***
Доён оказалась права. Синяк болезненными следами расползся по всему предплечью. Юджон, когда увидела этот ужас, была готова лично надирать зад Джехёну. Убавить уровень гнева помогло клубничное молоко. Убеждаться, что все в порядке Доён не собиралась, но сохранить свою крохотную подругу хотелось, как добить этот нервный день. На их головы начали сыпаться тесты одни за другим, намекая о конце семестра. Сказать, что класс выл волчьей стаей, ничего не сказать. Доён прощается у велосипедов с Юджон и хмурится, когда замечает неподалеку Джехёна с ее одноклассником, Тэёном. Она поспешно снимает замок с колеса, обвязывает вокруг сидения и срывается немедленно с места, пролетая мимо Джехёна, исхитряясь показать язык и победно укатить прочь. Даже не оборачиваясь, она знает, как он смотрит на ее выходку. Потому что привычно. Привычно друг друга бесить на протяжении последних четырех лет. Привычно тявкаться, как кошка с собакой. Доён слишком хорошо помнит тот злополучный день, когда в их музыкальной школе представили новенького. На какое-то мгновение подросток показался ей безумно знакомым, но это сомнение так и никогда не потянулось нитью связанных мыслей. Его серьезные и неприятные замечания о том, что она, играющая несколько лет, не попадает в ноты и ритм, а еще неправильно изгибает пальцы, сильно кольнули по собственному самолюбию. Самолюбие заныло сильнее, когда она поняла, что Джехён играл безупречно. Она думала тогда оторваться на нем, высказать все, что думает, найдет к чему подкопаться, но была поражена чистой игрой, что просидела три минуты с открытым ртом. Пальцы буквально летали над клавишами, рождая то звонкий, то мягкий звук, плавно перепрыгивая между собой. Восхищение упорхнуло вон, когда он с самодовольной ухмылкой уставился на нее. Доён никогда не краснела от злости. Доён вообще никогда не полыхала от злости в чью-то строну, кроме злодеев в фильмах. Джехён открыл в ней новый талант. Открывал один за другим, когда они, по мере взросления, стали перебрасываться руганью, пихать друг друга, ставить подножки, лезть друг на друга кулаками (спасибо одногруппникам, что мгновенно разнимали) и орать друг на друга прямо перед преподавателем. Орать до занятий, кричать после, посылать друг друга одними губами во время. — Пожалуйста, сонсэнним, выгоните этого болвана из нашей школы! — Уберите ее с глаз моих, она невыносимая идиотка! Учитель буквально удержала ее, чтобы Доён не кинулась ему расцарапать глаза, пока его, ойкавшего Джехёна, за ухо, за грубую речь, держал преподаватель вокала. Отчитали и наказали их на пару дней, но война лишь усугубилась. Доён, которая могла лишь вежливо и тихо говорить, буквально взрывалась и сыпалась руганью, стоило ей увидеть, услышать или почувствовать рядом с собой Джехёна. Единственное, что спасало ее нервы, что они учились в разных средних школах. Едва занятия оканчивалось, как Доён прощалась и выбегала из кабинета, со спокойным сердцем летя на сестру-старшеклассницу. Та давно просекла, что к чему, когда заметила, как младшая сестра косится на одного мальчишку с праведным гневом. Доён бесилась еще больше, когда после третьего лета знакомства с этим парнем, она заметила, что тот стал как-то тих и спокоен. Любое ее замечание, любое резкое слово приветствовалось качественным игнорированием. Это возмущало сильнее, это било по гордости не меньше. Доён стала чувствовать себя пустым местом. Джехён откровенно ее игнорировал, став тише и расслабленнее в классе. Теперь ее практика и проверка домашнего задания проходила без колких замечаний. Однако больше за него стали «говорить» глаза. Она чувствовала, как Джехённ прошивал ее взглядом насквозь, выбивая воздух и любую трезвую мысль. Осознавать было странно, но Доён поняла, что можно успокоиться, не нервничать и не тратить на него пополнившийся запас слов. Она стала действовать его техникой, пока однажды не столкнулась носом к носу в столовой. В столовой в ее старшей школе. Под множеством пар глаз, Доён утащила его из столовой за локоть, пока он лениво пытался от нее отбиться. — Какого ты здесь…забыл?! — Я здесь учусь. Могу задать тот же вопрос тебе, но я вряд ли получу умный ответ. Поэтому, давай сделаем вид, что мы с тобой никто здесь. Музыкальная школа это другое. Поэтому, — он с заметной брезгливостью отцепил ее пальцы от себя, — будь умной девочкой, малышка До, отвали. Доён правда пыталась. Но взгляд сам собой искал знакомую широкую спину. Видя его в своей школьной форме, Ким поняла, что за общее их третье лето Джехён изменился. Вытянулся в росте, стал шире в плечах, а с щек сполз детский жирок. Доён разглядывала его исподтишка, сталкивалась с ним иногда на переменах, обменивалась колкостями и расходилась. И всякий раз морщилась, слыша визг одноклассниц, когда он с прямой осанкой проходил мимо. Юджон смеялась от ее реакции — изображать рвоту с характерными звуками получалось великолепно. Доен упустила момент, когда все поменялось. В музыкальной школе продолжалось затишье, пока их, как одних из старших, не отправила на городской конкурс. Если раньше они соревновались в области района, то тут целый Сеул собрался в одном зале, чтобы судить несколько сотен выступающих. Честь защищать школу упала на них двоих. Честь была защищена, но так позорно закрепила ярлыки мест, которыми Джехён не стеснялся пользоваться. «Второе место то, второе место сё» — Доён кипела синим пламенем, когда слышала низкий шепот в ухо. Доён держалась и кипела тихо, про себя, потому что они уже не дети. Кипела, избивая подушку. Последней каплей стал тот факт, что Джехён переехал в соседнюю квартиру. Буквально за стенкой. За этой же самой стенкой в ее комнате стояло его фортепиано, которое стало терроризировать ее нервы и сон. Доён трясет головой и тормозит у дверей подъезда. Сегодня Джехён снова играл. Половину ночи, заставляя расти в ней массу идей, как совершить убийство. — Ты заходишь? Доён подпрыгивает на месте, когда видит позади себя Джехёна, в руке у него скейтборд. — А ты меня преследуешь? — Сдалась ты мне. Заходи давай, не тормози движение. Доён фыркает и набирает код от подъезда, рукой открывает дверь, а после держит бедром ее, чтобы провезти во внутрь велосипед. Позади себя она слышит тяжелый вздох. — Как же ты медленная, — парень хватает ее велосипед слишком легко и затаскивает внутрь, провозя его до лифта. Доен остается последовать за парнем, поджимая губы. Он прикладывает чужой транспорт к стене, вызывает лифт. Джехён оборачивается к ничего не понимающей Доён, оценивающе осматривает и уходит к лестнице, начиная подниматься под недоуменный взгляд девушки. Но Доен не спрашивает ничего, отворачивается мгновенно. Когда приходит лифт, скользит со своим велосипедом в лифт, устало прислоняясь к стене. В голове настойчиво бьет, что нужно переодеться и бежать в музыкальную школу. Она громко стонет, потому что не заканчиваются ее мучения. Чон Джехён буквально везде в ее жизни.***
Подготовка к конкурсу идет полным ходом. После школы Доен летит на несколько часов страдать на фортепиано. Выбирая Шопена, она не подумала, сколько усилий ей придется приложить, чтобы все ноты, аккорды и темп были идеальны. Доён сбивается на каждой сложной строке, вылетает с нужного темпа, соскальзывает с педалей там, где это не нужно. Дома страдает ее личное фортепиано. Она выбивает из него слишком громкие и нервные звуки. За полторы недели прогресс сдвинулся буквально никак. То ли предстоящие экзамены давили, то ли тот факт, что она обязана в свою защиту стать первой, то ли Джехён, который глумился в коротких перерывах и совал ей под нос ненавистные шоколадные конфеты. В одну их репетиций Доён не выдерживает. Слышит насмешливый и спокойный тон, который тыкает на косяк в начале, на ошибку после и ехидно добивает про конец. Она не реагирует, смотрит тупо в упор, а после дает звонкую пощечину. Джехён никогда так ошарашено на нее не смотрел. И дело даже было не в том, что она ударила. Доён прямо перед ним плакала. Никто не стал ее винить, когда она сорвалась и сбежала от всех. Юджон находит ее на холодному полу, сжавшуюся и зареванную, когда заканчивается ее занятие вокалом. Нервы сдают. Сил терпеть нет. Доён плачет теперь каждый раз, когда получает замечания. Доён ловит шокированный взгляд Джехёна, когда он снова доводит ее до крайности. Она бьет его в плечо и уходит прочь. Доён готова буквально выть от того, что сосредоточиться не получается. Доён бесится с самой себя за такую внезапную эмоциональность. Она пихает папку с нотами в сумку, ругается под нос, что та не лезет, а после замечает на своем пенале записку с приклеенной мелкой мятной конфетой.«улыбнись с: слезы тебе ни к лицу»
Доён оборачивается по сторонам, не замечая никаких посторонних людей. Джехён, сидящий ближе всего к ней, уткнулся сосредоточенно в тетрадь с нотами. Она глубоко вздыхает, закидывает пенал в сумку, но записку и конфетку берет в ладонь, медленно уходя из класса. Шмыгнув носом, Доён закидывает конфету в рот и слабо улыбается от сладко-кислого привкуса, сжимая бережно милую записку в ладони. Записки стали появляться не только в музыкальном классе. На ее пенале, на ее шкафчике, на рюкзаке, даже на ее месте в столовой, куда она обычно садится с Юджон. Незначительные, милые, лукавые, но всегда заставляющие биться ее сердце громче.«улыбнись, пожалуйста с: »
« не хмурься, тебе не идет: с»
«ты сегодня милая»
«отлично постаралась»
«твой смех это приятное что-то»
«не торопись, все успеется»
«файтинг, ты справишься!»
У Доён копится этих записок за пару недель за пятьдесят. Каждый день по несколько везде и всюду. Она буквально усеивает ими весь свой стол, перечитывает и по-глупому улыбается. Почерк всегда разный, но она чувствует, что кто-то один ей все это пишет. От этих записок становится легче, от этой поддержки в записках становится проще. Она берет себя в руки, успокаивается и старательно занимается подготовкой к конкурсу, репетируя сложное в техническом и художественном плане произведение. Пальцы порхают над клавишами, Доён слушает каждый звук внимательно, бегает взглядом с нот на клавиши, чтобы не упустить ни одной ошибки. Нужно добить до безупречности. Преподаватель стоит над коршуном, когда до конкурса буквально пять дней, вслушиваясь в каждую ноту, и с удовлетворением сообщает, что идеально. Доён выдыхает облегченно, кланяется и просится на перерыв. Она широко улыбается после перемены, когда на клавишах мелькает записка: «безупречно». Возвращается привычная уверенность, а так же привычные стычки с Джехёном. Они снова тявкаются и спорят о том, кто выиграет. Она снова перечит ему, а он приводит доблестные аргументы в свою сторону. — Мое произведение произведет фурор хотя бы уже тем, что техника сложнее. — Мое приятнее на слух. Мягкое, приятное. После твоих тарабанящих по клавишам пальцев, это блаженство будет. Доён снова тихо ненавидит его, когда он портит ей (не) случайно обливает ее нотную тетрадь соком. В отместку позже, она обливает его белоснежную рубашку кофе, а после отбивается у стены, пытаясь пнуть в голень. Доён тихо проклинает его, когда Джехён жалуется на то, что она слишком громкая и мешает ему сосредоточиться. Доён жалуется в ответ, что он сбивает ее настрой. Наверное, впервые преподавателем пришла идея закрыть их в разных комнатах и дать готовиться раздельно. — Ну почему где я, всегда ты? — стонет Доён, когда она сталкивается с ним в магазине поздним вечером после занятий. Джехён торчит у одного из стендов, выбирая рамён. Услышав со стороны знакомый голос, он косится в сторону. Тяжело вздыхает, поворачивается корпусом, под пытливым девичьим взглядом и отвечает: — Чтобы тебе насолить. Серьезно, ну, хватит. Я, честно, уже устал. Да, ты меня бесишь, но гавкаться вне школ я не хочу. Потому чт- — Не я это первая начала, — перебивает резко Доен, — ты вечно до меня докапываешься. Будь моя воля, я бы вообще тебя никогда не видела бы и не знала. Потому что ты невыносимый, противный грубиян, которому только дай повод, чтобы меня унизить. Но я сдаваться не намерена, а потому буду гнать на тебя сама, — уверенно заканчивает Доён, важно проходит мимо и скрывается за другим стендом. Джехён ловит ее у касс, лепя мелкую записку прямо ей на лоб, показывая язык, а затем уходит к соседней пустой кассе. Она хмурится и тянется пальцами до записки и чуть не роняет набранную корзинку. Потому что записку такая же, как сотня других.«ну и дура ты, мелкая: Р»
***
Доён пропускает сквозь пальцы сотня и одну записку себе на лицо. Они мягко опускаются на лицо и скатываются на постель, пока она снова не хватает горстью и не кидает себе на лицо. В ее голове родился громкий и жужжащий улей мыслей. В голове не укладывается ни черта то, что произошло буквально вчера. Мозг отказывался принимать тот факт, что Джехён писал эти записки. Все эти прекрасные милые, заставляющие трепетать ее сердце записки. Она громко стонет в подушку, но ругается через мгновение. На часах одиннадцатый час, а за стеной снова распевается фортепиано. Она от души бьет ногой в стену, на что получает возмущенное и громкое фортепианное «ля». kim_doyeon_: [ты время видел?]jung_heart_jaehyun: [не помню, чтобы тебе это раньше мешало]
kim_doyeon_: [а сейчас мешает. уйми в себе музыканта и вали спать] kim_doyeon_: [я уснуть из-за тебя не могу]jung_heart_jaehyun: [из-за меня? ух ты. я польщен с: ]
kim_doyeon_: [из-за музыки твоей дурацкой] Помолчав несколько секунд, Доён добивает мысль: kim_doyeon_: [и ты дурацкий.]jung_heart_jaehyun: [влюблённо дурацкий, малышка До]
Доён гневно строчит ему в ответ, мол, что это значит, но не получает ответа. Однако музыка за стеной тоже прекращает завывать и нервировать, давая шанс. Она вчитывается в последние слова снова и снова, но в голову, кроме того, что у него, идиота такого, играют гормоны и желание ее позлить не приходят в голову. Последние два дня до конкурса пролетают, как один миг. Доён доводит до полного идеала свою игру, приводит в порядок уверенность и жгучее желание к победе. Она втащит им всем, она окажется первой и поедет дальше покорять музыкальную индустрию фортепиано. Преподаватели напоследок желают им удачи, не волноваться и хорошенько выспаться. Один из них завтра будет присутствовать с ними, как руководитель. Последний вечер перед конкурсом, а Доён видит (не)любимое лицо снова в магазине. Джехён снова топчется у вредной лапши, выбирает несколько пачек и ползет в сторону сладкого. Она ползет тенью за ним, но теряет среди стендов, вызывая вздох разочарования. Просто взял и исчез. — Если ты думала, что ты маленькая и незаметная, я развею твои ожидания, — басит неожиданно в ухо ей Джехён, заставляя Доён вскрикнуть от испуга. Она мгновенно прикладывает ладони ко рту и кланяется низко, проходящей мимо пожилой даме, что фыркает в их сторону. — Все мои беды из-за тебя, — сетует шепотом Доён, замечая в глазах напротив игривые огоньки. Он играет бровями и обходит ее, чтобы добраться до конфет. — Какие ты предпочитаешь? — замечая хмурость на ее лице, Джехён усмехается. — Я серьезно, что ты ешь? Те, конфеты, что я покупал, закончились, а привоза еще не было. Поэтому что ты жуешь? Доён скрещивает руки на груди, пытаясь пробуравить дырку в этом наглом парне, который смотрит на нее слишком весело и… непривычно. Непривычнее от того, что от этого взгляда почему-то странно щемит. Как от тех записок. Секрет раскрыт, но от этого не перестало теплеть. — Зачем ты это все делаешь? Ну, — Доён мешкается, когда он изгибает вопросительно бровь, — все это. Записки, конфеты… Зачем? Ты продолжаешь со мной гавкаться, но все равно подкидываешь это. Джехён отводит взгляд в сторону, снова на нее и пожимает плечами. Доён снова начинает кипеть. Она готова пнуть его от души за потраченные на него нервы, но глубоко вздыхает, собирается с мыслями и вкрадчиво говорит, чтобы до него дошел посыл. — Та-а-ак. Понятно. Хватит. Не нужны мне никакие конфеты. Не нужны твои записки. Не нужно это твое внезапное внимание. Завтра конкурс. Я хочу выспаться без лишних мыслей и несказанных тобой ответов. Давай не будем друг друга бесить сейчас и разойдемся мирно, окей? — ответа не получив, Доён продолжает мысль за него. — Окей. Все, до завтра. Доён срывается с места и уходит подальше от него, обернувшись лишь у отдела молочных продуктов. Джехён привычно смотрит на нее, с неприязнью, но в чужом взгляде, кажется, мелькает что-то еще. Что-то незнакомое в его образе, но знакомое по ощущениям. Но мотнув головой, чтобы убрать наваждение, она скрывается окончательно за стендами. Поход в магазин занимает добрых десять минут, потому что: первое, она выбирает слишком долго, что купить; второе, она ожидает, когда из магазина уйдет Джехён. Когда на горизонте становится чисто, Доён с тяжелым сердцем подходит к кассе. Ураган мыслей совершенно не унимается. Доён вздрагивает, когда по рукам и плечам начинает ударять дождь. Доён становится немного не по себе, когда за спиной она видит незнакомую темную фигуру мужчины. Она заметила его еще в магазине, когда пронеслась смущенным и негодующим ураганом в отдел овощей и фруктов. Закрывая ладонью голову от мелкого дождя, Доён сворачивает резко на другую улицу. До ее дома можно дойти за считанные минуты, а можно петлять, когда домой неохота. Но сейчас это была жизненная необходимость успокоить свои нервы. Паника растет в геометрической последовательности, когда дождь начинает усиливаться, а странный рослый мужчина скользить следом, не отставая от нее ни на мгновение. Притормозит немного, стоит ей обернуться, но начать идти, когда она начинает шаг. Доён мысленно уговаривает себя не паниковать, убедить саму себя, что все хорошо, но никто из людей не попадется по пути. Она путает дорогу, как знает, как может, скрывается за углом и стенами, но жуткий мужчина не отстает. Доён стискивает лямку рюкзака и начинает бежать. Дождь из мелкого перерастает в настоящий ливень. Она не видит дороги, не видит куда бежит. Кроссовки начинают хлюпать, свитер не греть, дыхание сбиваться, но она продолжает бежать, чтобы найти укрытие и спасение. Находит, залетая за угол и сталкиваясь с кем-то. Запрокинув голову, Доён неловко отшатывается. На нее в капюшоне недоуменно смотрит Джехён. Она тяжело дышит, смотрит испуганным зверем на него, оглядывается назад. Замечая темную преследующую фигуру, с вскриком утыкается в широкую мужскую грудь. — Пожалуйста, помоги, — молит едва слышно Доён, сминая его худи ледяными пальцами. Дыхание сбивается теперь не от бега, а от крепких рук, которые обняли за пояс и прижали тесно к себе. Сбивается от аромата мягкого одеколона. Сбивается от такой близости с Джехёном. Джехён с Доён заваливается к стене, отползая с дрожащей девушкой дальше по узкой темной улочке. Она немного поворачивает голову в его объятьях. Силуэт незнакомца темнит страшной тенью в свете фонарей и дождя. Он пытается высмотреть ее в этой темени, а она пытается прижаться ближе, слиться с Джехёном. — Эй. Давно он за тобой? — шепчет Джехён внезапно, заставляя ее вздрогнуть и поднять взгляд на него. С кончика его носа на нее капает капля, и тогда она осознает, как близко они стоят. Их лица никогда не были так близко. Доён никогда не видела его лицо так четко и близко, потому что замечает мелкие, слабые веснушки под глазами. Замечает медовую линию в его радужках. — Н-наверное, с магазина. Между бровей Джехёна залегает складка, от чего она сжимается. Ей никогда не нравилось видеть его таким хмурым. — Я… я знаю, сглупила. Нужно было вызвать кого-нибудь, покричать, привлечь внимание, но я никогда не была в такой ситуации. Я просто… я просто испугалась, — лепечет Доён, оправдываясь, но взгляда не отводит, потому что Джехён не отводит свой, буквально гипнотизируя ее. Когда со стороны хрустит громко ветка и рослая тень ползет к ним, Доён всхлипывает неожиданно для них двоих. Ей безумно страшно. Джехён косится в сторону, возвращается взгляд к ней, а затем касается ее затылка ладонью и склоняется ближе. Доён слышит, как выпадает из ее рук пакет с продуктами. Доён слышит, как громко начинает стучать ее собственное сердце. Доён видит длинные ресницы совсем-совсем близко. Доён видит, как они слабо трепещут на закрытых глазах. Доён чувствует, мягкие чужие губы на своих дрожащих и влажных. Джехён целует ее невообразимо нежно, целует так, что внутри одновременно все взрывается и успокаивается. Доён замечает, что льнет ближе, неловко пытаясь ответить. Плавится от жаркого Джехёна. — Эй! Ты! Она моя! — хрипло гаркают со стороны и подходят со стороны. Джехён отстраняется резко, за затылок прижимает ее голову к себе, заставляя уткнуться в свой изгиб шеи. Прячет. Прячет покрасневшую и смущенную. Она вдыхает аромат одеколона и тела Джехёна и плавится, кажется, окончательно. — Еще шаг, — спокойно, без доли сомнения, но грозно говорит Джехён, — и я вызываю полицию за преследование. Мне не слабо. И я уверен на все сто, что запуганной девушке поверят больше, чем маньяку. А мне, как свидетелю и ее парню, который подтвердит каждое слово. Так, я набираю, — рычит Джехён ей над ухом, но хватку мгновенно на ее теле ослабляет. Доён дышит Джехёну в шею, когда слышит грязную ругань, а после удаляющиеся шаги. Дождь затихает вместе с ними. — Ух ты. Прокатило. Телефон-то у меня сдох, — тихо выдыхает Джехён, пропустив ее влажные волосы сквозь свои пальцы. — Он точно ушел? — Ушел. — Тогда отпусти меня, Джехён. Пожалуйста. Джехён не выполняет сразу ее просьбу. Отпускает, потянув аккуратно на себя длинные темные пряди, заставляя смотреть на себя. Доён смотрит взволнованно, не может слова выдавить из себя. А потому прячет взгляд в асфальт мгновенно. Она неловко мнется перед ним, потирая влажные плечи согретыми ладонями. Джехён без слов скидывает свое худи ей на плечи, поднимает пакет с продуктами и первый выходит с темного переулка. Вся дорога блестит от дождя в свете фонаря. — Пойдем. Нужно домой, — зовет ее Джехён. Доён идет. Эти десять минут были одновременно самыми тихими и самыми громкими для нее. Первый раз в свою сторону она не слышала колкостей. Первый раз не было никакой ругани. Атмосфера была неловкой, но не неприятной. Она слишком много думает на каждый проходящий рядом шаг с ним. Косится на его ладонь, которая болтается совсем рядом с ее, периодически коротко соприкасаясь. Косится на Джехёна, который смотрит вперед, чей взгляд не наполнен неприязнью. Нет, там плескалось другое, незнакомое, но определенно теплое. В лифте они встают друг напротив друг друга, прислоняясь к стене. Джехён тычет кнопкой на пятнадцатый этаж и причмокивает губами. Он протягивает ей ее пакет и встает в расслабленную позу. — Ты это… осторожнее вечером ходи, окей? Доён поднимает на него взгляд и словами сами собой срываются с ее губ. Она невольно хмурится, наблюдая чужое спокойствие и отстраненность. — Это все, что ты можешь мне сказать? — А что ты хочешь услышать? Ты поперлась в такую темень одна, начала зачем-то шататься по нашему району, хотя могла просто добежать быстро до дома. — Нет. Я не об этом. А том, что ты сделал. — А что я сделал? Ты просила помощи, я помог. — Джехён, я просила действительно защиты, но, — она чувствует, как начинают гореть щеки, а дыхание сбиваться, — но я понятия не имела, что ты… поцелуешь меня. Почему ты сделал именно это? — И? Что в этом такого? Это же просто поцелуй. Ничего не значащий. То, что я так сделал, не значит, что ты перестала меня раздражать. Иного выхода не было. Тот мужик нам не особо поверил, а других идей у меня не щелкнуло. Ты спрашивала, почему я все это делал? Окей, я отвечу. Мне просто было интересно последить за тобой, за твоей реакцией. Не думал, что ты правда поведешься. Мы действительно гавкаемся с тобой, как кошка с собакой. Не знаю, что ты там надумала, но у меня к тебе ничего нет. Доён склоняет голову, закрываясь волосами. — Действительно. Что это я, — усмехается в ответ Доён и замолкает. Десять этажей они едут в мертвой тишине. Писк лифта противно режет по ушам. Джехён пихает ее в плечо и в ухо едко басит: — Выходи, малышка До, мы приехали. Доён реагирует резко: отпихивается от него локтем, пронзительным мокрым взглядом оглядывается и стремительно покидает лифт. Не чувствует, не видит растерянный, сконфуженный взгляд человека, который понял, что совершил глупую, отвратительную ошибку. Дома Доён без слов закрывается в своей комнате. Там она без звуков плачет в подушку, выкидывая все записки в мусорку. Нет, она не надеялась. Нет, она не была влюблена. Нет-нет-нет. Просто в сердце противно щемит, в сердце противно больно, невыносимо. От Джехёна не только вспыхивало тупое раздражение и ненависть. От Джехёна внутри странно теплело, от Джехёна становилось почти всегда легче. Джехён был тот, кто всегда ее выгораживал, когда ей было плохо. Джехён всегда заставлял ее напрячься и действовать себе во благо. Джехён просто был рядом, пиная ее морально, пусть и не совсем правильно. Но это всегда действовало. Джехён с ней всю ее осознанную жизнь. Джехён давно в ее сердце, которое просто раскрылось сейчас. Доён обнимает чужую худи и горько всхлипывает. Доён понимает одну простую истину, вытирая с щек слезы и сворачиваясь под одеялом. Ей надоело быть, как кошка с собакой: царапаться, гавкаться-мяукаться и ненавидеть друг друга до самых кончиков пальцев. Только вот собака в этом дуэте знает свою роль, а она, кошка этакая, — ни черта. За стеной знакомо играет фортепиано, на часах почти полночь. Незнакома лишь мелодия. Пронзительная, скулящая и тонкая. Проникающая буквально под кожу, въедаясь чем-то тоскливым. Доён не бьет ногой в стену. Доён никак не реагирует, пока музыка фортепиано вместе с исполнителем рвут ее на куски. Доён молча смотрит в стену, прижимая худи ненавистного, но такого нужного сейчас человека. Этот самый человек несется по клавишам грустным мотивом. Джехён врезается своей музыкой в ее разбитое сердце слишком ощутимо. Доён не слышит, когда он резко обрывает мелодию. Она сопит тяжелым дыханием в подушку, ежась под одеялом от холода. Телефон вспыхнет на мгновение, а затем быстро потухнет, не показав пришедшее на долю секунды сообщение.удалено: jung_heart_jaehyun: [прости меня. поцелуй был много значащий]
***
Утро следующего дня бьет трижды сильно по: сердцу, по самооценке и по здоровью. Температура тридцать девять и семь ничем не удивляет, потому что Доён шаталась под ледяным дождем и не грелась, как вернулась, но ужасно расстраивает, потому что она вынуждена пропустить конкурс. Она подводит преподавателя, когда хрипло сообщает новость под надзором мамы, которая решает остаться сегодня с дочерью. Преподаватель не ругается, но по тону голоса она понимает сама, что тот расстроен. Подводит собственного соперника, которому пообещала второе место. Подводит свой крохотный маленький мир гордости и самолюбия, потому что так глупо потеряла даже шанс к победе. Следующие три дня шла неистовая борьба с вирусом. Доён глотала горькие таблетки, пила мерзкие микстуры и сопела под горячими повязками. И много-много грелась под одеялом, вместе с чужим худи. Запах одеколона и Джехёна почти выветрился, но ей почему-то нуждалось-желалось спать с ним. Успокаивало. За эти три дня ни разу не играло фортепиано. Доён даже так спокойнее было. Возможно, Джехён праздновал свою победу или ушел с головой в оставшиеся экзамены, которые в подготовке к конкурсу, уплыли на задний план. Если постараться и напрячься, можно успеть нагнать и сдать отлично. Доён придется об этом подумать после полного выздоровления. Потому что, когда температура сходит на нет, мама не пускает все равно в школу, наказывая до конца недели отсидеться. Шмыгая носом и чихая в сторону, Доён провожает свое семейство вон из квартиры и уползает обратно под одеяло. Из дрёмы ее выводят негромкие постукивания по стене, плавно перемещающиеся к балкону. Доён поднимается на ноги, когда по стеклу на улице что-то звонко бьет. Удивление расползается по лицу — она замечает на общем окне балкона знакомую записку.« хей, как чувствуешь себя? надеюсь, лучше » и стрелочка вниз.
Доён опускает взгляд ниже и видит следующую.« можешь выйти на площадку?»
На душе в мгновение ока собираются смешанные чувства. Она кусает губу и слабо в стекло. — Могу, — хрипло говорит, уверенная, что привлекла этим внимание тень, спрятавшуюся в комнате. Доён кутается в плед на кресле, прижимает по инерции чужое теплое худи, брызгает в горло мерзким лекарством и замирает на мгновение перед зеркалом в коридоре. На нее смотрит измученная болезнью девушка со странной шишкой из волос на голове. Вздыхая тяжело, Ким открывает дверь и тормозит, когда видит на ковре зеленую записку.«наверх, на два этажа и вправо»
Доён поднимается на семнадцатый этаж, кряхтя, как старая аджумма. Записка повторяется по пути, но несет одно слово:«налево»
Следующая у стены «к балкону» тычется стрелкой к названному балкону, которых было по одному на этаж. На каждом хранилась какая-то старая рухлядь и хлам жильцов, в основном старая мебель. Осторожно заглянув за стену, Доён замечает Джехёна на старом кресле. Он что-то чертит в нотной тетради, видимо ожидая ее. Доён неловко кашляет и привлекает к себе внимание. Джехён подрывается мгновенно с места, расплываясь в виноватой улыбке. Только ей не понятно какой: из-за его обидных слов или потому что вытащил ее больную на воздух. Джехён подходит совсем близко к ней, немного накланяется и протягивает ей пакет разноцветных карамелек, которые пестрили яркими полосами. Доён дрожащими пальцами берет пакет и поднимает недоуменный взгляд на Джехёна. Парень в ответ неловко улыбается и касается ее лица. Она не вздрагивает от мягкого касания, смотрит в его глаза и пытается понять не совсем здоровой головой, что происходит. — Я вспомнил, какие у тебя любимые конфеты. Ты меня давным-давно ими угощала. Удивительно, что они все еще есть в продаже. Доен хочет возникнуть, возмутиться, но это «давным-давно» и «в продаже» мысленно давят на тормоз. Опустив взгляд на увесистый пакет, она внимательно рассматривает конфеты и осознает, что она подобное ела, когда была еще совсем ребенком. Притаскивала их в детский сад, раздавала друзьям и заверяла, что это лучшие конфеты на всем белом свете. — Откуда ты знаешь? У меня такое только в детстве было, — сбивчиво и недоуменно тянет Доён, возвращая взгляд на Джехёна. Тот лукаво улыбается, склоняет голову набок и довольно щурится. Доён хмурится от такой улыбки делает шаг назад, сминая в руках худи парня и подаренные конфеты. Джехён прислоняется плечом к стене. Она замечает снова в его глазах нечто знакомое, давно забытое. — Наверное, потому что ты та самая девочка из моего детства, которая запомнилась тем, что много смеялась и много плакала. И эти самые конфеты возвращали обратно твою улыбку, как и все записки, которые мы писали каждый раз, когда расставались. Я знаю, — он смеется, читая на ее лице шок, — звучит странно, но помнишь ли ты…мальчика по имени Чон Юно? Невысокий такой, тихий. А еще помнишь, что ты с ним постоянно везде и всюду носилась? Или то, что пообещала быть рядом всегда? И… помнишь, как ты сильно плакала, когда этот мальчик уехал внезапно? Я вот… вспомнил, как ты плакала, когда у тебя стресс был несколько недель назад. Такая же была, но в разы меньше. Тот мальчик это я. Мой папа, оказывается, сразу тебя узнал. А я вот нет. Но щелкнуло у меня, когда увидел тебя в слезах. Ты та самая девочка из моего детства, кто мне очень нравился. И… честно, сейчас тоже нравишься. Хотя мы с тобой и отвратительно ругаемся последние несколько лет. Как кошка с собакой. Доён пораженно смотрит. Доён не знает, что сказать. Доён помнит Чон Юно. Помнит, как ревела в юбку маме, когда пришлось прощаться, кажется, навсегда. Никаких мобильных тогда еще не было, а новый адрес еще был неизвестен. — Вот почему ты показался мне знакомым, когда впервые оказался в музыкальном классе, — неверяще шепчет Доён, однако, он слышит ее. — Вот почему я иногда в твоих глазах… видела знакомые искорки. Чон Юно, все время был ты. А я…а я даже не поняла это. — Но ты была рядом, как и обещала. — Невольно. Но почему ты сменил имя? — Дедушка сказал, что имя не особо удачливое. Знаешь же эти суеверия старшего поколения. Но по волшебству оно правда оказалось удачным. Я смог вернуться обратно сюда, я стал одним из преуспевающих учеников по классу фортепиано, я стал лучше учиться, а еще я… встретил вновь тебя. Доён жмет ближе к себе его худи, слыша стук собственного сердца. Джехён тепло усмехается. — Я, — тихо начинает она, — не хочу быть с тобой, как кошка с собакой. И даже не потому, что мне судьба преподнесла сюрприз и вернула близкого друга, а потому что мне… кажется действительно нравится Чон Джехён. Пусть у нас не все гладко, пусть мы ненавидим друг друга, бесимся друг с друга. И вообще это будет походить на какую-то больную историю любви, где есть чувак, который выплескивает все на девушку, я почему-то хочу видеть тебя рядом с собой. Доён отводит взгляд в сторону, не замечая, что Джехён выпрямился. — Хоть я и горю с тебя, злюсь на тебя, готова проклинать, когда тебя рядом нет — внутри пусто. Невыносимо пусто. Не слышать твой голос, не видеть тебя, не чувствовать твой взгляд на себе. Когда ты поцеловал меня, когда крепко сжал в своих руках, я просто, честно, я уплыла. Как малолетняя фанатка перед кумиром. Потому что произошло то, о чем я так давно грезила, но никогда не признавала и пинала эти мысли к тупому наваждению. Цеплялась за любую возможность побомбить, лишь бы не уцепиться за что-то лучшее в тебе и признать другие свои чувства. У меня никогда не было подобных двояких чувств к одному человеку, но ты смог их вызвать. Я одновременно ненавидела и любила тебя. Нет, не так, — Доён судорожно вздыхает, замечая взглядом внизу носки чужих кроссовок. — Ненавидела и люблю. — Ух ты. Как ты много говоришь, — смеется тихо Джехён, прислоняясь осторожно к ее лбу своим. Доён замирает, поднимает испуганный взгляд и встречается с ярким и теплым. — Если я признаюсь, что испытываю что-то подобное… ты поверишь мне? Я ведь влюблённо дурацкий. По-дурацки поздно вспомнил и сообразил, что причинял тебе боль, потому что считал себя лучшим. Гавкался зря. На деле… Здесь лучшая ты. Джехён вытаскивает из кармана что-то, протягивает Доён это что-то. Она опускает взгляд вниз, видит блеск золота и громко ахает, чуть не роняя худи и конфеты. — Здесь ты первое место, а не я. Мне было так грустно и неприятно осознавать, что мой ненавистный соперник по клавишам тухнет под горой таблеток и сиропов. Было грустно и тоскливо, что я не увидел тебя, уверенную за фортепиано, которая бы точно порвала всех. Ты упорно трудилась, ты отлично постаралась. Безупречно играла на репетициях, Ким Доён. А еще нагло стащила мое сердце этими карамельками и своими крокодильими слезами. Доён молчит, смотрит округлившимися глазами и ждет. Джехён распознает это по-своему, а потому поддается вперед и робко смакует ее губы. Доён робко смакует в ответ и делает шаг ближе к нему. — Ненавижу тебя, — шепчет Доён, утыкаясь ему в грудь. — Ненавижу тебя еще больше, — вторит в ответ ей Джехён, целуя макушку и сжимая крепко-крепко в своих руках. А после тащит парень на плече до квартиры, под громким возмущенный крик девушки, чтобы окончательно отогреть чаем Доён от болезни, а собой — ее побитое сердце.