***
Начиналось все до неприличия наивно. С’Эль грезил Землей, казалось, чуть ли не с рождения. Мать иногда, смеясь, говорила, что зря слушала курс лекций о доварповых цивилизациях на последнем триместре, но тем не менее интерес С’Эля поощряла: доставала пропуски в исторические архивы, помогала посещать межпланетные семинары (детям до двенадцати не рекомендовалось перемещаться без сопровождения) и в конце концов отпустила в Академию Звездного флота, где пилотирование и астрофизика несколько отвлекли С’Эля от его идеи фикс. (В итоге они оказались всего лишь необходимыми навыками для несанкционированной — в крайнем случае — экспедиции, и ничего более). Причина, по которой С’Эль так рвался на Землю Изначальную — закрытую не только для частных, но и для любых исследовательских целей, — была многогранна и слишком сложна для озвучивания. Восхищала ли его древняя культура во всем ее многонациональном великолепии? Несомненно. Жаждал ли он своими глазами увидеть строения далекого двадцать третьего века — последней вехи человеческой истории на родной планете? Безусловно. И все же было что-то еще. Что-то, с самого детства приходящее во снах: всполохами алого в чьих-то глазах, темно-зелеными росчерками стеблей диковинных цветов в чьих-то руках, ощущением хлопковой — редкость безумная! — ткани-рубахи на плечах, открытым пламенем прямо в комнате, дико и вместе с тем уютно огражденным кованой решеткой; чем-то сладким на языке, отдаленно напоминающим реплицированный шоколад, звонкими шагами по грубо шлифованным каменным плитам, тихим голосом, неразборчиво-нежно шепчущим что-то в самое ухо, и еще сотнями самых разных моментов, будто осколков чьего-то прошлого. Ему хватило ума не рассказывать об этих снах — регулярные задушевные беседы с психиатром испортили бы личное дело и свели на нет многолетний план. А что по утру подушка бывала мокрой — так это несущественно. Мать догадывалась — сознание С’Эля наверняка фонило не вполне здоровым желанием получить смертельную дозу земной радиации, — но при встречах продолжала поддерживать его. Возможно, она, в свое время сбежавшая из дома с нищим синеглазым офицером, лучше всех понимала, что именно он пытается отыскать. В год окончания Академии С’Элю исполнилось семнадцать — второе официальное совершеннолетие. Отмахнувшись от блестящей карьеры на одном из флагманов Звездного флота, он буквально напросился на Лунную базу — единственную легальную связующую ниточку с личной Немезидой. А еще через год наблюдения за жемчужно-голубой планетой произошло то, чего ждали ученые умы Федерации последние три века, а С’Эль — всего лишь всю свою сознательную жизнь. Радиационный фон наконец снизился до предельно допустимого, и Земля Изначальная стала доступна для пусть краткосрочных, но полноценных исследований. Увы, человечество настолько давно и далеко расселилось в исследованном секторе космоса, что колыбель этого самого человечества на деле интересовала немногих. Ученые умы порадовались, но сниматься с обжитых планет в системе Андромеды не слишком-то рвались, поэтому С’Элю удалось без проволочек попасть в состав первой экспедиции. (Вообще-то, экстремалов, желающих на своей шкуре опробовать условно безопасный спуск на планету, кроме него, не нашлось). Поначалу все шло гладко. Трикодер не показывал в газовом составе воздуха резких пиков чего-нибудь потенциально вредного, сканеры не считывали в пределах радиуса будущей стоянки ничего крупнее насекомых (вполне обычных по меркам родной С’Элю Новой Земли), а антирадиационный комплект мог обеспечить его питьевой водой минимум на месяц. Так что С’Эль предвкушающе потер руки и с легкой душой направил челнок в сторону одного из очаровательных островков зелени в южном полушарии.***
Разведав местность и вернувшись к челноку, С’Эль обнаружил, что топливо, рассчитанное на обратный путь с запасом, немыслимым образом испарилось. Он недоверчиво проверил генератор, дважды — топливный отсек, раз пять попытался запустить диагностику систем, а под конец, убедившись, что вся электроника на челноке приказала долго жить, с чувством заехал по серебристому боку уже бесполезной груды металлолома форменным ботинком. Нелогично полегчало. Коммуникатор выдавал помехи, отказываясь не только связываться с кораблем, но и банально определять местоположение и время. После десятиминутных — навскидку — попыток, С’Эль смирился и осмотрелся снова, понимая, что придется задержаться. Он приземлился на поле среди золотистых растений, отдаленно напоминающих что-то из злаковых. В целом, это не противоречило историческим данным: как известно, на Земле Изначальной продукты из злаковых растений составляли основу рациона примерно у четверти населения. В пятистах метрах на восток, куда С’Эль, собственно, и ходил на разведку, начинались городские предместья. Он затруднялся сказать, что это был за город — информационная база осталась на мертвом без энергии челноке, а на память в вопросах географии полагаться не стоило, — но выглядели здания изящными и узнаваемо-правильными, пусть большинство из них разрушилось временем и растениями, заполонившими узкие улицы. «Природа, победившая технологии!» — патетично воскликнули бы ученые умы с Андромеды. «Город, в котором некому прибраться», — подумал С’Эль, впервые увидев обвитую плющом часовую башню. Он никогда не пылал особой любовью к ботанике. Так или иначе, оставаться рядом с челноком в открытом поле не имело смысла: без системы жизнеобеспечения это был самый настоящий металлический гроб. Поэтому после непродолжительных сборов С’Эль закинул на спину походный рюкзак и двинулся на восток. Пришла пора взглянуть на древний город поближе. Тот, даже вымерший, был непостижимо живым: глазам С’Эля открылось зеленое, шелестящее на ветру море, а шпили башен, перемежающиеся уютными покатыми крышами и обманчиво хрупкими скелетами высоток из стекла и металла, потеряли остроту своих граней и казались булыжниками, выглядывающими из заросшего ряской пруда. Изысканность земных пейзажей и удобство передвижения по ним же недалеко ушли от фантастических красот джунглей Пандоры (после трехмесячной преддипломной практики ему было с чем сравнивать). Несмотря на середину лета, стояла звенящая и какая-то зловещая тишина: ни звериного шороха, ни птичьего клекота. С’Эль заранее убедился, что в этом городе-призраке животных нет, но здесь, на Земле, это ощущалось совсем иначе. Не говоря уже о том, почему в таком крупном и вполне приемлемом биоценозе нет никого сложнее пчелы? Вдосталь понаблюдав откровенно печальную картину, С’Эль спустился с пригорка (оказалось, двухэтажный домишка за прошедшие века почти слился с зеленым склоном) и отправился вглубь города. И тут его настигло не то чтобы неприятное, но явно чужеродное ощущение чьего-то взгляда. Замерев, С’Эль передернул плечами. Ощущение пропало. Сканер, выдав отчет об отсутствии живого в радиусе десяти километров, окончательно сдох, и С’Эль, отогнав мысли о паранойе, продолжил путь. От древних улиц не осталось даже названия: когда-то покрытые полотнами асфальта дороги вспучились подобно застарелым нарывам и исторгли из себя сотни мощных корней — теперь дороги правильнее было называть «садами» или «грядками». То тут, то там виднелись покореженные радиацией и временем металлические конструкции — в одной из них С’Эль опознал старинный автомобиль. Сейчас подобным транспортом не пользовались, но ярые коллекционеры все еще умудрялись доставать единичные экземпляры. Из растений превалировали лиственные и папоротникообразные — это все, в чем смог разобраться С’Эль без подсказок сканера, — и на верхних ярусах кроны переплетались между собой ветвями и лианами, как рождественские деревья по сохранившейся до сих пор традиции — гирляндами. Заходить под сень такого, пусть и тихого, леса было немного жутковато: С’Эль поежился и вытащил фазер, переведя его в режим оглушения. В этот момент в спину вновь уперся чей-то взгляд. Казалось, даже волосы на затылке С’Эля зашевелились — он нервно дёрнулся, но, обернувшись, не увидел ничего, кроме уже привычных деревьев. Могли ли сканеры ошибиться и не обнаружить на планете разумную жизнь? Он знал совершенно точно: эвакуацию успели провести, остались только погибшие от первой волны. А поднять зомби никакая энергия во вселенной не способна. И все же кто-то следил за ним, продуманно избавив от возможности вернуться на корабль. С’Эль мог бы опустить ментальные щиты и прощупать пространство на предмет чужих эмоций, но его способности (спасибо смешанной крови) были чрезвычайно хаотичны и нуждались в жестком контроле. Восстановление щитов с нуля требовало не одной недели медитаций. Удрученно вздохнув, он оценивающе глянул на едва виднеющееся сквозь листву багряное солнце. Темнело.***
И вот три часа и пару седых волос спустя он стоял напротив своего «наблюдателя» и пытался понять, как уйти от него живым и, по возможности, невредимым. — Господин, — повторило существо, и на этот раз С’Эль сразу услышал стандарт. Переводчик, заряжающийся импульсами живого тела и, видимо, поэтому еще работающий, не подвел и перешел в потоковый режим. — Кто ты? — задал С’Эль самый насущный вопрос. С нюансами слугогосподских взаимоотношений можно было разобраться и позже. Существо улыбнулось шире, показав парные клыки («Рудименты или нет? Острые, явно статичные, но для нападения коротковаты, значит, способ питания? Интересно, чем? Кровью?» — тут же задумался С’Эль), и плавно шагнуло ближе. С’Эль так же плавно отступил назад. Прямо сейчас способ питания выяснять не хотелось. — Вы совсем не помните меня, милорд? Существо выглядело огорченным, но щиты С’Эля держались, потому он не мог сказать наверняка. (Зато поспешно перерывал в памяти все староземные обращения, какие помнил, и разрывался между вариантами значения: «мой господин, только ласково» и «опа, кажется, это что-то родовито-английское, забавно»). — А должен? — вежливо поинтересовался он. Улыбка существа стерлась, и С’Эль почувствовал нерациональный укол вины. В следующее мгновение существо бросилось вперед — реакции С’Эля не хватило даже заметить это движение, — и коснулось его лица бледными пальцами. Какими-то странно-знакомыми пальцами. Щиты разорвались в клочья. Тоска, столь сильная, что не сдержать крика — и С’Эль кричит, как кричал Он, потому что больше нет никого, и Ее тоже нет, Она потеряна и никогда не будет найдена, а Он покинут, заперт, скован, но оковы желанны, Он отпустил Ее однажды и отпустил бы снова, ведь Она единственная достойна жизни и света, а не Его, и все-таки Он ждет, не веря и не надеясь, приспосабливается, меняется, но не перестает ждать — это все, что Ему остается. Ожидание тягучее, страшное, беспросветное, всепоглощающее, невыносимое… И вдруг вспышка, вспышка — крохотное Солнце и настоящее, живое, такое прекрасное, бесконечно нужное Небо, Она, Она вернулась, нашла Его, спасла, не оставила… С’Эль, инстинктивно спасая рассудок, смахнул чужую руку со своего виска и отшатнулся, в ужасе глядя на… Демона? Дьявола? Бога? — Что за?.. — на лице чувствовалось что-то инородное, он провел по нему ладонью — та стала влажной. И соленой. «Чертов эмоциональный перенос. Чертова эмпатическая чувствительность. Чертов прадед с его гениальной идеей жениться на бетазоидке», — уныло подумал он. Прадеду хорошо, он уже умер, а С’Элю теперь рыдать на забытой людьми и богами планете после прикосновения теоретически бессмертного и кошмарно одинокого бога. Или Дьявола. Или Демона. Он прервал контакт прежде, чем разобрался до конца. Надо бы испугаться, но почему-то не получалось. — Ладно. Хорошо. Я понял. Вроде бы, — сипло прошептал С’Эль. Будто в самом деле заходился криком несколько часов. — Прошу прощения, господин. Не следовало выплескивать на вас все сразу, я не сумел сдержаться, — зато в голосе — («Демон. Пусть будет демон, остальные варианты слишком жуткие»), — демона явственно сквозило облегчение. От щитов не осталось даже ошметков, и С’Эль не поставил бы и кредита, что сумеет восстановиться в ближайший месяц. Так что с этого момента он бесконтрольно считывал самые яркие эмоции демона вне зависимости от желания их обоих. — Ты… правильно ли я понял: ты жил на планете задолго до Взрыва? Ты жил с людьми? Питался ими?.. «Что такое это твое Небо, черт тебя дери? Почему тебе так плохо и одновременно — так радостно? И почему мне, глядя на тебя теперь, так странно?» От демона полыхнуло весельем и совсем не к месту — обжигающей нежностью. — В целом, конечно, верно, милорд, но вы упускаете массу деталей, — улыбка демона была ожидаема, и все же С’Эль оторопел: на него прежде не глядели с таким неоднозначным и сильным набором эмоций. — Я питался, если можно так выразиться, энергией людей. И действительно жил на этой планете не одну сотню лет. Возможно, корректнее говорить о тысячах. С’Эль задумчиво пожевал губу — глупая нервная привычка — и резонно заметил: — А что же ты ел после эвакуации? Демон равнодушно пожал плечами, и С’Эль вспомнил, как назывался его наряд — сюртук. Мелькнула мысль, что не хватало белоснежных перчаток. Но откуда в нем это ощущение тщательно подавляемого и все равно живого, как пульс под кожей, беспричинного счастья? — Пришлось перейти на другие виды энергии. Не очень вкусно, но вполне съедобно. На осознание потребовалась пара секунд. — Так это ты сожрал топливо в моем челноке?! — возмущенно воскликнул С’Эль. — Даже систему жизнеобеспечения обесточил! Теперь гироскутер — и тот с большей вероятностью до корабля доберется! Демон заметно — для С’Эля — смутился. — Мест с сытной радиацией осталось мало, а ваш челнок все равно что… торт. Простите, милорд, но перед встречей с вами я счёл разумным подкрепиться. С’Эль хотел огрызнуться, но вовремя вспомнил, чем «подкреплялся» демон раньше, и великодушно махнул рукой: — Нестрашно. Мой корабль дрейфует на автопилоте вокруг орбиты, и по протоколу, если не выйду на связь — а я явно не выйду — в течение трех суток, на Лунную базу уйдет «аварийка» и сюда вышлют поисковый десант. Упоминать, что перед отправкой сигнала компьютер попытается вытащить его транспортаторным лучом, С’Эль не стал: что-то подсказывало, демон и без того новости о потере собеседника не обрадуется. Интуиция не подвела: чужой ужас влетел в С’Эля удушающей волной жара, а примешивающая к нему уже знакомая тоска вонзилась в позвоночник раскаленным прутом. С’Эль невольно застонал от совсем не метафорической боли и рухнул на колени. Такими темпами он вскоре сможет лично высказать прадеду все, что думает о выборе суженой. Жар страха немедленно сменился панической стужей, а ладони демона легли на его плечи в неловкой попытке помочь. — Милорд, что с вами? Где болит? — паникапаникапаника и злость на себя, за то, что допустил. «Сдохну раньше, чем сам разберусь», — внезапно понял С’Эль, безуспешно пытаясь отстраниться от причиняющих боль разума и рук. Осторожные пальцы с матовыми черными ногтями безжалостно-ласково огладили его плечи, вскользь коснулись обнаженной кожи над воротом форменки и утопили мир во тьме. Скамья холодила спину, и когда демон наклонился, он уперся лбом в его плечо, чуть повернув голову, и шепотом признался, что будет скучать. Объятие одной рукой получилось столь же крепким, почти судорожным, как и двумя. На макушке горела печать поцелуя. Тень за его левым плечом позволяла оступиться, порой даже способствовала падениям, но всегда протягивала руку, чтобы помочь подняться. Ее единственную не нужно было опасаться, несмотря на истоки их отношений. Темнота спальни скрадывала выражения лиц, но не могла украсть движения, и ладонь, легко поглаживающая его по спине после кошмара, успокаивала куда лучше молока с медом. Солнце нещадно палило, даже летняя шляпа не спасала, а наблюдаемый объект, как назло, второй час не двигался с места. И вдруг его носа достиг яркий аромат почищенного апельсина, мгновение спустя мягко вложенного прямо в руку. Он уткнулся носом в плотную шерсть сюртука, обнял демонскую шею, устраиваясь в руках поудобнее, и через минуту мирно задремал. Дорога долгая, но он был в полной безопасности. Вишневый пирог воздушный, сладкий, но с кислинкой — одним словом, идеальный. «Имя тебе — Себастьян. А я? Я…» С’Эль с жадностью втянул в себя воздух и закашлялся — так, точно вынырнул из глубокой воды на поверхность. Или наконец вернулся домой. Демон обнаружился в нескольких метрах слева: скрывшись среди темноты и лиан, впивался в С’Эля нечитаемым взглядом, а в душе едва ли руки от беспокойства не заламывал. Но заламывал как-то… тише? — Вы потеряли сознание и едва не погибли от ментальной перегрузки. Прошу простить меня… снова. Я не сразу понял, что вам доступны мои эмоции. Смею заверить, что этого больше не повторится: я организовал свой разум, — причина неожиданного приглушения безуспешно попыталась выдавить успокаивающую улыбку. — И готов помочь вам… или не мешать, если мое присутствие нежеланно. С’Эль покачал головой, с облегчением чувствуя, как чужие щиты возвращают ему какой-никакой контроль над собственными эмоциями, и тихо, но твердо заявил: — Просто заткнись и иди сюда, Себастьян. Меня ноги не держат. Вновь не удалось увидеть движения: только что демон маячил между деревьев — и вот уже упал на колени около С’Эля. Глаза у него были совершенно больными. «Ты хотел понять, откуда берутся сны. Понял. Как дальше-то жить будешь, С’Эль-Сиэль?» Вернувшиеся воспоминания — не все, но многие, — кружили в сознании, раня оскольчатыми, неподходящими теперь краями. Пси-нулевой человек никогда бы не справился с таким объемом информации, но он сможет, пусть на это уйдут многие месяцы упорных медитаций. Пока же поверхностного слияния хватило, чтобы понять: жизнь у маленького графа была дерьмовой, но присутствие демона парадоксально делало ее вполне сносной, иногда даже — почти счастливой (прошлый Сиэль себе в этом так и не признался — и С’Эль, не отягощенный надуманными условностями, сделал это за него). — Милорд?.. Жжение в глазах стало невыносимо — С’Эль без слов потянулся вперед и уткнулся лбом в плечо демона. Как тогда. Только сейчас хватило смелости, и руки вспорхнули вверх, потянули на себя, обнимая. Демон — «Себастьян. Себастьян, боже!» — окаменел, лишь хриплое дыхание у виска срывалось. Но даже отголосков тех эмоций, что вспыхивали за щитами, хватило, чтобы С’Эль придушенно всхлипнул, чуть повернул голову и вжался мокрым носом в шею Себастьяна. Это будто прорвало плотину: теплые, отчаянно дрожащие ладони скользнули вверх по спине, прижали крепко, безоговорочно. А после голос, полный затаенной нежности, выдохнул прямо в ухо немыслимое: — Мой Сиэль. Стоило родиться спустя семь сотен лет в другой звездной системе, чтобы услышать, как Себастьян зовет его по имени. С’Эль слабо фыркнул в демонскую шею, зарылся пальцами в его волосы на затылке и доверительно прошептал: — Теперь меня зовут С’Эль. Объятия на миг стали крепче. — Красивое имя, милорд, однако… — Да. Можешь звать меня как хочешь. Из груди демона вырвался короткий смешок. — Вы быстро измените свое решение, вечное мое Небо. Что ж, это был далеко не худший вариант. «Солнышек» и «котят» С’Эль бы решительно не пережил. Не открывая глаз, он коснулся губами шеи Себастьяна и улыбнулся, зная, что эту улыбку почувствуют. — Я так понимаю, вы не против, — заключил демон. Щиты пронзила вспышка глубочайшего удовлетворения. Через некоторое время, несмотря на прелесть и долгожданность их контакта, колени С’Эля напомнили о себе немеющей болью, и он с неохотой попытался отстраниться. Не вышло: руки Себастьяна банально не разжались. Пришлось вербализировать. — Себастьян, я никуда не денусь. — Я верю вам, милорд, — тут же откликнулся демон. — Тогда отпусти меня? — мягко предложил С’Эль. — Простите, не могу, — прозвучало непреодолимое. С’Эль шумно выдохнул, отчасти понимая, что происходит, и, подумав, решительно надавил на плечи демона, усаживая его на траву и опускаясь вслед за ним. Тот на его шебуршания отреагировал, немного ослабив хватку, потом подождал, пока С’Эль не устроился поудобнее, и снова сжал его в объятиях. Положительно, семь столетий стоило подождать и ради того, чтобы безнаказанно сидеть у демона на коленях. Спустя еще пару минут убаюкивающей, какой-то домашней тишины С’Эль стал откровенно клевать носом, а поскольку дрема в лиановой чаще не входила в его жизненные планы, пришлось принимать меры, буквально выцарапывая себя из сонного оцепенения. К счастью, поводов, если задуматься, хватало. — Знаешь, я вроде как понял, откуда растут уши моего фанатичного стремления попасть на Землю, — пробубнил он в мерно вздымающуюся и конкретно сейчас внушающую мысли о сне, а не допросе грудь, — но никак не возьму в толк, что тебе-то помешало сменить место жительства? «Ты бы нашёл меня раньше». Ладонь демона легла на затылок, ласково поддерживая, и С’Эль с готовностью, поразившей его самого, откинул голову назад, встречаясь взглядом с тлеющими, как угли в затушенном камине, глазами. — В то время мне было непросто находиться в вашей реальности без привязки. Сначала ею был наш контракт, когда он исчерпал себя, пришлось создать искусственную связь-обещание. Я связал себя с этим миром до тех пор, пока не нашел бы вас. Кто же мог предположить, что ожидание вашего рождения растянется… настолько. С’Эль почувствовал, как что-то серое и печальное омыло его изнутри, оставив после себя привкус слежавшейся пыли. Даже отголоски грусти Себастьяна били в самое сердце. — «В то время»? — уловил он главное. — Значит, теперь привязка не нужна? — Теперь я достаточно «местный», чтобы быть там, где хочу. И с кем. Лицо демона озарилось лукавой улыбкой, и С’Эль — Сиэль — не смог не улыбнуться в ответ. Предстояло решить множество проблем: придумать, как представить Себастьяна Звездному флоту, куда отправиться (раз уж Земля потеряет свою притягательность вместе с отбытием демона), как познакомить его с родителями и чем заниматься вообще. Но уже сейчас было ясно одно: они получили второй шанс. Свою Землю Изначальную. И на этот раз были абсолютно свободны.***
— Кстати, Себастьян, хочешь задачку? Как затащить на корабль демона, если сканеры транспортатора его не увидят? Подсказка: второго челнока у меня нет. Ну что, будут гениальные идеи?06.06.19 — 15.06.19