Грехопадение для чайников

За все время их пребывания на Земле Кроули получил четырнадцать похвальных грамот от начальства: за Испанскую инквизицию, за обе Мировых войны, за избрание президентом США Дональда Трампа, и за прочие вещи, к которым он не имел ни малейшего отношения. Азирафель не получил ни одной грамоты. Не то чтобы между ними велось соревнование, конечно. Возможно, проблема была именно в том, что слово «соревнование» вообще приходило ему в голову. Не ангельское это — стремиться утереть нос лучшему другу (вот стремление к триумфу над злом — это другое дело, поэтому в минуты сомнения Азирафель утешал себя тем, что именно такой и была его истинная мотивация). В другие минуты Азирафель мрачно думал о том, что ангел из него на самом-то деле никудышный. Греху чревоугодия он предавался регулярно и с упоением, а в те дни, когда слишком долго не предавался, его настигал грех уныния. Алчность тоже была хорошо знакомым чувством: первые издания книг, оказавшиеся в руках Азирафеля, наполняли его душу таким блаженством, нагнать какое было не под силу никаким ангельским арфам. Более того, он втайне жаждал собрать лучшую коллекцию книг в мире (алчность и гордыня — прекрасная комбинация). А слушая речи Гавриила, Азирафель испытывал то горячую зависть к его непробиваемой уверенности, то не менее горячее желание воткнуть пламенный меч прямо в его мускулистую грудь. До полного набора не хватало лишь одного греха, на самом-то деле. — С-сладос-с-страс-с-стие, — констатировал Кроули, закинув ноги на стол. Каждый шипящий звук растянулся на добрую секунду. Кроули находился в философском настроении и в состоянии алкогольного опьянения — два фактора, которые зачастую совпадали. — Это с-с-сейчас вообще грех? Азирафель нахмурился. — Если бы в официальный список внесли изменения, нам бы дали знать. Я полагаю. На самом деле он был не слишком в этом уверен. Азирафель давно не проверял электронную почту. (Возможно, рассеянно подумал он, в официальный список уже добавили прокрастинацию). — Я просто не понимаю, что такого грехо… грехопад… — Кроули наморщил лоб и старательно выговорил: — греш-ш-шного в том, что нужно для размножения. Все люди грешники, стало быть? И все твари? И единороги тоже? Ты видел хоть одного единорога в аду? Последний раз, когда Азирафель видел единорога, был перед началом Всемирного Потопа, да и в аду он (на тот момент) никогда не бывал. Но обнаружил, что отчаянно кивает головой. — И единороги, и коалы, и… и собаки! Услышав это, Кроули прижал ладонь ко рту. Очки он сбросил давно, и Азирафель, к своему изумлению, увидел, как на его глаза наворачиваются слезы. — Золотистые ретриверы — все как один грешники, — убито сказал Кроули. — И мопсы. И чихуахуа. Лично Азирафель придерживался мнения, что чихуахуа в аду самое место, особенно тому, который как-то раз пытался предаться греху сладострастия с его ногой, пока ангел спокойно сидел на скамейке в парке. Но это было всего лишь его личным мнением, да и вообще оценочные суждения (как сообщил ему как-то раз с серьезным лицом Гавриил) — это было плохо и категорически недопустимо. Одинокая слеза покатилась по щеке Кроули. — Нет-нет! — Азирафель взмахнул руками, едва не сбив батарею из пустых бутылок. — Для этого их кастрируют! В общем и целом, это был типичный летний вечер в книжном магазине. Но именно он почему-то отложился в памяти в ярких, не искаженных алкогольной дымкой красках. Полумрак, жара, запах тающих на столе шоколадных конфет. Голос Кроули, тянущий слово «сладострастие», словно название одной из этих конфет. Две пуговицы, расстегнутые на вороте его рубашки. (Эту последнюю деталь Азирафель не заметил в тот вечер, но она неизменно всплывала в памяти, когда он задумывался об этом. Иногда расстегнутых пуговиц было три). Те времена, когда он мог заподозрить Кроули в намеренной попытке искусить его, были далеко позади. Нет: это все был сам Азирафель, ангел Восточных Врат, желающий добавить еще один, последний грех в свою и без того обширную коллекцию. Странным образом, это его не беспокоило.