***
Эдмундо благодарил Господа за то, что тот мастерски уберегал его от встреч с ведьмами. Но, даже дожив до почтенных седин, он был уверен, что ведьмы непременно должны быть вечно молодыми и прекрасными. Ведь ради чего ещё, кроме красоты, женщина может продать душу Дьяволу? Подозреваемая же на красавицу вовсе не походила — даже бродяги и попрошайки, которых он видел на ярмарках, порой выглядели лучше. Длинные тёмно-рыжие волосы, которые при дурном освещении могли бы показаться и вовсе чёрными, спутались колтунами и закрывали чуть ли не половину лица, а алое длинное платье с рукавами, из-под которых едва выглядывали пальцы, явно видало лучшие годы, а то и десятилетия. Из котелка, что бурлил на жердочке перед ведьмой, валил густой сизый дым, а она, мерзко хихикая, подбрасывала туда травы — казалось, даже не глядя, что именно добавляет, просто срывая первую попавшуюся под руки зелень. — Хозяйка! — окликнул её Эдмундо. Ведьма обернулась к посетителям: Андрес и Люсио, взятые ради моральной, а в случае необходимости и физической поддержки, встревоженно зашептались. — Впусти в дом. Надо поговорить. — Может, и надо, а может, и нет, — легкомысленно пожала плечами ведьма. Её хриплый и низкий голос не очень-то вязался с интонацией, зато с внешним видом сочетался идеально. — Только я бы на вашем месте, сеньор Эдмундо, предпочла поговорить сперва с сеньорой Агатой и её… — ведьма задумалась, — не слишком очаровательным, но зато весьма умелым любовником. А затем заходите, угощу свеженьким настоем! Эдмундо окинул спутников мрачным взглядом и, не сказав ни слова, направился домой. В воздухе ощутимо запахло жареным. Ведьма принюхалась и довольно расхохоталась; всё ещё стоявших у забора парней словно ветром сдуло.***
Ведьм необходимо было сжигать. Ну или, на худой конец, топить — в этом Эдмундо, ни разу в жизни не встречавший ни единой ведьмы, был свято уверен. Как и в том, что приговоренный к смерти имеет право выбрать, каким образом его душа покинет грешное тело — а ведьма без раздумий предпочла костёр. — Утопленники слишком неэстетично выглядят, — заявила она, игнорируя смешки деревенских. — Пепел куда аккуратнее. И практичнее в хозяйстве. Спорить с ней никто не стал. Правда, Эдмундо сомневался, что хоть кто-то рискнет использовать в качестве удобрений этот пепел, но предпочёл не высказывать свои мысли вслух. В подвале главного дома в деревне было сыро и неуютно, но дьявольское отродье, похоже, чувствовало себя там, как дома. Немудрено, если учесть, что состояние домика, в котором ведьма жила последнюю неделю, было не намного лучше. Сейчас она, выведенная во двор на суд деревенских, недовольно морщилась от якобы бьющего в глаза солнечного света и бормотала что-то недружелюбное на неизвестном языке. — Известно ли вам, — Эдмундо пристально взглянул на ведьму, так и не назвавшую своего имени, — за что я передаю вас в руки суду Божьему? Желаете ли что-либо сказать в своё оправдание? — Разумеется, известно, — с энтузиазмом подтвердила ведьма. — Оправдаться могу лишь собственной дурной натурой и плохим воспитанием. На казни настаиваю… если вы уверены, что такова воля Господня. — Желает ли кто-то из вас взять слово? Вопрос, обращенный к жителям деревни, был чистой формальностью — Эдмундо сомневался, что хоть одна душа выскажется в защиту ведьмы, но внезапно с лёгким пыхтением из толпы выбрался доктор Рафаэль. — Извините, простите, — все ещё продолжал бормотать он тем, кого невольно толкнул. — Позвольте нам с этой замечательной женщиной побеседовать наедине. — Но, доктор, это ведь… — Понимаете, одержимость дьяволом может на самом деле оказаться очень тяжелой болезнью. Я уже не первый год над этим размышляю, но пока мне не доводилось встречать настоящих ведьм. Позвольте! — взволнованно воскликнул доктор. Ведьма недовольно фыркнула. — Вы так смешны в своих заблуждениях. Это не болезнь, а благословение. Рафаэль посмотрел на неё тем самым взглядом, которым смотрел на пациентов, отделенных от смерти считанными днями — встревоженным, грустным и в то же время полным смирения. Ведьма в ответ показала язык. Эдмундо, закончив размышлять, кивнул и легким взмахом руки распустил совет; сам же направился в дом. — Казнь состоится через час, доктор Рафаэль. До тех пор ведьма в вашем распоряжении, — бросил он напоследок.***
Азирафаэля всегда удивляло то, с какой легкостью люди склоняются ко злу. Можно было годами внушать им, что куда лучше и спокойнее жить честной, безгрешной жизнью, радоваться их успехам и дарить благословения тем, кто лучше всего справляется с божественной задачей — а затем, спустя всего несколько дней, обнаружить, что очередной праведник попался на дурной мысли или мелкой краже. С точки зрения ангела не было ничего проще, чем следовать Божьим заветам, наоборот, для любого плохого поступка приходилось долго собираться с силами и мыслями, но люди, похоже, были сделаны из того же теста, что и один его старый приятель, некогда добавивший в это тесто испорченный яблочный уксус. Не злые по своей натуре, но слишком подверженные соблазну Тьмы. Вот и эта девочка. Запутавшаяся, потерянная. Она не была похожа на настоящую служительницу Сатаны — их за свой долгий век Азирафаэль повидал немало. Тогда зачем она это делает? Зачем притворяется, зачем врёт, зачем старается приблизить собственный конец? Это ведь один из страшнейших грехов! Азирафаэль ещё раз внимательно осмотрел ведьму. Жизнь, мизерная по небесным меркам — ей явно было не больше тридцати — уже успела основательно её потрепать. Похоже было на то, что девочка была бездомной с ранних лет. Сирота? Быть может, она скрывается от правосудия за более серьёзные проступки, чем попытка притвориться ведьмой? Или просто устала от жизни, как многие люди в её возрасте? Ангельская натура требовала: выясни, пойми, поддержи, постарайся помочь. И Азирафаэль не стал противиться. Помимо долга, им руководило ещё и любопытство. — Вы не местная, — осторожно начал он, подходя ближе. Хотелось бы присесть рядом, но трава была слишком мокрой после дождя, а Азирафаэль по небесной ещё привычке всячески избегал любой грязи. Ему казалось, что пятно на пиджаке и пятно на репутации — это одно и то же, и если подумать, он не слишком глубоко заблуждался. — Как вы сюда попали? Почему именно сюда? — Могла бы задать вам тот же вопрос, доктор, страдай я вашим самоубийственным любопытством, — совершенно недружелюбно фыркнула ведьма. — Ищите себе других подопытных. Не стоит тратить ваше драгоценное время на мёртвую душу. — Души мёртвыми не бывают, даже когда умирают тела, — мягко заметил доктор. — Но это не повод их освобождать раньше положенного срока. Я могу помочь, — понизил он голос. — Если вы боитесь чего-то или скрываетесь, я знаю, куда вам следует отправиться. Ведьма в крайне непечатной форме высказала своё мнение о том, куда следует отправиться самому доктору, но Азирафаэль отнесся к этому предложению философски и, пообещав взять озвученный маршрут во внимание при планировании дальнейших путешествий, продолжил: — Нет, я правда могу помочь. У вас появится шанс начать жизнь заново… — Вы верите в жизнь после смерти, доктор? — осклабилась ведьма. — Мне как-то больше по душе смерть после жизни. Есть ещё вопросы или я смогу, наконец, прочесть молитву Люциферу и как следует подготовиться к казни? — Вы не понимаете! — Азирафаэль уже начинал злиться. Смотреть на то, как люди совершенно равнодушно проходят мимо своего шанса, было выше его сил. — Клянусь силами небесными, я смогу вас спасти. И никто ни о чём не узнает. — Нет, доктор, это, похоже, вы не понимаете. Или я недостаточно… яс-сно изъяс-сняюсь. Повязка на глазу ведьмы съехала на бок, являя миру огромный змеиный зрачок. Судя по его размерам — пока ещё не злой, но уже изрядно раздраженный. Доктор ахнул. — Какого… — Непостижимого, — огрызнулся Кроули, возвращая повязку на место. — Если тебе стало скучно, ангел, лучше наставь на путь истинный малышку Аниту, которая уже готовится стать женщиной вовсе не в церковном браке. А мою душу поздновато спасать. — Но тебя ведь заперли на ше… — Шестьсот шестьдесят шесть лет, ага. — Судя по ехидной улыбке, демон вовсю наслаждался воспоминаниями. — Но затем наши пересмотрели дату Апокалипсиса и решили, что с таким заключением я не успею выполнить все возложенные на меня обязанности. Никогда не думал, что в нашей судебной системе предусмотрена амнистия, но как видишь, Ад не так уж и плох. — Я вижу, что он не очень-то добр к своим пленникам, — Азирафаэль ещё раз обвел взьерошенную «ведьму» взглядом. А ведь Кроули не было всего-то лет пятнадцать! Совсем пустяковый срок. — Что со вторым глазом? — Ещё не хватало ради этих простолюдинов тратить силы на двойную маскировку, — скривился демон. Белёсый глаз на миг ожил и нахально подмигнул перед тем, как снова стать невидящим. — Так говоришь, конец близок? — Седьмой миллениум мы вряд ли отпразднуем, — кивнул Кроули, мрачно звякая цепями. — Но точно пока ещё ничего не решено. И вряд ли нам удастся приготовиться как следует — они мне не доверяют уже давно. Но лет пятьсот у нас в запасе есть. А пока… я, безусловно, был рад повидаться, но сгинь, ангел. Не мешай работать. — Я тоже работаю, если ты не заметил, — обиделся Азирафаэль. — Работаю, а не пытаюсь вернуться в Ад раньше времени! На кой… зачем тебе это нужно? — А тебя что не устраивает? — хмуро поинтересовался демон. — Если люди начнут массово сжигать ведьм, это выгодно и вам, и нам. Небесам — наказание грешниц, Аду — дополнительные служанки под рукой для растопки котлов. Так что я тут вообще-то за двоих отдуваюсь! Свали, говорю. Я найду тебя лет через шесть. Азирафаэль засомневался. С одной стороны, Кроули был прав — ведьмы не были по душе ни одной из сторон. Для Небес они были слишком порочными, для Ада — слишком… глупыми и земными. Но с другой — он достаточно хорошо знал своего соперника, чтобы понимать: Кроули не станет самолично идти на костер, не имея в этом собственного интереса. Ему не составило бы труда подставить несколько настоящих ведьм — по просьбе того, кто способен появиться среди их дома в языках адского пламени, они и не на такие жертвы согласились бы. Конечно, сожжение его не убьёт, но всё же приятного в нём слишком мало. — Или ты рассказываешь мне, что задумал, или твой костёр не загорится, — решил пригрозить он. Кроули, конечно, был мастером по части огня и вполне мог самостоятельно поддать жару, но у ангела хватило бы сил, чтобы нейтрализовывать его влияние… минут двадцать. А за это время деревенских вполне можно было убедить, что раз костер не горит, то и не ведьма перед ними вовсе, а женщина, наделенная даром Божьим. И Кроули тоже это понимал — не одну сотню раз за прошедшие века им доводилось соревноваться в силе и упрямстве. Азирафаэль никогда не считал шантаж достойным ангела методом, но он успокаивал себя мыслью, что на войне с исчадиями Ада все средства хороши. Даже если он помнит это самое исчадие ещё с тех времен, когда оно носило белые крылья и мечтало о том, как же весело будет, когда наконец-то появятся обещанные люди. — Охотники за ведьмами могут быть очень полезны, — нехотя признался Кроули. — Если удастся собрать их в кучу и дать чёткую цель, этой толпой легко манипулировать. Как тебе? — впервые за долгие годы в его тоне послышался искренний интерес. — Хотел бы я увидеть, что из этого получится, — согласился Азирафаэль. Поймать настоящую ведьму в одиночестве простому человеку было практически невозможно — слишком уж хорошо они умели прятаться и дурить головы. А вот отряду, или даже армии это вполне по силам. — Но, боюсь, мои не одобрят. А я не… — Иди сюда, — тяжело вздохнув, проворчал Кроули, притягивая ангела поближе и сосредотачиваясь. Ржавая цепь мазнула по светлому костюму и демон быстро стёр след — а вместе с ним и воспоминания Азирафаэля о их беседе. Ему всё равно не нужны были свидетели — а Небеса не заслуживали столь важной стратегической информации.***
Костёр получился знатный. Азирафаэль стоял совсем рядом с взмывающими в небо языками пламени, закрывающими собой ведьму, которая, вопреки ожиданиям, не молила о пощаде, едва ощутив жар, и вообще не кричала — он стоял рядом с огнём, но всё равно ощущал лишь мороз по коже. Не то чтобы он считал своим долгом спасти всех грешников от мук Ада, но сейчас он и сам не до конца понимал, почему отступил, почему не настоял на своём. Эта милая измученная девочка — вовсе не ведьма, в этом Азирафаэль был уверен. Но что заставило его сдаться и просто не сделать по-своему? Но раз уж вышло, что вышло, нужно выжать максимум пользы из этой бессмысленной жестокости. Он посмотрел на Эдмундо — тот сохранял достоинство, наблюдая за казнью, и ни словом, ни жестом, ни взглядом не выражал никаких чувств с того самого момента, как самолично поднёс горящий факел к дровам. Нет, этот не подойдёт. Слишком честный и занятой, чтобы бросить все свои дела. А вот Тристан… Тристан — идеальный охотник. Меткий. Храбрый. Молодой — таких легко зажечь новой идеей: они ещё надеются изменить мир к лучшему, и, кроме того, отчаянно нуждаются в деньгах. Азирафаэль сосредоточился: сотворение даже маленького чуда почему-то потребовало слишком много сил, будто он уже успел раздать десятку, не меньше, благословений за этот день. Хотя единственное, чего он хотел — помочь этой странной ведьме, и то ни ч… Не получилось, в общем. Луч солнца пробился из-за затянувших небо облаков. Запрыгал зайчиком по кострищу, всё увеличиваясь в размерах, а затем чётко осветил обожженный круг. — Смотрите, — прошептал Азирафаэль благоговейно. — Это знак Божий! Всевышний одобряет смерть гнусной ведьмы! Тристан завороженно смотрел на луч, и ангел решил немного подтолкнуть его к правильной мысли. — Сеньор Эдмундо, я хочу посвятить этому благому делу свою жизнь! — решительно заявил парнишка, и несколько соплеменников тут же горячо его поддержали. — Я отправлюсь с вами, — добавил доктор и улыбнулся ошеломленному Эдмундо: — Думаю, мальчикам понадобится врач в столь сложной миссии, а мне необходим… новый материал для исследований. Уверен, что смогу найти лекарство от этой демонической чумы. Какое-то внутреннее чутьё подсказывало Азирафаэлю, что ближайшие несколько лет можно прожить в своё удовольствие. Присмотр за юными охотниками на ведьм с призрачной возможностью спасти парочку невинно осужденных женщин вполне вписывался и в его ангельские обязанности, и в житейские привязанности. А если охота будет удачной, можно будет взять ведьмоловов под личный контроль и с их помощью проворачивать собственные мелкие дела... Он с трудом прогнал прочь мысль о том, что Кроули наверняка высоко оценил бы эту идею.