***
Порой Мастеру на самом деле хотелось, чтобы Доктор умер. Тогда хватило бы месяца на то, чтобы захватить власть над всем временем и пространством. Никто другой не смог бы помешать ему. Можно было бы устроить огромную бойню, заставить полыхать в огне войны каждый участок вселенной — это было бы так красиво и так восхитительно. Можно было бы заставить звёзды взрываться под разрывающий голову с юных лет барабанный бой: раз — Сол-3, два — Альфа-Центавра, три — Сириус, четыре — Процион. Можно было бы установить свой порядок везде, превратить вселенную в единую империю, подчиняющуюся одному правителю. В Академии их учили работать с симуляторами эволюции. Мастер всегда получал высшие оценки на этих занятиях — он был прирождённым лидером. А потом можно было бы свернуть время в комок, разорвать его на части, отдать паразитам, питающимся парадоксами, половину всего мира — и взамен оживить Доктора. Иногда Мастер действительно желал Доктору смерти, но потом выжженное на руке имя — его судьба, его проклятье, его лучший друг и худший враг, — начинало болеть, и мерзкое, жалкое, отвратительное в своей нелогичности чувство тревоги съедало его изнутри. Он должен был привыкнуть к этому ещё пару столетий назад — татуировка болит тогда, когда тот, чьё имя высечено на руке, в опасности. Доктор в опасности всегда. Иногда боль пропадает — в те моменты, когда Доктор просто веселится со своими мартышками, рассказывает им всякие небылицы и возит на своём музейном барахле по скучным планеткам. Иногда боль достаточно сильная, чтобы отвлечь от насущных дел — это случается чаще, потому что серьёзно, Доктор просто не может не влипать в смертельно опасные неприятности. Это его мания, его страсть, его болезненное желание, от которого невозможно отказаться. Стоит попробовать изолировать Доктора от неприятностей, и он начнёт создавать их сам. В этот раз ощущение схожи с чем-то вроде попыток на живую, без наркоза, отрезать руку очень тупым ножом, или с падением в чёрную дыру, или с осознанием того, что тот, чьё имя издевательски чернеет на твоей руке, щеголяет предательски-чистыми запястьями. — Это больно, — сообщает Мастер обеспокоенно мельтешащему рядом прислужнику. — Хотя вряд ли ты, жалкое существо, способно понять меня, у вас ведь даже меток нет. Почему вы вообще ещё существуете, такие… — счастливые, свободные от навязанной зависимости, — ничтожные. — Всё в порядке, господин? — испуганно уточняет гуманоид. — Нет! — рявкает Мастер, откидывая прочь отчёт о добыче полезных ископаемых и подрываясь в сторону стоящих в углу кабинета старинных часов. — Прикажи всем… Он шипит, словно раненный зверь, и хватается за руку. Это больно, хуже всех разнообразных пыток, которые ему приходилось испытывать. Мастер регенерировал уже двенадцать раз, он знает о боли больше, чем кто-либо из когда-либо живущих в этом мире живых существ. Да этот идиот умирает, понимает Мастер. Не регенерирует — от регенерации ощущения другие. Сейчас с него словно снимают всю кожу и играючи проводят по обнажённым нервам. Доктор в опасности. Доктор умирает. Возможно, в данную секунду, пока он думает, что делать с этой жалкой планеткой, одной из звеньев очередного плана, граничащего в своей гениальности с безумием, этот идиот на самом деле умирает. О, да гори эта планета синим пламенем! Гори синим пламенем всё.***
Он успевает. Иначе не могло и быть, но пришлось повозиться и понервничать, прежде чем удалось выяснить, что Доктор (идиот, смеётся Мастер, настоящий безумец. Вытащить консоль из ТАРДИС и присоединить её к ядерному реактору? На что он вообще надеялся?) переместился во вселенных. Мастер ненавидит возиться и нервничать. И, пожалуй, он взорвёт ту брошенную планетку, так и не ставшую частью гениально-безумного плана. К чёрту вообще этот план. Неинтересно и скучно. Быстро надоевшее развлечение. Доктор жив. Пару минут назад к его ногам подступала лава, а теперь он валяется на полу ТАРДИС Мастера, и пострадавшая консоль, отделённая от его рухляди, стоит рядом. Убить Доктора сейчас проще, чем раздавить муравья. Хоть TCE, хоть выкинуть его в открытый космос, хоть достать из хранилища какое-нибудь хитроумное оружие и воспользоваться им. Недавно Мастеру удалось забрать с одной планеты забавную штуку — одна таблетка, и через пару минут ДНК Доктора полностью перепишется. Может, он превратится в человека, может, в курицу или в пластик, а может, перестанет быть слепым идиотом — впрочем, последнее больше похоже на сказочный сюжет. И конечно, Мастер не делает ничего из этого. Он присаживается рядом, берёт чужую правую руку в свою, закатывает вверх рукав рубашки и рассматривает чистую кожу. На этом самом месте у самого Мастера вязь чёрных полукругов складывается в имя, неизвестное почти никому в этой вселенной. Он закатывает рукав выше, рассматривает локоть и предплечье. Пусто. Не то чтобы он надеялся увидеть что-то другое. У некоторых Повелителей Времени метки проявлялись чуть выше установленной нормы (три сантиметра под полулунной костью), но ни у кого — в других местах. — Тебе повезло, — доверительно сообщает Мастер Доктору. Тот не слышит его — ещё не пришёл в себя и вряд ли придёт в ближайшее время. — Если бы там было чьё-то имя, не моё, я нашёл бы его обладателя и уничтожил. Стёр бы его из истории — это не так просто, пришлось бы одолжить с Галлифрея пару технологий, но, о, меня бы это не остановило. Ничто не остановило бы. А может, я уже сделал это, и мы просто обо всём забыли? Мастер хрипло смеётся, отстраняясь. Он смеётся, пока поднимается на ноги, пока идёт к консоли, пока вводит координаты Земли, пока оставляет Доктора и его мусор там же, откуда забрал в параллельной вселенной. Проснётся и ничего не заметит. Наверняка подумает, что его «великолепный» план сработал — в самообмане Доктор превосходит всех. И замолкает, только когда остаётся один, окружённый тишиной и неприятным, тянущим ощущением где-то в солнечном сплетении, которое Мастер с лёгкостью идентифицирует как тоску. Когда-нибудь он непременно найдёт способ выжечь это имя со своей руки. Когда-нибудь он регенерирует (у него не осталось ни одной регенерации в запасе, но это всего лишь вопрос времени) и не обнаружит это имя на своей руке. Когда-нибудь Мастер будет свободен от Доктора.***
— Мы часто путешествуем на другие планеты, — улыбается Джо, поглядывая на Доктора с живым интересом. — Как думаете, мой соулмейт всё равно чувствует, что я в опасности, или расстояние и время как-то ослабляют нашу связь? Её рука инстинктивно тянется к лопатке. Доктор добродушно усмехается, замечая этот трогательный жест — у людей эти метки (метки души, как они называют их) расположены в крайне неудобном месте, но они всё равно всегда тянутся к ним. Прикосновение, в зависимости от ситуации, успокаивает их или даёт им силу. Удивительные существа. — Думаю, ни расстояние, ни время ничего не значат, — Доктор отвечает Джо мягкой улыбкой. — Он почувствует всё даже через вселенные. Он не замечает, как отзеркаливает её движение. Пальцы тянутся к ключице — насмешка над всеми правилам, над биологией Повелителей Времени, над здравым смыслом. Блеклая, едва заметная надпись, проявившаяся только после первой регенерации. Не зря, наверное, когда-то в Академии ходили слухи о том, что он и не Повелитель Времени вовсе, и что его мать — землянка. Джо не знает ничего об этом, но замечает то, как он задумчиво гладит ключицу, и очаровательно смеётся. — Даже через вселенные, — повторяет она. — Вам стоит сказать своей половинке спасибо за то, что она терпит вас — вы ведь всегда в опасности. — Скажу, — кивает Доктор. — Когда-нибудь скажу. Когда-нибудь. Когда-нибудь Доктор непременно скажет Мастеру об этом.