— … и если вам, уважаемый, нужен адрес детского сада, советую обратиться в ближайшую справочную, а не отвлекать от сверхважной работы таких важных людей! — в кабинете шефа полиции Неаполя в очередной раз задребезжали стёкла (иногда работники штаба даже делали ставки, через сколько дней они окончательно треснут). Фуго на секунду замер, стараясь как можно тише отхлебнуть кофе из своего стаканчика и выдохнул — день начинался чересчур стандартно. Сегодня у них что? Вторник?
Странно. Обычно Аббаккио начинал возмущаться и посылать горе-посетителей их отдела уже где-то с восьми утра, а тут запоздал аж на целых два часа. Непорядок.
В кабинете, тем временем, послышался звук двигающегося стула и быстрые шаги. Фуго ожидал увидеть, как из помещения вылетает разъярённая фурия, возмущённая поведением шефа, однако, вместо какой-нибудь взбалмошной старушенции или экзальтированной мадам с маленькой, но крайне громкой и противно лающей моськой в руках, навстречу ему вышел высокий мужчина. Одарив Паннакотту мимолётным взглядом пронзительных карих глаз, он направился к выходу. Про себя штатный психолог отметил, что от того, как именно смотрел на него незнакомец, ему резко поплохело и захотелось выйти подышать свежим воздухом. Его будто бы сковало страхом и благоговением перед совершенно неизвестным ему человеком.
А ещё эта походка. Казалось, в приступе ярости люди должны буквально выбегать из их штаба, но этот человек среагировал на происходящее совершенно спокойно. Он словно… Летел. Да, именно что летел, а не ходил как все нормальные,
обычные люди.
Всё ещё находясь под впечатлением от мужчины, Фуго осторожно вплёлся в кабинет и был встречен прилетевшей в стену кружкой с чаем. В нескольких сантиметрах от его несчастного лица. Обречённо ворча под нос нечто вроде:
«Классический вторник», паренёк достал из кармана брюк платок и вытер ухо, на которое попало несколько капель горячего чая.
«Сегодня зелёный. Значит, он злой как стая гиен», — Паннакотта скептически оценил большую чайную кляксу, оставленную на белой стене, затем посмотрел в сторону рабочего места шефа — там сидел и чуть ли не полыхал от злости его начальник.
— Надеюсь, ущерб, нанесенный собственности здания, вычтут не из нашей зарплаты? — попытался пошутить Фуго, но, поймав на себе озлобленный взгляд Леоне, понял, что подобрал далеко не самую лучшую стратегию. Осторожно подобравшись ближе к столу, будто бы он шагал по чёртову минному полю, психолог попробовал успокоить Леоне иным способом:
— И что это был за мужик такой? На среднестатистическую жертву ограбления не похож. Украли какой-нибудь дорогой одеколон? — и верно, лишь произнеся эти слова, парень вспомнил, что такие гости были редкими в их штабе. Обычно людей из «богатой прослойки населения» (это он понял по слишком дорогой и брендовой одежде незнакомца) обслуживали выскочки вроде Нэро.
Становилось всё интереснее и интереснее.
— Догони да спроси, какого хуя он забыл у нас. Какие же все охуенно умные пошли, просто феерия — припёрся в полицейский участок, начал права качать, а, когда я вежливо, — на этой фразе Фуго недоверчиво поморщился, — объяснил, что у нас тут расследуют преступления, а не исполняют желания мажоров с золотой ложкой в жопе, начал совать взятку! — откинувшись в кресле, Леоне прикрыл глаза и парочку раз отборно проматерился. Паннакотта был готов поклясться, что ни в жизни не слышал подобных выражений. Однако, правду говорят, что всё бывает впервые.
— И ты не взял?
Ответ был буквально написан на лице Аббаккио. Фуго даже в какой-то степени стало неловко — действительно, их шеф всегда славился своей честностью и неподкупностью, и задавать такие вопросы приравнивалось к его неуважению.
— Ну, а как зовут-то его? И чего хотел? — аккуратно поинтересовался психолог, на что Леоне швырнул ему со стола визитку тёмно-алого цвета. На ней золотыми буквами было высечено имя посетителя, место его работы и телефон.
— Оставил на память. Мол, если понадоблюсь, позвоните по этому номеру, — фыркнул Аббаккио, разминая плечи. — Честно говоря, я уже и забыл, как его там звали. Что-то на «Б»…
— Брандо. Дио Брандо, — тихим и невероятно удивлённым голосом прочитал Фуго имя и фамилию мужчины.
— А, точно. Брандо. Богатей хренов. Будто бы мы тут будем все под его дудку плясать, не дождётся…
— Аббаккио, а можно я тебе чистосердечно признаюсь? — Леоне выпрямился и недоумённо уставился на психолога в ответ.
— Не, слушай, я, конечно, всякое могу понять… Но у меня, как бы, есть молодой человек, и я…
— Блять, да нет же! Я не об этом! Аббаккио, можешь меня уволить, и это будет вполне справедливым решением, но я скажу, как есть: ты — настоящий идиот, который только что вырыл могилу себе и всему нашему отделу, — несмотря на то, что Фуго являлся первоклассным специалистом в своей области, иногда и у него проскальзывали вспышки агрессии. Собственно, именно из-за них он и решил пойти на эту не самую простую должность — помогать другим и, в первую очередь, себе. По большей степени у него получалось контролировать эмоции, но, когда он начинал нервничать, то попросту не мог сдерживать себя в руках. А ведь было, из-за чего наводить панику:
— Ты так и не понял, кто приходил?! — Паннакотта ударил ладонями по рабочему столу Леоне, из-за чего и без того шаткий предмет интерьера обиженно скрипнул. Шеф полиции вскочил с кресла, явно недовольный поведением и прямолинейностью своего сотрудника.
— Успокойся, мать твою! Я понятия не имею, что это за мужик!
— О Боги, — Фуго зарылся лицом в ладони, — ты, конечно, своё дело знаешь, но иногда бываешь таким тугодумом…
— А вот за такое реально могу и в неоплачиваемый отпуск отправить. Пожизненно. Объясняй, Паннакотта, — чувствуя, что парень (вроде как) успокаивается, мужчина сел обратно в кресло и дотянулся рукой до помятой визитки, упавшей на стол в процессе «мини-истерики» Фуго.
— Брандо, Брандо… Блин. Я слышал что-то такое, но никак не могу вспомнить, где именно, — Леоне почесал затылок, вертя несчастную визитку в руке. — Ну и что в нём такого особенного?
— А то, что ты чуть не подписал себе смертный приговор, — раздался голос из соседнего кабинета, отделённого тонкой стеной с дверью. Через неё в помещение на кресле въехал Буччелатти, держа в руках стопку бумаг. Слегка столкнувшись с Аббаккио, тот мягко усмехнулся в попытке разрядить накалившуюся обстановку. Фуго в ответ даже слегка улыбнулся, мысленно понимая, кого конкретно им не хватало в данной ситуации. Того, кто мог говорить с шефом, даже если тот был готов организовать девять кругов ада каждому сотруднику.
— А ты разве не должен был заниматься делом о пропаже аквариума с лягушками у студента? — показательно нахмурился Леоне, стараясь противостоять солнечной улыбке своего напарника.
— Так я уже два дня как разобрался с этим. Если интересно, попозже расскажу, кто оказался преступником… Сейчас у нас и правда дела поважнее, — убрав прядку чёрных мягких волос за ухо, Бруно разложил бумаги на столе.
— Может, хоть ты объяснишь нашему начальству, по какому тонкому льду оно сейчас гуляет… — проворчал Фуго, на что Буччелатти хихикнул, а Леоне метнул в сторону психолога взгляд, в котором читалось бегущей строкой:
«Останешься без зарплаты в ближайшую тысячу лет».
— Дио Брандо является владельцем компании «Брандо» — бренд, производящий одежду, — Бруно ткнул на чёрно-белую фотографию мужчины в углу одной из бумаг. Аббаккио и Фуго склонились над столом и одновременно кивнули: действительно, тот самый «богато-одетый мажор».
— Ты разве не видел рекламу по телевизору? Как там у них: «Позволить себе прекрасное может каждый?», — Паннакотта уставился в потолок в попытке вспомнить лозунг компании.
— Ты думаешь, мне заняться нечем? Я пашу как ебучая лошадь, так что на телевизор времени не остаётся… Тут дай-то Боже получасовой перерыв выцепить.
— И то, этим перерывом могу стать я, — хитро улыбнулся Бруно, смутив остальных присутствующих в кабинете. Откашлявшись и залившись краской, что было отчётливо видно на его бледных щеках, Леоне продолжил:
— Так что, я слышал про этого вашего Брандо только в журналах или газетах.
— Готов поспорить, что они были не про моду, — язвительно заметил Паннакотта, до сих пор пытающийся успокоить своего внутреннего зануду и агрессора. В самом деле, иногда стиль их шефа поражал Фуго — он мог неделями носить одну и ту же форму, толком не следя за её состоянием; а что уж говорить о «гражданской одежде», из которой у Аббаккио было минимум две помятые рубашки, одна пара джинсов, одна старая футболка и кеды хрен знает какого года выпуска. При этом и дня не проходило, чтобы шеф не явился на работу с идеально уложенными волосами (устав полиции запрещал носить длинную шевелюру, и Леоне нехотя убирал их в низкий хвост), с аккуратно подведёнными густой чёрной подводкой глазами и накрашенными явно не дешёвой фиолетовой помадой губами, будто он был не матёрым шефом полиции Неаполя, а самым лучшим и востребованным визажистом с показов мод.
— Довыпендриваешься, комментатор хренов, — только факт наличия Бруно в кабинете сдерживал Леоне от дальнейшего рукоприкладства. — Ну и что? В полиции все равны. Все равно не понимаю, к чему вы клоните…
— Солнышко моё, — ласково обратился Буччелатти к мужчине, видя, как на лице Фуго в очередной раз вырисовывается гримаса негодования, — этот, как ты его назвал, «мажор с золотой ложкой в одном месте» имеет такие связи, что сам папа Римский бы позавидовал. Половина экономики Италии держится на доходах от его компании. Честно говоря, я удивлён, что он обратился к нам, а не куда-то повыше, в частные заведения.
— Слушай. Я так и не понял, чего он конкретно хотел. Обокрали? Убили кого-то? — в разговор вмешался Паннакотта. — Толком ничего не услышал, а вы молчите как на допросе.
— Дочку свою он хотел сбагрить, — буркнул Леоне, попутно вчитываясь в информацию о Дио, которую любезно предоставил Бруно. — Вот я ему и сказал, что тут не детский сад…
— Дочку? — недоумевающе переспросил Фуго.
— У него есть дочь, о которой, кстати говоря, известно не так уж и много, — поспешил объяснить Буччелатти, — только то, что ей 17 лет. Лицом она особо не светит, где учится и чем увлекается, не знает толком никто, даже журналисты из каких-нибудь светских хроник, где любят сплетни о знаменитостях.
— А мы-то тут причём?
— Очень хороший вопрос, на который, увы, ответа нет, — Аббаккио презрительно отодвинул от себя бумаги и окинул присутствующих замученным взглядом:
— Пришёл сюда, чтобы кто-то из наших охранял его «ненаглядную доченьку». Мол, частным компаниям не доверяет, так как уже имел с ними дело. Рассчитывает на честность обычных полицейских. Словно у меня вот таких сотрудников целая армия — бери себе, сколько угодно в свиту этой избалованной принцессе. Интересный расклад, да? Вот кого из вас мне отправлять на такое задание? А какие суммы заоблачные предлагал в качестве оплаты — спокойно могли бы прикрыть наш отдел и жить где-нибудь на островах до конца жизни, причём всем отделом. Не верю я таким людям, ни на йоту. Обманет, кинет, затянет в какую-нибудь пиздецки-опасную ситуацию, а расхлёбывать всё нам, обычным копам. Да и странно это все.
— Ну, может он действительно пострадал от таких вот «частных охранников». А может понимает, что мы, будучи полицейскими, не ввяжемся в криминал, так как сами же потом окажемся в проигрыше. Просьба, конечно, необычная, но я бы не сказал, что слишком подозрительная. Тебе бы перестать относиться ко всему с таким скепсисом, — Бруно осторожно положил ладонь на правую руку Леоне в надежде, что это немного успокоит его.
— Может быть. Но, даже если ты прав, кого мне посылать? — Аббаккио немного смягчился, однако попытался настоять на своём. — Половина из вас толком оружие в руках держать не умеет и вида крови до усрачки боится, а тут речь об охране дочери важной шишки.
— А я бы могла с этим справиться, — ребята обернулись на уверенный звонкий голосок вошедшей в кабинет секретарши. Триш, прижимая к груди несколько больших папок (как только она умудрялась таскать такую тяжесть?), подошла поближе к присутствующим и вытянула голову в попытке что-то разглядеть в бумагах Бруно. К её сожалению, они были быстро прикрыты руками Леоне.
— Она же девочка, а значит, я лучше бы поняла её, чем вы, кучка неотёсанных мужланов, — демонстративно тряхнув своей чёлкой оттенка фуксия, девушка громко положила папки на рабочий стол шефа. Ох уж эта Триш — немного наивная и легкомысленная, но от того не менее милая и сообразительная, их незаменимая в работе Триш. Иногда Аббаккио даже становилось чуточку стыдно, что вся самая грязная и трудная работа (бухгалтерия, знаете ли, тоже требует отдачи) сваливалась именно на их прекрасную сотрудницу. Но, вроде бы Уно не жаловалась, а значит, беспокоиться не о чем.
— Извини,
fondente*, но дело тут вовсе не в том, кто какого пола, — Буччелатти вновь лучезарно улыбнулся, пытаясь отвлечь девушку разговором, чтобы та не заметила, как Леоне и Фуго едва подавляли смешки от её предложения пойти и стать телохранительницей младшей Брандо.
— Хватит меня так называть, Бруно! У меня же есть имя! — маленький чертёнок дал каждому в отделе своё, особое прозвище и обращался к сотрудникам исключительно по этим кличкам. По большей части все смирились с этим и даже находили в этом нечто забавное и очаровательное, но Триш, видимо, не была согласна с этим «мнением большинства».
— Но он прав, на удивление, — проглотив очередной приступ смеха, Аббаккио вернулся к привычной угрюмой гримасе. — Извини, но ты нужна нам здесь. Куда же мы без твоих аналитических способностей? Пропадём всей дружной братией!
— Ну и ладно, — польщённая столь внезапной похвалой от начальника, Триш расплылась в довольной улыбке и направилась к выходу. — Но я бы всё равно хотела увидеть, как выглядит эта загадочная девочка Брандо. Уверена, она вся в своего отца… — и, утонув в своих рассуждениях, Уно летящей походкой испарилась из кабинета.
Секундную заминку прервал смешок Фуго:
— Наранча явно бы расстроился, услышав о желаниях нашей
fondente.
— Погоди, он так и не понял, что она у нас предпочитает прекрасных принцесс, а не принцев? — осторожно шепнул Бруно, обмениваясь взглядами с усмехающимся Леоне.
— Он старается отрицать. Говорит, мол, мы просто издеваемся над ним… — пожал плечами Паннакотта. Вся троица обречённо вздохнула, мысленно сочувствуя их молодому, наивному патологоанатому, безнадёжно влюблённого в их секретаршу. И ведь даже никто не подозревал! Все искренне верили, что Триш пыталась обратить внимание капитана на себя, пока где-то месяц или два назад она не покинула их штаб в сопровождении симпатичной блондиночки, с которой она недвусмысленно обнималась и перекидывалась довольно откровенными фразочками. Кажется, Фуго подглядел, что в записной книжке Уно прекрасная незнакомка была записана как «Спайс Гёрл». В самом деле, довольно острая штучка.
— Наранча до сих пор верит, что она у нас, как говорят в обществе, «традиционной ориентации», хотя, ставлю сто тысяч лир на то, что Триш пыталась скрывать свою истинную натуру методом «пойду-ка я подкатывать к шефу», — и в очередной, сотый раз за одно только утро, Фуго словил со стороны Аббаккио недовольный взгляд.
— Думайте, что хотите, — буркнул Леоне. — Главное, что обошлось. Итак, что же мы будем делать с этой необычной просьбой необычного Брандо? — атмосфера в кабинете мгновенно обострилась. Явно никто из присутствующих не желал возвращаться к этой теме.
— Я бы порекомендовал связаться с ним и обсудить детали. В конце концов, защита граждан входит в список наших прямых обязанностей. Нет, конечно, ты можешь отказаться от этой затеи, но последствия в виде понижения должности, а то и вовсе увольнения, не заставят себя долго ждать… — нарочно протянул Паннакотта, выжидая реакции шефа. Тот же задумчиво уставился в окно — размышлял о плюсах и минусах этой «авантюры».
Понимая, что это может затянуться надолго, Фуго отчаянно сигналил Бруно, трезвоня о том, что только это чудо могло помочь им в сложившейся непростой ситуации. Коротко кивнув, Буччелатти придвинулся на кресле ещё чуть ближе к Леоне и начал что-то шептать тому на ухо. Молодой психолог, как бы не старался, ничего не смог услышать — паренёк специально прикрыл рот ладонью.
— Ну ты и паршивец… — вынес свой вердикт Аббаккио, не в силах противостоять сияющим от радости синим глазам напарника. — Хорошо. Слышь, советчик ты наш, — мужчина повернулся в сторону Фуго.
— Если ты не забыл, инициатива наказуема. Поэтому едешь ты. Скажешь, что от нашего участка, приехал изучить обстановку, чтобы мы понимали, на что соглашаемся. Потом свяжешься со мной. Если почувствуешь что-то подозрительное — ни в коем, ты слышишь меня? Ни в коем случае ни на что не соглашайся! И ничего не подписывай там, а то потом будем из какой-нибудь адской жопы тебя доставать… — устало фыркнув, Леоне достал из тумбочки ключи от машины и протянул их Паннакотте. — Бери мою, смотри только, не разбей нигде. Ты все понял, Фуго?
— Ничего не подписывать, ни на что не соглашаться до совещания с тобой… — монотонно повторил парень, уже мысленно пожалевший, что он вообще открыл рот и ввязался в это дело. Нужно было пройти мимо кабинета шефа, но нет, паршивое любопытство взяло верх.
— И желательно ничего не есть и не пить там! — продолжал давать отцовские наставления Аббаккио, не позволяя Фуго спокойно ретироваться из кабинета.
— Солнышко, ты перегибаешь… — однако, попытки Буччеллати остановить внутреннюю паранойю напарника были тщетны:
— Знаю я этих богачей! Я же тут за каждого из вас головой отвечаю, между прочим! А ты почему всё ещё здесь, Паннакотта? Шагом марш! Навстречу приключениям! — дверь за несчастным психологом захлопнулась чересчур стремительно (и, кажется, было слышно, как звякнул замок).
— И позвонить не забудь! — кинутый в воздух последний совет растворился в стенах кабинета. Вжавшись всей спиной в кресло, Леоне выдохнул и закрыл глаза.
— Ну и чего смешного? — со стороны он услышал нежный смех Бруно.
— Ты их слишком сильно опекаешь.
— Я же сказал: я за каждого отвечаю головой. И вовсе не потому что я капитан. Вы хоть и те ещё идиоты, но, как ни как, почти что семья для меня. Есть из-за чего нервничать, — почувствовав, как голова Буччеллати мягко ложится ему на плечо, Леоне уткнулся носом ему в макушку.
— В любом случае, идти придётся мне, — Аббаккио вздрогнул, услышав проклятые, ненавистные ему слова, от которых он пытался сбежать всё это время.
— Именно потому я и волнуюсь. К сожалению, более опытных ребят, чем ты, у нас нет. Если мы в это ввяжемся…
— Охранять дочь известного богатея… По крайней мере, это перспективно. Может, хотя бы тогда я смогу вернуть тебе долг за операцию…
— Даже думать об этом не смей, Бруно! — резко огрызнулся Леоне, нахмурив брови. — Мы уже обсуждали это. Ничего ты мне не должен.
— Я должен тебе целую жизнь, солнышко.
Выругавшись — тихо, очень тихо, почти что неслышно — мужчина притянул к себе Буччеллати, загребая паренька в широкие тёплые объятия. Иногда ему казалось, что он был готов простить этому несносному человеку все его глупости, все его ванильно-сопливые слова про вечную любовь и прочую ерунду.
А иногда ему было необходимо скрыться от этого сумасшедшего, страшного мира в руках напарника. В омуте его глаз — светлых, чистых и глубоких, похожих на небосвод, на безграничный океан, в который он выбросил своё сердце, ни капли не жалея об этом.
— Я не хочу, чтобы ты туда шёл, — проворчал Аббаккио, сжав плечо молодого человека. В ответ он почувствовал, как его успокаивающе гладят по голове:
— Со мной ничего не случится, Леоне. Это не менее опасно, чем ловить маньяка в подворотне или получить пулю в перестрелке. Вроде бы этот Дио уточнял, что это ненадолго?
— Да… На неделю, может, чуть больше. Пока они не переедут во Флоренцию, где он сможет найти другого охранника. Но, даже за неделю может произойти что угодно. Мы почти ничего не знаем о том, с кем имеем дело, Бруно.
— Ты же говорил, что у нас самые лучшие аналитики в отделе, разве нет? Если очень хорошо попросить Триш, думаю, она сможет найти несколько подводных камней. И я буду готов.
Мы будем готовы.
— Блять, пообещай мне, — Леоне трясущимися ладонями коснулся щёк Буччеллати, — пообещай, что с тобой всё будет хорошо. Что ты не встрянешь ни в какую задницу. Потому что какой бы глубокой она не была, ты знаешь, я полезу туда, чтобы вытащить тебя оттуда.
— Всё бы отдал, чтобы на это посмотреть, — засмеялся Бруно в ответ. Вспыхнув от смешавшихся внутри чувств (смущает и бесит одновременно, что за несносный мальчишка!), шеф полиции обиженно отвёл взгляд.
— Сам же не рад будешь.
— Ещё как буду. Мой рыцарь приедет рвать в клочья всех врагов ради меня! — начал дурачиться Бруно, уткнувшись в широкую грудь Аббаккио.
— Вот только выговора с занесением в личное дело мне и не хватало… — вяло зевнул Леоне, аккуратно потирая глаза. Отлипнув от напарника, Буччелатти придвинул ему кружку, которую принёс (а, точнее, привёз) из своего кабинета.
— Что это? — привычное недоверие скользнуло на лицо капитана.
— Попробуй и узнаешь.
Мужчина отпил из чашки и сморщился, будто проглотил концентрированный лимонный сок:
— Господи, какая же гадость! — закашлялся Леоне. — Как ты это пьёшь?
— Обычный латте со вкусом солёной карамели. Мне больше достанется, — ухмыльнувшись, парень залпом допил кофе.
— Для меня слишком приторно. К тому же, зелёный чай пробуждает гораздо лучше, чем эта твоя хрень, — на этих словах Аббаккио с сожалением посмотрел на пятно на стене. Увы, этот несчастный заварочный пакетик был его последним припасом на сегодня. А ведь день только начинался.
— Зато я знаю, что пробуждает ещё лучше, чем чай и кофе. Гораздо лучше, — отставив стаканчик в сторону, Бруно впился поцелуем в губы Леоне. Как бы тот не пытался упираться, вжимаясь и извиваясь в кресле, капитан полиции попросту не мог противостоять пылкости и страсти, исходящей от парня. Чёрт. Пропал, поддался. В очередной раз.
Даже если
этот поцелуй был со вкусом такого ненавистного ему приторно-карамельного кофе.
— Ты так всю помаду размажешь, хватит! Перестань, Бруно… — наконец, мужчина собрал остатки воли в кулак и разорвал поцелуй. Вот тебе и беспорядок — ожидаемо, теперь помада была лишь смазанным некрасивым пятном тёмно-фиолетового цвета на их губах.
— Тебе не идёт. Лучше светлый оттенок, — оценил Аббаккио, цокнув языком. Проводя ладонью по лицу, Буччеллати рассмеялся:
— Ты сам говоришь, что я и без всех примочек красивый. Как и ты сам, — парень снова потянулся к Леоне, стремясь расцеловать его шею, попутно спускаясь ладонями к коленям и разводя их по сторонам.
— О, нет. Нет, Бруно. Не сейчас. Я понял, к чему всё идёт, но мы же, твою мать, на работе! А вдруг кто?..
— Никто, — хихикнул невыносимый мальчишка, юрко ныряя под стол и расстёгивая ширинку на брюках шефа.
Так вот, почему Аббаккио показалось, что он слышал звук закрывающегося замка.
— Когда ты успел подговорить Фуго, паршивец?
— Он мне проспорил. Потому я попросил при удобной возможности оставить нас наедине. Не зря же он психолог. Подловил эту самую «удобную возможность». Значит, в штабе все заняты своими делами… Ну, а я займусь своим, — тонкие пальцы легко и игриво касались возбуждённой плоти Леоне, заставляя того содрогаться в сладкой судороге.
Подавив стоны, мужчина поднял взгляд вверх — лишь бы не смотреть, как
его Бруно, очаровательный, милый ангел сейчас, в эту блядскую минуту целует головку его члена, оставляет влажные дорожки вдоль основания своим языком (Дева, сука ты, Мария, за что?!), а затем вбирает в рот Леоне на всю длину, буквально вынуждая своего напарника задыхаться от исступления. Он редко позволял Буччеллати заниматься подобным, но иногда сдавался под натиском любвеобильного мальчишки, пусть и с долей зловредного стыда, сверлившего ему голову.
Он же не какая-нибудь потаскуха, которую можно хватать за волосы и вбиваться ей в глотку, поддаваясь первобытным инстинктам. Бруно: его принц, его напарник, его Солнце, Луна, Звёзды, что там, блять, ещё можно придумать?
— Извращенец малолетний… — прошипел Аббаккио, впиваясь ногтями в кожаные ручки кресла и ловя себя на том, что он
даже думать не хочет, где Бруно научился так мастерски делать минет. Назойливые мысли о бывших партнёрах или, Господь упаси, всем известной подработке, на которую соглашались глупые неопытные подростки в попытке помочь родителям выкарабкаться из долгов (плавали-знаем), мужчина старался отгонять изо всех сил. Какая теперь разница? Главное, что теперь они вместе. Никуда теперь его Солнце, Луна (и так далее) не денется.
Но смотреть вниз Леоне всё равно не хотел — боялся сорваться и начать делать всё по-своему, жёстко, как он и привык. Казалось, лишь с Буччеллати он научился таким вещам, как нежности, ласке, желанию сделать хорошо не только себе, но и партнёру. Именно поэтому, где-то там на задворках сознания, капитан полиции разрабатывал план отмщения мелкому засранцу.
Ишь, чего он захотел, ни с кем не делить удовольствие.
— Сукин ты сын… Господи… — сдерживать стоны уже представлялось делом совершенно невозможным, и Аббаккио искусывал губы до крови, прикрывая их руками. Если он даст себе волю, весь отдел ещё очень долго будет обсуждать, какие именно звуки были слышны из кабинета шефа. Понимая, что он уже на грани, Леоне хотел оттолкнуть от себя Бруно, чтобы не кончить тому в рот, но парень словно догадался о намерениях возлюбленного и сильнее сомкнул губы вокруг члена и схватился ладонями за бёдра мужчины. Оргазм наступил почти мгновенно; на несколько минут Леоне потерял способность видеть и слышать, полностью погружённый в сжигавшие его ощущения. Отдышавшись, он укоризненно посмотрел на Буччеллати — тот уже выскочил из-под стола и вытирал с уголка губ каплю семени. Паршивец, всё проглотил.
— Ты вообще что-то пьёшь, помимо своего чая? — насмешка парня окончательно сорвала тормоза капитана. Вцепившись руками в плечи Бруно, Леоне повалил того прямо на стол. Документы, канцелярские принадлежности, несчастную посуду из-под кофе — всё разлетелось в разные стороны. Впрочем, им обоим было совершенно плевать на беспорядок, что они устроили. Не впервые.
— Ещё раз печатать досье на Брандо не буду, бумаги не так много… — рассмеялся парень, покуда Аббаккио расстёгивал его форменную рубашку. Он, может, хотел сказать что-то ещё, пошутить в своей привычной манере, но, вместо этого захлебнулся собственным стоном — Леоне укусил его за сосок. Послышался шум пряжки ремня, шелест брюк, сбившееся дыхание. Размазав остатки помады по губам, мужчина склонился над напарником и ехидно прошептал:
— Второй раунд, паршивец.
~*~
Единственное нововведение, которое нравилось Мисте в их ночном клубе (помимо того, что они сменили название), была секретная комната, о которой знали только он и Джорно. Их маленький мир, скрытый от посторонних глаз, где они могли расслабиться, сделать небольшой перерыв от бесконечной рутины перестрелок, погонь, густой солёной крови, интриг и жизни, напоминающей скольжение по лезвию бритвы. После кончины предыдущего босса Пассионе, Джованна сделал бывший «Кинг Кримзон» обычным клубом, где по ночам отдыхали простые граждане, а днём, пока город занимался своими обычными делами, Джорно и его верный телохранитель как обычно отдавались друг другу без остатка.
Никаких тайных собраний, никаких продаж наркотиков. Никакого грязного секса, никаких притворств и убийств. Иногда Джованна судорожно вздрагивал, всё ещё слыша в стенах нового клуба эхо людей, что погибли здесь, в ту страшную ночь, и Миста всегда был рядом, чтобы утешить, укрыть своего
padrone* от этих пробирающих насквозь призрачных стонов.
Танцевальную площадку тоже оставили, давая возможность юным дарованиям проявлять себя. Джорно старался как можно чаще организовывать благотворительные вечера, куда приглашал тренеров или продюсеров, ищущих таланты. Сам он, из-за нового образа жизни, почти перестал заниматься танцами, но порой мог себе позволить снять неудобный пиджак и рубашку, в которой он задыхался от жары, вернуться к лёгкой футболке на несколько размеров больше его и с головой окунуться в то, что не давало ему сойти с ума долгие годы.
Днём клуб был закрыт, и лишь загадочный босс Пассионе и киллер, именующий себя Секс Пистолс, имели туда доступ. Сегодня у них выпал выходной (удача — раз в месяц), и ребята поспешили затеряться в своём маленьком неоновом раю.
Джованна танцевал на площадке, пока Гвидо, устроившись на сидениях в первых рядах, раздражённо тыкал пальцами в телефон — пытался сбрасывать навязчивые звонки тех, кому требовалась помощь босса. Он не мог позволить, чтобы его
carino* отвлекался от любимого дела, потому взял на себя ответственность посылать любого во всем известное турне — сегодня можно.
На сцене по десятому кругу играла одна и та же мелодия, которую Джорно не мог перестать слушать в последнее время. Из какой-то мелодраматичной мыльной оперы для впечатлительных дурочек да их толстых мамаш, кажется. Миста запомнил лишь её название — Роза Пустыни. Наблюдая за тем, как
bello* порхает на площадке, Гвидо думал — чёрт, как же она ему подходит. Он и сам как невинный, прекрасный цветок, оставленный в пустыне. Брошенный на произвол судьбы, отвергнутый всеми, выросший и распустившийся вопреки всему — вопреки сухим горячим ветрам, вопреки одиночеству. Его цветок, двигающийся легко и изящно, вскидывающий руки к потолку, будто говорящий:
«Я буду тянуться к солнцу несмотря на то, как оно убивает меня. Вот он, я, выживший. Всем назло».
Отбросив телефон куда-то вглубь зала, Гвидо сорвался с места и запрыгнул на площадку. Мимолётный обмен взглядами:
«Позволишь?» —
«Конечно», и руки молодых людей соприкоснулись. Ради его
l’amore piacevole* Миста пробовал начать заниматься танцами — поначалу глупо, неумело (раздражающий тренер вечно ворчал, что проще полено заставить красиво двигаться, чем его), но он изо всех сил старался хотя бы немного соответствовать уровню Джорно. Босс уговаривал его не заниматься этим, если танцы не приносят ему удовольствие, но будто бы это волновало Мисту. Его мысли были заняты лишь тем, что он может и хочет украсть Джованну у площадки, где он без остатка отдавался своему делу. А лучший способ победить врага, к которому ты ревнуешь свою любовь — подружиться с ним.
Постепенно Мисте это даже начинало нравиться. Их совместный танец он сравнивал с чем-то интимным, крайней степенью сближения, когда лишь через движения они могли выразить то, что ни один язык мира не способен был описать. Касаясь тела Джорно, его осиной талии, его точеных, словно у произведения мирового искусства, рук, Гвидо мысленно шептал в молитве:
«Я стану твоим дождём, мой прекрасный цветок. Я стану тёплым южным ветром в холод и освежающим бризом в невыносимую жару. Стану ураганом, готовым убить любых врагов на месте. Стану тенью, скрывающей ото всех бед. Ты больше никогда не будешь одинок. Ты уже не одинок».
Забыв о существовании самого бытия, они видели лишь отражения самих себя в глазах, полных взаимопонимания и любви. Без слов. Ни единого звука. Только мелодия из паршивого сериала и они, полностью растворившиеся друг в друге.
— Не хочешь пойти в комнату? — конечно, Миста был не против стоять вот так до конца своих дней, но времени у них уже почти не оставалось, а успеть нужно было многое. Джорно слегка улыбнулся в ответ:
— Пожалуй.
Они оба не прогадали, когда построили собственное секретное место.
Подхватив Джорно на руки, Гвидо сбежал со сцены и стремительно направился на второй этаж клуба, попутно покрывая лицо и шею
bello мелкими, торопливыми поцелуями.
— Ты знаешь, я тут подумал кое о чём… — вдруг тихо произнёс Джорно, хихикая и изворачиваясь от навязчивых ласк киллера. Парень вопросительно уставился на Джованну, и тот продолжил свою мысль:
— Точно надо было переименовывать клуб именно так?
— А что? Поступали жалобы от доблестного шефа полиции? –начал зубоскалить Миста, расплываясь в довольной ухмылке.
— Нет, хотя, иногда он ворчит на тебя… Говорит, что больше не может слушать эту группу — сразу ассоциации неприятные возникают, — Джованна поправил прядь выбившихся золотых волос из косички.
— Так и надо. Это ему за всё плохое. А за всё хорошее — считай, в честь него же переименовали! — когда встал вопрос о том, на какое название сменить злосчастное «Кинг Кримзон», Гвидо, недолго думая, выпалил название любимой группы Леоне. А что? Пусть это будет их небольшой с Джорно благодарностью за то, что он для них сделал. Пусть и ворчал, но всё же жопой рисковал, когда творился весь этот бардак с предыдущим Боссом… Бр-р-р. Миста потряс головой, прогоняя плохие воспоминания.
— Ему бы гордиться тем, что из «Муди Блюз» теперь сплошь и рядом талантливые ребята выпускаются, а он… Как обычно. Типичный Аббаккио. Даже сейчас мне мешает наслаждаться тобой,
l’amore, — Гвидо надул губы. — Вот к чему ты это вспомнил?
— Просто так… Извини, пожалуйста.
—
Merda*! Ты ещё и извиняться за это будешь? — Миста сильнее прижал к себе такое очаровательное, такое божественное тело своего
l’amato* и с ноги открыл дверь, скрытую глубоко в стенах коридора.
Интерьер их «островка» был сделан просто, но со вкусом: неоновое освещение (не особо тёмное из-за фобии Джорно), огромная кровать с самым дорогим бельём в Италии (Гвидо настоял), с балдахином (Джорно решил не уступать в предпочтениях), две тумбочки по бокам от кровати со «всем необходимым». Как порой нужно мало для простого счастья на двоих.
— Люблю тебя,
caro*, — не уставал повторять Пистолс, укладывая Джованну на кровать, медленно снимая с него одежду, касаясь сначала пальцами, потом ладонями и зацеловывая каждый-каждый, даже самый маленький участок фарфоровой кожи. — Какой же ты красивый, Господи. Зачем ты у меня такой красивый?
Джорно лишь смущённо улыбался и не знал, как отвечать своему горе-телохранителю на столь прямолинейные вопросы:
— Миста, на свете много красивых людей…
— Но ты — самый-самый. И даже не думай спорить.
— Миста, я, вообще-то, босс мафии. Моё слово — закон.
— А я занимаюсь любовью с этим боссом. Так что, ебал я это всё.
Как правило, на этой ноте Джорно окончательно сдавался невообразимой глупости и прямолинейности Мисты, понимая, за что именно он полюбил этого дурня.
Гвидо старался делать всё максимально аккуратно, нежно, как если бы они занимались этим в первый… Нет. Во второй раз. Их первый раз парень хотел бы выкинуть из головы раз и навсегда. То был не его мафиозный принц, не его улыбчивый солнечный мальчик, ради которого он был готов получить нож в сердце. Тогда это был Харуно — послушная марионетка в руках Пассионе, покорно выполнявшая любые, даже самые отвратительные приказы своего «начальства» и ложившаяся под любую гниду, которая творила с несчастным юношей всё, что только в голову взбредёт. Каждый их раз, каждую минуту их близости Гвидо излечивал Джорно от этого кошмарного, травмирующего опыта. Воздушными и одновременно страстными поцелуями, которыми он покрывал каждый шрам на теле Джованны. Мягкими, нежными прикосновениями, которыми Миста хотел очистить, унести всю боль из души его
bello angelo*. Он замечал, что, как только Джорно слышал звук трескающейся упаковки от презерватива и принюхивался к запаху смазки, то он тут же съёживался и не мог унять внутреннюю дрожь. Тогда, одной рукой киллер прижимал к себе мафиозного принца, а другой медленно, сам мысленно переживая и беспокоясь за состояние босса, вводил сначала один палец внутрь — чтобы юноша мог привыкнуть.
— Всё, всё хорошо, мой маленький. Это я. Никому тебя не отдам, слышишь? Ни за что, — успокаивающе твердил Миста, хотя голос его постоянно предательски дрожал то ли от гнева (и он до сих пор не мог простить тех мразей, которые сотворили с Джорно такое), то ли от страха. — Не бойся и доверься мне.
Джованна кивал, смотрел только в глаза Гвидо, стараясь не думать о прошлом. Сосредоточиться только на настоящем моменте — есть он, есть его совершенно упрямый и шумный Миста. Есть они, сливающиеся воедино. Обычно Джорно хватался за парня и полностью припадал к нему, когда киллер начинал входить в него — это успокаивало юношу, не давало ему снова упасть в пропасть болезненных воспоминаний. Тело почти забыло, как с ним обращались звери из мафии. На смену им пришла тёплая, добрая и родная любовь, которую безвозмездно дарил Гвидо.
— Миста… Миста, я люблю тебя. Ты — лучшее, что со мной произошло, Миста… — в его глазах Джорно не дешёвая шлюшка, от которой отвернулись все. В его глазах, Джорно — счастье, златовласое, забавное счастье. От одного только этого радостного осознания Джованна чуть ли не сходит с ума, желая позволить Гвидо сделать с ним всё, что он только пожелает. А Гвидо не такой, нет. Он
по-настоящему любит; он медленно двигается внутри; он перехватывает руки босса, пока те ищут невидимую опору; он сцеловывает слезы в уголках глаз Джорно, переключая всё внимание только на себя — на свою заботливую улыбку и дурацкий, глуповато-влюблённый вид. Миста переплетает их пальцы, и золотые кольца звякают друг о друга.
Никогда ещё молодой Босс Пассионе не думал, что значение слова «эйфория» может быть настолько буквальным, настолько живым, пронизывающим всего тебя насквозь.
Миста вдруг недовольно рыкнул, и Джорно моргнул, очухавшись от поглотивших его ощущений. Сквозь пелену был слышен назойливый писк мобильного телефона.
— Ну и зачем ты притащил его с собой? Не бери, дурной, — Гвидо попытался остановить босса, заметив, как тот тянется к тумбочке, но в вопросах, касающихся их работы, Джованна был непреклонен. Прочитав продолжающие приходить смс-сообщения (вот же кто-то чересчур нервный), юноша отложил мобильник и заметно поник в лице.
— Что такое,
caro mio? Что-то случилось? — наклонившись над Джорно, парень вопросительно нахмурился. Хоть сейчас езжай и отстреливай зад тому, кто посмел испортить настроение его мафиозному принцу. Что за жизнь, в конце концов…
— Нашли ещё один подпольный склад с оружием. Из наших никто не пострадал, всех повязали и сейчас допрашивают, — безучастно проговорил блондин куда-то в пустоту.
— Так это хорошо же! Чего ты переживаешь тогда?
— Поговаривают, там были документы, в которых фигурировала фамилия «Брандо»…
— Хочешь сказать, этот миллионер, торгующий шмотками, может быть замешан?
— Не знаю… Знаю, что это уже не первый раз. Может, его хотят подставить. А может, он делает деньги не только на продаже юбок и рубашек.
— Это не самое важное,
bello. Потом разберёмся. Давай уже закончим начатое. Думай о том, что в этот раз наши ребята успешно справились и без тебя. А я говорил, что на новеньких можно положиться, — Миста широко улыбнулся в попытке подбодрить Джорно
Тот грустно усмехнулся и притянул к себе киллера:
— Ты прав. Сейчас не до этого.
Вслушиваясь в робкие, тихие стоны босса, Гвидо прижался поцелуем к его плечу — туда, где находилась небольшая родинка в форме звезды. Парню всегда казалось, что это была эдакая изюминка Джорно — рождённый под знаком далёкой звезды, сам выбравшийся со дна и занявший почётное место среди остальных небесных светил.
Скорее всего, сегодня они задержатся в своём неоновом раю чуть подольше, чем обычно. Миста попросту не сможет успокоиться, пока не убедится, что голова Джованны забита не тёмными и посторонними мыслями, а лишь им одним.
~*~
— Хорошо, хоть додумался заехать домой и переодеться… — Фуго стало немного не по себе, как только он припарковался около частного трехэтажного дома, сделанного из белого мрамора и обнесённого длинным позолоченным забором. Да уж. В такие места нужно как минимум фрак надевать, чтобы не казаться лишним. Выйдя из машины, Паннакотта поправил рубашку, отряхнул брюки (мало ли, сколько пыли скопилось, это же тачка Леоне) и, нервно выдохнув, зашагал к воротам. Из-за солнечной погоды казалось, что дом (нет, не так, домище!) сияет подобно обители каких-нибудь греческих или римских богов, из-за чего молодому психологу сделалось втройне некомфортно. Вот тут он и начал понимать подозрения Аббаккио — почему человек с таким известным именем и такими доходами опустился до уровня простых смертных и обратился к обычной полиции?
Впрочем, у богатых свои причуды.
От волнения Фуго на минуту забыл, зачем он здесь и как ему представляться, потому он, запинаясь и краснея, отчаянно пытался объяснить во встроенный в кнопку звонка микрофон цель своего визита. Грубый мужик на том конце категорически отказывался его впускать, пока не вмешался уже знакомый парню голос самого Брандо:
«Это я его пригласил. Впускайте».
— Что ж, начало неплохое, — приободрился Фуго, оглядывая владения господина (так ведь обращаются к богатеям?) Дио. Правда, не каждый день увидишь площадь, на территории которой спокойно бы уместились несколько одноэтажных домишек, а также кучу фонтанов и мраморных скульптур, расположенных среди розовых кустов и идеально выстриженного газона. Со вкусом живёт человек, с шиком, ничего не скажешь.
Дверь (ростом как три Леоне ввысь) открыла красивая смуглая женщина, вежливо улыбаясь и приглашая Паннакотту войти внутрь.
— Господин скоро примет вас. Меня зовут Энья, я буду сопровождать вас, чтобы вы не заблудились, — поклонившись, Энья позволила юноше осмотреться. Ему показалось, что она шепнула:
«Какой милый молоденький полицейский». Решив поинтересоваться, где сейчас находится причина его визита — наследница Брандо, Фуго повернулся к женщине:
— Госпожа Энья, а вы…
— Просто Энья. Я всего лишь горничная господина Дио, так что, вы можете не обращаться ко мне так официально, — про себя психолог отметил, что для обычной прислуги Энья была одета чересчур вычурно и отнюдь не скромно. Вряд ли горничной было бы позволено расхаживать в шёлковом сарафане пурпурного оттенка, на высоких каблуках и с распущенными волосами (удивительно, но шевелюра женщины отличалась редким пепельным цветом).
У богатых… Свои причуды?
— Госп… Кхм. Энья. Я хотел бы уточнить, где сейчас…
— Где сейчас госпожа Рена? — услужливо перебила женщина Паннакотту.
Так она знала о том, зачем он приехал в особняк Брандо? Может быть, была осведомлена? Пока Фуго терялся в догадках, Энья подхватила юношу под руку и лёгкой походкой направилась с ним к лестнице, ведущей на верхние этажи.
— Она в своей комнате. Возможно, господин Дио познакомит вас. Не волнуйтесь вы так, она очень славная девочка, — тем не менее, слова из уст Эньи почему-то звучали крайне неубедительно. Прозрачно-серые глаза оценивающе осматривали юношу, из-за чего ему хотелось как можно быстрее избавиться от общества странной и неприятной горничной. На внешность, может, мулатка и была симпатичной, но Фуго нутром чуял, что характером она обладала непростым.
— Кто это, Энья? — на счастье Паннакотты, в коридоре им встретилась девушка-подросток. Судя по тому, каким тоном она обратилась к женщине, Фуго попробовал предположить, что незнакомка и являлась Реной Брандо.
Рена, Рена… Какое необычное имя. Похожее на журчание воды, разбивающейся о камни. Возможно, такое сравнение пришло юноше на ум из-за цвета глаз девчонки — ярко-синих, глубоких, но отчего-то пустых и будто бы безразличных к происходящему.
Предположения Фуго, тем временем, оказались верными:
— Госпожа Брандо, это работник из полиции, приехал на встречу с вашим отцом, — слишком уж сладко и почтительно проворковала Энья, отпуская Паннакотту. — Ваш отец…
— Он в кабинете. Просил найти тебя и передать, чтобы ты вела нашего гостя к нему. Впрочем, я сама с этим справлюсь, — спокойным и слегка надменным голосом перебила девочка горничную, совершенно не обращая внимания на психолога. Казалось, что между особами женского пола росло особого рода напряжение — Рена хмурилась и сверлила прохладным взглядом Энью, та же, наоборот, отвечала ей невозмутимым выражением лица и мягкой, спокойной, но слегка мерзкой ухмылкой. Наконец, женщина заговорила:
— Как скажете, госпожа. Думаю, вы сможете справиться с этой простой работой. Так что, господин милый полицейский, вынуждена вас оставить. До скорой встречи, — откланявшись, женщина покинула коридор. Ощущение её змеиной ауры до сих пор висело в воздухе — Фуго резко захотелось почесать шею, словно его туда укусило мерзкое пресмыкающееся.
— Тварь, — процедила Рена в сторону горничной. Не успел юноша отреагировать на столь резкие и нетактичные выражения со стороны молодой Брандо, как та во мгновение ока очутилась возле Паннакотты. Застывший на месте Фуго почувствовал, как в район сонной артерии ему почти невесомо касается что-то острое и холодное.
— Уходи, пока цел, — взгляд уловил, как девчонка держала около его шеи длинную иглу. Психолога бросило в пот — конечно, подростки могут разное отчебучивать, особенно дети богатеньких родителей, но вот с таким он сталкивался впервые. Когда она только успела достать этот опасный предмет, а самое главное — откуда?!
Так, без паники. Сейчас лучше не шевелиться и не делать резких движений. Ты и не через такие сложные случаи проходил, Паннакотта.
— Рена? Вас же так зовут? Зачем вы так делаете? Я приехал с целью помочь вам. Тем более, по просьбе вашего отца. Угрожать мне — не в ваших же интересах… — мягко начал Фуго, но, вскрикнув, умолк — иголка чуть глубже впилась в кожу.
— Ты был предупреждён. Третий раз повторять не буду. Уходи, если тебе жизнь дорога. Иначе я…
— Рена! Вот вы где! — знакомый Фуго баритон отголоском пронёсся по стенам коридора. Девчонка стремительно убрала иголку в один из своих пучков в волосах (оказалось, что это была заколка) и обернулась на голос, состроив смиренную гримасу. Парень же выдохнул в сторону и выпрямился, видя, как к ним манерной походкой приближался владелец особняка.
— Отец, я как раз вела этого молодого юношу к тебе… — психолог заметил, как плечи Рены нервно дрогнули.
«Боится его?», — но Паннакотта не успел проанализировать внешнее состояние девочки — над ним навис Дио Брандо, расплывшийся в приветливой улыбке.
— Я уже начал беспокоиться, что вы заблудились. Ну, что ж, синьор полицейский…
— Можно просто Фуго. Я не совсем полицейский. Я являюсь работником того департамента, который вы сегодня посещали. Начальство отправило меня…
— Чтобы вы, вероятно, познакомились с нами поближе и решили, можете ли вы помочь мне в этом непростом деле? Что ж вы сразу не сказали. Милости прошу в мой кабинет. Рена, ты идёшь с нами, — младшая Брандо смиренно кивнула в ответ и, опустив голову, отправилась вслед за отцом и Фуго.
«Крайне проницательный мужчина. Сразу догадался, по какому я тут делу. Пока что особо ничего подозрительного… Разве что их горничная. Да и эта девчонка. Хотя, может быть, просто трудный подросток. Боевыми искусствами в таких семьях как раз увлекаются, так что…», — пока юноша пытался собрать полученные за эти полчаса данные и оценить их, выявив все положительные и отрицательные моменты, он параллельно рассматривал со стороны внешние черты Дио и Рены. Говорят, что дочери чаще всего похожи на своих отцов, но тут, похоже, генетика сыграла злую шутку. Кроме бледного оттенка кожи, между Брандо не было ничего общего. Рена казалась эдакой блёклой тенью мужчины. В отличие от его насыщенно-золотистой шевелюры, её светло-русые волосы стыдливо прятались в двух небольших пучках. На фоне его выразительных черт лица и аристократического вида, девочка, казалось, вообще не принадлежала к знатной крови. Лишь её глаза — по-прежнему печальные, от того не менее яркие синие глаза, являлись, пожалуй, её единственной изюминкой. А ещё родинка на левом плече в виде звезды — юноша не мог не отметить эту странную особенность на теле Рены, покуда рассматривал её спину.
Такая непохожая и такая лишняя. Кого-то она напоминала Фуго. Возможно, самого себя. Именно поэтому он и стал психологом: хотел помогать другим. Глядя за тем, как эта ещё минуту назад самоуверенная и отчаянная девочка сжималась при виде отца и боялась лишний раз вздохнуть перед ним, Паннакотта выстраивал догадки, что в этой семье было все далеко не так просто, как казалось на первый взгляд.
Надо будет непременно договориться с Леоне. Может быть, пройти обучение где-нибудь экстерном. Или через Джорно — с его-то связями можно будет найти тренера, чтобы научил обращаться с оружием или хотя бы помог освоить базовые приёмы борьбы. В любом случае, Фуго не хотел, чтобы кто-то брался за это дело, кроме него самого. Он вовсе не обижался на Рену за то, что та напала на него, потому что понимал — не от простой и счастливой жизни она это сделала. А значит, ей была необходима рука помощи.
И он бы с радостью отдал эту трёклятую руку, лишь бы её синие глаза заблестели от радости.
Любовь с первого взгляда? Господи, а ведь Паннакотта никогда не верил в эти бредни.
Вздрогнув от осознания, Фуго судорожно ослабил узел галстука. Нужно было убираться оттуда. Сделав вид, что ему пришло сообщение, он выпалил, остановив присутствующих в нескольких шагах от кабинета Брандо:
— Извините, господин Дио! Меня срочно вызывают, — наглая, наивная ложь, — потому прощу прощения на ваше потраченное время! Я обсужу с начальством ваше предложение, но, скорее всего, мы возьмёмся… Нет. Я лично возьмусь за это дело. Если позволите, я смогу охранять вашу дочь, пока вы не разберётесь с вашими делами! — на одном дыхании заявил юноша. Реакция от каждого члена семьи Брандо последовала на удивление разнообразная и внезапная — счастливый отец бросился пожимать парню руки и благодарить его, а вот Рена… Рена, смотревшая где-то с минуту на этот «цирк» глазами, полными слёз, показательно всхлипнула и убежала на первый этаж, предварительно толкнув Фуго в бок.
— Рена! Ох… Дети, что с них взять. 17 лет — самый, что ни на есть, переходный возраст. Так о чём мы, синьор? — Паннакотте показалось странным, что Брандо уделил истерике дочери ровно несколько секунд времени и вернулся к теме разговора, будто бы ничего не произошло. Обычно ведь родители бегут за детьми в попытке успокоить их. Или просто привык?..
Леоне определённо убьёт его. Но Фуго для себя твёрдо решил разобраться в делах этой странной семейки.
