О самолетах над домом

Рутина. Шота в очередной раз подходит к окну ранним утром, когда еще даже не начало светать, в одной белой футболке, закутанный в такую же белую простынь, и поднимает глаза. Сквозь стекло видны мелькающие красно-зеленые огни — пролетающие над его домом самолеты. Hungry Night теперь ведет какой-то совсем неопытный мальчуган, прибывший в качестве временной замены для «зомби, ты себя видел? Ты вообще спишь?», а привычка не спать по ночам осталась. Отведя взгляд от большого окна, Аой поворачивается к нему спиной и маленькими шажочками — босиком холодно идти по ламинату — возвращается к кровати. Надо уснуть как можно быстрее, завтра один из немногих свободных от бесконечных репетиций и радиоэфиров дней, который надо провести с пользой. Например, наконец выйти из своей любимой квартиры и погулять по оживленным улицам Токио. В последний раз он просто гулял примерно полгода назад, так как позволить себе такую роскошь можно только в законный выходной. Может и стоит как- нибудь слетать в родной Фукуи. Главное надо будет не забыть маску при выходе из дома. Шота добирается до необъятных размеров кровати и ухает лицом в подушку, поджимая ноги и кутаясь в простынь. Слишком холодно для конца апреля. Слишком холодно для сакуры, которая как- то вяленько отцвела в этом году. Хотя он сам не видел, только в новостях прочитал в свободное прошлое утро вторника. Такое же холодное. И тоже с пролетающими над домом самолетами. Тогда была первая ночь не на радио. Первая ночь, когда японец подошел к стеклу вплотную, что даже дыхание оставляло конденсированные следы на окне в районе носа, и поднял глаза к небу, видя, как восемь самолетов наперегонки стремятся совершить посадку в каком-то там аэропорту. И кто придумал сводить рейсы? Аой засыпает под натиском каких-то сумбурных мыслей, роящихся в голове, а уши все равно мерзнут. Слишком холодно для конца апреля. Его будят солнечные лучи часов в пять, а это означает, что спал он от силы часа три. Аой и не помнит, когда в последний раз делал себе излюбленную маску для женщин, которым за сорок, зато точно помнит, что собирался сегодня выбраться подышать свежим воздухом в любом виде — пусть даже с сухой кожей и огромными фингалами. Во время стаскивания своего замученного тела с белой кровати певец с трудом разлепляет глаза. Они тут же натыкаются на запыленную люстру, и Шота ловит себя на мысли о том, что он стареет. В свои тридцать два с лишним он забывает об уборке собственной квартиры и ухаживании за (о Боже!) внешностью, полностью нырнув в работу. На кухне кафель еще холоднее, чем ламинат в комнате, и Аой старается не материться внутри себя. Публичные личности всегда должны следить за речью, упаси господь кто- то из японских айдолов опозорит свою родную страну на весь мир! Японец улыбается своим мыслям, когда думает о лицах важных людей за сценой, если бы он выругался прямо во время выступления, и делает глоток. Кофе контрастирует с кафельной плиткой, обжигая язык сейю. Шота поворачивает голову к окну и снова улавливает среди перистых облаков едва заметный силуэт очередного самолета. Дурацкие туристы, и так места мало. День обещает быть странным — черный кофе подозрительно долго не заканчивается в белой фарфоровой чашке. Утреннее наглое солнце слепит глаза, а несколько девушек уже успели попросить автографы — маску он все-таки оставил по нечаянности дома. Аой идет медленно, вглядываясь в асфальт и стараясь обойти выкуренные кем-то не слишком культурным сигареты. Бесконечные бычки под ногами ужасно раздражают, надо же столько курить и мусорить! Вообще Шота всегда за расслабленность действий, но только в случае разумных поступков. И самым разумным в этот раз становится решение обязательно зайти в кафе, так как кусочек сыра уже переварился, и желудок просит нормальной еды. Из бледно-голубого небо потихоньку становится более насыщенным. Нежно-персиковые облака в форме неизвестных чудовищ прячут где-то за собой самолет — Шота не видит, но слышит прекрасно. В кафе он заходит спустя полчаса. И тут же выходит. Потому что «Он тоже так похож на девочку!». Аой снова возвращается с каким-то теплым чувством, что он не один такой на свете неудавшийся мальчик, и робко разглядывает сидящего за дальним столиком мальчика-девочку в черной кофте во время поедания какого-то там не слишком вкусного чизкейка, то и дело отводя взгляд к экрану телефона чтобы не пялиться слишком уж открыто. А потом сердце перестает биться и приятно колет где-то в районе пяток, когда он слышит ломаный японский от этого самого мальчика-девочки. — Вы местный? Шота прикладывает немало усилий, чтобы перестать глупо хлопать глазами, вцепившись в мобильный, и тихо отвечает: — Не совсем. Но я японец. — Можете мне помочь, пожалуйста? Сейю кивает и давится чизкейком, потому что мама говорила, что нельзя запихивать в рот сразу так много. И плевать, насколько шоковое состояние, надо наконец научиться сохранять спокойствие всегда. Мальчик-девочка оказывается корейским коллегой Ким Хичолем и просит показать, где находится бар, потому что у менеджера спрашивать стыдно и очень опасно, а тут такое совпадение — Шота сам будто напрашивается на диалог. И он действительно с нескрываемым удовольствием поддерживает разговор с участником какой-то там группы. И зачем ему эта группа? Сам же прекрасно продвинется... Аой соглашается проводить и даже может быть составить компанию. И Роняет телефон. Хичоль поднимает его и кладет к себе в карман — случайно, просто зачем доверять дорогие вещи людям с трясущимися руками? Напиваются они вместе — кореец, чтобы хоть на время сбежать от накопившихся рабочих моментов, а японец просто от скуки, надо же хоть как- нибудь развеяться. Шота даже думает о том, что хочет хоть раз в жизни побывать за границей. А Ким в шутку что-то лепечет про то, что в Японии слишком хорошо, можно и пожить тут годик-другой. Хичоля все еще опасно отправлять к менеджеру в отель, поэтому Аой любезно предлагает поделиться на одну ночь своей необъятных размеров белой кроватью. Отправив сообщение хену, кореец надевает свою черную кофту, которую успел сбросить с себя в неизвестно какой момент: то ли когда пролил на нее саке, то ли когда в подвальном баре стало слишком жарко. И они вызывают такси. Сначала на корейском, а затем на японском, потому что на том конце провода выругались так, что Шота позеленел и забрал трубку, извиняясь какими-то сложными словами. Хичоль не запомнил. В такси они украдкой держатся за руки, и кореец путает языки, обращаясь не «семпай», а «хен». Шота смешно морщит нос и произносит «хион» с таким выражением лица, будто учится материться по- корейски. И Хичоль кажется влюбляется. А Аой уже давно. Заходя в квартиру, Шота скидывает кроссовки настолько небрежно, что с люстры уже не надо стирать пыль. С ней уже вообще ничего делать не надо. Хичоль смеется, и они кажется целуются по пьяни. Японец про себя отмечает, что кохай имеет интересную привычку высовывать язык после каждого поцелуя. Этой ночью Шота не смотрит на самолеты над домом. Этой ночью Шота смотрит на Хичоля. Засыпают певцы в обнимку на белой кровати, которая теперь уже не кажется Шоте такой гигантской. Аой улыбается во сне, а его гость крепко прижимает к себе сейю. Слишком тепло для конца апреля. Утро встречает айдолов жуткой головной болью и кучей гневных сообщений от менеджера. Излюбленные маски для женщин от сорока помогают придать коже лица достаточно свежий вид, поэтому если посмотреть на Шоту, то уже нельзя сказать, что он не спал последние несколько месяцев из-за Hungry Night. Если посмотреть на Хичоля, то уже нельзя сказать, что он устал от плотного графика и сбежал в Японию для хоть какого-то отдыха. День обещает быть насыщенным — черная кофта корейца оказывается не в слишком презентабельном состоянии, а разгуливать в футболке Киму не хочется. Убитая кроссовкой люстра отправляется в мусорное ведро. Черный кофе в белой чашке обжигает язык. И Хичоль снова его высовывает. Но не из-за кофе, нет, просто Аой обжегся, а пораненное место, как известно, следует поцеловать. Тогда заживет быстрее. Такси приезжает быстро, хотя японский Кима все еще ужасен, и он обещает Шоте поработать над произношением. Хичоль садится в машину с высунутым языком. И на днях телефон японца вибрирует, радостно оповещая о только что пришедшем сообщении, когда певец с чашкой кофе смотрит в окно. Неизвестный номер: «Привет. Я успел подглядеть твой номер, пока телефон еще не успел выключиться, прости :) Давай погуляем сегодня, я завтра улетаю...» Завернутый в белую простыню Аой улыбается как идиот и тыкает по клавишам: «Во сколько, Хи-кун?» «В семь вечера, я помню адрес» Сейю соскакивает с подоконника и еще раз вглядывается в небо куда-то между больших белых облаков— самолет над домом летит. У Хичоля лицо еще более грустное, чем когда они виделись в первый раз. Не хочет улетать? На вопрос о том, что случилось, молчит и бубнит что-то на своем корейском. Шота возвращает черную кофту, так любовно отстиранную, а Ким пытается отдать белую, но у него не выходит. Сейю говорит, что-то вроде подарка. Хичоль улетает в Сеул на следующий день, а Аой сидит на подоконнике, завернутый в белую простыню, и смотрит на самолет над домом. Тот мигает ему красно- зелеными огнями и скрывается за крышей. Шота слушает песни Super Junior. Хичоль смотрит аниме с персонажами, которых озвучивал сейю. Хичоль уговаривает Итыка отпустить его на две недели опять в Токио. Хичоль умоляет Итыка прикрыть его задницу перед разъяренными хенами. Аой выпускает новую песню о любви. Хичоль скачивает ее. Шота в белой простыне утыкается носом в стекло и смотрит на самолет. Интуиция с рупором в руках кричит во всю глотку о том, что надо срочно в аэропорт. Hungry night опять не дал выспаться, но японец из последних сил передвигает ногами. Его сердце во мгновение опускается вниз, когда он видит улыбающегося иностранца с чемоданом и без посторонних людей. Аой улыбается в ответ. Произношение Хичоля все еще оставляет желать лучшего, но видно, что он тренировался. Сейю становится стыдно — он идеально произносит только «саранхэ». Но даже так Хичоль улыбается. И снова высовывает язык. На самолеты они теперь смотрят вместе, а Шота выпрашивает отпуск, когда кореец вынужден вернуться. Шота решается побывать за границей. Какой-то Чонсу исподлобья улыбается Аою, но Хичоль просит не обращать внимания. Итык втихаря говорит японцу, что Ким никогда не хотел учить японский кроме недавнего времени, а сейю кивает и отвечает: «Я и не думал о существовании корейского». Ночью Итык вздыхает о том, что все шишки полетят в него. Аой должен вернуться в Японию.

***

Hungry night ведет тот самый мальчуган. Контракт с King Records закончил свое действие. Шота переехал в Сеул. Язык Хичоля виден чаще, чем сам Хичоль. Самолеты мигают красно- зелеными огнями над новым домом. Черный кофе в белой чашке обжигает язык. За тем, чтобы люстра оставалась чистой, следит Итык. Аою нравится такая рутина.