Несовместимы

- Какаши-сенсей, почему Вы спите на рабочем месте? Неожиданный, резкий окрик вынуждает открыть глаза. Наиграно-недовольное цоканье языком и звонкий голос укоризненно продолжает, нарушая благодатную тишину: - Все Каге наследуют эту дурную привычку? Хатаке проводит ладонью по левой части лица, смахивает остатки сна, и осматривает темный кабинет с шумной гостьей мутным взором. Фокусирует взгляд на настенных часах. - Сейчас три часа ночи, Сакура. Его слова заставляют девушку на мгновенье растеряться и выразить своим ментолово-патиновым взглядом откровенное недоумение. Хатаке удобней садится в кресле, откидывает голову назад и в бок - глухой хруст позвонков, потирает затекшую шею, второй рукой поправляет накинутый на плечи белый плащ. - Что ты тут делаешь? – он не был раздражен, не смотря на то, что куноичи прервала его и без того короткий сон, но голос звучит по новоустоявшейся привычке строго и низко, с примесью хриплых нот. Харуно дергается от непривычного тона и все еще озадачено бросает беглые взгляды то на стрелки часов, то на пепельноволосого мужчину. - Я не хотела Вас разбудить, - слова пропитаны сожалением. - Нет, - мягко прочищает горло, мысленно браня себя за холод в голосе к бывшей ученице, - я имел в виду, что ты делаешь в Конохе? Я ведь отправил тебя на миссию. - Так… я уже вернулась? – хмуро выдавливает, будто сама себя спрашивает. Ирьенин попросту не знает, что ответить на прямо поставленный вопрос. Шестой не сводит с неё подозрительного взгляда, тщательно подбирает слова: - Спустя три дня? Из Деревни Скрытых Полей ты должна была вернуться минимум через полторы недели. Базальтовый взгляд джонина продолжает внимательно скользить по задумчивой девушке, робко обхватившей себя за предплечье. Только сейчас в полутьме кабинета он замечает, что Сакура выглядит, по меньшей мере, странно. Они не часто виделись последние четыре года – с тех пор, как он принял пост главы Деревни. В основном по делу, из-за миссий или отчетов; из-за медосмотров, когда, минуя охрану, Сакура врывалась в кабинет напористая и сердитая, ругая его за очередной прогул и, забавно для него, требующая немедленно провести плановый осмотр, будь у Шестого совещание или бессмысленные отговорки, возмущенная безответственностью, но до жути упрямая, добивающаяся своего; в редких случаях они пересекались на улице – пара вежливых, шаблонных фраз. Она изменилась за эти годы, этого нельзя отрицать. Но сейчас она другая. Отстранённая, встревоженная, неуверенная в себе и слишком тихая. На щеках нет привычных жемчужно-розовых красок, светлая кожа бледная даже для нее, скорее принимающая болезненно-белый оттенок. Какаши хмыкает. Отличная подделка, раз Ямато пропустил её. Стремительный удар выводит куноичи из равновесия и заставляет отшатнуться. Она вскакивает со стула, за долю секунды уклоняясь от внезапно материализовавшегося клона. Тяжелый грохот полетевшей на пол деревянной мебели врезается в тишину кабинета. Нет времени рассуждать, что нашло на бывшего сенсея. Она пыталась понять и разобраться для начала со своими действиями, вспомнить, как она оказалась здесь, в этой комнате. Мысли забрали все внимание, прогоняя бдительность. А наблюдательный Хатаке не упускает момент, прищуривает глаза и ей едва удается увернуться от его рук. Но Шестой быстрее, чем она ожидала. Он все правильно рассчитал, предопределяя ее уклон от прямой атаки и траекторию прыжка. У Харуно нет места для отступления, и она громко ругается, понимая насколько опасно ее положение рядом с заставшим ее врасплох джонином. Ирьенин жмурится, готовясь к толчку в плечо, и последующему удару спиной о шкаф. Едва ощутимая волна непонимания и страха проносится по телу, когда ловкая рука мужчины проходит сквозь нее. Хатаке останавливается. Замешательство выдают только глаза, которые смотрят то на свою руку, то на ее плечо. Харуно ненамеренно озвучивает его мысли, в панике бросает: «какого черта происходит?». Аккуратно дотрагивается кончиками пальцев к груди Рокудайме, словно боясь спугнуть и совершенно не заботясь о том, что его клон только что по какой-то причине атаковал ее. Рука погружается в тело шиноби, как в технике «призрачной плоти» Обито. Поражённые, темно-турмалиновые глаза ошалело смотрят на джонина снизу вверх. Его же антрацитовый взгляд заволакивающий и прямой, но она не находит в нем ни ответа на свой вопрос, ни успокоения. Чувствует его напряжение и это заставляет девушку сделать шаг назад. Неосознанно, он делает шаг вперед, чтобы соответствовать ее отступлению. Еще шаг. Она щипает себя за руку. В голове все смешивается. Судорожно выдыхает и, кажется, чувствует, как немеют эти самые руки, подкатывает тошнота, ноги наливаются свинцовой тяжестью, а воздух не попадает в легкие. С потаенным безумием хватается за горло, в попытке откинуть незримую костлявую руку, окутанную густым и вязким холодом. Сакура не ощущает боли, она не может осуществить тактильного контакта. Чувства притуплены, словно затянуты туманом, но она не спит. Сердце не отбивает свой ритм по вискам, хотя она уверена, сейчас оно должно заходиться в бешеном темпе; щеки не горят, а кожа не покрывается мурашками, однако весомый предлог таким процессам в ее теле имелся. - Какаши-сенсей, я… - всё внутри сжалось, когда с губ срывается потрясенный шепот, - я мертва? *** - Вы снова курите эту дрянь, Какаши-сенсей? - Сакура наблюдает, как сигаретный дым вяло поднимается в небо, завивается небольшими сизыми кольцами, создавая из своего невесомого и едва ощутимого тела нечто здорово похожее на ухмыляющиеся рожицы. Хатаке мог наградить ее таким же выражением лица, но сейчас оно было отрешенным. Джонин вдыхает свежий майский воздух, вперемешку с густым сигаретным дымом, задумчивый взгляд устремлен на пустую улицу перед собой, словно направлен в вечность, сквозь время и расстояние. Город внизу сонно светится, как тлеющий догоравший костер. Там, всего лишь в нескольких метрах от него, была самая обычная жизнь, простая и понятная, со своими правилами, сложностями, немудреными радостями и огорчениями. Но почему-то она не так привлекательна, как раньше. Куноичи присаживается рядом на бурый черепичный склон крыши, и заглядывает в приоткрытую, немного смятую у краев коробку с сигаретами. Насчитывает двенадцать штук и хмурится. В прошлый раз их было восемь, хотя ирьенин была абсолютно уверенна, что это та же самая пачка. Время отразилось на белесой бумаге, оттенив ее в тускло-молочный, а кромка серебристо-кобальтовой этикетки чуть расслоилась и отошла от поверхности. Она была удивлена, когда впервые застукала его с тлеющей сигаретой в зубах. Неожиданно. За все годы Сакура ни разу не заметила за ним этой вредной привычки. И, правда, он сказал, что редко позволял себе подобное увлечение. «Сарутоби опустил ноги на траву рядом с молодым товарищем, с тоской посмотрел в сторону медленно остывающих тел шиноби. Щелчок зажигалки. Робкий огонек осветил запятнанное в крови лицо и немедленно угас, словно не желал вступать в противостояние с мраком этого мира. Кварцевый дым струйкой потянулся вверх, растворяясь в безветренном воздухе, полном сытного запаха крови и высушенной беспощадным летним солнцем лаванды. Асуме пришлось видеть много извращенных смертей, пролить достаточно крови, чтоб окончательно запятнать руки в липкой жидкости, едва не погибнуть самому и не потерять те самые багряные руки в бою. Тогда сидя на травяном ковре с бруснично-алой россыпью капель на кончиках проросшей зелени, он предложил Хатаке одну из своих сигарет. Какаши не отказался, просто по инерции вытягивая никотиновую палочку из картонного футляра. Отвратительный горький дым прошелся по горлу, вызывая кашель и рвотные позывы. - Редкая дрянь, верно? - Зачем ты тогда подсел на них? Мастер ближнего боя делает новую затяжку, прежде чем ответить: - Мне трудно дышать «этим миром». Железистый запах горячей крови, смрад сгорающей плоти, гниющих, разлагающихся трупов, удушающий запах убийств, утраты, боли, смерти… Гремучая смесь, - заметив вопросительно приподнятую бровь своего немногословного собеседника, разъясняет, - всё имеет свой запах, для кого-то вкус и цвет. Помедлив, прикрывает глаза, втягивает новую порцию табачной отравы, и лишь потом с облегчением продолжает: - Тогда я беру одну из сигарет. Давлюсь едким дымом. И после, кажется, что я все еще могу смириться с тем запахом, что меня окружает. С каждой тягой, я заволакиваю дымом нутро. Рассеиваю пепел, а с ним уходят воспоминания. А после - между ними царит тишина. Бледно-серые клубни дыма вяло угасают и разлетаются в небытие, последний раз напоминают, что эти короткие мгновения они были лишь двумя мужчинами, которые наблюдали за восходом солнца и курили сигареты». Друг отдал Какаши свою пачку с табачными папиросами, которую тот хранит и по сей день. Шиноби берет одну, когда ему действительно паршиво. И Сакура была рада видеть, что за столько лет пачка была все еще наполовину полной. Но почему количество нетронутых сигарет увеличилось? Харуно прикусывает губу и размышляет о том, что Шестой не снял плащ, который может пропитаться сигаретным дымом. Плохо. Очень плохо. Остальные могут узнать о его маленькой тайне. Это не было чем-то из ряда вон выходящим, джонин мог делать, что хочет. Курение не запрещено законом. Но ее расстраивало то, что секрет, разделенный на двоих, станет общественным. - Мое тело уже нашли? – поджимает ноги, обнимая их руками, водит взглядом. Тут и там среди цветных крыш шелестят темно-эстрагоновой листвой раскидистые вязы и стройные пирамидальные тополи. Какаши сбрасывает пепел и кидает сухое «нет». Она замечает, как напряглись мышцы его плеч. Значит, лгал ей? Но Хатаке и сам не знал, что ответить. Все что нашли АНБУ, исследуя путь, которым следовала ирьенин - это следы разгоревшейся битвы и небольшие кусочки плоти, раскиданное сильным взрывом месиво, бывшее когда-то человеческими телами, на траве и листьях деревьев. Они собрали образцы крови и тканей, но Какаши все еще не решался отдать приказ провести экспертизу на совпадение ДНК останков с ДНК куноичи. Девушка резко меняет тему, интересуясь «как прошел его день?». Её реплика прожигает нутро. Какаши охватывает дикое желание накричать на нее из-за глупого беспокойства о нем и о его очередном чертовом дне. Но он лишь неопределенно ведет плечами. Она расценивает этот жест по-своему, как «неважно». - А я сегодня была у родителей, - молчание угнетает, но подрагивающий и безрадостный голос Сакуры тяготит еще сильнее. Она рассказывает ему бесполезную историю о том, как Мебуки готовила рисовый суп с говядиной, но не уследила за кастрюлей на плите, устроив маленький переполох на кухне. - Я пыталась предупредить ее, но она все равно меня не слышала. Никто меня не слышит и не видит, кроме Вас и соседской кошки, что шипела, когда я прошла мимо. Выдавливает смех в попытке скрыть горечь. Замолкает. Судорожно сглатывает. Видимо, если бы она могла, то уже плакала. И Рокудайме в тайне благодарен, что не может. Ему лучше слышать ураганный вой битв, нежели девичьи всхлипы. В груди саднило, когда он видел ее слезы. Харуно продолжает задаваться вопросом, почему она все еще не в мире духов. Что ее держит? Люди говорят, что если душа неупокоенна и бродит по земле, то у нее есть незавершенное дело. Но, что же так сильно заставляет ее оставаться в этом мире? Может, неудовлетворенное любопытство? Флюоритовые глаза трепетно вспыхивают от осознания. В голову закрадывается безумная идея. Подается всем телом в сторону мужчины. - Какаши-сенсей, можно я Вас поцелую? Шестой делает затяжку, когда она говорит о своей просьбе. Задерживает дыхание и хрипло кашляет, выплевывая застрявшую в горле горькую дымку. Внезапно, однако. Харуно нервно заламывает пальцы. Стыдливо опускает ресницы. Ей почти двадцать два, но из-за Саске, она ни разу не целовалась. Она любила его, будучи подростком и хотела, чтоб впервые это случилось с ним, но у них так ничего и не сложилось. Брюнет ушел из Деревни и все еще не соизволил притащить свою учихавскую задницу обратно. А время шло. Были парни, которые проявляли к ней симпатию, но у ее сердца были иные планы. - Я не знаю, что испытываешь во время поцелуя, - смелость угасает, а его безмолвие настолько плотно накрывает, что она слышит собственное сбитое дыхание, которое вырывается из приоткрытых губ. - Если мне удастся это узнать, то, возможно, я смогу покинуть Вас и больше не раздражать своим присутствием. - Ты меня не раздражаешь, - спокойно отвечает Каге и выбрасывает притушенный окурок. Это невозможно, но куноичи чувствует приятное тепло, неистово проносящееся по венам. Воспринимает его фразу, как согласие на ее внезапно-сокрушительное и нелепое предложение. Но Какаши бездействует. А она просто хлопает ресницами. Джонин вскидывает бровь, в глазах отражается вопрос: «чего ждешь?». «Инициатива, как известно, - ехидно замечает второе Я девушки, - предпочитает первым поиметь инициатора!». На ее лице - невольная нервная улыбка. Хочется смеяться во весь голос над собой. Сакура собиралась быть зрелой и действовать соответственно, но вместо этого она только напрягается и чувствует себя крайне глупо. Любые ее намерения касательно поцелуя исчезли. А ведь ей было так легко чуть наклонить голову, потянуться ближе... Его губы были прямо перед ней. Какаши не станет уклоняться, если она решит сделать это. Черт возьми, если бы он поцеловал ее сам, все было бы намного проще! Он взрослый, а она зажатая, неопытная девчонка, которая понятия не имела, как сделать это правильно в первый раз. Джонин, вероятно, целовал множество девушек, тогда как для нее он был мужчиной номер один. Мысль о том, что в прошлом у Какаши были женщины, задевает и словно топкий ил, облепляет внутренности. Неприятно. Куноичи кусает щеку изнутри и осознает, что ревнует. Один поцелуй, а у нее уже появляется чувство собственности? Поцелуй, от которого она буквально бежит, как трусливый заяц? Губы сжимаются в тонкую линию, брови опускаются. «Раз-два-три…» - отсчитывает, вместо ударов сердца. Сакуре невероятно неловко, так как ее поцелуй даже неуклюжим не назовешь: она прижимает свои уста к его, однако не чувствует ни давления губ, ни теплоты дыхания. Не смотря на отсутствие ощущений, ирьенин не способна удерживать последовательности мыслей, впервые так близко наблюдая его глаза. Она замечает, как они меняются: серую радужку охватывает угольный оттенок, а на самом дне разрастается и пульсирует клубнями чернильная тьма. Быстро отстраняется. Ками-сама, она действительно сделала это! Сакура уверена, имей она телесную оболочку, смутилась бы до чертиков. В данный же момент ее нутро покалывало от незначительных электрических импульсов. - Терпеть не могу сигареты с привкусом вишни, - острые черты лица искажаются и Какаши тянется за новой дозой фильтрованного табака. Показалось или он сбит с толку? Шестой кажется безразличным, но плавность движений пропадает, говоря о противоречивости его слов. - Вы что-нибудь почувствовали? – с потаенной надеждой интересуется куноичи. - Ничего, - небрежно бросает и Сакура ощущает, что готова хорошенько врезать своему сенсею. Хатаке, конечно, не зациклен на ней так, как она на нем. Однако, медик из кожи вон лезла, а он так наплевательски высказывается о ее поцелуе. Если поначалу это волнующее прикосновение губ показалось сладкой дремой, то сейчас его слова растоптали это понятие и скорее превратили в пытку. Его пронзительный взгляд говорил о том, что он был раздражен ее дурацкой выдумкой и на самом деле не хотел иметь с ней ничего общего. - Если бы не обстоятельства, я бы не поцеловала Вас, будь Вы даже самым последним мужчиной на земле! Она лгала. Отчаянно и бесповоротно. Сакура боролась со странными чувствами по отношению к сенсею уже два года. И отчасти это была одна из причин, из-за которой, под предлогом «незавершенного дела», в ней вспыхнуло желание разделить с ним поцелуй. И раньше она раздумывала над возможностью стать ближе. Даже в некоторой степени была зависима от поиска возможностей. Ведь нигде не прочитаешь, что предпринимать, если у тебя появились распутные мыслишки о гораздо более старшем человеке, который в прошлом был твоим наставником. Никто не освещал подобные вещи в «Еженедельнике Конохи». Она металась между ревностью, злостью, стыдом, печалью и своей очередной абсурдной влюбленностью, и этот маятник замер посередине, в точке безысходной депрессии. Ведь теперь она могла признать, что не готова уйти в мир духов. Может быть однажды, но не сейчас, когда она чувствовала незримую связь между ними. Всё чего ей хотелось - это вернуться живой и повторить попытку. Поцеловать его тщательно и всесторонне. Чувствовать жаркие прикосновения каждой клеточкой души. И уж тогда посмотреть: все так же сдержан и холоден будет Шестой Хокаге? - Это просто ассоциация с тобой, - оправдывается мужчина, прячет зажигалку в карман готично-явовых штанов и добавляет, на миг стрельнув в ученицу глазами, - Хейан. В ответ на это ирьенин только вопросительно поднимает бровь и прищуривает глаза - обида все еще витает в воздухе. - Когда я увидел тебя в первый раз, то про себя шутливо прозвал Хейан. Такая возникла ассоциация, - опускает веки, погружается в воспоминания, - От тебя всегда пахло так же, как и в период цветения сакуры. А традиция любования цветущими вересковыми лепестками возникла именно в эпоху Хейан. Харуно удивлена слышать подобное откровение от малоэмоционального и скрытного сенсея. Она пугливо дергается, когда он протягивает руку, чтоб провести пальцами по шелковой пряди волос, но подушечки его пальцев дотрагиваются лишь друг о друга, не нащупав призрачный локон. Сухие губы беззвучно шепчут:«жаль, что цветение сакуры так быстротечно». Обладательница нефритовых глаз наиграно машет рукой, отгоняя дым от себя, будто может слышать его горький запах. Пытается скрыть, как её сущность прошибло током от невинного жеста мужчины. Как продолжают пробегать всплески неведомой энергии рядом с ним. Аномальны ли для фантома подобные реакции? Рокудайме смурно улыбается и делает новую затяжку. - Значит, Вы в тайне любовались мной, Какаши-сенсей? Да, Вы извращенец! - на светлом лице появляется коварная ухмылка, в отместку ей хочется растормошить вечно равнодушного Хокаге. У нее припрятан один козырь. - Но теперь мы квиты, - нарочито подчеркивает откровенную насмешку и ехидство. Тонкий пальчик опускается на уголок нижней губы, якобы помогая увидеть картинки прошлого. Уточняет, помнит ли он, когда их отряд разбил лагерь на ночлег в районе долины Като. - Вы думали, что все, кроме караульных спят и отправились «разведать территорию». Я проследила за Вами, хотела составить компанию. Всё вышло случайно, - мило отмахивается, намереваясь убедить в своей невиновности. - Но я подглядывала за Вами, когда Вы купались той ночью в реке. Сакура жмет губы, стараясь не улыбаться и выглядеть максимально серьезной. Ждет реакции: вопроса, недовольства, удивления, любого подтверждения того, что она вывела Шестого из равновесия. Но сенсей спокойно выпускает дым, рассматривает, крутит в руке никотиновую палочку. - Я помню, - последняя затяжка, и тлеющий огонек сигареты падает в темноту улицы, с силой ударяется о твердую, укрытую шершавыми камешками поверхность асфальта. Карминово-золотистые искры мелкими брызгами разлетаются в стороны и угасают, будто впитывают опаловую краску. - А потом, когда ты решила, что я ушел, сама отправилась насладиться прохладной водой. На девичьем лице, вместе с приоткрытым ртом, застывает вопрос: «откуда Вы знаете»? Хокаге лукаво ухмыляется. Поднимается, натягивает маску и дерзко дергает за ворот плаща, расправляя. Плотная ткань издает характерный звук и заглушает брошенное им «квиты». *** Ничего не помогло, ничего не произошло, он не чувствовал тепла, не чувствовал ее дыхания на своих губах. Однако ее кремово-бальзаминовые губы не остались без его внимания. Возможно, она хотела поцеловать его, чтоб исполнить свое желание и проверить теорию, но в тот момент он готов был поцеловал ее в ответ только ради нее. Для джонина это стало вполне неожиданным фактом. Ссылаясь на реакции своего тела, он понял, что она привлекает его. Какаши не предполагал, что это «неприкосновение» окажет на него такое влияние. Это был самый целомудренный поцелуй в его жизни. Да, черт возьми, это вообще не было поцелуем! Но все же он потряс его до глубины души, а он умело скрыл это. И теперь ему предстоит подавить в себе эти ошибочные позывы. У него нет намерений влюбляться, как наивному мальчику. Внезапное влечение к молодой ученице еще половина напасти. Между ними стояла пропасть под названием «жизнь». - У Вас сегодня маленький выходной? – он не замечает, как куноичи оказывается рядом, точно черт из табакерки. Хмурится. - У Хокаге не бывает выходных, - тихий, лишенный какой-либо экспрессии голос. - Но все же Вы здесь, прогуливаетесь по одной из главных площадей Конохи, а за Вашим столом с усердным вниманием, но не особым рвением, просматривает отчеты наследник клана Нара. Шестой продолжает медленное движение вперед, время от времени поглядывает на витрины магазинов. Он почти не смотрит на Сакуру, обменивается с ней короткими, односложными фразами и лаконичными предложениями. Его настроение вполне соответствовало его неизменному тяготению к отрешенности от разговоров и суеты. На её вопрос ел ли он сегодня, Какаши не отвечает, выглядя крайне сосредоточенным. У куноичи закралось подозрение, что он вообще желал избежать этой встречи с ней. - Вы не говорите со мной, потому что проходящие мимо жители могут посчитать, что у Рокудайме, беседующего с самим собой, наступило помутнение рассудка или Вы просто не хотите отвечать? В силу своего крайне упрямого характера, Хокаге отводит плечи, соблюдает дистанцию и снова хранит проклятое молчание, будто они вступили в игру, где нужно помалкивать, а Сакура все никак не смекнет этого. - Вы должны поесть, - настаивает Харуно. Было понятно без слов, что в его утреннем меню присутствовал лишь кофе. - Это удивительная возможность при жизни. Я вот не могу, а порой так хочется ощутить во рту сливочный вкус моих любимых пирожных. И зачем нужна эту дурацкая традиция, оставлять духам умерших еду? Мы ведь все равно ничего не можем взять, - куноичи хочется пнуть маленький камешек на дороге, но, увы, она не могла сделать и этого. Что хорошего в том, чтоб быть привидением? - Может, мне стоит поучиться быть призраком? Может, я что-то делаю неправильно? Все эти фантомные штучки… Я ведь не летаю, я не прозрачна. Возможно, я не мертва? – девушка делает еще два шага и лишь потом замечает, что пепельноволосый шиноби останавливается. Ее предположение возымело эффект. - Вероятно, я лежу без сознания в Госпитале в каком-то поселении, а моя астральная проекция пока просто блуждает вне тела. Или это воздействие какого-то дзюцу. Как Вы считаете, Какаши-сенсей? В голове Хатаке начинают выстраиваться сотни теорий. Кирпичик за кирпичиком - он воздвигает фундамент из деталей, фактов, вероятности, чтоб подтвердить предположение. - Доброе утро, Хатаке-сан! Шестой отвлекается на женский голос, а Сакура одними губами шепчет щемящее слово «мама». Женщина с усыпанной до краев помидорами корзиной, идет к ним навстречу. Легкая и невесомая улыбка выделяет ямочки на ее щеках. Хокаге лишь растерянно улыбается в ответ какой-то напряжённой перекошенной улыбкой, но маска практически скрывает мимику лица. - Как Ваше здоровье? – куноичи едва успевает отойти, чтоб Мебуки не прошла сквозь нее. - Есть какие-то новости от Сакуры? И сразу с головой в пламя. Хатаке стискивает зубы и говорит ей лишь то, что она должна слышать, не беспокоя материнское сердце. Лжет. И дело было не в секретности операции, а в том, что ему не стоит говорить матери Сакуры о том, в чем он и сам не был уверен. Он был полон решимости не дать ей ни малейшего повода усомниться в его словах. - Прошло уже два месяца, а эта бесстыжая девчонка даже ни одной весточки матери не написала. Вот негодяйка! Хорошо, что хоть Хокаге не смеет игнорировать. Воротится – задам ей трепки. Совсем мать родную позабыла, - Мебуки ворчит и фыркает, а Какаши понимающе кивает в ответ на ее напускную браваду. Он прекрасно осознает, что на самом деле она скучает по дочери, недовольными речами пытается скрыть тоску. - Кстати, Хатаке-сан, как долго еще продлится её миссия, она успеет вернуться к фестивалю? - Оказалось больше работы, чем мы рассчитывали, - он всячески демонстрирует непоколебимость и равнодушие. - Вы исправно лжете, Какаши-сенсей, - ядовито подмечает ирьенин, будучи невольным свидетелем разговора. В ее словах нет ни одобрения, ни упрека. Скорее мучительная грусть. - Знаете, вчера я купила Сакуре чудесную юкату! – светловолосая женщина заговорчески прикладывает ладонь к лицу. - Знаю, она будет сетовать на меня за растраты, но одеяние так мне понравилась, оно, несомненно, подойдет Сакуре. Молодой незамужней девушке порой необходимо менять форму шиноби и медицинский халат на что-то более изысканное и женственное. Вы так не считаете? Свою речь старшая Харуно приправляет задорным смехом, загадочно прищуривает глаза. Куноичи удивленно и недоверчиво смотрит на мать. Складывалось впечатление, что она пыталась пробить Шестого на эмоции. Причем на эмоции к ней – Сакуре. Имей она возможность, то давно утащила бы мать подальше от мужчины и еще долго не показывалась ему на глаза. Рокудайме же оставалось потереть затылок, да согласиться. Беседа окончилась внезапно быстро, простым «не буду Вас задерживать, Господин Шестой». Будто добившись своего, женщина поспешила удалиться. С каждым шагом Мебуки, в зелёных глазах потухали искорки, которые были еще минуту назад, губы неудержимо складывались в раздосадованную улыбку. Джонин старается не заострять внимание, бросает тихое «идешь?». Сакура вытирает ладонью несуществующие слезы и догоняет мужчину, поравняв с ним шаг. *** Подобные вещи не должны делать нормальные люди, но, в конце концов, Сакура слишком увлеклась. Она осторожно провела пальцем над поверхностью шрама. Близость и невинность этого прикосновения заставили бы ее покраснеть, но девичьи щеки не окрасил румянец. Она знала, что у нее не получится прикоснуться и, что она вообще не должна его трогать, но ирьенин не могла сопротивляться. Этот шрам был огромной частью жизни джонина – мужчины, который был ей интересен. Слабая светлая линия переходила в более глубокую, и обратно - становилась почти незаметной. Несмотря на рубцовую метку, Шестой был довольно привлекателен. Настолько, что невольно вынуждал подрагивать коленками даже призрака. Выражение лица Какаши приобрело строгие черты, он выглядел так, словно у него была неспокойная ночь, хотя Рокудайме даже ни разу не шелохнулся, с тех пор, как уснул. Сакура знала, последние дни он отчаянно нуждался во сне и успокоении своих изможденных нервов. - Наблюдать за человеком, пока тот спит, на самом деле – жуткое занятие для призрака. Глаза мужчины все еще были закрыты, он дышал глубоко и ровно, а голос был насыщенным и низким от сна. Рот Сакуры рефлекторно открылся. Она охает и кривится, кусает губы. Понимает, что провела достаточно много времени, уставившись на спящего Хокаге. Он так внезапно сказал ей это, что только сейчас она пыталась понять, как долго он не спал, пока она исследовала его лицо. Она могла признать, что влезла в его личное пространство, нарушила границы, делая подобное. И, тем не менее, вместо оправдания она уверенно спросила: «Как спалось?». Он не подал знак - не двинулся, не сымитировал перхоту в горле - чтобы Сакура насторожилась и перестала откровенно его разглядывать. Он не сделал ничего. Его охватило терпеливое любопытство её действиям, он сам позволил, а теперь ждал, что она объяснит? Нет уж. Хатаке приоткрыл глаза и его взгляд тут же потемнел. Харуно была достаточно близко, в такой степени, что можно было приподнять голову и прижать свой рот к ее губам. Что-то всколыхнулось внутри от подобного примечания. Некоторые из лантаново-розовых прядей обвились вокруг девичьего лица, дотронулись до щек и подбородка, но яркие глаза смотрели с некоторым неодобрением, будто она могла читать его мысли. Хокаге отодвигается от нее в сторону, морщась от боли в одеревенелых мышцах. Эти холодные ночи за столом выйдут ему боком. Тело ломит от постоянного лежания в одной позе, а вниз по руке ползут отвратительные мурашки. Какаши безмолвно стонет, ощущает, как его тело отреагировало только на идею поцеловать Харуно. Лихорадочно переворачивает мысли в своей голове, не может сообразить, когда дело дошло до этого, надеется, что найдет способ выбраться из путаницы, избавиться от греховного недуга, который заползает под кожу, тревожит разум, по крохе проникает в сердце. Он также задается вопросом, почему саботировал идею поцелуя. Что могло бы произойти, если бы он сделал это, даже не смотря на то, что они не могут коснуться друг друга? Его передергивает. Вот это уже большая проблема. Возможно, это могло показаться лишь обычными мыслями зрелого мужчины по отношению к красивой девушке, но Хатаке знал - это уже скользкий склон, на который он ступил и, кажется, оступился. *** - Почему Вы не на празднике? Какаши осточертели ее внезапные появления. Он резко толкает ящик стола, пряча небольшую заколку из тонких металлических нитей с вкраплениями цветного стекла и жемчуга, которую рассматривал минуту назад. Валяться под бумажными отчетами – не та участь, ради которой он приобрел это украшение. Он не видел юкаты, но что-то внутри настойчиво говорило, что заколка идеально бы подошла к волосам цвета пиона, дополнив образ. - Это ведь наша победа, - Сакура недовольно проходит взглядом по джонину, имитирующему самого занятого и сосредоточенного политическими делами человека, и продолжает нравоучения, - Пять лет уже прошло. Вы должны присутствовать, Вы ведь Хокаге! Предел. Ее безобидные слова заводят Хатаке с пол оборота, он с чувством сметает всё со стола. Книги, свитки, бесчисленные стопки бумаг и папок, беспорядочно разлетаются во все стороны. Ему не хватает выдержки не поддаться раздражению. Праздновать? К чертям собачим всю эту мишуру. Он позволит себе расслабиться, только когда найдет ее, когда она будет в безопасности, когда вернется в Коноху, когда он будет видеть ее живой и невредимой в этом проклятом кабинете! - Какой праздник, когда главный ирьенин Конохи и герой этой самой проклятой войны числится без вести пропавшей! А по сути, является погибшей. Или он просто спятил. - Черт! Черт! - со злостью ударяет несколько раз кулаками о стол, поднимая гулкий грохот. Он все еще отрицал ее смерть, не думал о ней, как о призраке. Сакура и сама предполагала, что жива. Это действительно может быть дзюцу. Он не совершит былой ошибки, не имея веских доказательств, отписывать человеку статус «мертв». Обито научил его этому. И джонин еще часто себя спрашивал, что было бы не посчитай он, что друга больше нет в живых. Какаши не отозвал поисковую группу АНБУ. Направил своих клонов. Сейчас он питал неприязнь к своему званию Хокаге, так как лично не мог покинуть Деревню, и не способен был поддерживать жизнеспособность клонов на длительный срок на больших расстояниях. Он выматывался. Чакра покидала его тело стремительно и неизбежно. Вместе с усталостью приходили гнев и ненависть к себе. А Сакура в который раз напоминает ему, что он должен и в каких рамках держит его статус Главы Деревни. У него было высокое положение, но оно только тянуло на дно. Такой сильный шиноби, хороший стратег и лидер, а сделать ни черта не может. Каждое появление Паккуна с отчетом вызывает беспокойство. Его нинкены уже не первый месяц блуждали по лесам в поиске зацепок, хотя надежда на то, что они найдут ее… отыщут живой, была ничтожно мала. Ямато настаивал, но Шестой твердо не желал проводить анализ останков, что его ребята в буквальном смысле соскребали с листвы. Он сам себя мучил неведеньем. Шиноби мог вздохнуть с облегчением, если бы узнал, что образцы принадлежали только неизвестным ему людям. А это означало, что раз Сакура так и не добралась до Скрытых Полей, то возможно, ее украли. Вероятно, держат где-то взаперти в сыром и холодном месте. Скорее всего, она обессилена, у нее недостаточно питья и еды… Но она жива! А он просто тронулся умом, но имел шанс спасти ее. Однако был и другой вариант, размышлять над которым Хатаке просто не мог. Его тело будто прошибало острыми штырями, горло сдавливало в тиски и всё вокруг словно выгорало. Он глупо цеплялся за отречение, как за последнюю надежду. Он проклинал себя день за днем за то, что игнорировал свои инстинкты и пошел у девушки на поводу, отправив одну. И теперь чувствовал себя бессильным. Самое дерьмовое ощущение, которое он когда-либо испытывал. Сакура все это время судорожно крутит свои запястья, виновато опустив голову. У нее закончились аргументы? Шестой явно ошарашил ее, саданув с размаху кулаками о, к его удивлению, прочную, дубовую поверхность. Видимо этот стол не раз был свидетелем нападков Сенджу. Хатаке расслабляет напряженные скулы, ерошит волосы. Злость сменяется лишь тупым отчаянием и продолжающим кипеть в крови упорством. Гнев взбудоражил и простого самовнушения, чтоб успокоиться было недостаточно. Джонин отправляется на поиски того, что, как он знал, было спрятано за книжным стеллажом. С удовлетворенным хрипом он вытаскивает бутылку алкоголя, делает быстрый глоток. Жгучая на вкус жидкость заставляет застонать от удовольствия. Рот украшает плутовская улыбка, и он тянется в карман за сигаретой и зажигалкой. Он нуждался в этом, чтобы успокоить нервы. Сакура оживляется, неверяще округляет глаза, следит за его слаженными действиями. Возмущается, кричит, что по уставу нельзя курить прямо в рабочем кабинете Каге. - Я оплачу штраф, – язвительно заверяет Какаши, зажимая сигарету в зубах. Ирьенин закатывает глаза от его властного тона, понимает, что все равно не имеет возможности остановить его. Показывает язык. Ребяческая выходка - всё, чем она может отплатить бесцеремонному и своенравному наставнику. Хатаке всасывает первый чудесный поток дыма в легкие. Старая пачка снова полна табачной отравы. Куноичи раскрыла тайну – он покупал новые, вскрывал и просто перекладывал сигареты в этот футляр, хранивший далекие воспоминания. Ни одна сигарета из этой коробки не будет последней. В голове девушки проносится картинка из недавнего прошлого, как лицо сенсея искажает недовольством, он морщится, увидев на прилавке никотиновые пачки с изображение вишни. - Почему Вы не любите сигареты с вишневым запахом? Многих привлекает эта примесь. Харуно переступает разбросанные книги и присаживается на пол на колени, рядом с мужчиной, облокотившимся бедрами о подоконник. Рассматривает вывалившиеся из папок листы. А ведь она несколько дней помогала ему сортировать их по папкам. Перечитывала документы, разложенные перед ней, подсказывала что и куда положить. Благодаря этому, он справлялся с работой быстрее. А Сакура была рада помочь, ведь делать ей было нечего, и не уставала она вовсе. Хатаке не долго думает над ее вопросом. Ведь сигареты нужны, чтоб забыться. С тяжелым табачным дымом связаны лишь плохие воспоминания, которые он оставлял с последним рассеянным облачком блеклого клубня. А как он мог забыть о своих тревогах, связанных с ней, если сигареты пропитаны этим дурацким ароматом вишни, который ассоциировался с Харуно? Смешивать хорошее и плохое нельзя. Шестой посматривает на взрывы фейерверков, частями задевающие кусочек фиодового неба, виднеющегося из окон Резиденции, и сдержано отвечает: - Горечь сигарет и сладкий вкус вишни – несовместимы. Девушка кивает, но не до конца понимает смысл его фразы. У Харуно не было опыта в подобных вещах. Ей доводилось лишь пассивно вдыхать отраву. Хотя она очень хотела попробовать одну из его сигарет. Ту, что касалась линии его рта. Или почувствовать горечь этого дыма, прижавшись к тонким, мужским губам. Патиново-изумрудные глаза блуждают по периметру помещения, не зная где зацепиться, когда Какаши, чуть прищурившись, на долгие минуты задерживает взгляд на ней. Заметил ли он, как она смотрела на его губы? С облегчением выхватывает статью валяющейся среди прочих бумажек газеты. Торопливо скрашивает повисшую в воздухе неловкость. - Какаши-сенсей, звезды говорят, что сегодняшний насыщенный событиями день не обещает быть легким. Поэтому после длительной работы, Вам стоит отдохнуть, обрести внутреннее спокойствие, избегая шумных компаний. Вам сегодня нельзя встревать в споры с близкими - это может привести к разрушительным последствиям. - Ты веришь в эту чушь? В тишине кабинета слышна лишь его лёгкая насмешка, да тиканье неустанных стрелок часов. Куноичи обиженно дует губы. Невольно погружается в воспоминания. « - Какая говоришь, деточка, дата? – седовласая ведунья рисует в книге с железными застежками бамбуковой палочкой, укрытой извилистыми знаками. - Двадцать третье июля. - Лев, значит? – мягко улыбается женщина. Поглядывает на молодую девушку, не переставая выводить понятные лишь ей узоры на желтом листе. - Хорошо, деточка. Я всё сделаю, приходи за предсказанием завтра. Воодушевленная куноичи благодарит местную шаманку, кланяется и почти скрывается в толпе прохожих. Однако резко оборачивается, возвращаясь к прорицательнице. - Бабушка, а можно мне еще одно?» У Сакуры появляется острая потребность обнять стоящего напротив мужчину. Ей хочется почувствовать тепло чужого тела, прижавшись своим – таким маленьким в сравнении с его; услышать ритмичное «тук-тук» на фоне её нарастающей сердечной трели; провести подушечками пальцев по крепким мышцам спины, и сжать сильнее кольцо рук в надежде ощутить ответное действие; уткнуться носом в темный жилет и вдохнуть притягательный древесный запах. Такое простое желание, но поистине недосягаемое. Сакура не смеет говорить Какаши об объятии и спрашивает о малом – взять джонина за руку. - Не стоит, - тут же отклоняет ее просьбу. - Почему? – её глаза походили на два опала, полосочки бровей опустились ниже, - Вы ведь все равно ничего не почувствуете. Плечи Хатаке заледеневают в напряжении. Её слова красят все в темный цвет, точно сырые, покатые тучи оставляют за собой ржавчину тоски и тупой неприязни. Как когтями по свежей ране. «Все равно ничего не почувствуете». Тактильного прикосновения не почувствует. А вот душевная боль будет съедать изнутри. Напоминать о его неудачах, вине и невозможности что-либо исправить. Это ведь он послал ее на то чертово задание. «Все равно ничего не почувствуете». Несмотря на жар усмиренного огня внутри, чуждый холод опутывает и сотрясает тело. «Все равно ничего не почувствуете». - Нет, - жестко рубит, с силой вдавливает еще недокуренную сигарету об поверхность подоконника. - Ты все равно тоже ничего не почувствуешь, – грубо отсекает в отместку. - Вы проиграли мне одно желание, - идет в наступление, выдвигая тяжелую артиллерию партии в покер. - А ты мне три, - беспрекословно говорит Шестой и тут же поддевает. - Цунаде тебе и навыки плохой игры передала? Сакура выглядит, как затравленный зверь. Какаши не хотел, чтобы отчаянье и бессилие отражались в ее глазах. Ему нравилось, когда она смотрела на него с доверием и надеждой, как будто он был человеком, который имел значение и заслуживал внимания. Разумеется, Сакура жаждала контакта с человеком, и единственным, кто мог ее видеть и слышать, к ее несчастью был он, а ей уже приходилось брать то, что предлагала жизнь, а вернее смерть. Последовавшая за ним вина была столь же эффективна, как и холодный душ. Он безмолвно протягивает к ней руку. Наблюдает, как она все еще неверяще, медленно накрывает его ладонь своей и проходит сквозь. Хатаке тяжело выдыхает и даже не успевает убрать повисшую в воздухе руку, когда помещение разрывает азартно-боевым «поднимай свой хокаговский зад, Какаши!». Дверь с треском бьет по стене, являя пред очи черноволосого мужчину в насыщенном зеленом костюме. - Я-то думал, ты тут пылью покрываешься, - прищуривает глаза, обнаружив друга в пропитанном сигаретным запахом помещении, с распитой бутылкой и маленьким погромом в кабинете. - Сегодня отличный вечер, чтоб выпить, но вижу, ты это и сам понял. Рокудайме усмехается и салютует Майто бутылкой. Делает два больших глотка. - Что ж, - наблюдавшего за действиями друга Гая, озаряет скверно-одержимой улыбкой. Мужчина достает сюрикены. - Моя пятая попытка навредить Лорду Шестому. Ирьенин вскидывает брови – она всегда удивлялась нелогичному и странному поведению задиристого мужчины, но такого развития событий она не предполагала. Поведение Коноховского зверя шло в разрез с тем, кого она знала под этим именем. Харуно пятится назад, неосознанно готовясь прикрыть Какаши, который не сделал ни одной попытки отодвинуться и даже не шелохнулся в ответ на подобную выходку. - Я распустил охрану, - огорчает товарища джонин, браня его своеобразные игры. - Прекрати вызывать его таким изощренным способом. - Жаль, значит, сегодня без Ямато, - убирает метательное оружие обратно в набедренную сумку. В компанию двух старых друзей-соперников затесался капитан АНБУ, который брал на себя ответственность следить за Рокудайме, когда тот шел выпить с товарищем и отдохнуть. Однако носитель генома Хаширамы был первым, кого приходилось тащить до дома в беспамятном состоянии. - Я сам прослежу за твоей безопасностью. Зеленый Зверь Конохи сверкает белозубой улыбкой и всем видом показывает, что не примет отказа, ведь если уж Майто что-то вбил себе в черноволосую головушку, то так просто от него не отделаться. *** Опрокинуть бутылочку крепкого алкоголя вечерком, пожалуй, в духе многих, уставших от изнурительной работы мужчин. В такие моменты они обычно обсуждают то, что не должно коснуться чуткого женского слуха. Но куноичи непреодолимо тянет за Какаши, ведь созерцать сенсея в ночных заведениях ей еще не доводилось. Сакура знает, что джонин ее не заметит, а Гай и подавно, но по привычке прячется за деревом. На мгновение ее брови подскакивают вверх. Он снял маску. Но не решение показать свое лицо широкой публике заставляет пораженно затаить дыхание, а его… маскировка? Да, Хокаге, упивающийся до полусознательного состояния в кабаке – не то, что должны видеть жители. Однако… Ироничная улыбка наползает на лицо. Обрывки прошлого крутятся калейдоскопом. Хочется смеяться над своей слепотой. Ответ был перед глазами еще несколько лет назад. Сукеа-кун… Стоило предать большее значение фотоаппарату, который она обнаружила на одной из полок, когда пришла без разрешения в скромную обитель Хокаге. Не просто атрибут «рисующий» на матовых листах. Сколько еще секретов спрятано у Шестого в рукаве? Сакура тайно и безмолвно следует за двумя шиноби до самого бара. Они отдаляются достаточно далеко от главной площади, где проходил фестиваль, и сворачивают в проулок. Стихает гул голосов, смех и веселая музыка. Зловещий туман ползет по краям дороги, сгущаясь и путаясь в ногах. У Харуно появляется внутренний мандраж. Ей хочется выглядеть на уровне и казаться беззаботной, но малопросматриваемая местность, безлюдность и полумрак – не радуют. Озирается вокруг, но не видит никакой аляповой вывески заведения, кроме железной двери в дальнем конце узкой улочки. Никакой заманчивой архитектуры зданий, балкончиков на втором этаже, вынесенных на летнюю площадку столиков, цветов в горшочках… только большой кусок металла. Гай делает три коротких удара по двери. Стук, как набатный звон. Несмолкаемый колокол бьет по ее голове. Появляется радужная рябь в глазах и привкус солено-сладкой крови во рту. Разве это возможно? Слышится приглушенный кашель, и дверь с неприятным стальным скрипом отворяется. Сакуру снова передергивает. Ничего хорошего из ее затеи подглядеть за джонинами не выйдет. Она это нутром чует. Открывший усатый господин походил на дворянина: одежда дорогая, внешность – вальяжная, в аккуратных жестах, манере держаться чувствуются нотки достоинства. Двух шиноби пропускают без лишних вопросов. А ирьенин замирает на пороге, силится ступить внутрь, откуда веет теплом, пахнет хмельными напитками, звучит неразборчивый гомон и расслабляющая музыка. Она никогда не бывала в подобного рода заведениях, однако отдаленный гаденький голосок подсказывал, что это место служит иным нуждам, нежели отдых от трудов праведных. Ее лоб хмурится, на лице появляется угрюмое, неприязненное выражение, словно куноичи готовится к сражению. Остервенело делает первый шаг. Торопливо ступает по длинному коридору, выходящему в главный зал. Мрачный взор исследует помещение. Приглушённый свет с серизовыми отсветами от горящих свечей массивной люстры на толстых цепях… Ализариновые бархатные диванчики с античной позолотой, низкие прямоугольные столики… Пристенная барная стойка в дальнем крыле – единственное броское, люминесцирующее пятно среди однотонных красок. На прозрачном, вращающемся стеллаже - напитки и ликеры всевозможных цветов. Создавался эффект, словно эта радужная выпивка парит в воздухе. За стойкой - высокий парень с хитрыми глазами. Он полирует белоснежной салфеткой бокал, высматривается на просвет и снова повторяет заученные движения, убирая одному ему видимые пятнышки. На полукруглой сцене в подсветке софитов – две девушки в масках, стилизированно-откровенной одежде АНБУ. Еще одна в тонких, полупрозрачных лохмотьях, привязанная к столбу, словно жертва для языческого божества. Играет завлекающая, порывистая музыка. Постепенно, в процессе танца-сражения друг с другом, две «куноичи» сбрасывают звериные личины. Но оставшись без масок – в движениях становятся больше походить на диких существ. Они с упоением направляют свою жестокость на пленницу, срывая с нее одеяние, точно отбирая последние крупицы ее целомудрия и непорочности. Сакура вынуждена была признать, что танец производил двоякое, но сильное впечатление. Утерянное сострадание, животные инстинкты и порочная страсть в действиях псевдо-куноичи выглядели довольно привлекательно, а девушка, олицетворяющая невинность и добродетель, нуждающуюся в спасении и защите, доведенная до последней грани отчаяния, обретала иные черты и уже сама была не прочь сбросить остатки одежды. Воздух пропитывался благородным развратом. Люди, находившиеся здесь, явно были во власти своей порочной стороны, они довольствовались видом полуголых танцовщиц и всё это сдабривали хорошей порцией алкоголя. Сакура же стояла в полутени тяжелой занавеси, украшавшей входную арку. Она осторожно осматривала каждый стол, каждого человека и безошибочно нашла Шестого, хоть в баре царил полумрак. Хатаке сидел спиной к стене, лицом в сторону главного входа, не изменяя своим привычкам и даже в такой ситуации сохраняя рефлекс – прикрывать тылы в случае нападения. Между столами сновали разодетые девицы. Ирьенин пользуется моментом, прячась за двумя проходящими хохочущими посетительницами. С улыбкой мученицы она спешит к дальнему столику, чтоб затаиться, скрываясь от пронзительных глаз пепельноволосого мужчины и быть ближе. - Сукеа-кун! Давно тебя не было. Красивая музыка сменяется зловещим перестуком длинных женских ногтей о деревянную поверхность. Женщина в бледно-лиловом присаживается на край стола рядом с джонином и, хотя Сакура видит ее мельком и со спины, можно определенно сказать, что та хороша до безобразия. Куноичи съеживается в углу, точно загнанная кошка. Стало очень неуютно. Она неосознанно сравнивает себя с ней. Незнакомка с волосами цвета корицы говорит медленно и слащаво, но можно видеть ее шарм и горделивую осанку. О таких женщинах говорят «роковая» - она умела подать себя и остаться незабываемой. Некоторые мужчины в зале не сводили с нее глаз, а двое не особо стеснялись жестикуляционно продемонстрировать свои желания. На лице девушки, сквозь яркий грим, читается лишь отстраненность от всей этой пошлой суеты вокруг нее. Она склоняется ниже к лицу Рокудайме и Харуно буквально задыхается от такой самовольной наглой выходки. Тянет шею, клонится в бок, рассматривает, не позволила ли себе нахалка что-то большее, чем тихий шепот на ухо мужчине. Сакура не может подойти ближе, оставаясь незамеченной. Но на таком расстоянии она совершенно не слышит слов, адресованных кивнувшему в ответ на них Какаши. Мягкое шуршание шелка, похожее на бесшумное скольжение духа - незнакомка поднимается, направляясь к двери справа от сцены. Хатаке залпом допивает остатки саке в чаше, кладет на стол бумажку в несколько сотен рё, неторопливо движется вслед за женщиной, покидая Гая, который уже был занят разговором о силе юности с красноволосой представительницей прекрасного пола. Сакура не отстает, не сводит глаз со спины Хатаке. Поднявшись по ступеням на второй этаж, они выходят в коридор, с двух сторон которого располагалось множество дверей. Со второй лестницы показалась еще одна пара. Мужчина грубо вталкивает невозражающую таким поведением спутницу в первую попавшуюся дверь. Харуно не маленькая. Она понимает, кем являются барышни заведения, чем занимаются и как зарабатывают. Эти комнаты не пустовали и не были предназначены для сна. А проходя мимо каждой, куноичи улавливала то мужские, то женские стоны, подтверждая опасения. Нутро лихорадочно рвало на части. Шестой Хокаге был здесь не в первый раз. Шатенка останавливается у одной из комнат, пропуская внутрь шиноби. Сакура мгновенно проскальзывает вслед за ним и как можно плотнее прижимается спиной к стене, сползает вниз, по привычке обхватывая колени. Само помещение было тесноватым, здесь царили чистота и порядок, и ей негде было спрятаться. Оставалось уповать на окутавшие комнатушку сумерки. Впервые она жалела, что Шестой мог ее видеть. Закрыв дверь, женщина тут же толкает Какаши на широкую кровать в берилловом шелке. Он растягивает уголок губ в шальной и хитрой улыбке, приподнимаясь на локтях и неотрывно наблюдая, как красотка перекидывает копну своих длинных волос на одну сторону, оголяя длинную шею. - В какую игру сыграем сегодня? – подтягивает ткань юбки, показывая кожу бедер и упираясь коленями о мягкий матрас. - Я, девочки из каталога или особый заказ? Как насчет императорской дочери? Ты будешь преступником, похитившим красавицу, – склоняется ближе к лицу джонина, расположив руки по обе стороны от него. - Я буду сопротивляться, как ты любишь. Каждый вздох давался Харуно с трудом, её одолевало мрачное меланхолическое беспокойство. Зачем она пришла? На что надеялась? Что ожидала увидеть? Разубедить себя в том, что было очевидным? Какаши собирался переспать с этой женщиной. А она гнала правду от себя, осыпая проклятиями. Идиотка. Куноичи затошнило от одной мысли, что она станет свидетельницей любовных утех не просто бывшего сенсея, а мужчины, который вот уже два года заставлял ее сердечко трепетно сжиматься в груди. - Или кто-то современней? – не видя отклик в глазах мужчины, продолжила женщина. - Например, сестра Казекаге. Легкий «бум», рассеянная дымка и вместо женщины с имбирными глазами, Сакура видит Темари. Ирьенин унимает вырывающееся из горла шипение и негодует по поводу такой бестактной кражи чужой личности. Ведь эта девица не только использовала внешность Принцессы Песков, но и собиралась строить из себя титулованную блондинку. Разве подобное разрешено? Кулаки непроизвольно сжались, желая вбить каждому в этом заведении правила надлежащего поведения и применения Дзюцу Превращения. Ирьенина затрясло не на шутку, когда рука лже Собаку опустилась на штаны шиноби и оказалась на паху. Лукавые аквамариновые глаза, поглаживающие движения. Хатаке прикрывает веки, отдаваясь ощущениям женской руки на его отвердевающем члене. А в сердце юной куноичи происходит напряженная борьба. Женщина спускает с плеч легкую ткань, распускает шнурок. В разрезе ослабленной материи видны ее груди. - Есть экзотика, - шепчет с придыханием, задевая губами кожу его шеи. - Выживший наследник проклятого клана. Сакура даже не успевает осмыслить ее речи и удивиться, как женщина продолжает, ударив двумя пальцами по лбу, вспоминая: - Ах, да, сегодня же праздник. Может, тогда героиня войны – Харуно Сакура? Ирьенин остолбенела, проследив за превращением. Смысл происходящего доходил медленно, но верно. Единственной эмоцией, которую она могла по-настоящему идентифицировать, был гнев, пробивающийся сквозь ее разум. Неслыханно! Тут же выдает себя с потрохами. Не сдерживается на «лестные» выражения. Какаши, как громом пораженный, отталкивает от себя подделку и встречается взглядом с непрошеной гостей. Ее появление вызывало у него смешанные чувства. В груди бушевали недовольство, тревога, которые ввиду нынешнего положения, скрыть было затруднительно. Какого дьявола она здесь забыла?! Если бы Сакура могла, то разнесла бы этот элитный бордель к чертовой матери. Но куноичи в бессилии, бешенстве и отчаянии бросается прочь. Джонин лишь слышит позади растерянное «Сукеа-кун?», потонувшее за дверью комнаты. Он чертыхнулся, преследуя бывшую ученицу, пожелавшую оказаться как можно дальше от спиртных напитков, путаницы и мускусного запаха длинных коридоров заведения. Чем дальше Харуно отходит от бара, тем более мягким и влажным становится воздух. Она знает, что Шестой идет вслед за ней, в какой бы проулок ирьенин не повернула – он найдет ее. Желает покончить с этой гонкой. Останавливается, резко поворачиваясь к мужчине. - Ты – Хокаге, прекрати это! – сразу переходит к делу, не объясняя, этого не требовалось. Она была одержима потребностью в справедливости. - Не будь наивным ребенком, - его лицо хмурое и серьезное, в паху неприятно покалывает от неудовлетворенного напряжения. - Такие заведения были, есть и будут! Но лучше им прибывать под контролем, с добровольно работающими девушками, чем быть открытыми по углам и подворотням. После войны мы должны были выкручиваться, выживать и как-то поднимать экономику Конохи. Заведение приносит одну шестую всего золотого запаса Деревни. Пятая лично подписала согласие. - Это мерзко! Я даже представить себе не могла, что кто-то может вот так беззаконно брать чью-то внешность! - А законно подглядывать за всеми подряд? Совать свой нос в личное пространство? «Сенсей, мы могли бы сорвать неплохой куш в покер!», - подражая раздраженному голосу девушки, с готовностью подхватил Какаши. - Тебе весело? Нравится быть мертвой?! Сакура разочарована его выбором слов, со всевозможной колющей и режущей начинкой. Стало неприятно внутри – будто живот крутит или одолевает слабость. - Значит, ты закроешь глаза на то, что меня имеет в этом заведении каждый второй? Он не знал, что ее личность тоже стали использовать, но собирался запретить. Пусть это и будет выглядеть не самым лучшим образом. Для кого-то - это будет означать, что Хокаге хлопочет за бывшую ученицу. Для кого-то, что у них романтические отношения. А большая часть будет думать, что Шестой – ревнивый придурок, который не может смириться с тем, что его игрушки может хоть и косвенно, но трахать кто-то еще. Плевать. - И часто ты пользовался «моими» услугами? – продолжает идти в наступление Харуно. - Я предпочитаю девушек с более пышными формами и более зрелых. Внутри клокочут огненные бесы. Он не маленький мальчик, который должен придумывать оправдание своим действиям. Она вздергивает подбородок, пытаясь изобразить безразличие и высокомерие, уверить, что ему не удалось задеть её. Однако погасший огонек в глазах, выдавал насколько ей было неприятно, насколько больно били его фразы. - Хочешь сказать, что я недостаточно красива для тебя? Непослушная прядь упала на лоб, и она тут же запальчиво смахнула её сердитым жестом, сверкнув из-под руки полным возмущения взглядом. Какаши наклоняется низко к ее лицу, они практически соприкасаются носами, прищуривает глаза и четко, с расстановками делает акцент на каждом слове: - Ты всегда будешь для меня маленькой непутевой девочкой, которая раздражает, как попугай, повторяя заезженное «Саске-кун». Ты будешь последней, в ком я буду заинтересован, как в женщине. Сакура жмет губы, ей до невозможности хочется разреветься. С чувством дает пощечину обидчику, но ее рука просто проходит сквозь. А Хатаке и не предпринял попытки уклониться. Незачем. - Как ты смеешь?! Ты… ты… - она колотит его по груди, не зная, как адекватно реагировать на всё то дерьмо, что происходило. Но тщетно, все ее атаки проходят мимо. Шиноби не чувствует даже потоки ветра от ее резких и некогда сильных ударов. - Шестой Хокаге, ты непроходимый болван, заносчивый олух, чертов извращенец! - слова вспыхивали в глазах огненными брызгами, отдавались в голове тягучим набатным звоном. - Какого черта ты тогда увязалась за мной? Что ты от меня хочешь?! Какая тебе разница, где и с кем я провожу вечера? Убирайся в мир духов. Харуно останавливается. Его грубые слова выедают нутро похлеще красной фасоли от духов, что весят над дверью в мешочках в доме Наруто. Её словно живьем сжигает адским пламенем. Невыносимо. От боли хочется кричать. Но она как рыба на песчаном берегу – хватает губами воздух, а после несвойственно ей исчезает, растворяясь, словно дымка. Какаши смотрит на пустое место перед собой. Не сдерживаясь, крепко ругается на себя и алкоголь, который сотворил с ним такое. Его горячий гнев через некоторое время угасает и у него остается то ужасное чувство вины, которое возникало внутри, когда он думал о ее раненых глазах. Задеть ее было проще простого. Он знал ее слишком хорошо. Но его пугало то, как сильно ему хотелось задеть ее, напомнив о ее одержимой любви. Хотелось ткнуть ее носом, указывая на ошибки. Шестой совсем потерял контроль над эмоциями. Он знал, что виноваты они оба, но он проглотил свою гордость и произнес ее имя, в попытке извиниться и успокоить девушку. Какаши не ожидал, что она легко простит его, он не заслуживал ее прощенья. Ее терпение было небесконечным, а он зашел слишком далеко, сам сокрушаясь от своих грязных и несправедливых слов. Он звал ее снова и снова. Но она так и не появилась. Ни сегодня. Ни завтра. Ни через неделю. *** Резиденция Хокаге погрузилась в гнетущую тишину. Не слышалось приятного смеха, никто не распевал песенок, не интересовался «поел ли он?», не упрекал за то, что ночует за рабочим столом. Так вышло, но она слишком часто была в его жизни. А сейчас Сакура пропала после их глупой ссоры. Когда луна взошла на черное покрывало, Какаши уже стоял у порога ее дома. Он пришел к ней, надеясь, что она там. Вскрыть замок труда не составило. Тихо прикрыв за собой дверь, он осмотрел небольшую комнату. Аккуратно сложенная в корзине одежда, пушистый бежевый плед на кровати, блеклая картина в тусклой бамбуковой раме. Его взгляд останавливается на полке с подсвечниками, часами и коллекцией его любимых книг. Он не знал, что Сакура читает подобное. Он все время забывал, что ей уже давно не тринадцать лет. Рядом с томиками стояли глиняные статуэтки египетских кошек, небольшие декоративные бутылочки с лимонной и лазурной жидкостью, лукошко с нитками. Письменный стол завален папками, рукописями и справочниками по медицине в твердой обложке, которые разъедал толстый слой пыли - слишком давно ими пользовались. Он подошел ближе рассмотрев среди множества книг – кулинарную, с торчащим алым язычком. На заложенной странице два рецепта обведены черной ручкой: солено-печеная сайра под сырным соусом и мисо-суп с тушеными баклажанами и морковью. Хатаке не предполагал, что куноичи была почитательницей этих блюд, в отличие от него самого. У края стола, ближе к окну стояло фото маленькой Сакуры с родителями, фото с Ино, первый снимок команды №7 и относительно новый, который они сделали перед тем, как Саске вновь ушел из Конохи, после тюремного заключения. Пыль покрыла верхнюю часть рамок и набилась в полуотворенный ящик стола, где лежала тетрадь. В ней торчали два уголка желтых прямоугольных конвертов с полурасплывчатыми красными чернилами. Какаши заинтересованно вытащил два конверта, тряхнув тетрадь - в воздух поднялся столб пыли. На первом сложенном папирусе было всего пару слов: «Женщина-Овен, рожденная двадцать восьмого марта. Мужчина-Лев, рожденный двадцать третьего июля. 100% Совместимость» Какаши прищуривает глаза, теперь уже понимая, что это за бумажки. Он меняет конверты местами - скрытый нижний, оказывается наверху - и его глаза расширяются в удивлении, прочитав надпись: «Женщина-Овен, рожденная двадцать восьмого марта. Мужчина-Дева, рожденный пятнадцатого сентября. 84% Совместимости». - Это какая-то чепуха. Он сглатывает и медленно вытягивает такой же светло-кукурузный лист бумаги, как и сам конверт. Графитовый взгляд сосредотачивается на плавающих строчках. «Данный тандем – непростой. Совместимость сложно назвать идеальной. И дело не в количестве лет, стоящих между этими мужчиной и женщиной... Начнем по порядку. Он – воплощение логики, небесами ему дарованы прекрасные лидерские способности, острый ум. Его карма - непростой отпечаток на прошлом с малых лет, который повлек за собой чреду неблагоприятных событий, ставших основополагающими в формировании его характера. Смерть, одиночество и душевное расстройство шли рядом с ним долгие годы. Однако спустя много лет, в его судьбе появились изменения. Прошлое отступило, не загораживая более путь в будущее. Он получил больше забот и ответственности в профессиональной сфере. Теперь у него свой четкий график, составленный на полгода вперед. В соответствии с новыми обязанностями, на первый план выходят подавляющие черты. Он требователен, немногословен, невозмутим, уравновешен, скрытен, не ищет привязанности и любви, хотя и нуждается в них, сам того не осознавая. Девушку, рожденную двадцать восьмого марта под звездой Овна, магнитом тянет к этому мужчине. С ним она может и хочет быть ласковой и беззащитной, но также эта девушка в силу своего твердого характера, склонна подавлять. Этот мужчина никогда не выберет тактику повиновения, он не из тех, кто привык усмирять свою волю. Этот мужчина будет требовать соблюдения норм и правил. Она же частенько поступает импульсивно. Она бывает искренне уверена в своей правоте, не воспринимает аргументы, может запросто устроить громкий скандал. И нередко ей будет трудно смириться с установленными рамками, особенно это может касаться его или ее работы. В такие моменты буйный характер девушки будет проявляться в самых ухищренных формах, но мужчина, рожденный тридцать три луны назад - тот, кто может своевременно потушить бушующее пламя внутри нее. Он – как тихий пруд, он не привык руководствоваться эмоциями, но в одночасье следует опасаться, ведь он может стать штормящим океаном, хранящим в себе множество тайн. И уж тогда две стихии будут пытаться укротить друг друга. Что будет не под силу ни одному, ни другому. Им будет сложно договориться. Но на данный момент их планеты, которые управляют судьбой - не взаимодействуют. Между ними нет опасной близости. Их различия терпимы, потому что между ними проходит идеальный вариант развития их отношений – дружба. Они шли рука об руку долгие годы, утешали друг друга в непростые моменты жизни. Они доверяют друг другу, поддерживают. Не исключено, что мужчина олицетворяет для девушки наставника. Они – отличная команда. При всем при этом, чтоб сдвинуть планку в их отношениях, девушке следует попытаться первой проявить свои чувства. Но фортуна не была на ее стороне - она долгое время испытывала боль и разочарования от безответной любви. Теперь ей сложно будет открыть свои чувства снова. Кроме того, она будет желать малейшего проявления взаимности от того, кого избрало ее сердце. Ей важно слышать комплименты, ощущать собственную значимость. А этот мужчина, рожденный под знаком Девы, не сразу может впустить женщину в свое сердце. В душе словно установлена блокировка, которая мешает говорить о чувствах и вообще надеяться на счастливый исход отношений. Он холоден и слишком осторожен, не считает нужным каждую секунду говорить слова любви. Он предпочитает действие. Этот мужчина так просто не сдастся, а девушка - не чувствуя взаимности, будет разбиваться от отчаянья на тысячу осколков. Но если в его сердце зародится любовь к этой девушке - задача непростая, но посильная - то ради счастья любимой он горы свернет и точно не предаст. Говоря о совместимости этих двух людей – можно сказать, что легко не будет. Вероятность успеха в любовных делах 48 из 100. Однако наше будущее зависит от нас самих, от нашего желания быть рядом с любимым человеком. У этих двоих непохожие нравы, но, однозначно, есть мощная духовная связь. Они могут уравновешивать друг друга. Многим не под силу смириться с непредсказуемостью девушки, принять ее взрывной характер, но не этому мужчине. Эта девушка всегда чувствует себя в безопасности рядом с ним. Мужчина же испытывает необходимость защищать то, что ему дорого. Если однажды они заключат брак, то мужчина может стать более толерантным к выходкам своей стремительной эмансипированной женушки, а она - получать удовольствие от ярко выраженного доминирования супруга. Однако, подобный вариант развития событий маловероятен. Звезды говорят, что менее чем через две луны в судьбе этих двух людей прослеживаются две полосы. Красная и белая. Редкое сочетание. Данная комбинация не принадлежит к категории «благоприятные» или «неудачные». Скорее «фатальные». Нельзя однозначно сказать, что их союз потерпит крах или же станет счастливым. Что-то иное. Но определенно, похожее на роковой виток, который изменит не только привычную жизнь, но и установленную связь между ними». Хатаке не мог сказать точно, сколько времени он просидел с закрытыми глазами, с тяжестью на сердце, пустотой в голове и неспособностью думать. Он видел исключительно белое марево вокруг. Сакура испытывала к нему чувства не как к наставнику и другу, а как к мужчине? Мысль, безусловно, была глупая, но отчего-то с этого момента она прочно засела в голове, неумолкаемо трещала, шевелила запрятанные по углам тени и отзывалась тупой болью. Слова на листе то исчезали, то появлялись, то уменьшались до крохотных, неясных каракулек, то вдруг вырастали в крупные, странные фигуры. Хатаке следит за этой игрой и где-то глубоко внутри бьет маятник и точно подтверждает своим уверенным и твердым звуком правдивость того, что навязывали думы. Становится ещё хуже, чем теперь. *** Сакура открыла глаза, чувствуя себя уставшей, чем когда-либо. Но она не думала, что это усталость. Это была вялость, которая была не физической, а ментальной. Она потерла щиплющие глаза тыльной стороной ладони. Она чувствовала себя так, словно плакала несколько ночей подряд. Осмотрелась. И когда она успела оказаться в тюрьме Конохи? Последнее, что она помнит, это лицо Какаши с полосами фиолетового грима, тихие звуки флейты, доносящиеся от главной площади, ее крик и его безразличие с ядовито-горькими словами… В голове глухо зашумело, казалось, что-то густое и тяжелое, давит изнутри. Ирьенин нажимает руками на виски, ее вновь одолевала дремота. С усилием не дает векам опуститься, погрузив ее мир в темноту. За одной из дверей слышится до боли знакомый, но до невозможности серьезный голос. И вторящий ему чужой крик тревогой заседает в голове. Странный колот, зарождается где-то на уровне горла, и она спешит туда, где доносились болезненные хрипы, не задумываясь. Перед темно-травяными глазами предстает ужасающая картина: Посередине камеры на каменному полу расплылось огромное багряное пятно, по форме напоминающее лебедя. Учитывая длинную «шею» очерченного рисунка, кого-то, истекающего кровью, протащило к стене. Там и в самом деле лежал человек, а вернее то, что от него осталось. Это страшное зрелище походило на встречу и поединок с остервенелым зверем, который рвал тело на куски, выкручивал конечности под неестественным углом, выламывал кости наружу. - Говори! Сакура дергается в сторону и прижимает ладони ко рту, зажимая вырывающиеся звуки ужаса. Слева над неподвижным телом пленника стояло то самое чудовище, что не знало милосердия - Шестой Хокаге. За его спиной падала пугающая, неестественно черная тень. Белый плащ рассекали не только линии пламени, но и алые росчерки с бесформенными каплями и разводами. Рядом, как верные псы - Шиноби из Корня, в неком предвкушающем замешательстве и упоении, смотрящие на то, как их Каге истязал пленника. Сломанные пальцы – были самым невинным актом. Никто не подозревал, что в нем проснется былая жестокость. Некоторые довольствовались лишь слухами о садистских пристрастиях джонина и беспощадных убийствах во времена службы в АНБУ. Некоторые знали лишь историю о том, как он, не колеблясь, нещадно убил своих друзей. Странно представить человека, одновременно сочетающего в себе прогулочное состояние со щепоткой расслабленности и серьезное с переполненной чашей ярости и жестокосердечия. Однако теперь они могли наблюдать его наклонности и жажду крови во всей красе. АНБУ пытались разговорить преступников, сенсоры рылись в их сознании, но оно было умело заблокировано. Когда Хатаке сообщили, что все их действия не дали результатов, он как с цепи сорвался, лично выбивая информацию. Кровь лилась из глаз и ушей пленника, но Хатаке был неумолим. Ему нужны были сведения о розововолосой девушке-ирьенине из Деревни Листа, которыми располагал заключенный. Харуно не видела глаз джонина, но могла поклясться, они имели оттенок смоляной бездны. Однажды она видела подобную чернильную ауру: в Лесу Смерти, где проходила вторая часть экзаменов на чуунина, у Саске, после того, как Орочимару «одарил» его проклятой печатью. Да только печати у Какаши не было. Это проклятье было глубже. В сердце. И внешне его заметить было невозможно. Кунай, направленный в плечо узника, пробивает леденяще-голубыми молниями Чидори. Мужчина с мольбой в голосе болезненно стонет, ожидая удара. Рука Шестого замирает в миллиметре от израненной плоти, когда Сакура в безысходности кричит ему остановиться. Какаши робеет, его охватывает некий страх, что он ослышался, что ему лишь почудился её голос и, если он повернется, то не отыщет жемчужно-румянцевых волос глазами или того хуже – девушка снова исчезнет. Какого черта она внезапно пропадает, и также неожиданно объявляется? Она считает это веселой забавой? - Остановиться? – саркастично переспрашивает джонин, демонстративно присаживаясь над поверженным человеком и брезгливо откидывая длинные полы своего запятнанного плаща. Проводит рукой над головой мужчины, словно впитывает и наслаждается разрастающейся болью. Подкидывает кунай, играя. Резкий взмах. Лезвие прошивает одну руку заключенного. Тот стонет уже в лихорадочном бреду. Какаши прокручивает в руке второй кунай и делает еще одно точное движение в другую руку. - Думаешь, так и надо поступить? – он бросает на девушку вопрошающий взгляд. Глаза в глаза. Темная сталь и весенняя зелень. Как противоборство двух стихий. Она боится его? Не говоря ни слова, он поднимается и проходит мимо куноичи. Коротко-небрежный взмах руки – шиноби из Корня безошибочно и беспрекословно выполняют незримый приказ своего Каге относительно заключенных. Сакура по инерции следует за Какаши. За четыре года управления Деревней он изменился. Но она понятия не имела, что настолько. Или же он был таким и прежде, но она не замечала, а он тщательно скрывал свою неукротимую дикую натуру, запертую в рамки благопристойности. «- Кто твой наставник?! Какаши Хатаке? Он же хладнокровный убийца!» - Ты не такой, - тихий шепот проносится по сырому коридору. - Сакура, ты спасаешь жизни. А я их отнимаю. Голос его был груб, но с очаровывающей хрипотцой и ощущением невероятной силы, пославшей табун мурашек по коже. Движения торопливы и неровны. Да и отголоски безумного зверя еще были слышны в его дыхании, вырывающемся с едва слышным рычанием. На его лице был всего один шрам, но на душе осталось гораздо больше. Теперь она знала, что под маской безучастного и сдержанного сенсея кроется темный зверь. Убийца, безжалостный и бесчувственный к человеческим мучениям. Но он под замком, пока хозяин не решит выпустить его на волю. Он держит его в узде, под идеальным контролем. Сейчас жуткий монстр недовольно заворчал, спрятавшись глубоко в раненную душу. Он сыт, но бдителен. Он станет терпеливо ждать момента, пока его - изголодавшегося хищника, не выпустят снова. В голове Хокаге мелькают несвязные мысли. Безграничная жестокость, как алкоголь – дурманила. Ярость грохочущим потоком растеклась по венам. Без нее он будто обезумел. И от осознания становилось не по себе, хотя он умудрялся всё это скрывать. Вид у Хатаке был скорее рассеянный, словно он был погружен в себя, словно что-то гвоздем засело у него в голове. Он принял решение, от которого отстранялся все это время. - Прости, - слишком неожиданно слышать из его уст, после того, что случилось. Куноичи казалось, что вот-вот появится нечто привычно суровое, но замечает лишь томящуюся печаль. Резкая смена, словно кто-то нажал на переключатель. Джонин поднимает руку, задерживая испачканную в крови ладонь на ее щеке, очертив контур, создавая обманчивое впечатление прикосновения. Не задает вопрос, чувствует ли она. Он знает ядовитую правду. Оба обреченно выдыхают. Сакура смутилась, но всеми силами притворилась беззаботной, принимая его извинения. Сколько еще ей таиться? Он – взрослый мужчина, с упрямым нравом, железной волей и демонами прошлого, что он держит на короткой цепи. А она все равно безнадежно опьянена его аурой. *** С запада шли тучи. Темные и тяжелые. Они поглотили белые облачка. Небо сковало безжалостной тьмой, не давая пробиться свету и озарить бренную землю. Сакура нашла его на расколоченном в пух и прах полигоне, отстраненным, потерянным, разбитым. Она не узнавала его. Какаши сидел под изломленном от ударов деревом, с опущенной головой и свисающими руками на согнутых коленях. На побледневших от холодного дождя и разбитых кулаках выступила кровь, стекая и пачкая белый лист бумаги, что он держал в руках. Она упала рядом с ним на колени. Все ее внимание было обращено на раны. Ее прикосновения могли исцелять, но сейчас она не могла сделать абсолютно ничего. - Что случилось? Никакой реакции, будто он не видел девушку. - Какаши?! – намного громче, в попытке достучаться, без привычного «сенсей». Куноичи краем глаза осматривает мокрую бумагу. Конечно, она понимает, что являл собой этот невзрачный клочок. Лабораторный лист. Ирьенин множество раз заполняла подобные бланки. Что-то в нем гласило о совпадении образцов. Девушка пригнулась, чтоб лучше разглядеть размытые строчки, но Хатаке с чувством сминает бумагу и со всей силы кидает через всю площадку. Потрепанный шарик ударяется о ветвь дерева и падет прямиком в лужу, утопая в жидкой грязи. Харуно просто следит за полетом бумажного комочка. Её мысли быстро вернулись к тому удушающему волнению, которое ей довелось пережить в кабинете Шестого, когда она впервые поняла, что является призраком. Трудно было даже мысленно отдавать пережитое на суд трезвого рассудка. Сумерки сгущались. - Та юката, что купила мать, - осевшим голосом произносит Харуно, всё еще смотря на полигон. - Похороните меня в ней. Вернее положите вместе с тем, что от меня осталось. Её слова ошарашивают, но внутренне Какаши уже был готов сказать ей правду, хотя всерьез еще не позволял себе думать о том, чтоб сообщить ей опровергающую их надежды новость. - Я пыталась верить, что избежала смерти, но Ваш взгляд говорит сам за себя. Тело слабеет, а пульс прошибает грудь. Дождь усиливал острое потрясение. Вера - все, что у них было. Но солнце село. Окончание этого дня - доказательство того, что надежды больше нет. Она погибла. Он потерял её. Всё утрачено, и мир опустел, не внимая его мольбам. Он знал, что никогда не заслужил бы её. Кого-то столь чистого, доброго и хрупкого. Всякий раз, когда он осмеливался заботиться о ком-то, всякий раз, когда любил, все заканчивалось кровью и смертью. Он проклят. Его израненные руки пульсировали в жгучей болевой агонии, но чувствовал ли он сейчас что-либо? Тяжёлые думы, перетирали, подобно жерновам, всё хорошее и светлое, что было в жизни, в сухую, бесцветную пыль. - Я знаю, что ты делаешь, - выражение её лица было болезненным, - Ты винишь себя. Я могла погибнуть намного раньше. Ты всегда спасал меня и поддерживал. Не смей упрекать себя в случившемся. Ни о чем не сожалей. Это разрушающее чувство. Я не хочу, чтобы оно убивало тебя. Ответственность за жизнь другого человека ложится величайшим бременем. И она не влечёт за собой никаких последствий, кроме утомления души. А его душа и так достаточно изувечена. Но возможно ли избавиться от этого простыми словами? Лицо его приняло откровенно печальное выражение, что нельзя было удержаться от собственных сожалений и грусти. И о чем же сожалела она? Ей было обидно, что у нее не будет семьи. Она бы хотела выйти замуж, родить детей. Обидно, что умерла девственницей и все те поначалу вгоняющие в краску секретные техники, что, напившись в дрызь, ей поведала Цунаде, так и не применит на практике. Неспроста, ведь ходили слухи о том, что ирьенины лучшие любовники. Разделила бы она свою первую ночь с Какаши? Испытала бы, каково это, когда на тебя с пронзительной страстью и нежностью смотрят его глаза? Узнала бы, каковы на вкус соблазнительно-манящие губы Шестого Хокаге? Прорицательница была права. Ей стоило открыть свои чувства. Если бы у нее было еще немного времени… - Какаши-сенсей, Вы хотели бы иметь семью? - Я не подхожу на роль примерного отца и заботливого мужа. Неправда. Сакура знает, что быть рядом с таким мужчиной, как Хатаке – настоящее счастье. Когда всё катится к чертям собачьим, мир рушится на кусочки, война прижимает наточенные когти к горлу – с ним не страшно, ему можно доверить всё, включая свою жизнь, душу и тело. Чтобы он не говорил, у Ками-самы свои планы относительно него. - Помните, когда мы были на войне и попали в засаду на южных пределах страны Реки? Она говорит, не отрывая взгляда от колышущихся высоких сосен, в кронах которых гулял гулкий ветер. Они сонно покачивались из стороны в сторону, шумя листвой, как сотня фонариков из тишью. - Мы потеряли наших людей, мы были ранены, попали в снежную бурю, у нас не было еды и закончилась вода. Зато у нас был медицинский спирт. *Флешбек* Крупные мокрые комья валили с неба. Брести по глубокому снегу, когда ты невысокого роста, девушка, замёрзшая, уставшая, с истекающим кровью мужчиной, давящим на плечо - очень трудно. Если бы у нее осталось хоть немного чакры, она смогла бы его подлечить. Два часа назад их отряд окружили вражеские шиноби, и погода, подыгрывая разразившемуся бою, внезапно ухудшилась: огромные тучи цвета берлинской лазури, бегущие с севера на юг, быстро затянули небо. Они не предвидели возможности нападения и с горечью это осознавали. Никому не удалось выжить, кроме них. Но Какаши был серьезно ранен. Пришлось наспех перемотать его самую глубокую рану обычным бинтом. Остальные повреждения он даже не дал осмотреть – нужно было уходить, посему стальные иглы, что украшали его левую руку, все еще торчали в его плоти. Капли его крови оставляли за ними бисерную дорожку, когда они спускались вниз по склону. Нужно было попасть в селение, но они оказались в густом лесу. Из-за непогоды шиноби потеряли ориентировку на местности. Темнело. Видимость почти пропала. Злой ветер щедро осыпал с головы до ног колючим снегом и дул в спину, подгоняя. Снег стал еще глубже. Они уже с трудом продвигались вперед. Каждый их шаг сопровождал свирепый вздох бури, протяжно завывая, словно стая волков. Минуты превращались в часы, и часам не было видно конца. Но, не теряя надежду найти убежище, они продолжали брести вслепую, на ощупь. Усилился ветер, температура воздуха ощутимо снизилась. Харуно начало знобить. Холод пронизывал до костей, сердце как будто стиснули ледяные пальцы. - Сакура, мы дальше не пройдем, - он заметил состояние девушки, да и сам готов был свалиться от усталости и стужи. - Буря усиливается. Придется ставить палатку и уповать на то, что мы не замерзнем. Снег валил все сильнее, залепляя глаза, попадая за шиворот. Воздух стал просто ледяным. Разыгравшаяся вьюга затягивала. Куноичи в последний раз стукнула по металлическому колу и проверила крепления палатки со своей стороны. Застыла, всматриваясь в девственно белый снег. Перед глазами предстала картина, как трупы их друзей, припорашивает рассыпчатыми белилами. Как синеет некогда румяная кожа. Как кровь на ледяной корке начинает замерзать. В задумчивости набирает снег в горсть, сжимает, хотя это причиняло режущую боль ободранным ладоням. Натыкается на воспоминания, как совсем молодой шиноби тринадцати лет, захлебываясь кровью, просит своего командира избавить его от мучений, ведь ирьенин не в силах ему помочь. Одним движением Какаши ломает хрупкие шейные позвонки. Зрачки парня становятся стеклянными. Багряные струйки у рта подсыхают и темнеют. Хлопья снега перестают таять на щеках. Сакура невольно зажмуривается, прогоняя чуждый сенсею взгляд: почти чёрный, как смоль один глаз и второй - с кровавым отблеском закатного солнца. Холодный пот пробегает по спине. Пересилив себя, снова открывает салатово-тростниковые глаза – заметно выделяющиеся на бледном лице. На холодном ветру, мокрые после снега руки мгновенно заледеневают. Она пытается согреть их своим дыханием – однако это не помогает. Пробует подняться, но это оказывается непросто. Ноги стали как ватные, она чувствует, что у нее осталось не так уж и много сил. Сильная рука подхватывает ее под локоть и дергает вверх. Аккуратно, но уверено и требовательно. Это было стремительно, но она не вскрикивает от неожиданности. Отчасти из-за слабости и вялости в сознании, отчасти, потому что с Хатаке она чувствовала себя в безопасности, не смотря на его ранение и то, что он был так же измотан, как и она. «Аригато» - тихая благодарность и усилие не встретиться с ним взглядом, не смотря на ночную тьму, которая из-за низко летящих туч казалась еще более непроглядной. Они разбили свой небольшой лагерь и укрылись в палатке под засыпанными снегом тисами. Могучие ветви кое-как сдерживали свирепый рев ветра. Но буря не стихала, о ней напоминали резкие порывы ветра, клокотание палаточной ткани. - Нужно вытащить иглы, - Сакура смотрит мутно, глаза слипаются на ходу, но, ни о каком сне и речи быть не может, пока она не окажет первую помощь своему командиру. Куноичи аккуратно выкладывает на плед – единственное одеяло, что у них было – четыре бинта, ножницы, иглу с нитью, бутылочку спирта и ватные тампоны. Медицинский набор скуден, но это лучше, чем ничего. - Моя чакра истощена, но через час-два я смогу подлечить небольшие ушибы и неглубокие порезы. - Побереги силы и восстанавливайся сама. Джонин указывает на ее ожоги и кровь на израненных ладонях. Его брови сдвигаются к переносице сильнее, когда в свете разожженного тусклого фонарика он замечает красновато-синеватое пятно на скуле. Какой-то сукин сын ударил ее. Сакура отмахивается, понимает, что это ерунда по сравнению с его раной. Сетует про себя, что его глупое благородство однажды выйдет ему боком. - Сядьте, - в повелительном тоне говорит Сакура, заранее готовясь дать отпор его возражениям, Хатаке всегда был упрямым ослом, но в этот раз, к ее удивлению, он не стал спорить. - У нас нет обезболивающего, так что Вам придется потерпеть, - добавляет она, пытаясь сохранить невозмутимость, но её лицо угрюмое - покрасневшие от усталости глаза осматривают цепочку из острых штырей вдоль его руки. - Хорошее обезболивающее, - Хатаке стреляет глазами в сторону спирта. Ему не нужен анестетик - его левая рука онемела от боли и холода, однако сейчас он говорил открыто, а Сакура, сочтя его слова шуткой, качает головой и продолжает надрезать рукав ножницами. Ирьенин понимала, что снять рубашку аккуратно не получится - материя потянет иглы в его коже, смещая и загоняя в раны еще глубже. Она была внимательна к своей задаче и не знала, что он наблюдает за ней. Ему нравилось видеть ее сосредоточенное лицо, в такие моменты он забывал, что ей всего шестнадцать. В палатке было не очень тепло, но все же он мог заметить, как ее щеки сменили бледно-розовый цвет на более насыщенный и привычный. Он и сам ощущал прилив теплоты в теле. Несмотря на внутреннее напряженное состояние, ее пальцы были нежными, когда она откидывала края пропитанной кровью ткани, когда подушечки провели по окровавленной коже вокруг безжалостной стали, прошившей предплечье. Но затем ласковая девичья рука резко потянула первую иглу. Горячая боль пронзила его руку. Джонин стиснул зубы и напрягся. Чувствительность вернулась некстати, и теперь любое действие, которое затрагивало раны, стало мучительным. Куноичи протерла место, где только что торчала толстая игла спиртом, замечая, как исказилось лицо шиноби. Он ведь давно мог оказаться в беспамятстве от боли и потери крови. - Покончи с этим,- хрипло выдыхает мужчина, заметив, что она колеблется. Он закрывает глаза, откидывает голову назад и позволяет ощущениям захлестнуть его. Куноичи беспрекословно выполняет приказ своего командира. Проклятия ровным образом вырываются из его рта, когда вспышки боли следуют одна за другой. Это было намного болезненнее, чем ожидалось. Оставалось надеяться, что иглы не были пропитаны ядом. Сакура проходит ватным тампоном, смоченным в дезинфицирующем средстве, плотно забинтовывает раны на руке. Меняет повязку на самом глубоком ранении и аккуратно складывает медицинские принадлежности и инструменты в сумку. Не замечает, что чего-то не достает в изначальном наборе. Более не поглощенная своими врачебными обязанностями, она смогла посмотреть на сенсея должным образом. Застывает, когда Хатаке демонстративно взбалтывает прозрачную жидкость в стеклянной таре и делает глоток. «Без маски» - единственная фраза, что проносится в ее голове по кругу несколько раз. Не моргает. Не двигается. И не дышит. Словно боится спугнуть видение. А он ведет себя так, будто ничего не случилось. Словно он не распивает спирт перед своей несовершеннолетней окаменевшей ученицей, не заботясь о своей извечной тайне, раздетый по пояс, пусть и участки голой кожи скрывались под бинтами. Харуно делает глубокий вдох - очень шумно для устоявшейся тишины. Безмолвно чертыхается, упрекая себя за слабоволие. В качестве запоздалой мысли выхватывает бутылку оставшегося спирта из его руки. Правда, она сама была на пути к тому, чтобы напиться. Слишком много всего для «сегодня». Но ей не помешало бы выпить, чтоб успокоить измотанные нервы и согреться. Ирьенин запрокидывает голову, зажмуривается и делает быстрый глоток. Пожалуй, слишком быстрый – когда этиловая смесь обжигает горло, она начинает кашлять и давиться воздухом, стуча ладонью меж ключицами. Хатаке улыбается, приподняв лишь один уголок губ. Сакура в своих самых смелых мыслях и представить не могла, что у сенсея может быть такая лукавая улыбка. Он приподнимает одеяло, сделав на полу импровизированную кровать лишь из одной тонкой простыни, так как других постельных принадлежностей у них не было. Низкий голос шепчет: «иди сюда». По телу куноичи пробегают мурашки и в ее голову впервые пробираются опошленные мысли относительно командира. «А Какаши-то довольно хорош собой!» - с колкостью подмечает второе Я ирьенина. - Нужно согревать друг друга, иначе мы точно замерзнем, - мужчина надевает испорченную рубашку и маску, видя ее замешательство. Сакура чувствует себя глупо, понимая, что в первую очередь рассуждала о неприличных вещах, которые удосужился подсказать ей её мозг. Огрызнувшись на саму себя, быстро, будто во вспышке нетерпения, Сакура залезает под плед, присаживаясь рядом с джонином. Было неловко приспосабливаться, тесно прижимаясь плечом к телу сенсея. Она чувствовала, что он смотрит на нее, поэтому старательно отводила глаза в сторону и себе под ноги. Голова гудела, вторя звукам разыгравшейся бури. - Завтра Рождество, - подсчитав дни, вспоминает Сакура, первой нарушая неловкую паузу. Легкая улыбка мажет по ее губам. Теперь суровая метель уже не казалась такой свирепой. - Я помню, когда мне было девять, в канун праздника было так же холодно и с неба непрерывно падали огромные хлопья снега. А папе пришлось в такую погоду тащить в дом елку, потому что он постоянно находил отговорки и дотянул до последнего, - ирьенин коротко хохотнула, - он был похож на настоящего снеговика или снежного человека. Шапка, волосы, борода – все в белом снегу. И эта несуразная, скрюченная ель за его спиной… Взгляд девушки помрачнел и стал щемяще-грустным. Тяжелые воспоминания, вопреки всему, всплывают у нее в памяти, заставляя сердце неметь от боли. - С твоими родителями всё в порядке, Сакура. Он расценивает печаль на ее лице, как тоску по матери с отцом. Но на самом деле, она просто вспомнила Рождество в свои тринадцать лет. Весело шагая по улице, длинноволосая девчонка несла в руках небольшую праздничную коробочку, улыбаясь шедшим навстречу жителям Деревни. Вся улица вокруг сверкала огоньками – на ветвях деревьев и магазинах были укреплены гирлянды цветных светодиодов. Такой подсвет создавал приподнятую праздничную атмосферу в вечернее время, когда остальные участки погружались в темноту. Сакуру окружал шум улицы, рождественские мелодии, доносящиеся из витрин кондитерских лавок да звон монет… Чувствовалась атмосфера тепла и уюта. Небольшой снег лениво оседал на землю и счастливые лица прохожих. В тот день она не видела отражения радости лишь на одном лице. Что-то подсказывало ей, что она не найдет Хатаке дома, поэтому девушка отправилась туда, где он бывал намного чаще. И она оказалась права, увидев знакомую фигуру, стоящую над надгробным камнем. Один среди заснеженного гранита. Один в праздник. Всегда один. Но все же Сакура не набралась смелости отдать свой скромный подарок лично в руки, оставляя коробочку у дверей его дома. В четырнадцать и в пятнадцать всё шло по той же схеме. - Чего бы Вы хотели, Какаши-сенсей? - ее невинный вопрос звучит внезапно, а пытливые глаза изучают лицо мужчины, будто там написан ответ. – Какой подарок на Рождество? - Подарок? « - Обито, ты уже подарил что-то Какаши? - Я не собираюсь ему ничего дарить. Слышишь, Какаши? Не тяни руки! Кто вообще назначил тебя джонином?! - Плевать. Твой подарок всё равно стал бы лишним грузом». - Сенсей! – ее обеспокоенный голос возвращает его из забытья. Хатаке недоуменно смотрит на ее хрупкую руку, которую он крепко сжал в своей горячей ладони. Он тут же ослабил хватку и извинился. - Какие извинения? У Вас жар! – она приложила ладонь к его лбу. – Нужно набрать снега и приготовить Вам холодный компресс. Сакура делает попытку подняться и скинуть плед с плеч, но шиноби удерживает руку ирьенина на своем лбу, накрыв поверх широкой ладонью. Качает головой. Хватит на сегодня забот, ей нужно отдохнуть. - Твои руки, как лед. Лучше любого компресса. - Какаши-сенсей… - Я могу согреть тебя, а ты – охладить, - он улыбнулся, чуть прищурив глаза. - Мы прекрасно дополняем друг друга. - Вы еще вздумали шутить в таком состоянии? Или Вы успели захмелеть от двух глотков спирта? Харуно пытается скрыть смущение под тенью недовольства, понимая, что кажется и сама опьянела, безрассудно выпив на пустой желудок. Странные мысли вновь стали просачиваться в ее сознание. - А чего бы хотела ты, Сакура? – возвращает мысли в первоначальное русло. - Я? – ирьенин жует губы, пытаясь собраться. - Я… я бы хотела, чтоб мои родители, Саске, Наруто, Ино… все, кого я знаю, были живы. Я не хочу терять близких мне людей, - последнее время гнетущие мысли об их смерти все чаще преследовали её. - Все ведь будет хорошо, Какаши-сенсей? Они будут живы, и мы не погибнем. Правда? Неотвязная боязнь все возрастала, становилась сильнее, охватывала крепче и грозилась поглотить сознание целиком, пока ее уха не достиг его утешающий голос: - Правда. Их любимая игра – только они оба понимали ее лживый смысл. Хочется улыбаться и плакать одновременно. Куноичи блуждает прямо перед собой невидящим, потерянным взглядом, переходит на шепот: - Когда меня не станет, скажите им, что я их любила. Вой метели отзывается многочисленными звуками за пределами палатки. Хатаке хмурится и немного грубо просит не говорить глупостей. - Я покину этот мир раньше тебя. - Нет, - ирьенин качает головой и решительно продолжает, словно имеет способность видеть будущее, - Вы не из тех людей, что так рано расстаются с жизнью. У Ками-самы на Вас свои планы. Она дарит ему самую теплую и нежную улыбку, которую он только видел, добавляя: - Когда я умру, Вы будете чертовски сильно скучать по мне, Какаши-сенсей, – в ее словах скользит ирония. В ответ его рука сильнее сжимает девичью ладонь. Невинный жест, но по ее телу пробегают мурашки, становится удивительно спокойно на душе. Перед тем, как поддаться власти Морфея, она думает о том, что, если завтра ей не суждено проснуться - она будет сожалеть лишь об одном. О том, что, пожалуй, могло бы стать лучшим подарком на Рождество. Когда ее дыхание выравнивается, мужские длинные пальцы аккуратно проводят линию вдоль ее волос. А затем цепляются за край маски и опускают ее вниз. Горячие губы касаются виска молодой куноичи. Она зашевелилась, что-то сонно пробормотала о том, какой у него колючий подбородок и ей щекотно. Небольшая щетина успела отрасти. На войне – это не то, о чем следовало бы беспокоиться. Какаши мягко улыбается, чувствуя растекающееся тепло на сердце, закрывает глаза и ждет, пока придет долгожданный сон. В Рождество случаются чудеса. *Конец флешбека* Безграничность темноты и бесчисленное множество ярких и тусклых звезд заставляли поднимать голову и надолго задерживать взгляд. А он просто смотрел не нее и изводил себя вопросами. «- Какаши-сенсей, сходим в Ичираку?». «- О, Какаши-сенсей, Вы как раз вовремя, поможете?». «- Какаши-сенсей, Вы тоже за продуктами?». « - Какаши-сенсей, я же говорила Вам о медосмотре!» «- Какаши-сенсей, Вы снова читаете эти извращенные книжечки?». - Все будет хорошо, Какаши-сенсей? Правда? - она холодно сощурилась, не переставая улыбаться несколько искусственной улыбкой, которая в отличие от по-детски искренней и наивной, мало шла к её прелестному тонкому лицу. Сай говорил, что она может обмануть кого угодно своей фальшью, но не Шестого Хокаге. - Правда. Скрипучий смех Смерти звучит в его ушах, а железные зубы утраты вгрызаются в сердце. Откидывает голову назад. Только теперь он почувствовал страшную усталость вследствие долгих часов нравственного напряжения. Глаза стремительно наполняло свинцовой тяжестью. Прежде чем уснуть он рассуждал о том, что продал бы остатки своей гнилой души Дьяволу, появись у него шанс исправить непоправимое и, что восемьдесят четыре процента, на самом деле, не так уж и мало. *** - Какаши-сенсей, почему Вы спите на рабочем месте? Неожиданный, резкий окрик вынуждает открыть глаза. Наиграно-недовольное цоканье языком и звонкий голос укоризненно продолжает, нарушая благодатную тишину: - Все Каге наследуют эту дурную привычку? Хатаке проводит ладонью по левой части лица, смахивает остатки сна, и осматривает темный кабинет с шумной гостьей мутным взором. - Как и курение, и распитие спиртного, – фокусирует взгляд на настенных часах. Шесть утра. Джонин удобней садится в кресле, откидывает голову назад и в бок - глухой хруст позвонков, потирает затекшую шею, второй рукой поправляет накинутый на плечи белый плащ. - Что ты тут делаешь? В это время ты обычно смотришь на рассвет, сидя у меня на голове, - кивает в сторону скалы, где были выбиты изображения всех Каге Деревни. - Вы вообще-то меня позвали. Сказали «с утра как штык, у меня для тебя миссия». - Миссия? Мы все бумаги позавчера разложили, - голос звучит с долей недоверия, хрипло после сна. - Какие бумаги? Медикаменты! Их нужно доставить в Деревню Скрытых Полей. Секунду он смотрит на нее, как на диковинный огонек, не понимая, что происходит. А затем подрывается и прижимает ее хрупкое тело к себе так сильно, что у девушки перехватывает дыхание. - Что… что вы делаете Какаши-сенсей? – она пытается освободиться от стальной хватки. - Может, отпустите? - Никуда я тебя теперь не отпущу. Сакура паникует, не понимая, что нашло на бывшего наставника, и начинает что-то говорить, но он не собирался слушать. Он проводит рукой по ее версковым волосам, прежде чем запутаться в них, опустить маску и резко подтянуть ее так, чтоб его губы крепко опустились на ее. Харуно пискнула от удивления, но мужчина поднес свою вторую руку к ее щеке, плотнее прижал ее губы к своим, пресекая какие-либо звуки. Какаши зажмурился. От ощущения ее рта у него закружилась голова. Она была рядом, она дышала, она была жива. После мучительной неспособности прикоснуться к ней, почувствовать ее настоящее тело, а не мираж, он наслаждался каждым ощущением, которое стало доступно. Ее кожа была теплой на ощупь. Волосы - гладкими, как шелк. А губы - чертовски мягкими и податливыми. Он жадно обхватил ее так крепко, что это было почти больно, а ее маленькие пальчики впились в края его плаща. Он снова уловил этот слабый запах цветения сакуры. Какаши чувствует сладость тростникового чая на ее губах, вкус корицы с медом, ощущает ее трепещущее сердце, и это сильно ослабило его сдержанность. Немного грубая рука скользнула вниз по контуру подбородка и плавно опустилась на шею, нащупав горячую жилку. Под кончиками пальцев бился учащенный пульс, но она стояла неподвижно под его прикосновениями. Лишь пальцы сжимались сильнее, комкая белую ткань с языками пламени и потягивая ее вниз. Он не мог вспомнить момента, когда все казалось настолько правильным, каким было сейчас. Какаши пытался бороться с желанием углубить поцелуй. И все его сопротивление с треском провалилось. Его язык слегка коснулся ее нижней губы, и тогда руки куноичи медленно, но твердо оттолкнули мужчину. Какаши мог видеть, как ее щеки наполнились цветом, как сгусток эмоций мелькает на ее лице. Растерянность, непонимание, удивление… Его графитовые глаза смотрели на нее в поисках нежелания или упрека, но ничего не нашли. Он был виноват - он не просто поцеловал ее, он буквально набросился на нее, чувствовал себя вором, но знал, что Сакура была совсем не против. Она могла бы дать ему пощечину, но она этого не сделала. Она не выглядела возмущенной или обиженной. Харуно осторожно подняла руку, чтобы дотронуться до губ, которые были влажными и красными. Они буквально горели. Она не ожидала, что Какаши схватит ее так. Ее живот скрутило, когда он грубо притянул ее к себе. Все произошло так быстро, а потом… а потом он уже целовал ее. Губы бывшего сенсея, прижатые к ее губам, ослабили ее колени. У нее было реальное желание бежать, но ее тело будто онемело, и, казалось, было вполне довольно происходящим. Разделить свой первый поцелуй с Хатаке Какаши было достаточно странно. Странно, потому что это было ужасно приятно и естественно. Ее руки начали дрожать. Запоздалая мысль о том, что она только что целовалась со взрослым мужчиной, с бывшим наставником, с Хокаге, в равной степени была пугающей и захватывающей. У нее никогда не было никаких мыслей о том, что он думал о ней как о ком-то большем, чем о друге и бывшей ученице. Они были близки, и он не единожды спасал ее жизнь, но она даже не ожидала, что у него появится какой-то романтический интерес к ней. Порыв не прошел и Какаши балансировал на грани, чтоб не схватить Сакуру за плечи, притянуть к своему рту и целовать снова, пока ее нежные губы не распухнут, и она не начнет задыхаться под его напором. Господи, он хотел запустить руку под ее кофту, сжать небольшую грудь, поглаживая большим мозолистым пальцем медленно твердеющий сосок. А потом попробовать вкус ее кожи на ключицах и в ложбинке между грудей, дернув змейку на безрукавке до упора. Хатаке стирает запястьем вишневый бальзам, оставшийся на его губах, и слизывает языком с участка кожи сладостный вкус. Голову заполняли отнюдь не чистые помыслы. - Теперь чувствуешь? – он все еще опасался этого препятствия между ними. - Чу-чувствую? – куноичи преодолевала первые неловкие секунды не только от поцелуя, от его до невозможности пошлых действий, но и от осознания того, что она снова видит его без маски. - Чувствую… что… - девушка краснеет, но уже от гнева. - Вы с ума сошли! Какого черта? Вы… вы… это же был мой… Вы бака, Какаши-сенсей!!! Шестой Хокаге только искренне улыбается, на душе было тепло и приятно, как никогда в его жизни. При всем том, что это был каждый оттенок неправильного, они идеально сочетались друг с другом. *** Яркие лучи солнца загорелись в небе, но воздух оставался холодным, а трава на полигоне - мокрой, туман едва отделялся от сырой земли. Птицы еще сонно приветствовали новый день. Наблюдать за Какаши, пока тот спит, входит в приятную привычку. Его осунувшееся, задумчивое и хмурое от горестей и тяжелой работы лицо сейчас было расслаблено. Взгляд из-под выцветших бровей был жестким и строгим, но сейчас, если бы его веки не были прикрыты, куноичи уверена, он смотрел бы с теплотой. Пара пепельных прядей, упали на его лицо. Пальцами она попыталась смахнуть их, но так и не смогла. Малахитовые глаза опускаются ниже – на тонкие, манящие губы и ирьенин чувствует странный электрический разряд в области сердца. От него разлилось тепло, окутывая ее сущность. Сакура выдыхает рассветный летний воздух, глядя небу в глаза. Розовая тонкая полосочка соприкоснулась с большим и серым, послегрозовым, бесконечным полотном, на котором сизой дымкой растекались высокие перистые облака. Кажется, она поняла, зачем она оставалась. Теперь она не сожалеет ни о чем. Это лучший подарок. Она хотела увидеть его счастливую улыбку. *** Жар раскаленных солнцем улиц заливают ледяные дожди, цветные черепичные крыши рассекает мрачной готикой. Мокрые листья, превращают асфальт из цвета ковентри в грязно-горчичный, а прохладный ветер покрывает его прозрачной корочкой. Какаши шел неторопливо, ступая по воде, заливавшей полуночные улицы. На плечах небрежно накинут плащ. Непослушными руками вынимает зажигалку. Слышится чирканье кремня и вскоре рождается трепещущий огонёк. Шестой смотрит, как ровно горит язычок пламени, его тяготят мысли. Он влюбился, мучительно и безнадёжно в ту, кого уже не встретишь живой. «- Когда я умру, Вы будете чертовски сильно скучать по мне, Какаши-сенсей». Прикуривает, захлопывает крышку, убирая зажигалку обратно в карман штанов. Нервно затягивается. Щурится на одиноко поблескивающий фонарь. Еще одна затяжка. Выбрасывает. Пару шагов в темноту по каменной дорожке. Хладный ветер разносит шепот, который говорит, чтобы он не сдавался. Но наивности больше нет, а время убивает его веру, встретить хотя бы ее призрак. Опускает руку в карман. С некоторой иронией, достает новую высунутую из пачки сигарету. Поджигает. Свет на мгновение озаряет часть его лица. Дождь прекратился, но все еще моросит. Затяжка. Морщится и выбрасывает к чертям, вслед за предыдущей. Опускает ладонь на грудь, нащупывая сердце, просто чтобы убедиться, что оно еще бьется. Внутри режет, как от разрядов молний. Паршиво. Останавливается возле урны. Смотрит на старую пачку в раскрытой ладони. Комкает, еще с пятью сигаретами внутри и выбрасывает в черный контейнер. Тянет за край плаща на плече, подтягивая к шее. Чистый табак. Но в каждой проклятой сигарете он ощущает запах цветущей вишни. Сигаретный дым дурно действует на его сердце, но для него… эти особенно тяжелые. Ему не забыться. Этот мир навсегда будет иметь ее аромат. «- Какаши-сенсей, почему Вы не любите сигареты с вишневым запахом? - Горечь сигарет и сладкий вкус вишни – несовместимы».