Альфа Центавра

Подрагивающий тёплый воздух в небольшом затхлом помещении с неоновой подсветкой на стенах вобрал в себя всевозможные алкогольные пары, нотки мускусного парфюма и терпкий налёт табачного дыма, причудливым шлейфом плывущий вдоль угрюмо пустующих столиков; всеобщее затишье питейного заведения лишь украдкой нарушали сиплые вздохи, смешки невпопад, скрипы барных стульев, шёпот и сдавленные вибрации такой знакомой мелодии, закрадывающейся в уши демона мягким рассолом. Играла The Velvet Underground — Pale Blue Eyes. Первоклассный шотландский виски особой двадцатилетней выдержки, разлитый участливым барменом по прозрачному гранёному стакану из плотного стекла, поблёскивающего в фотонах навесных электрических ламп, вдарил по натянутым тетивой нервам моментально. Какая это уже стопка за вечер, думал Кроули, вжимаясь в несчастную ёмкость вмиг побледневшими от напряжения, извилистыми пальцами?...Шестая, должно быть? Или восьмая? Характерно горьковатый вяжущий привкус во рту и разрастающаяся ватная тяжесть в обмякшем, словно набитый соломой тюфяк, теле не позволяли ему чётко оценить обстановку и подсчитать хотя бы на глаз количество выпитого. Однако стоило отдать должное смертному роду, они ухитрились выдумать весьма недурственный, а главное действенный способ скрашивать "дефективные" извержения душевных катаклизмов, вроде боли, тоски и утраты, свойственных людской, но, казалось, никак не демонической природе. Только вот одна маленькая загвоздка: быть носителем статуса подопечного Сатаны он отнюдь не планировал. Сам факт принадлежности к отсталым безмозглым кретинам в Аду, обдурить которых не стоило и щелчка пальцев, подсунув им с очередным своим визитом в тесную сеть грязных подвальных помещений липовый отчёт или на скорую руку сфабрикованное дело, являлся для Кроули едва ли не личным оскорблением. Правда в душной компании напыщенных болванов со свисающими с горделиво приподнятых голов нимбами было немногим лучше. Единственного ангела, который существенно отличался от всех прочих, не вписываясь в стандарты безукоризненной исполнительности и отточенной надменности, каковой были подвержены обитатели райских офисов всех мастей(кроме Азирафаэля), независимо от их статуса и положения в иерархической пирамиде, он знал уже шесть тысяч лет, начиная со дня сотворения мира. И уж если на то пошло, то за все шесть тысяч лет он ощущал себя в большей мере человеком, чем кем-то из тех "нетленных" мудозвонов, чьи бесконечные войны за первенство являли собой крайне идиотское зрелище. Переняв поведение, будничные привычки, манеру речи, пропитавшись человеческой культурой и темпом их жизни, Кроули нежно пристрастился практически ко всему, что смогло изобрести находчивое людское племя за текущее столетие, начиная от виниловых дисков с музыкой 60-ых и 70-ых годов, радио, машин, рок-н-ролла, алкоголя и заканчивая современными гаджетами, способными заметно упростить бренное существование на Земле. "Идти в ногу со временем" — так это называлось. В Аду попросту не понимали его прогрессивных идей и устремлений, а все дороги к раю закрылись для него до скончания веков. Но всё это полная беспросветная чушь в сравнении с тем, что сейчас кипело у Кроули под ослабшей от воздействия градусов демонической оболочкой, намертво пригвождённой к столу. Бессмертное существо, испытывающее кризисы, присущие созданиям со строго ограниченной продолжительностью жизни. Абсурдно, нелепо и совершенно невозможно в рамках здравой логики и исходных закономерностей. Но логика перестала быть его верным спутником ещё в тот далёкий отрезок времени, когда его, схватив за грудки, позорно вытолкнули за двери эдемских глубин, без всякой возможности оправдаться и объяснить свою позицию. Да что там! Ему даже последнее слово замолвить не дали! Чёртова ангельская бюрократия, будь она неладна! Сейчас это воспринималось и мыслилось не более чем песчинкой в бесконечно далёких пустынных песках Сахары, потеря нимба, изгнание и болезненное лишение всех привилегий, разве сравнимо это с той пучиной раздирающих колюще-режущих ощущений, что он, лелея, вынашивал в себе столь долго, не смея раскрыться? Разве важно это было, когда единственное существо во всей Вселенной, перед котором, рассыпаясь щебнем, теряли значимость все его принципы и убеждения, бесследно растворилось в клокочущих, потрескивающих вспышках беспощадного пламени? А вместе с ним угасли и старинные рукописи, редчайшие экземпляры древних фолиантов, которые так бережно хранил Азирафаэль, с наступлением сумерок исступленно проводя пальцами вдоль корешков и приподнимая уголки губ в искренней обезоруживающей улыбке. Ему удалось спасти одну единственную книгу, но всё остальное погибло в огне вместе с отпечатками воспоминаний, связанных с этим сакральным для Кроули местом, похороненных в груде пепла и обвалившихся деревянных конструкций. —Ази...Аз..Азирафаэль, — Кроули нечленораздельно хрипит, пытаясь сложить кусочки такого драгоценного имени воедино. Как там называется это патологическое чувство у людей? Любовь? Романтическая привязанность?...Да, именно. По старой привычке он называл ангела лучшим другом, хотя пустившие корни в отношении Азирафаэля внутренние порывы существенно перевалили за черту дружбы ещё пару тысячелетий назад. И мог бы он вообразить, что приближающийся Армагеддон станет тем спусковым крючком, который, будто вдруг пришедший в действие старый заржавелый механизм, заскрипя шестеренками, выcыпет весь тот нехилый шеститысячелетний багаж неестественных, но таких необходимых, делавших его живым, испепеляющих последние крупицы демонических установок, жалящих раскалёнными углями чувственных проявлений к а н г е л у? К его ангелу. Кроули мог поклясться, что готов на всю оставшуюся вечность стать изгнанником для Рая и Ада, лишь бы иметь возможность вновь видеть задорные искорки в голубых блюдцах глаз, лишь бы каждой клеточкой и бьющийся лихорадочно жилкой вкушать мягкую улыбку, лишь бы упиваться болезненным, рвущим изнутри стремлением быть рядом. И будь проклята Альфа Центавра, к которой он приложил руку, и весь чёртов космос, и вереницы мерцающих созвездий, и безгранично распростёртая галактическая пустота, если среди них не будет его глупого ангела. Он ведь действительно думал, что потерял Зиру. Навсегда. Разваливающийся на куски мир и семимильными шагами настигающая Землю вселенская катастрофа не интересовали его больше. И если зияющая бездна проглотит те жалкие огрызки их совместной жизни, оставленные ему в биологическом программном коде памяти напоследок, то он не будет возражать, ибо без ангела ему не спастись и не выстоять. Без ангела его существование лишено всякого смысла, всякой цветной оболочки, всякого восторженного переживания, наполненного всей той нерастраченной нежностью, на какое только способен испытавший падение демон. Время остановило свой ход, превратившись в отвратительную мешанину из посторонних лиц, тесных стен и неуютной болтовни на фоне. Со стороны казалось, что он застыл мраморной статуей, и никакое постороннее воздействие не могло вывести его из транса. Каково же было удивление Кроули, когда до его потерявшего бдительность слуха наконец дорвался тонкий эфемерный голос. Ему это только чудится или Азирафаэль, а точнее его едва различимая поекция и правда говорит сейчас с ним? Всё ещё не веря ни своим ушам, ни своим глазам, убедиться в реальности происходящего он сумел только когда Зира завёл речь о книге и спрятанных в ней заметках. Поистине, это было настоящим чудом, и Кроули обрушил бы на ангела в то же мгновение поток всех тех словесных излияний, что кипели в нём, если бы только мог, если бы у них только было время. Но крупиц времени чертовски не хватало, а малейшее промедление могло обернуться неисправимой трагедией. Но одно он знал наверняка: он обязательно доберётся до своего ангела, и спасёт их обоих, даже если на кон будет поставлена судьба всего мира. *** Вопреки ожиданиям, встреча с Антихристом не обернулась неразрешимой трагедией, как они думали. Всё обошлось без смертей, не считая четырёх всадников Апокалипсиса, но им и без того была уготована не лучшая судьба, а в остальном Адам справился,(хоть и не без их прямого вмешательства) став ключом к победе, а не главным средством к уничтожению человечества, как ему предписывалось свыше. Однако больше это уже не Антихрист, а обычный человеческий ребёнок со всеми свойственными потребностями и вытекающими проблемами для детей его возраста. Это лето он, само собой, запомнит на всю жизнь, но вряд ли когда-нибудь обретёт прежние свои силы снова. Кроули и Азирафаэль сидели на скамье в их излюбленном парке. Колыбель мироздания, ещё вчера готовая разлететься у них на глазах в атомы, вернулась в свой привычный темп, разве что чуточку изменившись, и бумажные полосы неба, выкрашенные в прозрачную синь сегодня стали прибежищем для медленно ползущей на север орды облаков. —Ты вроде бы хотел поговорить? — Азирафаэль первым решился подать голос, разбавляя возникшее между ними угнетающее ожидание, складывая руки в замок на коленях и поворачивая голову в противоположную сторону скамьи. Кроули всё ещё не мог поверить своему счастью и осознать, что он не в пьяном бреду до сих пор. Вчера они спасли мир, а Азирафаэль, живой и невредимый, без единой царапины, находится подле него, а ему самому наконец представился долгожданный шанс выговориться. —Вчера, знаешь, в баре, — начал было неловко Кроули, и буквы застревали в его глотке, извиваясь и перекатываясь, ломаясь о кромку зубов, потому что он ещё никогда ни с кем так не откровеничал. В ту роковую минуту он чувствовал себя беззащитным и абсолютно оголённым, будто находился один на один перед своим палачом, готовым в любую секунду обрушить массивную рукоять топора; он боялся быть отвергнутым, боялся ответной реакции, боялся неопределённости, и каждое пророненное им слово отдавалось металлической тяжестью в сердце, — Я тогда хотел сказать, что...что люблю тебя, ангел. Я не находил себе места, когда не обнаружил тебя в твоём собственном горящем доме. Я не знал, что делать. Я боялся потерять тебя навсегда, понимаешь? Мне на самом деле не нужна ни Альфа Центавра, ни безграничный космос, только ты, ангел. И не говори, что после всего случившегося, после всего того, через что нам пришлось пройти, ты не испытываешь того же. —Любить?...Я...Я не уверен, что это определение возможно в наших с тобой...эм... взаимоотношениях. Мы ведь бессмертные существа, Кроули, мы сотканы из другого материала и задумывались Всевышним с другими целями, в нас категорически не могут обитать те же чувства, что и в людях. — голос у Зиры звучал сбивчиво, путано, он вставлял поразительно долгие паузы между слов, будто бы и сам не верил в истинность произнесённой тирады. Кроули сразу же подловил его на этом. —Да брось, ты прожил на Земле вместе со мной шесть тысяч лет, неужели ты до сих пор не вытряхнешь всю эту дурость из головы? Там в раю всем так мозги промывают? Неважно, из чего мы состоим, ангел, важно то, что мы ч у в с т в у е м. Даже если это чисто людские проявления, какая, чёрт возьми, теперь разница? Нам ведь больше нет места ни в Раю, ни в Аду, мы ныне существуем сами по себе, ангел, а значит вольны выбирать и вольны свободно распоряжаться своими чувствами. А впрочем какой смысл толковать тебе всё это. Я уже жалею о том, что... Договорить Кроули не успел. Азирафаэлю больше не понадобилось никаких объяснений и попыток вразумить. Видя как Кроули мелко потряхивает, он всё для себя внезапно понял и расценил правильно. Потому что и сам находился в плену собственных противоречивых чувств, но не давал им ринуться на свободу в полной мере, решив, что подобным нелепицам не место в его жизни, посвящённой служению Всевышнему. Но в нынешние времена им уже больше ничто не препятствовало, и на ближайшее пару тысяч лет они могли вздохнуть свободно. Пламенная речь демона обвалилась ровно на середине, и Азирафаэль, приблизившись к демоническому лику, нагло пользуясь чужим замешательством, сорвал с Кроули его излюбленные гогглы с чёрными линзами и в металлической оправе, ему так хотелось видеть его глаза, а затем, не давая себе ни секунды промедления, опоясал ладонями красивый точёный овал лица, на которое косо лился солнечный луч, и мягко ткнулся губами в контур чужих губ. Обескураженный от таких действий Кроули только и мог что растерянно моргать глазами, вцепившись мёртвой хваткой в ткань бежевого пальто Зиры. —Знаешь, ты можешь считать это выплаченным долгом за все те разы, в которые тебе приходилось рисковать собственной жизнью, чтобы спасти меня, — прошелестел ангел, отрываясь от чужих губ и возвращая демонический аксессуар на его законное место. Конечно, их собственная история сейчас только развивалась, оба это знали, вслушиваясь в такт биения сердец друг друга и заливистую трель соловья. Лето двадцать первого столетия подтолкнуло их к новым нераскрытым граням, и стало отправной точкой для покорения ещё непознанных вершин. 09.06.2019