Друзья так не поступают

— Вы кричите на меня… А он только отводит взгляд, побуждая Алину выдумывать всякие ужасы, повлиявшие на эту ситуации. В ее сердце и без того полная неразбериха, но что ему до нее? В глазах ни капли сожаления, она старается отыскать в них хоть что-то напоминающее сочувствие. Ведь он знает… — Ты наплевательски отнеслась к прошлой моей просьбе. Сорванный бильман — это по-твоему достойно олимпийской чемпионки? Сколько можно повторять, что на этом чемпионате ты не должна облажаться. Не должна, Алина. Но это определенно случится, если ты так и будешь строить из себя жертву. На исходную. Боль, приглушенная таблетками немного стихает и отходит на второй план. И все начинается сначала. Музыка, которую она выучила наизусть — до последней ноты, давит на мозг, заставляя Алину почувствовать себя балериной в шкатулке — заведенной, у которой внезапно сели батарейки. Алина падает на лед, не удержавшись на вращении — это позор. Слезы катятся по щекам, но она не должна показывать их. Он не должен видеть их. Алина привыкла к крикам Этери Георгиевны — здесь все понятно. Ее методы основаны на «кнуте» иногда работают, иногда нет. Но Даниил Маркович всегда был тем, кто поддерживал ее. Он умел указать на ее ошибки в такой мягкой форме, отчего хотелось сразу же исправляться. Алина любила кататься с ним по соревнованиям, он мог поддержать в любой ситуации. Когда все это изменилось? — Утри, пожалуйста, слезы, Алина. Здесь камеры. Люди будут думать, что мы жестокие мудаки, ты этого хочешь? Наша репутация и без того не очень… Одной салфетки мало, Алина сдерживает рыдания, но это плохо работает. Колено разболелось так, что единственным желанием остается только лечь и несколько дней не вставать. Она жалуется Этери, бросая осторожный взгляд на Даниила. Сегодня его она боится во много раз больше. Это немыслимо, но это так. — Ты же понимаешь, что мы не можем сняться. Особенно после того, что было на Чемпионате России. Такой позор. Она вкладывает в ладонь Алины очередную дозу обезболивающего. Девушка прячется от камер, никто не должен знать. Никто. Она протягивает руку к воде, хватает, но Даниил не спешит отпускать бутылку. — Немного, — предупреждает он. В душе поселяются крохи сомнений «а все ли я правильно делаю», но Алина запрещает плодить в себе подобные мысли. Никто бы не хотел, чтобы она ушла из спорта так рано. Мама, папа, тренеры. Она сама хотела бы кататься долго, только вот… — Давай сначала. Алина выходит в центр. Начальная поза «Кармен». Многие говорят, что по лицу Алины видят, когда она идет побеждать, а когда падать. Сама же Алина не может даже предположить в какой момент сведет ногу, а в какой ей повезет и она откатает чисто. Ох уж эти знатоки. Они веселят Алину и одновременно пугают. На этот раз все прыжки выходят из рук вон плохо. Там недокрут, здесь бабочка, на последний она даже зайти не смогла. Руки будто не слушаются, этот прокат дается очень тяжело. Алина бросает взгляд на тренеров. Этери нет, и сердце начинает биться сильнее. Возможно, может быть, есть крохотный шанс, что Даниил не станет ругаться. По крайней мере, не так сильно… Она отряхивает тренировочные штаны, подкатывает к бортику. — Скажи мне — ты делаешь это назло мне? — этот вопрос застает Алину врасплох. Она ищет поддержки в лице Сергея Викторовича, но Дудаков отходит в сторону, оставляя их наедине. — Зачем мне делать это назло вам? — не очень хочется вести диалог, когда ты готова расплакаться от каждого слова, взгляда, но Даниил ждет ответа. Он всерьез думает, что она хочет подставить его? — Не знаю. Ты же можешь. Всегда могла. Но то, что происходит сейчас — выглядит, как издевательство. Я тебя не понимаю, Алина. «Никогда не понимал!» — хочется крикнуть ему в ответ, но она только голову опускает и тихо шепчет: — Это вы… — будь Алина чуть посмелее добавила бы «издеваетесь надо мной». Но смелостью она никогда не отличалась, поэтому потянула руку к своей салфетнице, но Даниил жестким движением руки отдернул ее от Алине. Выдал одну салфетку и указал на лед. «Я его ненавижу!» — в сердцах истерила Алина. Он был тем, кто дарил ей надежду на человеческое отношение. Вот только сегодня все изменилось. Глотая слезы, девушка вернулась на исходную. Если он думал, что своими криками заставит ее кататься лучше, то глубоко ошибался. Вышло ужасно. Она отбила себе все, что только можно было. На этом их тренировка закончилась. Ничего не добившись от Алины, тренеры не стали дожидаться подопечную и исчезли в толпе журналистов. Девушка подкатила к бортику. — Мам, мам, почему они так со мной? — тихо спрашивает она, утирая слезы перчаткой — салфетницу-то он забрал. «Почему ты не заступилась» — Доверяй им, Алина. Однажды они не ошиблись. Девушка прошла мимо нее, хотя Лейсан готовилась обнять дочь. Женщина поджала губы, а затем ушла прочь, оставив дочку наедине со своими мыслями. Алина долго копалась на скамейке, стараясь связать два и два. Мама доверяла тренерам, а значит. Что она тоже должна была. Но Даниил… это же ее Даниил! Тот, кто всегда был за нее. Никогда не позволял себе повышать на девушку голос. — Подайте, пожалуйста, салфетки, — тихо просит Алина какую-то женщину, та повернулась и протянула девушке пачку. — Спасибо, у нас свои. Алина вскинула голову. Даниил протягивал ей мягкую игрушку. И вид у него был более, чем раскаянный. Или она напридумывала себе чего. Взяв пару салфеток, девушка высморкалась, другой утерла слезы. — Не будешь со мной разговаривать? — Даниил подает ей чехлы для коньков, потом руку, а когда Алина встает, он видит, как она едва заметно качает головой. — Замечательно. Я должен вымолить прощение. — И снова Алина не соглашается с ним. — Алина… — Вы же просто тренер. Перенимаете ее методы. Я не должна на вас сердиться. Как бы не так. Алина отбирает свою руку, пряча за спину, а затем плетется позади Даниила, покусывая губы, чтобы не сболтнуть лишнего. — А если я не просто тренер? Я хочу быть тебе другом, Алина. Если бы не люди, которые их окружают, она бы только ударилась в истерику, а пока только кратко пожимает плечами и сообщает ему: — Друзья так не поступают, Даниил Маркович. Он не отстает, подходит ближе и шепчет: — Тогда я научусь. Обещаю. Это было в первый и последний раз. «Хотелось бы верить»