Good for you

      Что такое время?       Это имеет значение? Определенно, да. Она задавалась этим вопросом в первые дни. Тогда было страшно, холодно. Ощущение глубокого одиночества и потерянности в чём-то столь незнакомом и неродном пронизывало до костей. Она чувствовала внутри себя скручивание собственных органов. Нередко подобное чувство доводила до тошноты. Хотелось прекратить всё это, крикнуть невидимому машинисту, чтобы тот остановил поезд, мчащийся вперёд. Мчащийся в никуда. Однако тот в ответ бы лишь молча продолжал ход машины. Потому что отчётливо понимал, что не может остановить то, что уже пришло в движение. Не может повернуть назад. Она тоже это понимала.       Она думает о них каждый божий день. Она думает о нём. И на душе становится тепло, словно не было того потерянного маленького человечка, севшего на поезд, шедший в один конец. Словно рядом есть кто-то, кто держит напуганную беглянку за руку, гладит по волосам, шепча что-то быстрое, но при этом успокаивающее на ухо. И не важно что именно. Главное, что она ощущала тепло и искренность от кого-то. Главное, что она чувствовала поддержку, в которой нуждалась больше всего на свете. Главное, что кто-то рядом.       Может ли кто-то ускорить ход песочных часов?       Молчи. Никогда никому не говори о том, что думаешь, о том, что лежит у тебя на душе. Никто не должен знать твоих слабостей.       Она тихо плачет по ночам в подушку, когда никто не видит. По вечерам разговаривает со своим другом. Он так хорошо её понимает. Жаль, что не может никак успокоить, как бы сам сильно не хотел этого. Жаль, что их разделяет это проклятое зеркало.       Коль не можешь чувствовать тепло в окружающих - не дари его другим сама. Стань такой же холодной, как всё, что вокруг тебя. Почувствуй, как холод, который ты испытала тогда, не пронизывает твои хрупкие кости, а сливается воедино с тобой и твоей душой.       Она бежит в другой вагон. Подальше от тех людей. Ей уже всё равно, остановится поезд или нет. Если нет, то она сама спрыгнет с него. На пути к спасительной двери её ловит проводник. Она брыкается, кричит, глотает жгучие горло слёзы, не обращая внимания на холодные и презрительные взгляды пассажиров. Он смотрит на неё по-другому. Нет тепла, нет поддержки. Но нет ни презрения, ни лжи. Крепко держа её за руку, они направляются в вагон беглянки. Замолчала, перестала плакать. Впервые за долгое время она почувствовала себя защищённой здесь.       Ты слаба.       Они снились ей сегодня. Тёплые и искренние. Такие нереальные. Зовут к себе, маня сладкими улыбками и звонким смехом. Она же слышит треск рельс. И видит фонари приближающегося поезда. Ветер, бьющий в уши, мешает услышать их, но когда последний вагон исчезает из её поля зрения, то никого уже не было. На утро она чувствует на своих щеках мокрые дорожки и привкус соли на дрожащих губах.       Так стань сильнее.       Теперь она не сбегает из вагона. Каждый день она прогуливается по поезду в сопровождение проводника. И каждый день они молчат. Но не чувствуют скованности в своих действиях. Ведут немой диалог без чувств. Он ощущает в ней что-то странное. Она сомневается. Но не подаёт виду. Даже её зазеркальный друг видит подругу всё реже и реже. Уже давно они не разговаривали друг с другом. Неужели она перестала доверять ему? Раз-два, раз-два. Ощущение, словно время застыло в этом поезде. Хотелось бы ей иметь собственные часы, чтобы убедиться в обратном.       Что ты чувствуешь?       Пассажиры холодно здороваются с проходящей мимо. Та лишь сдержанно кивает. Садится около окна, устремляя свой взор сквозь него, за пределы этого места. За стеклом открывается совершенно другой мир. Яркие солнечные лучи тепло светят, согревая кожу, отражаясь в глазах, создавая тени всего, что итак далеко не светлое. Пейзажи так быстро сменяются один за другим, что глаза не успевают рассмотреть хоть какой-нибудь из них тщательно. Пусть в её очах нет даже и намёка на блеск заинтересованности. Аккуратно, почти не касаясь поверхности, она стучит по стеклу. Не понимает зачем, просто так. Возможно так она пытается связаться с чем-то давно утраченным и потерянным во времени. Чем-то дорогим, но таким далёким и неуловимым. Она не улыбается, не смеётся. Её глаза сухие. Проводник иногда заглядывает в её вагон, посматривая на тёмную, сидящую часами в раздумьях фигуру. Та временами бросает на него быстрые взгляды, но даже если бы он и хотел, и пытался, то всё равно не смог бы прочитать, что в них написано.       От солнечного света по ту сторону окна ей становится невыносимо жарко.       Поездка подошла к концу.       Спрыгивая с поезда, она оглядывается на машину, возобновившую свой вечный ход во времени и постепенно растворяющуюся где-то в дали вместе со знакомым старым проводником, коротко помахавшим ей на прощание в знакомое окно. Где-то в далеке, в противоположной той стороне, куда умчалось её многолетнее (ведь прошли года, да?) пристанище, слышится тихий мимолётный смех, напоминающий звон колокольчика. Оглядываясь назад, она видит, что смех принадлежит маленькой девочке, стоящей где-то в далеке. Стоящей с ними. Расплывчатые улыбки были последним, что она успела увидеть, прежде чем ветер унёс мираж с собой туда, где о нём никто больше не вспомнит и не увидит. Ведь никто не должен цепляться за призраков прошлого.       Ощущение долгожданной свободы не проникает в лёгкие и не является тем кислородом, которым жила она столько времени. Не понимает почему не может вдохнуть сладкий аромат долгожданной жизни. Вместо этого она нащупывает у себя на груди огромную дыру. Такую огромную, словно бы в тело выстрелили пушечным ядром. Теперь она осознала. Ей попросту нечем дышать. Ведь ничто не может заполнить пустоту.       Песочные часы разбились.       Ты в порядке?       Она пристально смотрит на него, стараясь уловить холод или презрение в его (слишком) ярких глазах. Но находит лишь недоумение и растерянность. Неужели это беспокойство? Улыбка трогает её каменное лицо, не менявшее своего выражения целую вечность. Но он-то отчётливо понимает - это не улыбка. Это усмешка, отдающая еле уловимой толикой сарказма.       Он в ступоре. Он искренне не понимает, что успел вымолвить такого смешного за одну фразу. А она понимает. Прекрасно понимает.       Он не узнал её.       Кладёт руку на его плечо, слегка сдавливая. И говорит тихо-тихо. Так, что по сравнению с этим даже чириканье птиц казалось настоящим ошеломляющим оркестром, а шелест травы величественной музыкой. Он удивлённо моргает, переспрашивая, что та только что прошептала ему. Она лишь невинно смеётся, накидывая на себя тёмный плащ, прикрывая тем самым столь бросающееся в глаза отверстие в теле. Медленно, то ли нехотя, то ли желая растянуть этот момент - первую и последнюю их встречу спустя годы расставаний - уходит в противоположном направлении от него.       Пожалуй это единственный раз. Единственный раз, когда она почувствовала себя действительно счастливой за всё столь долго тянущееся время. Счастливой за то, что пережила эту долгую поездку, длинною в половину её пережитой жизни. Счастливой за то, что именно она из-за неё изменилась.       Счастливой за то, что именно она пережила те адские муки, годы страданий, наполненные пустотой, одиночеством и проклятым временем, а не он.