*
Мидория влюблён. Безответно. Крышесносно. Без возможности отпустить это чувство. И это по-своему чудесно. Впервые он увидел этого омегу на остановке. Угораздило его, статного альфу, усесться не на свой маршрут и приехать совершенно в противоположный район огромного мегаполиса. Благо хоть навигатор всегда под рукой, и он быстро сориентировался на местности. Хотя да, он тогда немало попаниковал. Но не об этом. Омега. У него разного цвета волосы, гетерохромия глаз, хмурый взгляд и, казалось бы, нерушимое спокойствие на лице. Чудо природы. Химера во плоти. Такой разный, если посмотреть со стороны. В общем, чего греха таить и ходить вокруг да около. Мидория поддался чарам внешней особенности парня, что заворожил альфу по первой лишь своей обёрткой. Он тогда не знал, что оный был омегой. Слабый, еле ощутимый запах принадлежности сбивал с толку, потому, лишь оглянувшись на него при выходе из автобуса, Мидория не придал большего значения, чем того следовало. Да, он себя за это корил потом после. А парень уехал, на маршруте судьбы. Вторая встреча, неожиданная и приятная. Взгляд зацепился за приметную макушку в ночном клубе, где сам Мидория коротал свободный вечер. Под ритмичную музыку, в окружении людей, этот парень плавно двигался попадая движениями под ритм баса звучащего из мощных колонок в заведении. «Красиво», — такая мысль проскользнула в голове альфы, но он в очередной раз не придал особого значения второй, навевающей мысли о судьбе, встрече. Каччан тогда смеялся в голос слишком громко, давясь воздухом, еле выговаривая подколы, взахлеб рассуждая о том, что Мидория тупой и наивный придурок, пялится на пацана, что выглядит как фрик. «Только не говори, что ты влюбился с первого взгляда, Деку. Это будет крах твоей неприступности». Третья встреча, и фееричное осознание своей глупости. Мидория тогда чуть было дар речи не потерял, но благо свое лицо сохранил и не подал даже виду. Они встретились в библиотеке. В библиотеке на окраине города, куда занесла его нелегкая на всех парах, в лице его лучшего друга Ииды, коему была необходима литература, название которой сам Мидория уже и не помнит. Парень, в коем в этот раз Мидория признал омегу, был слишком и слишком хорош собой. Опрятно уложенные волосы, ровный пробор между двух цветов, приятно пахнущих даже с расстояния, волос. Густые, чёрные ресницы, что обрамляли глаза, один бирюзовый, второй серый. Розовые, слегка припухлые губы. Круглый, даже можно сказать девичий, овал лица; без острых углов и ярко выраженных мужских скул. А запах, что вился вокруг в помещении — точно принадлежал ему. Ревень, арбуз и цветочные ноты в аромате этого омеги буквально свели с ума Мидорию. «Химера», — прозвал в своей голове парня Мидория, любуясь поочередно то белой стороной, то разглядывая огненно-красную. Завораживает. Такой разный и притягательный, что Мидория теперь точно не упустит этот экземпляр. — Добрый день, могу быть чем-то полезен? — парень полушёпотом спрашивает Мидорию, скептически окинув взглядом, словно оценив. Но лицо не тронула ни одна эмоция, полнейшее спокойствие, от которого Мидорию и повело не в ту степь. — Да, не желаете пойти со мной на свидание, — быстро стрельнув глазами на бейдж библиотекаря, отвечает Мидория, — Тодороки-кун? Лицо парня вытянулось на счёт три, где первые две секунды он спокойно смотрел в глаза собеседнику, а в последнюю, будто до него только дошло что ему ответили, рот его открылся и послышалось тихое: — Не смешно, молодой человек. Вспышками света, вихрем из горячего воздуха и чем-то ещё Мидории вскружило голову, что даже под ложечкой засосало. Его голос, голос омеги, просто выбил почву из-под ног. Благо ноги не подкосились, да и вообще, эмоции остались под кожей, внутри. Такой в меру грубый, с тихой хрипотцой, в некотором смысле нежный баритон. Мидория сходит с ума уже, потому что желает слышать этот голос ещё и ещё. — А я и не шутил вовсе, — хитрая ухмылка с последующим увольнением одного из участков мозга, и Мидория наступает на омегу, усиливая собственный запах принадлежности, пеняя на то, что это возымеет должный результат. — Сегодня вечером вы свободны? Или я могу набраться смелости и попросить у вас ваш мобильный номер? Ему точно не стоило так наглеть, но черт. Лицо, что было непоколебимо до этого момента, исказилось в удивлении и нерешительности. Хотя парень не решался скорее на грубые меры, потому что последующий диалог был сквозь зубы и напускное спокойствие. Но Мидория от части остался доволен. Он смог увидеть эмоции. Оно того стоило. И не стоит же говорить, что за литературой для друга пришлось идти в другую библиотеку? Ибо с этой его тактично выставили после очередного предложения прогуляться.*
Это продолжается уже пол года. Мидория не понимает, как можно быть таким разным. Днём, при свете дня и находясь в толпе посетителей библиотеки, а ещё и в других ситуациях, он чертовски спокоен и не показывает того, что Мидория видит ночью. Нет-нет, Мидория не следит за ним каждый день. Уже нет. Когда он выяснил тонкости расписания, место жительства, лучшую подругу и даже имена родителей, в этом необходимость отпала. Тодороки Шото слишком разный. Ночью, при свете софитов, в гудящем колебании воздуха, что именуется музыкой, он другой. Открытый и яркий. Энергичный и восхитительный. Мидория не понимает, как можно быть таким потрясающим. Он, пленительный и завораживающий омега, двигается в танце в центре танцпола, извивается и крутится, будто ему чуждо всё, что его окружает. Прикрыв глаза наслаждаясь музыкой, он словно не здесь. — Хорош, чертовски хорош, — еле мямлит Мидория, облокотившись локтями на барную стойку, восседая на противоположном берегу моря движущихся людей, что разделяет его и этого омегу. — Всё-таки ты придурок. Вердикт друга из раза в раз не меняется, и как он не устал повторять это из раза в раз, продолжая эти вылазки вместе с Мидорией. Каччана тоже не понять. Будто он испытывает от этих шутливых оскорблений особое удовлетворение. — Взял бы и пригласил уже его, тупица. Хватит сталкерить омегу. Перекрикивая музыку, говорит Бакуго Кацуки. Они через день, когда расписание омеги подразумевает отдых, сидят за барной стойкой и пьют галимое пиво, что бармен точно мешает с водой. Но Изуку Мидория не преклонен. Ему необходимо видеть этого парня. Омегу, что снится ему. Потому он терпит этот разбавленный треш и даже не морщится, как это делает Каччан. — У него завтра вечернее дежурство в библиотеке, — словно завороженный бормочет Мидория, тяжко вздыхая. Музыка прекратила звучать из динамиков колонок, и все, кто находились на танцполе, бросились в рассыпную, — попробую ещё раз. Они не говорят о том, почему Мидория не желает именно сейчас подойти и пригласить омегу на свидание. Они не обсуждают причин, почему в такие вечера Мидория предпочитает наблюдать со стороны, а не примкнуть к омеге в танце и наслаждаться его компанией. Просто потому что потому. Потому что Бакуго решает для себя не заморачиваться и просто высматривать интересующую его омегу — что, как назло, крутится рядом с этим недо-фриком, по которому сохнет друг-придурок. Потому что у Мидории в голове набатом бьется мысль: «не спугнуть».*
— Доброго… А, это снова ты, — Тодороки, встав со своего места при звуке открывающейся двери, смотрит на пришедшего. — Я и сегодня не намерен соглашаться на встречу. Зря тратишь своё время, Мидория. Когда Тодороки узнал его фамилию, для Мидории остаётся тайной. Но это однозначно приятно. Он помнит его. Он придаёт ему значения, запоминая чужое имя и, как по обычаю, роняя «это ты», словно они знакомы долгие годы и нечему удивляться, когда Мидория приходит снова в библиотеку. В ту, которая на другой окраине города. В ту, которая не по пути. Совсем. — И тебе привет, Тодороки-кун. Тоже рад тебя видеть, — улыбка, что рвётся на уста, её не сдержать, потому Мидория улыбается и любуется, как омега морщит нос, слегка вздёрнув бровями. Мило же, правда? — Сегодня я не за этим. Мне нужен англо-японский словарь, появилась необходимость подтянуть знание языка, а лучшей библиотеки в округе не найти. Словно гром среди ясного неба. Тодороки стоит за своей стойкой и медленно дышит, совершенно забыв, что стоит моргать. В глазах покалывает, словно вот-вот они превратятся в кристаллы и распылятся мелкими осколками, превращаясь в пыль. Сдержанно и немного даже натянуто угукнув, он прикрывает глаза, разворачиваясь в проходу и шагая к посетителю. А в глазах под веками собирается жидкость, что норовит пролиться. С чего вдруг такая реакция, а уж тем более проявление её на глаза, Тодороки не знает, но жгучее предчувствие сводит судорогой мышечный мешок в груди. Становится как-то больно. — Оксфордский словарь или Кембридж? — нарочно уронив с рабочего стола карандаш, чтобы наклониться и сморгнуть наваждение, интересуется безучастным голосом Тодороки. Душевное негодование разливается по телу, от чего даже руки тяжелеют, а шаг становится и вовсе ощутим с полтонны. — Что на твой взгляд будет лучше. Разговор по делу, выбор лучшей литературы и запись в базу данных — дело не особо и хитрое. Они справляются буквально за двадцать минут, лишь раз отвлекшись от темы и обсудив погоду за окном. Мидория, поблагодарив за помощь и пообещав вернуть книгу к сроку, уже было собрался на выход, как его вдруг останавливает тихий оклик. «Мидория…». Тодороки, возможно, надеялся, что его не услышат, настолько было потеряно его лицо, когда Мидория обернулся и тепло улыбнувшись, спросил: — У тебя есть, что мне сказать, Тодороки-кун? — Нет, ничего. — Ну тогда до свидания, и спасибо. Мидория не решился сказать. Не получилось вымолвить и слова о том, что так гложет его в душе. Он будет жалеть об этом, но уж как-нибудь переживёт. Он шагает прочь от здания библиотеки на окраине города, прижимая к груди словарь, что ему помог выбрать библиотекарь омега, который так запал ему в душу.*
Чувство, что ему чего-то не хватает, сдавливает тело в железных тисках, не позволяя ни на секунду расслабиться. Его уже ничего и не радует. Даже маленькая тайна, его ночная активная жизнь, походы по ночным клубам, дабы расслабиться телом и оторваться душой — не радует. Он будто забыл как дышать. Мидория, немного шумный и приставучий в своих предложениях о встрече после работы, будто пропал. Уже больше месяца после того, как он вернул в библиотеку книгу, он не появлялся на пороге дверей места работы Шото, и теперь ему, Тодороки, чего-то настойчиво не хватает. То ли это запах, что источал альфа — мягкость лаванды с терпкостью кофе, припорошённые отголосками цедры цитруса; то ли самого присутствия такого яркого, осязаемого человеческого тепла рядом. А ведь может этого всего вкупе разом не хватает ему — Тодороки не знает, старательно пытается не думать об этом. «Не хватало ещё влюбится в какого-то альфу, что ведёт себя минимум странно». Но он, возможно, и не замечает, что стал думать о Мидории чаще чем один раз в день. — Ты долго ещё собираешься стоять здесь? — раскрашенная девушка, будто в боевой окрас, дорогой косметикой стоит у распахнутой двери своей легковушки, в ожидании будто чуда. — Пропал у этого альфы интерес к тебе, пропал. Слишком долго динамил. Подруга дней его суровых, Яойрозу Момо, девушка, чьё имя на слуху почти у каждого третьего альфы, прожигает взглядом затылок Тодороки, что стоит у входной двери в библиотеку, в нерешительности пытающегося закрыть дверь. Она дочь местного мера, по совместительству лучшая подруга этого омеги, тоже омега, не понимает его. За этим парнем больше двух лет ухлёстывал альфа, раз в неделю, по четвергам, приходил под вечер и ждал окончания смены дежурства, чтобы пригласить на свидание или прогулку, но он, Тодороки, всегда отказывал. Всегда. Но теперь будто сходит с ума. — Он уже три месяца не появляется здесь, а ты всё тянешь время, будто видеть правды не хочешь. Уверена, он уже нашёл себе омегу более решительную, нежели ты. Она не хочет его обижать, но так и выходит. Потому что Шото — дурак. Он проморгал своё возможное счастье. Продинамил. А теперь надеется, что альфа вернётся. Глупый. — Надо было соглашаться сразу, когда его попытки перевалили за десятый раз. — У меня были причины, — всё-таки щёлкнув замком, разворачиваясь к девушке, говорит Тодороки, семеня к машине. Она не из тех, кто будет долго ждать, однажды уже это доказала. Где-то с месяц назад психанув и уехав, не дождавшись пока Тодороки, наконец, решится закрыть чёртову библиотеку и сесть в машину. Тодороки тогда пешком брел к своему дому, потому что решительно был против ещё раз сесть в автобус маршрутом судьба. В котором впервые увидел этого альфу. Он тоже его тогда заприметил, что вспомнил не так давно, но как это и бывает всегда, не придал значения. — То что ты, как истеричная девица, мажешь своё лицо тоналкой, не повод отшивать такого настойчивого альфу, — усевшись в машину, дождавшись, пока Тодороки пристегнется, Яойрозу пристально вглядывается перед собой, постукивая длинными коготками по рулю. — Мой шрам слишком… слишком ужасен. Это могло спугнуть его. — Ага, поэтому ты решил его спугнуть своим дурным характером и стервозным отношением. Хуже бабы. Отвечать нет смысла. Тодороки согласен с ней. Потому, весь путь, который он проезжают от библиотеки к его дому, они проводят в молчании. Тяжелом и противном молчании. «Да, Тодороки, ты хуже бабы — сказала тебе баба. Замечательно».*
Очередная вылазка в клуб норовит провалиться в тартарары в самом своём начале. Яойрозу нервничает больше обычного, клятвенно обещая прибить Тодороки, что в манер девицы наносит уже третий или четвёртый слой тонального крема на своё лицо. Но невзирая ни на что, она всё-таки ему помогает, и они успевают к полуночи войти в здание своего любимого клуба. Танцы одни за другим сменяют себя, Тодороки и вовсе теряется, отдавая себя полностью музыке, растворяясь в толпе, уходя из-под пристального взора своей подруги, что в не свойственной ей манере сегодня прозябает у бара. — Сегодня вы поздно, хвостатая. Парень светлой наружности в собственнической манере прижимает девичий стан к себе, крепко впиваясь пальцами в талию. Он придирчиво принюхивается, кончиком носа проводя по ключице девушки, тихонько рыкнув. Всё равно за оглушительно громкой музыкой такого жеста не услышать. Но девушка вздрагивает, ощутив кожей колебания воздуха. — Моя принцесса волновался из-за своего макияжа. Ей богу, он тратит больше косметики, чем я в свой переходный возраст. Жуть. Смешок срывается с губ парня, и он с толикой нежности касается губами шеи девушки, на что получает тычок в ребра. — Не здесь, Кацуки. — Зануда. Музыка подбрасывает адреналина в крови, стоит ритму ускориться, а басу стать громче и более ощутимее собственным телом. Нутро словно подпрыгивает, гудит и переворачивается. Движения тела становятся резче, а разум слегка опутывает поволокой дурмана. Пятая рюмка чистого виски подряд и без закуси сводит на нет чувство контроля тела, и Шото, поддаваясь влечению ночной жизни, заигрывается с очередным партнером в танце. Он не замечает, как крупные ладони, по запаху определив, альфы, нагло блуждаю по талии, перебирая пальцами складки его рубашки. Плевать. Душа просит праздника, а алкоголь в крови подталкивает на глупости. Тодороки поворачивается лицом к альфе, небрежно закинув свои руки на плечи оному. Смотреть в глаза нет желания, а тело двигается само, извиваясь под музыку, ведомое сильными руками мужчины, что смелеет на глазах. — Шото, ты сегодня горяч как никогда, — томный голос слышится на грани восприятия. Тодороки отмахивается от накатывающего промозглого предчувствия и проглатывает ком подступающей тошноты. Пусть Йоараши и является ярким и видным представителем принадлежности альфа, но его запах, мускатный орех с примесью бергамота и боярышника, дурманит. Тодороки не нравится этот затхлый и пресный запах альфы, но он терпит. Потому что Йоараши — партнёр в танце. Потому что они давно друг друга знают. Вот только сознание подкидывает воспоминания об обладателе зелёной шевелюры и мысли, что путаются в хаосе, нарочно приводят его в зону, где обида захватывает его с лихвой. Хочет не то чтобы отомстить, скорее просто отвлечься. Но от альфы, что перед ним, не на шутку становится тошно. На душе паршиво, а от самого себя становится хуже. — Йоараши, отпусти. Нужно проветрится. Руками упираясь в рельефные плечи, склонив голову в сторону, Тодороки чувствует, как земля уходит из-под ног, а перед глазами темнеет. Он так не вовремя прощается с сознанием, совсем не ведая о том, куда его несут чужие сильные руки.*
— Тебя где носит, задрот? — слышит Мидория из динамика своего смартфона, стоило ему принять входящий вызов от контакта «Каччан». — Твою задницу заждались уже. Смешок срывается с губ, он и без напоминания спешит и знает, что бессовестно опаздывает. Но что он мог, когда начальство, только позволив вернуться в родной город, снова обещается назначить очередную командировку в другую страну через океан? Ничего. Это, как никак, рост карьеры, и он ведь об этом только мечтал, даже не надеясь на подобное. Распри сердца и ума увенчались беспрекословной победой ума. Любовь любовью, но вот карьерный рост всё-таки в кой-то веки стал радовать, следовало бы взять быка за рога. — Уже на подходе, Каччан, — заворачивая в проулок, позабыв, что это тупик, Мидория семенит вперёд, уверенный в том, что идёт куда надо. Телефон смолкает. Каччан положил трубку как всегда быстрее, чем Мидория спохватится и станет задавать свои вопросы, которые Каччан не любит. Прибавляя шаг, Мидория проходит между домов, удивляясь лишь тому, почему переулок стал уже, чем был на его памяти. Приглушённые стоны и возня за контейнером мусорного бака неподалёку заставляют уши покраснеть и прибавить скорости, но чертов переулок заканчивается глухой стеной живописно быстро. Мидория в замешательстве. Как он мог ошибиться. Но голос, что до дрожи в коленях и фантомной боли в костяшках рук, заставляет сердце пропустить удар и замереть на месте. — Прек-прекрати, Йоараши… Хватит! Я не хочу этого! А последующий второй голос, тембром ниже первого, отрезвляет, тело напрягается неестественно сильно, а пальцы впиваются в ладони. — Шото, ну чего ты сопротивляешься? Посмотри только, виски, которым я угостил тебя, так раскрепощает и пробуждает желание. Не сопротивляйся. Словно хлопок петарды, так реагирует принадлежность природы в Мидория и он, развернувшись на сто восемьдесят градусов, вылетевшим патроном из ружья, мчится на голоса, не ведая, что он будет делать и как перенесёт увиденное. Главное лишь то, что Тодороки против, его принуждают. А значит — это необходимо остановить.*
Скорость, с которой двигался Мидория, уворачиваясь от кулаков громилы Йоараши, была просто невероятно высокой. Сила, с которой Мидория наносил удары по корпусу альфы, что не малым выше него самого на десять дюймов, была колоссальна. Злость, захватившая разум, разбудившая природную сущность альфы, зашкаливала по всем возможным показателям. Глаза заволокло пеленой зудящей ненависти, то, что предстало его глазам — Тодороки зажатый в углу грязной подворотни выродком альфой, что нагло лапал, почти раздевая омегу — уничтожило всё внутреннее спокойствие и сломало все рычаги тормоза. «Убью», — набатом бившаяся мысль в голове подгоняла тело двигаться быстрее, наносить удары сильнее. Прорезавшиеся клыки саднили желанием впиться в чужую плоть и разорвать на мелкие клочья наглеца, что смел позариться на этого омегу. Вспышками проносившиеся перед глазами картины вовлекали в безумство, было неожиданно приятно буквально втаптывать враждебного альфу в землю. Чувство эйфории, внезапно закравшееся в душу, пугало, но внимания этому Мидория не придавал. Он упивался своим превосходством, покуда силы не покинули его тело, и он, вмиг ослабший, не уселся на землю рядом с омегой. — Извини… Единственное, что нарушило тишину подворотни, было никчемное извинение. Но чьё оно, оба так и не поняли, оставаясь на месте и смотря на бессознательно лежащее в луже тело альфы. Дышит, значит живой. Мидория, к своему удивлению, слишком быстро остывает и буквально сразу берёт себя в руки, стоило омеге лишь только дотронуться до его руки. До этого он судорожно вбирал в себя воздух, пялясь на вздымающуюся грудь Йоараши. «Мидория Изуку, ты превзошел все свои самые смелые ожидания». — Спасибо, — бубнеж разрушает атмосферу, а ладонь омеги судорожно сжимается поверх ладони альфы. — Если бы ты не подоспел это бы… — Твои чертовы тусовки до добра не доведут, я только так и думал провожая тебя до самого твоего дома! — вмиг разорвавшийся ком спутанных и переплетенных между собой нитей чувств, разлетается ошмётками непонятного бреда, что струится из уст Мидории в неконтролируемом потоке. Его не остановить. Накипело. — Черт бы тебя побрал, Тодороки Шото! Черт бы тебя побрал! Чувства, что бурлили по венам, всё то время после знакомства с омегой, просятся наружу. Они бьют Мидорию в грудь, изнутри пробивая рёбра и ломая его на части. Чрезмерно много всего, что гложет его. Он слишком устал, физически от драки, морально от долгой разлуки, чтобы быть тихим и милым мальчишкой сейчас. Он просто хочет показать то, что хотел с самого начала, но не смел, страшась испугать или же отпугнуть. Он действительно хочет показать то, что ему не безразличен этот омега, что вжавшись спиной в грязную стену, сидит и не моргающим взглядом смотрит в сторону, сжимая ладонью ладонь Мидории. Потому то он, совладав с дрожью в конечностях, поднимается на ноги, и не отпуская руки Тодороки, поднимает оного на ноги. — Я не настаиваю, но был бы действительно рад, если бы ты перестал… ммм… общаться с таким сомнительными личностями. Встав друг напротив друга, всё ещё держась за руку с парнем, что на немного, но выше него самого, Мидория еле ощутимо сжимает чужую ладонь сильнее. Не хочется отпускать. Хочется остаться так стоять вечно. И уже плевать, что они в промозглой и затхлой подворотне, где у их ног лежит сокрушенный в бою за омегу, альфа. Плевать на всё. Плевать потому, что он посмотрел в эти глаза, немного приподняв голову. «Черт». — Я с тобой полностью согласен. Сомнительная личность. Тодороки отводит взгляд в сторону и, брезгливо сморщившись, отшатывается от Мидории, выдернув руку. В голове шум и гам. Лицо альфы напротив него искажается в удивлении и непонимании, но ему не до этого. Чувства возвращаются на своё место, а вмиг обрушившаяся реальность давит на вески непомерно сильно. «Мидория здесь». «Этот альфа вернулся!». Он столько времени пропадал, а сейчас, как ни в чём не бывало, смеет так просто появиться из ниоткуда и вести себя так легко и непринуждённо. «Хамство». Но тело больше не желает его слушаться. Тодороки заваливается в сторону, вот-вот упадёт наземь, словно мешок картошки, но руки Мидории этого не позволят. Он подхватывает его, поднимая над землёй, удобно перехватывая одной рукой под колени, другой поперёк спины. — Я тоже сомнительный тип? — Не прекратишь вести себя так, как только вздумается, станешь таким для меня, — недовольно бурчит Тодороки, но голову всё же укладывает на грудь альфы, прислушиваясь к сердцу. Оно отбивает сумасшедший ритм, как и его собственное, сердце Шото. В этом они похожи. Но в чём ещё? — Я, надеюсь, не сильно испугаю тебя если предложу пройтись к моей квартире? Видок у тебя конечно так себе, не мешало бы привести тебя в божеский вид, а потом поговорить немного. Или ты мне и сейчас откажешь? Взмах руки, и удар приходится точно по скуле альфы, но это не мешает Мидории рассмеяться и шагнуть с драгоценной ношей на руках прочь из этого замызганного переулка. Стоит ли говорить о том, что Тодороки не сказал ни слова? Он просто отдал себя в сильные руки этого, невысокого, лохматого альфы, показательно нахмурившись.*
Музыка ласкала слух, звуча переливами нот и аккордов. Вся атмосфера в клубе уже кричала о том, что пришло время закрытия, но двое молодых людей уходить не спешили. — Он тебе так и не ответил? Кивок головы служит ответом, а девушка переводит взгляд уставших глаз на стакан в своей руке. Они давно перекочевали с барной стойки на диванчик у стенки в надежде свести двух идиотов, что запредельно по-глупому обходят своё притяжение стороной. Но что-то пошло не по плану и, они, Бакуго Кацуки и Яойрозу Момо, сидят как два потерянных щенка в тщетных попытках дозвониться своим друзьям. Тяжелый вздох и снова провальная попытка дозвониться до абонента, что так нагло, третий час к счету, находится вне зоны действия сети. Девушка облокачивается об парня, трётся лбом о его плечо, не жалея шикарной укладки, почти урчит. Мыслей как будто бы и нет. Голова пуста, как чистый лист. Твори, что хочешь. Чувство тревоги, что заставляло трястись её всеми фибрами души буквально два часа назад можно сказать отпустило, но не полностью. Звонки без ответа пусть и угнетали, но не настолько, чтобы сходить с ума. «Тодороки, в конце концов, большой мальчик, почему я должна так переживать». — Эти идиоты… Я уверен, что они вместе сейчас, но черт… могли бы отписаться. Бакуго, сидевший в полусогнутом состоянии, морщится. Придурок Деку, что никогда не отличался для Бакуго особым умом и сообразительностью, просто не отвечает на его звонки. Как же бесит. Сжимая в своей руке смартфон, пристальным взглядом вглядываясь в уже погасший экран, он мысленно ведёт на эшафот Деку, придурковатого друга детства. Потому что он устал. Бакуго устал слушать розовые сопли из уст этого недомерка о том, что «как хорош собой», «какой он особенный» и ещё кучу такого же дерьма сверху о фрике с разноцветными волосами. Запарил. Момо прижимается ближе к Кацуки, обвивает шею руками, устало навалившись сверху. У них были другие планы на этот вечер. Бакуго планировал совсем не это тупое просиживание задницы в месте, где оглушительно громко звучит музыка. Что-то другое, но не это точно. Но часы неумолимо показывали четыре утра, а этих придурков словно след простыл. Разумеется, первый час ожидания они списали на не состыковки по прохождению секьюрити. Но когда этот час растянулся в полтора, а потом в два, Кацуки и Момо стало не до шуток. Девушка и без этого оглядывалась на танцпол, выискивая двуцветную макушку, а тут ещё и Бакуго со своими пятью копейками «Деку тоже пропал». Они тогда обошли всё вокруг. Все ближайшие подворотни, углы и подвалы. Каково было их удивление найти бессознательного Йоараши лежащего на земле в окружении мусора и, из сомнительной жидкости, луж. Мысли, конечно, пришли подобающие, Момо знала этого парня и давала руку на отсечение, он точно пострадал из-за того что в очередной раз пытался склеить Тодороки. Но. Деку разве мог найти их? Он же спешил в клуб, разве не так? Тогда его какого черта должно было занести почти в противоположную сторону от первоначального места направления. — Всё же, — буркнув в ключицу Бакуго, Яойрозу принялась носом выводить на коже странные узоры, упиваясь сладкой пряность аромата своего парня, — я думаю, что Мидория встретился лицом к лицу с этим верзилой и отвоевал моего принцессу. — Даже если и так, — задумчиво тянет Бакуго, снова проверяя телефон на наличие уведомлений. Пусто. — Это не повод игнорировать звонки. — Это в стиле Тодороки. — Но не в стиле тупого задрота. Когда они всё же покидают клуб, усевшись в легковушку, припаркованную неподалеку от здания, Бакуго предпринимает ещё одну попытку, дабы дозвониться, и искренне удивляется полученному смс-сообщению. — Какого? Поехали ко мне, пока эта ночь ещё не кончилась! — Что-то случилось, милый? — Нашлись идиоты. И с меня хватит. «Наши маршруты снова пересеклись. Не иначе — судьба. Теперь точно не отпущу. И да, я придурок, Каччан. Согласен», — так гласит сообщение, что было получено три минуты назад с прикрепленным фото во вложениях.