но он не представлял, что они значат, писать по-русски он так и не научился, да и знал от силы с пяток нецензурных слов. Усевшись на панцирной койке, Стив задумался, куда же он попал. Страшно ему не было, но ощущение, что он вляпался, не покидало. Можно было выбить дверь и пройтись, но он решил подождать. К нему обязательно должны были прийти, вот тогда он и получит все ответы. И Стив принялся ждать. Через некоторое время в двери заскрежетал ключ, вошли двое автоматчиков в зеленой форме с незнакомыми знаками различия. Они наставили оружие на Стива, а потом в комнатушку вошел пухловатый мужчина в такой же зеленой форме с двумя металлическими мисками в руках. Из одной миски торчала ложка. Он поставил миски на пол и, пятясь, вышел. За ним вышли и автоматчики. Дверь закрылась. Снова проскрежетал ключ. Стив посидел еще, слушая, чтобы его тюремщики удалились, есть он не хотел совершенно, да и пить тоже, поэтому обе миски остались стоять на полу. Запах еды был странным, он никогда не ел ничего подобного, и это было вторым, почему он не собирался есть предложенное. Даже не подошел к мискам, которые ему кинули, как собаке. Стив задумался, кто мог его найти и пленить, но знаки различия на военных, что к нему пришли, были незнакомы от слова совсем, да и оружие было незнакомым. И это очень сильно напрягало. Все было неправильным, но Стиву было определенно все равно. Он завалился обратно на койку и, заложив руки за голову, закрыл глаза. Плевать. Ему еще несколько раз приносили еду, унося несъеденное и не заговаривая, даже не пытаясь. Свет не становился тусклее ночью и ярче днем, и Стив уже начал думать, что он сходит с ума, отсчитывая дни только лишь приходом кормежки. В какой-то момент он понял, что не есть нельзя, тело начало сдавать, подводить, и он накинулся на еду. Ел, не чувствуя вкуса, просто чтобы утолить голод. Он так и не пытался выбить дверь, хотя мог уложить и автоматчиков и кормежника легко, но Стив хотел понять, где он, а для этого ему нужно было поговорить хоть с кем-то. Он даже пробовал заговорить с теми, кто его кормил, но те и в лицах не поменялись, зашли-вышли, как по учебнику, снова оставляя Стива наедине с самим собой. *** Майор Горбатов приехал на базу, как только смог. Гляциологи не поняли, что и кого нашли, военные тоже не поняли, но майор ФСБ Горбатов отлично знал, кому принадлежал красно-синий щит с белой звездой и кто в годы Второй мировой рассекал с этим щитом, одетый в костюмчик под цвет флага вероятного противника. И сейчас Горбатов собирался допросить этот раритет. Его привели в допросную, оборудованную на минус втором этаже. Босой, под дулами автоматчиков, в тесноватой форме призывника-первогодка, легендарный герой США не впечатлял. — Что ж вы ему обувь-то не выдали? — спросил Горбатов начальника базы, полковника Караулова. — Нет размеров на такую граблю на складе, — объяснил полковник. — Ну так пошлите интенданта в Видяево, пусть хоть тапки ему купит или валенки. Зима все-таки. — Капитан Стивен Роджерс, пять, ноль, семь, три, восемь, шесть, восемь, два, — заговорил Стив, как только его усадили на неудобный стул. — Капитан Стивен Роджерс, пять, ноль, семь, три, восемь, шесть, восемь, два. Стив не знал, что происходит, полностью не понимал ситуацию, языка да и вообще всех, кто был вокруг него. Но страха не было, была злость, что его вытащили, разбудили, снова заставили жить, когда он попрощался со всеми, когда больше не было Баки, единственного человека, рядом с которым он хотел быть. Баки… Стив прикрыл глаза, вызывая в памяти образ друга и любовника, который погиб по его вине, жестко подавил слезы, скопившиеся в глазах, зажмурился и снова посмотрел на человека перед собой. — Капитан Стивен Роджерс, пять, ноль, семь, три, восемь, шесть, восемь, два, — монотонно заговорил он. — Я в курсе, кто вы, капитан Роджерс, — на хорошем британском английском спокойно сказал майор Горбатов, прерывая монолог. — Позвольте представиться: майор ФСБ России Алексей Васильевич Горбатов. Россия… Что он делает в России? Стив прервался, разглядывая майора. — Каков мой статус? — холодно сказал он. — Вы охраняемый гость. Особый гость, я бы сказал. — Майор наклонился вперед, опершись на скрещенные руки. — И я бы хотел, чтобы вы рассказали мне, по какой причине самолет, произведенный в Третьем рейхе, с вами и ядерным оружием на борту оказался на территории России. — Если я гость, то я не обязан вам отвечать, — холодно отозвался Стив, пытаясь понять, как он упал на Россию и что вообще произошло, но ничего не получалось. — Советы до сих пор воюют с Рейхом? — Нет ни Рейха, ни Советов. — Горбатов посмотрел на портреты Путина и Медведева на стене. — Есть Российская Федерация и Федеративная Республика Германия. И я все же рекомендую вам отвечать на мои вопросы, капитан Роджерс. Стив замер, услышав слова майора Горбатова. Он не мог поверить, что все решилось так странно, что война закончилась и теперь нет ни Рейха, ни Советской России… А чего тогда еще нет? — А Штаты? — замерев, спросил Стив, он должен был знать, что происходит в родной стране. Обязан. — Ну что им сделается? — удивился майор. — Воюют, как всегда. Очень агрессивная нация, да. — Какой сейчас год? — решился спросить Стив. Он не боялся ответа, он просто пытался понять, сколько его не было, что образовалось две новых страны, и это еще он не интересовался судьбами других стран, вовлеченных в войну с Рейхом. — Две тысячи одиннадцатый, — любезно ответил Горбатов. — Вот недавно газопровод «Северный Поток» открыли. В Египте беспорядки. Новую ракету запустили в космос — а, вы же и не в курсе. Большой театр в Москве реконструировали. Стив спал с лица, замер, переваривая новости. Он не мог поверить в произошедшее. Он спал во льдах сколько? Шестьдесят шесть лет? Этого не могло быть, просто не могло. — Майор Горбатов, не шутите так, — спокойно сказал Стив. — Да разве же я шучу? — удивился Горбатов и показал на висящий на стене календарь с фотографией казанского кремля и годом. — Вот, пожалуйста, две тысячи одиннадцатый, двадцать седьмое сентября, вторник. Так почему главный герой американской пропаганды времен Второй мировой войны направил самолет с ядерным оружием на борту на территорию России? Стив задумался, не спеша открывать рот. Что-то тут было не так, неправильно, словно он видел дурной сон. Как же он хотел проснуться, потому что если это был ад, то лучше были бы котлы с грешниками, или город Дит с его лесом самоубийц, чем вот это вот все, где он обязан отвечать на вопросы, возможно, снова и снова предавая свою страну. — Если сейчас двадцать первый век, получается, война закончилась? И кто же победил? — Стив спросил об этом небрежно, так, чтобы нельзя было понять, как волнует его этот вопрос, раз он оказался в таком далеком будущем. — Разумеется, Советский Союз, — с привычной гордостью сказал Горбатов. — Ну и США сбросили две атомные бомбы на мирные японские города — ужасное преступление против человечности. Япония после этого, разумеется, капитулировала. Но люди… от них остались только тени на стенах. И вот с такими же ядерными бомбами вы, капитан Роджерс, рухнули на нашу территорию. Чудо, просто чудо, что бомбы не сдетонировали. Выслушав описание, что сотворила Америка с помощью ядерных бомб, Стив ужаснулся. Действительно, это было преступление против человечности, но шла война, каждый выживал, как только может. Может быть, будь он в строю, он смог бы предотвратить это, но его не было, он не попытался выбраться, не попытался хоть как-то спасти себя, поддался своему горю. Но сейчас нужно было собраться и попытаться хоть как-то ответить на вопросы майора. Хотя… можно было и не отвечать вовсе. Охраняемый гость. Он просто пленник, а попытайся он сбежать, его пристрелят. Да и куда бежать, не зная ни языка, ни местности? А если он где-то не у границы, а в центре страны? Даже суперчеловек не способен на такой побег. — Майор, если я “охраняемый гость”, то отвечать на ваши вопросы я не обязан, — спокойно сказал Стив. — Если я пленник, то тем более не собираюсь на них отвечать. Я требую американского консула. И Стив замолчал, не собираясь более говорить. Уже все было сказано. Майор Горбатов ласково улыбнулся. Ответы Стива Роджерса и не были ему нужны. Роджерса вернули обратно в камеру. Выдали валенки и хлипкий металлический столик на колесах, на который теперь ставили еду. А еще — красный том конституции Российской Федерации две тысячи десятого года издания. Стив не пытался бежать, не пытался усложнить своим тюремщикам жизнь, он просто ждал, что будет дальше. Нужно было как-то понять, где он, понять, как прошел передел мира, чтобы хоть немного представлять, куда бежать, когда представится такая возможность. Пока возможностей он не видел. Почесав здоровенную бороду, Стив понял, что единственное желание у него сейчас — побриться. Привести себя в порядок, чтобы не чувствовать себя бездомным бродягой, хотя одежду ему выдали добротную, только обувь смущала, про такую Стив даже не слышал. Valenki. Но было удобно и даже комфортно. — Можно мне хотя бы побриться? — спросил он, постучав кулаком в дверь своей камеры. Через несколько часов ему принесли синюю пластиковую бритву Bic и кусок белого мыла. Бриться пришлось на ощупь. Предварительно состричь бороду Стиву никто не дал, а качество бритвы было не ахти, поэтому, он был уверен, получилось плохо, но лучше так, чем никак. Раздевшись, Стив обмылся сам, как смог в маленькой раковине, но чувствовать он себя стал гораздо лучше. Чтобы убить время, он принялся выполнять простую зарядку, разминая тело. Он бы с удовольствием почитал, что ему принесли, но по-русски он знал только пару ругательств, которые никогда не решился бы озвучить. Время текло, Стив занимался, параллельно пытаясь привести мозги в порядок. Нужно было спросить, как долго шла война после его падения, но Стив предположил, что недолго. Все шло к победе. Но как же изменился мир? Если победили русские, они могли расширить территорию своей страны за счет оккупированной на тот момент Европы. Но это все были только догадки. Время шло. Майор Горбатов уехал обратно в Москву, но обещал вернуться. Полковник Караулов, согласно регламенту, кормил пленника, а один раз даже разрешил вывести его под прицелом автоматчиков в душевую для солдат — ночью, когда там никого не было. Помывка раз в неделю, смена одежды. Только валенки оставались теми же. Те же валенки, одни и те же люди, что его охраняли, скудная, пресная еда, от которой воротило. Стив никогда не жил на широкую ногу, иногда ему даже казалось, что он заперт в том, тщедушном теле по ошибке, но сейчас он понял, что значит по-настоящему быть взаперти. Дверь — стальной пятисантиметровый лист с засовом и замком — так просто не выбьешь. Автоматчики, которые, Стив был уверен, не представляют, кто он, и стрелять будут на поражение, если он побежит. Кто-то другой, кто-то слабее духом давно бы повесился, потому что казалось, что это навсегда, но Стив ждал, он был уверен, что его держат тут не просто так, русским что-то нужно, и он продолжал проживать день за днем. Дата издания книги говорила о том, что про год ему не соврали, но больше она информации не принесла, Стив не умел читать кириллицу. Интересно было, нашли ли они его щит, где он сейчас, но Стив не собирался спрашивать. Он вообще молчал. Молчал и ходил по своей камере, как дикий зверь в клетке. День за днем разминка и снова хождение туда-сюда. Он пытался спать, но не получалось, в голову постоянно лезли тревожные мысли. Он вспоминал Баки, своего любимого Баки, который погиб по его вине. И это чувство вины было невыносимым, но Стив нес его, словно крест, чувствуя, что не спрятаться, не скрыться от самого себя. Когда Стив обнаружил, что белая часть стены красится, он отколупал кусочек и принялся рисовать. Он не знал, что хотел нарисовать, но по задорной улыбке на таких знакомых губах понял, что рисует Баки. Того, довоенного, который улыбался так только ему. Усевшись на пол, Стив почувствовал, что глаза печет, а в горле встал ком, он прижал ладони к глазам, не давая слезам пролиться. Не сейчас и не здесь. Он не мог показать свою слабость.