The bruises.

OST: Cat Power - Werewolf До Кенсу отрешенно закуривает и выпускает струйку горького яда в просторы маленького номера в дешевом отеле. Для него это в какой-то степени дом. Он потирает уставшие глаза и разочарованно осматривает пальцы со следами недавнего макияжа. Его очередной ухажер ушел полчаса назад. Он усмехается, вспоминая мокрый поцелуй в плечо, похлопывание по ноющему бедру и хлопок двери. Но не это сейчас важно. Он с нажимом проводит по синякам на бедре и глухо стонет от боли. Дым выходит из ноздрей, и он чувствует себя по-настоящему разочарованным, когда вспоминает своего последнего любовника, с которым он задержался на порядок дольше обычного. Ким Чонин - он сотрется из его памяти так же стремительно, как сойдут синяки с его хрупких коленей, которые Ким оставил на память. А еще на бедре, на ягодице и на тощей ручке. До почти по-детски хмурится, растрепав налаченые волосы, и силится в красках вспомнить, как он получил их. - Не шевелись...- горячий шепот разрывает душный вакуум машины и До скулит, чувствуя горячий язык на внутренней стороне бедра. Наплевательское отношение к его скрюченному на заднем сидении телу отходит на задний план, когда он чувствует пальцы, умело приносящие ласки и срывающие с губ задушенные стоны. - Я не могу...- Чонин только по-кошачьи растягивает обворожительный рот в ухмылке и дергает тощего мальчишку за тонкое запястье, чуть сильнее положенного. Шипение смешивается с тихим стоном, когда горячая плоть толкается в тесноту тела. Он рассматривает свое отражение в запотевшем зеркале. Кожа розовая от горячей воды, мягкая и синяки смотрятся по-детски трогательно. - Ким, если ты сейчас уйдешь, можешь не надеяться, что я подставлю тебе задницу в следующий раз! Чертов ты ублюдок! - Кенсу почти захлебывается слезами, сползая по косяку об который минуту назад его хорошенько приложил Чонин. Ладонь горит от пощечины, которую он любезно залепил любовнику, и он горестно скулит, размазывая по покрасневшим щекам соль. До тихо стонет, когда пальцы, обведя все следы, проскальзывают в раскрытое отверстие. Он чуть сильнее раздвигает ноги и хватается пальцами за раковину. Спертый и влажный воздух душевой заставляет задыхаться и кусать пухлые губы, словно сквозь бред слышать имя "совсем неважного человека", тихо слетающее с языка. - Тебе нужно завести страницу в соц.сети и заникнеймиться как Скини Бич. Ты иногда жутко меня раздражаешь, знаешь? - он сильнее впивается пальцами в округлые бедра, и с довольным стоном выдыхает струйку дыма. Кенсу тихо стонет и чувствует боль в коленях после нескольких заходов. Сегодня этот "бордель души" решил пригвоздить его миленьким носиком к дивану и трахать со всем старанием, на которое он был способен. Светская беседа отходит на второй план и колкость застревает в горле, когда пальцы на ногах поджимаются, и крик прорезает воздух. Чонин недовольно бурчит что-то о том, что "какого черта ты выталкиваешь меня, сучка. Кончил, дай и другим." Но Кенсу наплевать, потому что находится он сейчас где-то не здесь. Когда белесая жидкость пачкает пальцы, До теряет чувство опоры. И идея со "Скини Бич" кажется не такой уж и плохой. - Вот ведь сучка, сколько раз говорил, не кури в моей постели. - До чувствует пинок под зад и недовольно цокает, туша окурок в пепельнице, заполненной такими же. - Не цокай! Повторяю, там где я трахаю тебя, там... - Там храм, курить нельзя. Я помню, помню. Спрыгни. Каждый раз одно и тоже. - ему думается, что он взвизгнул как девка в мыльной богемии, когда шлепок обжег ягодицу. Теперь точно будет синяк. Он сдавленно всхлипывает, кутаясь в свежее постельное белье. Чертов ублюдок, ушел и оставил его одного. Нет, они далеко не Ромео и...эм...Ромео. Они не обещали друг другу любовь до гроба, у них нет своего угла, кактуса и еще какой-нибудь чуши. Все, что До может предложить Чонину - себя. Синяки пройдут недели через две, максимум, и тогда, воспоминания истлеют как окурок. Спасения от этого не принесет даже сон. Нет, он его почти что любит. Просто он не знает, что это. Может это когда он сжимает каштановые локоны у корней и ему кажется, вот, сейчас, отпустишь его и улетишь. Потому что поцелуи обжигают хуже воска. А уж он-то точно знает, как это больно. А может, когда Ким заваливается к нему посреди ночи и заставляет чувствовать ужас и беспокойство, когда улыбается окровавленным ртом, вещая "ты еще этого ублюдка не видел". Позволяя, почти в буквальном смысле, зализывать раны. И Ким думает, что Кенсу совсем не обязательно знать, что он отделал одного идиота за косой взгляд. Потому что До принадлежит только ему, хотя бы на ближайший месяц. Утром, цепляясь дрожащими пальцами за косяк, он видит Чонина на пороге своего маленького мира, и не может ничего сказать. Резкий рывок впечатывает его в сильную грудь. А сдавленный шепот на ухо не дает опомниться. -Я не должен был уходить. Я правда хотел уйти насовсем, но не смог. Прости... Ким Чонин - синяк на безупречном теле До Кенсу, "совсем неважный человек", "бордель души" и он его скорее всего любит.