Убиты за кулисами

Арториас медленно, но верно умирает. Это, конечно, не совсем так, но слово максимально идеально подходит для того состояния, в котором он находится. Если это вообще так можно назвать. Чёртова бездна мучительно медленно и мучительно больно поглощает его. Внешне ничего не происходит, но кожа чешется так, что хочется до крови расцарапать ногтями. Она проникает в него, уходит с корнями в самое сердце, цепляется за него так, словно изживает в себе последние силы, и всё, что находится внутри Арториаса — последнее, что у неё есть. Арториас изнывает, тихо и протяжно стонет от боли. Рука снимает головной убор, в котором достаточно жарко — слишком жарко, но он знает, что это не от вгрызающегося в него разрывающего чувства. Арториас едва ли видит что-то перед собой. Он точно осознаёт, что перед ним стоит командир, но кроме ярко рыжих, завязанных в длинный пушистый высокий хвост волос не может увидеть ничего. Ну да, конечно. Кто бы это мог быть ещё. Арториас слишком громко и хрипло выдыхает, и ему кажется что часть той тьмы выходит вместе с выдохом, но вместо неё приходит ещё больше. — И даже не смей думать, что не выдержишь. Орнштейн говорит тихо, но спокойно. Жаль. Они оба знают, что избавиться от бездны можно только путём убийства её носителя. Жаль. Никто из них этого сделать не может. Арториас никогда не рассказывал Орнштейну, что с ним творится. Хотел уберечь или убедить самого себя в чём-то — он не знает. Но, кажется, тот и сам понимает всё. Арториасу не хочется выяснять как и почему. Орнштейн подходит к нему осторожно, так тихо, словно не касаясь пола со всем. И это выглядит прямо так, как бездна проникает в его бешено стучащее сердце. Орнштейн касается его щеки, на что Арториас шумно выдыхает, прикрывая глаза. — Тебе стоит… — начинает командир, но точно не знает, как продолжить. — Не надо, — останавливает от дальнейшей неловкости Арториас. Всё в порядке. Он переживёт возникающую порой лихорадку — если это так можно назвать, — а завтра снова будет сильным рыцарем, беспрекословно подчиняющийся приказам командира. — Но… — Мы ведь оба знаем, что это конец, — Орнштейн замирает, будто задумывается о чём-то, а после незаметно, для себя кивает. Арториасу не очень нравится то, какую нежность к нему проявляет командир. Но сделать ничего не может. В такие моменты он слишком слаб. Руки трясутся, на лбу проступает испарина, волосы липнут ко лбу, и Орнштейн снимает с себя все доспехи, чтобы голыми пальцами убрать мокрую чёлку. — Я буду с тобой до конца, — голос, будто противный скрежет доносится до ушей, Арториас с неприязнью морщится. Больно и душно, но он терпит. И так не совсем в своём уме, а теперь ещё и как умирающий старик хрипит из последних сил. — Просто оставь меня, я приду завтра, — но уже завтра он хочет не проснуться. Знает, что так просто не получится, поэтому уже завтра будет ценой собственной жизни — как это, чёрт возьми, комично звучит — защищать своего командира. — Нет, — уверенно произносит Орнштейн и смотрит Арториасу в глаза, отчего второму становится неудобно. — Ты всё равно меня не остановишь, — Арториас еле улыбается и его зрение наконец восстанавливается, он снова может ясно видеть. У Орнштейна лицо совсем грустное, да и выглядит он так, словно бездна поглощает его, а не старого доброго товарища. Арториас хрипло смеётся и притягивает командира к себе, осторожно обнимая. Он знает, что Орнштейн беспокоится куда больше него. Так было всегда. Командир, над которым часто подшучивают, беспокоится за свою команду больше, чем за себя. Все это знают, даже если не озвучено. Арториас подвёл его. В повисшей тишине в небольшой комнате слышится учащённое биение сердце, но Арториас не уверен, чьё оно — его или Орнштейна. Для себя или для него, или для обоих сразу, Арториас аккуратно касается губами его щеки, от чего командир шумно выдыхает — и целует сам. Так осторожно, слишком неловко, но оба наслаждаются этим. Орнштейн тихо стонет, Арториас почти задыхается. И всё выглядит так, словно рыцарь передаёт командиру своё вечное проклятие. Тёмно-синие, почти что чёрные коротко стриженные волосы подвергаются нападкам со стороны командира. Его пальцы дрожат, и Арториас прикрывает глаза от этого прекрасного ощущения Орнштейн приятный, его губы на удивление мягкие, расплывающиеся в грустной улыбке. Арториас отсчитывает секунды непривычного, нежничиства прежде, чем они оба окунуться в бездну. Какая ирония. Арториас проводит языком по сухим губам, и Орнштейн податливо открывает рот, но всю инициативу берёт на себя — тот и не против. Командир ласкает его рот, прижимаясь к нёбу, тем самым вызывая табун мурашек. Арториас отвечает ему неторопливо, пытаясь забыть об угнетающем чувстве. Пальцы в его волосах крепко сжимаются, доставляя лёгкий дискомфорт, но на это почти не обращают внимание. Орнштейн сначала тянет рукой в противоположную сторону, словно хочет отстранить, но в ту же секунду, как только Арториас хочет что-то сказать, притягивает обратно, целуя с ещё большим напором. Голова идёт кругом, родное, но такое же чужое тепло распространяется по телу — они не смотрят друг на друга, но даже от ощущения того, что они находятся рядом — сносит крышу. Руки Арториаса слабеют, падают на собственные колени в бессилие, и он громко стонет, отстраняясь от Орнштейна. Живот скручивает до слёз в глазах, и рыцарь отталкивает командира, прижимаясь ладонями к животу, складываясь едва ли не пополам. Арториас кашляет, его конфузит и пытается оттолкнуть любые прикосновения — помощь — Орнштейна. Ему буквально кажется, как бездна вытекает из него, обволакивая всё тело. — Всё будет в порядке, — шепчет Орнштейн и кладёт свои руки поверх чужих, начиная осторожно массировать их. Арториас тяжело и громко дышит, пытаясь совладать с собой, широко распахивая глаза, и даже уже не чувствует, как руки командира поглаживают его голову, перебирая волосы. Так больно, но так приятно. Проходит вечность, и он наконец-то может перевести дыхание хоть на немного, утыкаясь лбом в плечо Орнштейна. — Да, я знаю, — это ответ не на тот вопрос. Арториас не знает, для чего говорит это, просто ему кажется, что для этого самое время. Орнштейн проникает рукой под его частично снятую броню и холодными пальцами касается низа живота. В этот момент Арториасу кажется это как глоток свежего воздуха, но… большее он не может. Не слаб, но слишком уставший. То, от чего не может избавиться. Будто что-то давит на веки, и Арториас снова закрывает глаза, перехватывая руку Орнштейна. — Не стоит, — и все прикосновения исчезают. — Просто знай, что я всегда буду рядом, — Арториас еле улыбается, позволяя себя обнять.