***
Грейнджер всегда была с приветом, но сегодня Драко самолично убедился в том, что это был далеко не единственный её диагноз. Естественно, он не ожидал ничего другого от девушки, которая по доброй воле встречалась с Уизли, ведь чтобы пойти на такой подвиг, нужно быть действительно пришибленной, но вот парадокс — после скандального разрыва знаменитой парочки всё стало как будто бы только хуже. Насколько знал Драко, Грейнджер с тех пор ни с кем не встречалась, хотя с того момента прошло почти два года и за ней пыталось ухаживать почти всё Министерство Магии. Да что там Министерство! Целая квиддичная команда Палдмир Юнайтед едва ли не передралась, споря на одной из вечеринок в честь победы о том, кто первым пойдёт приглашать её на свидание. Драко тогда еле отбился от их капитана, который очень настойчиво просил познакомить его со знаменитой ведьмой, потому что он, видите ли, не осмеливался подходить с такой просьбой к Поттеру и страшно опасался ревности Уизли. Сама Грейнджер на той вечеринке уже еле-еле передвигала ногами, и даже если бы Драко согласился стать сводником и привёл к ней настойчивых женихов, то не было абсолютно никакой гарантии, что кто-нибудь из них смог бы добиться успеха. К счастью, Поттер не спускал с подруженции глаз, а когда её огневисочная кондиция дошла до стадии «я умею садиться на шпагат, вот, смотрите», аппарировал смутьянку домой, спасая от позора. Однако на работе Грейнджер всегда оставалась собой, не давая ни малейшего повода для упрёка. Суетливая, исполнительная, заносчивая и нудная — со времён школы не изменилось решительно ничего. Драко был рад тому, что они крайне редко пересекались по службе, пока она работала в Отделе регулирования и контроля за магическими существами, потому что в Министерстве с самого её назначения ходили слухи, будто Грейнджер заставляла по десять раз перезаполнять рапорты и отчёты даже главного аврора и министра, если хоть одна запятая стояла не там, где нужно. Но его страхи не оправдались даже после её перевода в Отдел магического правопорядка. Они всё ещё не имели никаких совместных дел, а если таковые и появлялись, то за свой сектор неизменно отвечала Элизабет. Драко считал эту женщину откровенно недалёкой и терпеть не мог разбирать с ней отчёты и дела, потому что это занимало уйму времени и редко приносило желаемый результат. Сегодня он шёл в их отдел как на плаху — последнее задание авроров оказалось провалено, и он был абсолютно уверен в том, что Поттеру изначально предоставили неверные данные об объекте, и по этой причине всё сорвалось. Но доказать это витающей в облаках Элизабет было сродни попытке научить слепого читать. Без шансов на успех. Разговор не клеился, и Драко сдерживался изо всех сил. Он не хотел привлекать Поттера, потому что тот и так зашивался в Аврорате, с трудом вырываясь даже на обед, но вести какой-либо конструктивный диалог с этой ведьмой было просто… невыносимо! Нервы начинали сдавать, и Драко, логически рассудив, решил прийти в другой раз с более весомыми аргументами. Он уже собирался поспешно покинуть этаж Отдела магического правопорядка, когда его взгляд случайно зацепился за Грейнджер. Она выглядела больной. Реально больной. Глаза блестят, щёки алые, губы красные, тело напряжено, будто ей приходится терпеть невыносимые спазмы боли, волосы прилипают к влажным вискам. Если бы Драко был на задании, то он немедленно вызвал бы отряд колдомедиков, чтобы те поскорее забрали Грейнджер в Мунго, потому что он и сам от её вида как-то непреднамеренно взбледнул. Не каждый аврор после серьезного ранения или напряжённого боя выглядел так… пугающе. Через несколько секунд обмена трудно распознаваемыми взглядами Драко всерьёз забеспокоился. Если с этой сумасшедшей что-то случится, то Поттер бросит весь Аврорат на его плечи и первым побежит ставить на уши руководство Мунго и даже британскую королеву, если потребуется. Драко бросил бормочущей Элизабет что-то неопределённое, забрал свои пергаменты с отчётами и медленно подошёл к столу Грейнджер, удивляясь тому, что больше никто из присутствующих не заметил её бешеной лихорадки. — Грейнджер, ты здорова? — в лоб спросил он, прикидывая, нужно ли будет ловить её в случае чего. Вблизи она выглядела ещё хуже, чем на расстоянии, и что самое странное — он чувствовал от этого какую-то необъяснимую неловкость. — А? — тихо отозвалась она, часто моргая и тяжело дыша. Всё ясно. Совершенно не в адеквате. — Так. Пойдем-ка со мной, — уверенно заключил Драко, кое-как сложил свои пергаменты и небрежно сунул их в задний карман брюк. Он подхватил Гермиону под локоть, осторожным движением поднял её с места и повёл к выходу, всё ещё готовый в любой момент поймать девушку на руки. Она слабо сопротивлялась и мотала головой, но послушно шла вместе с ним, по-прежнему глупо хлопая глазами. — У тебя жар, Грейнджер, зачем пришла на работу в таком состоянии? — Я… — Ты что, спать спокойно не сможешь, пока не станешь чёртовым Министром Магии? — ворчал Драко. — На этом этаже есть камин. Идём, я провожу тебя в Мунго. Тут Грейнджер вдруг встрепенулась, выпрямилась, и в её темных глазах даже проскользнул слабый намёк на осознанность. — Нет, Малфой, всё в порядке, — покачала головой она и смущённо улыбнулась. — Ты просто… неправильно понял. Драко нахмурился, и они остановились в пустом коридоре четвёртого этажа. Он с невозмутимым лицом поднял свободную руку и приложил её костяшками к горящему лбу Гермионы. — Ты полыхаешь хуже Адского пламени, может, хватит уже строить из себя героиню на пару с Поттером, а? Свежие новости: война закончилась. В ответ он получил только пьяную улыбку. — Прости, но ты действительно неправильно понял, — Грейнджер осторожно убрала его ладонь, одёрнула руку и заправила за уши непослушные пряди. — Я просто… кхм… засмотрелась. — Засмотрелась? — Драко невольно склонил голову к плечу. — На что ты засмотрелась? Грейнджер вдруг покраснела, пожевала губы и неловко переступила с ноги на ногу. В осоловевшем выражении её лица всё ещё оставался лёгкий налёт болезненности, но Драко уже не был уверен в том, что это не было следствием внезапного повреждения мозга. Что с ней такое в самом деле? Тем временем пришибленная подняла глаза и, еле шевеля искусанными губами, сказала: — Эм… на… тебя?.. И тут Адское пламя ударило прямо по затылку. Драко открыл рот, чтобы что-то сказать. Закрыл. Моргнул. Кашлянул. С усилием втянул носом воздух. Сжал челюсть. Нахмурился. В общем, усиленно изображал какую-то кривую пантомиму. — Грейнджер? Ты точно здорова? — Вполне. — Голова не болит? — Нет? — Колдовать можешь? — Да. — Ты понимаешь, что я говорю? — Думаю, я ещё не потеряла способность к распознаванию речи. — Не умничай. — Не держи меня за руку. — Что? — Что? И тут Драко, наконец, осознал, что он действительно держит Грейнджер за руку. Не за локоть, как он вёл её в самом начале, будто какую-то нашкодившую хулиганку, а за руку, как подружку! Он осторожно выпустил её горячую ладонь из своей и выпрямился, делая вид, что ничего не случилось. — По-моему, ты действительно не в себе, — с расстановкой проговорил Драко, словно общаясь с душевнобольной. — Уверена, что не пила сегодня никаких запрещённых зелий? Никто из незнакомцев на улице не предлагал тебе подозрительных вещей? — Малфой! — Нет, я серьёзно. Ты сама на себя не похожа, и периодически бредишь к тому же… — Мерлин, Малфой! — вскипела она, становясь почему-то поразительно похожей на Поттера. — Мне уже сто лет никто не предлагал секс, понимаешь? Секс! Трахаться! Сношаться! — Грейнджер выкрикивала последние слова с такой яростью и чувством, будто призывала горожан на митинг у ратуши: «за свободу! за равенство! за эльфов! за секс!». — У меня уже год никого нет, ясно тебе? Год, Малфой! И да, когда я вижу мужчину вроде тебя или Гарри, меня начинают преследовать вполне определённые фантазии, как и каждую женщину в этом Министерстве. Теперь ты оставишь меня в покое? Драко смотрел на неё ошалевшими глазами и не мог поверить в услышанное. Его голова то пустела, то набиралась целым ворохом странных мыслей, заполняющих до самых краёв, и на ум не пришло ничего лучше, чем: — Так ты хочешь Поттера? Но мелкая Уизли вроде бы твоя подруга… Грейнджер зарычала. Вот прямо взяла и зарычала как животное, которое делает последнее китайское предупреждение. Драко инстинктивно попятился и заметил, как сжались её руки в кулаки. — Ты забудешь всё, что только что услышал, — спокойно и чётко проговорила она, превращаясь обратно в учёную зануду. — Этого разговора не было. А если я вдруг случайно узнаю, что ты кому-нибудь проболтался, то устрою тебе такой Обливиэйт, что забудешь даже какой стороной надеваются штаны. О, Господи… И, пробормотав себе под нос что-то вроде «я уже совсем схожу с ума», Грейнджер быстро исчезла в глубине коридора, оставляя Драко на растерзание собственному негодованию.***
Это был настоящий провал. Гермиона никак не могла поверить, что всё это действительно случилось с ней, с лучшим сотрудником Отдела магического правопорядка, человеком, метящим в следующим году на пост его руководителя. Она сказала Малфою. Нет, она-таки прокричала ему в лицо о том, что у нее проблемы с личной жизнью. А ещё до кучи намекнула на своё откровенное желание, чтобы он эти самые проблемы собственноручно, или же скорее собственночлено, решил. И если бы от стыда можно было умереть, Гермиона сделала бы это уже несколько тысяч раз, потому что по её нескромному мнению, женщины, не умеющие держать себя в руках и в открытую предлагающие себя мужчинам, только такого исхода и заслуживают. Гермиона никогда не думала, что её могут коснуться подобные проблемы. Она же всегда была такой рассудительной, зрелой и даже в некотором роде безразличной к подобным делам, а теперь что? Стоит ей один раз взглянуть на Малфоя, и мозг распадается на куски, уплывая поближе к бёдрам. Да ведь он ей даже никогда не нравился! Бледный, вредный, высокомерный отпрыск элитной семейки. И, конечно, ей наплевать, что при этом он ещё и высокий, статный, стройный, светлоглазый, обаятельный, когда сам того желает, и безумно сексуальный, когда с беспокойством заглядывает ей в глаза и поджимает бледно-алые губы. И аврорская мантия ему тоже ничуть не идёт. Она ведь совсем не подчёркивает эту его аристократичную бесцветность и не сидит чуть более чем идеально в плечах. Конечно же, нет. В любом случае, сымитировать собственную смерть у Гермионы никак не выходит, и утром следующего понедельника она выходит на работу, борясь при этом с желанием наложить на себя несколько слоёв маско-чар. Она быстро добирается до своего этажа, обходя при этом за милю любые помещения, где могут работать авроры, зарывается головой в свитки и даже пропускает обед. Как ни странно, но это срабатывает, и уже после нескольких часов усердного труда её организм оказывается не в состоянии размениваться на такую ерунду, как сексуальное напряжение. Даже младший аврор Ричардс — голубоглазый шатен с невероятно симпатичным и привлекательным лицом не вызывает в ней ни капли интереса, заглянув вечером к Элизабет за какими-то разъяснениями. Этот факт воодушевляет Гермиону, и она окончательно убеждается в победе духа над плотью, когда Ричардс игриво подмигивает ей между делом, а у неё внутри «бушует» самый настоящий штиль. Секундное помешательство, говорит она сама себе, закусывая торжествующую улыбку. Нервы сдали, стресс сказался, а в прошлом месяце она вообще почти не спала, готовя квартальный отчёт, вот звёзды и сложились, ничего ненормального. Главное, чтобы ещё Малфой поскорее обо всём этом забыл, и тогда она снова сможет со спокойной душой ходить на обеды и без риска стать постоянным клиентом колдомедиков Мунго разглядывать в своё удовольствие красивых, интересных мужчин. Порешав, что с недостойными мыслями и желаниями окончательно покончено, Гермиона отправила Гарри короткую служебную записку, предупреждающую о том, что она задержится и занесёт ему отчёт по проверке нелегального цирка с магическими существами после восьми вечера. Гарри в ответ написал, что в шесть ему нужно будет забрать из садика детей, и обозначил, каким заклинанием открывается дверь в его кабинет. В итоге, задержавшись даже дольше планируемого, в начале десятого вечера Гермиона прошлась по пустующему зданию Министерства прямо до аврорского сектора. Она чувствовала себя непривычно легко и свободно, откровенно радуясь тому, что её наваждение не приняло серьёзных оборотов, однако веселье не продлилось слишком долго. Произнося простенькое заклинание на отпирание замков, Гермиона и подумать не могла, что в кабинете может кто-нибудь быть. И этим кем-то, конечно же, мог оказаться только Малфой. Голый по пояс Малфой! Она даже не успела никак среагировать или незаметно уйти. Он стоял к ней спиной, с небрежно спущенной на предплечьях рубашкой и, кажется, накладывал на себя какие-то лечебные заклинания, но, увидев неожиданную гостью, Малфой тут же опустил палочку и, поморщившись от боли, повёл белыми плечами. — Грейнджер? Его голос был тихим и хриплым, а интонации слишком интимными. Гермиона страшными усилиями заставляла себя смотреть только на его лицо, но взгляд сам собой опускался ниже, оглаживал рельефы стройного тела, задерживался на белых выступах боевых шрамов и почти недовольно упирался в пояс брюк. Она нервно сглотнула. — Что ты здесь делаешь? — Только что вернулся с задания. — С задания? — эхом повторила Гермиона и закусила губу, заметив довольно серьёзную гематому на чуть выступающих под кожей рёбрах. — Ограбление в Косом переулке, — равнодушно пояснил Малфой и снова поднял свою палочку, направляя её кончик на место удара. — Вот уж не думал, что кому-то взбредёт в голову среди ночи залезать в лавку мороженщика. Эпискеи. — Нет! — всполошилась Гермиона, позабыв о всяких дурных мыслях, и подлетела к нему так быстро, что волосы ударили её по щекам. — Это заклинание нельзя использовать на себе, если ты чётко не видишь очаг повреждения. Кость может срастись неправильно. Позволь мне. Малфой как-то странно на неё посмотрел, но послушался и отвёл руку, предоставляя Гермионе свободу действий. А та, всё ещё испытывая некоторый дискомфорт от его присутствия, но при этом сохраняя частичную твёрдость ума, быстро пробежалась по синяку тёплыми пальцами, сочувственно покачала головой и, приложив свободную ладонь на рёбра рядом с местом удара, направила палочку и тихо произнесла несколько исцеляющих заклинаний, которые выучила ещё в Хогвартсе. Малфой едва заметно дёрнулся, сдавленно рыкнул сквозь сжатые губы, а через несколько секунд расслаблено выдохнул и даже упёрся ладонью в стол от облегчения. — Спасибо, — сказал он и размял уставшую шею. — Мне не хотелось лезть с этим в камин до Мунго. — Угу, — Гермиона слушала его, и никак не могла убрать руки с горячего тела. Её мозг подсказывал яркими всплывающими сообщениями, будто надоедливой рекламой, что такой возможности у неё, возможно, больше никогда не будет, и тело решило воспользоваться секундной вседозволенностью и натрогаться всласть. Она даже ничего не делала. Просто прижимала ладонь к заживающим рёбрам и чувствовала своей кожей их ровные очертания. Малфой же затих, отдышался, а затем медленно повернулся к ней всем телом и неторопливо набросил рубашку на плечи. Гермиона едва не застонала от негодования, когда её рука соскользнула вниз, но взгляд упёрся в выступающие ключицы, и сердце заметалось по груди, как заключённая в тесную клетку птица. — Ты сказала тогда… — тихо начал Малфой, всё ещё не отходя от неё. — Ты сказала, что… — Я вообще-то приказала тебе забыть. — Да, но… — он протянул руку и неуверенно коснулся её лица кончиками пальцев, вызывая такой сумасшедший скачок температуры, что она могла бы убить какое-нибудь небольшое животное. — Я думал над этим и… — Малфой. — И я бы хотел, чтобы ты на меня смотрела, — закончил он и сделал ещё один крошечный шаг, который спасал их от ужасной ошибки. — Я совсем не против. Гермиона задрожала и приказала себе держаться до последнего, хотя видит Мерлин, держаться рядом с этим человеком равнодушно у неё вообще никогда не получалось. Покажите ту, у кого получалось. — Я была не в себе, — тихо призналась она, и его ладонь уверенно легла на её скулу, мягко поглаживая. Гермиона вдруг со всей ответственностью для себя приняла, что это прикосновение было самым нежным, самым желанным за долгие месяцы её одиночества. Таким, как ей давно мечталось. — Тогда я, наверное, тоже не в себе, если хочу тебя поцеловать? — прошептал Малфой и наклонился к её лицу, обозначая свои намерения. Вся кровь моментально хлынула к лицу и обожгла кожу изнутри. — Не смей этого делать. — Не буду, — он наклонился ещё немного, и они неловко соприкоснулись носами. — Малфой, — Гермиона сглотнула и прикрыла глаза, понимая, что её предупреждающий тон не имеет никакого эффекта. Она и сама ему не верила. — Драко. — Я же сказал, что не буду ничего делать, — медленно сказал он, и каждое слово она смогла почувствовать осторожным касанием тёплого воздуха на собственных губах. Так близко они были друг к другу. — Пожалуйста. — Хорошо. — Пожалуйста… И тёплые, мягкие губы накрыли её собственные нетерпеливо, но нежно. Если бы она могла закричать в этот момент, она бы закричала, но сил хватило только на какое-то подобие жалобного стона. Гермиона тут же устыдилась своей реакции и попыталась отстраниться; бёдра упёрлись во что-то твёрдое, горячее прикосновение обожгло рот, голова разорвалась петардой, и они одновременно углубили поцелуй, врезавшись в стол. Всё остальное было похоже на нарезку быстро сменяющихся кадров. Дышать было трудно, руки почти не слушались, тело дрожало под прикосновениями то ли в агонии, то ли в удовольствии. Малфой укусил её за плечо, оставив на коже красный след, сразу после того, как расправился с её форменной рубашкой. В голове у Гермионы мячиком для пинг-понга билась мысль: «Я в кабинете у Гарри, на столе у Гарри, на каком-то отчёте Гарри отдаюсь аврору Малфою, будто отчаянная фанатка, только что выпустившаяся из Хогвартса. Я сошла с ума». Однако буйство разума ничуть не помогало в ослаблении возбуждения; напротив — чувства обострялись, сердце колотилось быстрее, между ног становилось горячее, ладони тянулись к вожделенному телу, прикосновений катастрофически не хватало. Малфой, будто слепец, изучал её кожу губами, руками, языком и при этом вовсе не был похож на сдержанного, высокомерного сотрудника Аврората. В нём было столько страсти — она почти душила, заставляя горло судорожно сжиматься. С каждой секундой его дыхание становилось всё более глубоким и громким, вдохи и выдохи выходили частыми и грубыми; он еле сдерживался. Гермиона сама расстегнула тугой ремень на его брюках и сама обнажила твёрдый, бледно-розовый член, блестящий на головке от смазки. Чёртов Малфой был везде прекрасен, даже здесь. Не то чтобы у Гермионы был большой опыт, чтобы сравнивать или анализировать в такой момент внешнюю эстетику чьих-либо половых органов, но как самая обычная женщина она не могла не восторгаться; не могла не возжелать то, что держала сейчас в своей руке. — Грейнджер, — выдохнул Малфой, слегка толкнувшись в тёплую ладонь, впервые подав голос за эти минуты обоюдного сумасшествия. Гермиона ничего не ответила и легко провела некрепко сжатым кулаком вниз и вверх, с приоткрытым ртом глядя на Малфоя. Тот хмыкнул, сглотнул и с силой сжал волосы у неё на затылке в кулак. Ей понравилась эта неожиданная грубость. Она повторила свою нехитрую ласку, и Малфой наклонился к её губам, выдыхая прямо в рот: — Хватит. — В чем дело? — хрипло спросила Гермиона и оставила в уголке его покрасневших губ звонкий поцелуй. — Ты дразнишь меня. — Ты дразнил меня каждый день, разгуливая по Министерству в своей мантии, как чёртова фотомодель. — М. Как кто? Гермиона и сама не поняла, откуда в ней взялась смелость на такие открытые и дерзкие комплименты мужчине, но с членом в руке думать о скромности и порядочности было уже как-то слишком поздно. Малфой почти забрался к ней под юбку: горячая ладонь двигалась по бедру всё выше и выше, сминала воспалённую кожу, оставляя свой пламенный след, а затем минула резинку простых чулок и почти упёрлась в насквозь промокшую ткань белья. А затем… — Грейнджер! Гермиона дёрнулась, потому что голос Малфоя чуть не оглушил её. И зачем так громко? — Грейнджер, аллё! Ты там жива вообще? Она часто заморгала и резко остановилась на вдохе, будто оказавшись под потоком ледяной воды, а когда с глаз спала мутная пелена, Малфой почему-то стоял не рядом с ней, а на расстоянии нескольких шагов и застёгивал свою рубашку. Он хмурился и смотрел на неё снисходительно-вопросительным взглядом, бледные губы были плотно сжаты, пальцы ловко заправляли пуговицы в петли. Неужели она всё это себе… — Ты так и не ответила, зачем пришла, — монотонно проговорил Малфой, делая паузы между словами, будто опасался, что его могут как-то не так понять. — Отчёт, — хрипло ответила Гермиона, сжимая бёдра, и прокашлялась. — Отчёт. О нелегальном… — Да, Поттер что-то говорил. Я не помню подробностей, потому что он самостоятельно занимается этим делом, — покачал головой Малфой и снял с вешалки алую мантию. — Про какой-то цирк. Какой-то цирк происходит со мной прямо сейчас, отчаянно думала Гермиона, пытаясь унять тяжёлый гул в голове. Зашуршала плотная ткань, звякнули кольца застёжек и кнопок. Малфой быстро взглянул на себя в зеркало и поправил идеально уложенную причёску. Только сейчас Гермиона заметила в кабинете ещё один стол, который, по всей видимости, принадлежал Малфою, и именно поэтому он оказался в этом кабинете сразу после задания. Её сердце всё ещё гулко стучало, а низ живота распирало от не вовремя прерванной фантазии. Она с ужасом и сожалением подумала о том, что если бы громкий голос Малфоя не привёл её в чувства, то она бы так и кончила, стоя здесь прямо перед ним и предаваясь своей сумасшедшей галлюцинации. И тут возбуждение быстро сменилось стыдом и разочарованием. Все слова, все поцелуи, все прикосновения — абсолютно всё оказалось плодом её воображения, и от осознания этого факта на душе становилось так горько, что под веками мгновенно запекло. Гермиона попробовала проморгаться, но ничего не выходило. Челюсть сжималась, в носу щипало, а чувство собственного достоинства радостно укатывалось в далёкие дали под звуки малфоевских каблуков. Сама придумала, сама возбудилась, сама разочаровалась и сама довела себя до состояния отчаяния. И почему с таким уровнем самоорганизации она до сих пор не возглавила Министерство, спрашивается? Тем не менее на иронию сил почти не осталось, Гермиона чувствовала себя такой опустошённой, что невольно возвращалась во времена Хогвартса, к дням, проведённым в агонии по поводу безответной любви к Рону Уизли. Она допускала крошечную мысль, что была влюблена в Малфоя, в конце концов, её способность к самоанализу ещё никуда не делась, и Гермиона вполне могла признать, почему всё время на него засматривается, однако… Однако он вряд ли воспринимал её всерьёз, или хотя бы рассматривал в качестве компаньона для похода в бар, и оттого покидать иллюзорность своих мыслей было почти невыносимо. Тот Малфой, которого Гермиона сама себе придумала, принадлежал только ей, а этот, настоящий и чужой, не имел с ней ни одной точки соприкосновения. И уж конечно он не стал бы заниматься с ней тем, что она себе напридумывала. Они никогда и ни за что не будут… В этот момент Малфой прошёл мимо Гермионы, и её лица коснулся слабый аромат его свежего парфюма. Она сглотнула и опустила голову, стыдясь смотреть ему в глаза после своих бесстыдных фантазий и одновременно сожалея о том, что так и не воспользовалась предоставленным шансом в пустом кабинете пустого Министерства. Гермиона с ужасом ждала, пока захлопнется тяжёлая дверь, ознаменовав её позор характерным звуком, но этого почему-то не случилось. Малфой остановился, не донеся ладонь до тёмного дерева, а затем повернулся, окинул её быстрым, изучающим взглядом и со спокойным лицом сказал: — Грейнджер, а пошли на свидание? Гермиона вскинула брови и еле сдержалась, чтобы не приложить к сердцу вспотевшие ладони. Это всё ещё галлюцинация или уже реальность? — Я знаю, знаю, ты запретила мне вспоминать о том… — Малфой немного замялся, качая головой и забавно кривя губы. — Ну, о твоей, кхм, ситуации. Но я без всяких задних мыслей! — Он вскинул руки ладонями вперёд, будто бы показывая, что безоружен, а Гермиона подумала про себя: «А жаль!» — Это будет просто ужин, — продолжал Малфой, украдкой заглядывая в её глаза. — Но это не значит, что ты мне не нравишься, нравишься, и даже очень! Просто я не хотел, чтобы ты подумала, будто я решил воспользоваться… Ведь ты одна и... Гермиона улыбнулась, слушая его бормотание, и в груди стало так легко, будто с неё наконец сняли гигантский, чугунный утюг, который вот-вот должен был её раздавить. В конце концов, это правильно — сначала ходить на свидания, затем скромно фантазировать, и уже потом срывать друг с друга одежду, а у неё чуть было не случилось всё наоборот. Но ведь даже лучшие работники иногда пренебрегают инструкциями, так? Гермиона успокоила дыхание и кивнула непривычно беспокойному Малфою, который всё ещё пытался неловко объясниться. Всё-таки он был прекрасен в своей красной мантии, что ни говори; и предвкушение от будущей встречи с ним окрашивало её щёки в оттенок яркой аврорской формы. И пусть, всё что случилось между ними несколько секунд назад оказалось всего лишь неожиданным, но прекрасным наваждением, Гермиона хотела в эту секунду только одного — чтобы впредь это была её последняя фантазия!