Five Years Later

      Если бы пять лет назад кто-то сказал Давиду, что у него будет парень и куча друзей, которые примут его безоговорочно таким, какой он есть, он бы рассмеялся этим людям в лицо, а затем пошел бы домой и рыдал бы в одиночку в своей собственной постели. Мысль о том, что он может быть принят таким после реакции его родителей, так называемых друзей и всех остальных в школе? Это было так далеко от истины. А теперь? Через четыре года после знакомства с Маттео и всеми его друзьями Давид сердцем прочувствовал свою значимость.       Начало их отношений с Маттео было трудным, и это были совсем не легкие три года, но Давид любил каждый шаг на этом пути, даже если некоторые шаги нравились ему больше, чем другие.       Он очень боялся открыться Маттео, боялся даже думать, что Маттео покинет его после этого. И как же он был рад получить тогда звонок от Маттео, ведь голос этого мальчика был самым лучшим успокоительным для его расшатанных нервов. Он ненавидел тот момент гребаного аутинга, когда он чувствовал, что тонет посреди лестницы, когда все смотрели на него.       Ему нравилось вспоминать, как Маттео нашёл его, даже как кричал на него в пустом бассейне, целовал так, словно ничто не могло изменить его любовь.       Он злился, когда понимал, как Маттео все глубже и глубже проникает в его собственную голову, ненавидел нож, который вонзился в мягкие мальчишеские запястья его мальчика холодной ноябрьской ночью. Ему нравилось думать о том дне, когда он забирал Маттео из клиники четыре недели спустя, с бутылочкой лекарства в руке, улыбаясь немного ярче, с глазами немного яснее, как раз к Рождеству. Давиду нравилось, как все собрались вместе, чтобы поддержать его, как все собрались вместе, чтобы поддержать Маттео. Он любил поздние утренние поцелуи, мягкие руки на животе, скользящие по самому краю биндера, бледно-голубые глаза, которые всегда были полны любви, когда смотрели на Давида, независимо от того, насколько глубоко в его голове находился Маттео.       Однако три года тому назад Давид удивился, обнаружив три университетских каталога в почтовом ящике квартиры Маттео. Все они были адресованы Маттео. Давид, вроде как, привык к мысли, что Маттео не станет поступать в университет, что его белокурый мальчик будет работать, пока Давид на занятиях; он будет проводить ночи, свернувшись калачиком в его объятиях в их комнате, и смотреть что-то новое по Netflix. За три ночи им удалось посмотреть всю Umbrella Academy, хотя следующие несколько дней они оба были очень уставшими.       Он переехал к Маттео через несколько месяцев после того, как они официально начали встречаться, и Лаура тоже переехала, когда Миа съехала. Однако, Давид подозревал, что Лаура проводит в комнате Линн больше времени, чем в своей. Они очень сблизились, и он не удивился бы, если бы они сказали всем, что вместе, но он давал сестре время.       Университетские каталоги так удивили его, потому что Маттео даже не упомянал о продолжении образования. Казалось, он был доволен работой и общением с Давидом и его друзьями. Давид не чувствовал себя неуверенно, он знал, что даже если Маттео поступит в колледж, он не перестанет любить его, но он чувствовал себя немного странно. Он чувствовал, что, возможно, Маттео не доверяет ему с этим большим решением, но он не хотел делать поспешных выводов.       Когда он поднялся в квартиру, его встретил сладкий аромат яблок для пирога, глаза его закрылись, рот наполнился слюной. В воздухе звучала тихая музыка, и он узнал саундтрек из CMBYN. Давид как-то заставил Маттео смотреть этот фильм, ожидая, что тот закатит глаза, но он был приятно удивлен, когда повернулся, чтобы посмотреть на Маттео после фильма и увидеть слезы в его глазах. Маттео были интересны все фильмы на гей-тематику, которые он только мог достать, а Давид был только счастлив их посмотреть.       Они посмотрели «С любовью, Саймон», «Pride» и «Сегодня я пойду домой один» за один вечер до того, как Давид сказал, что больше не может смотреть эти дурацкие фильмы. Конечно же, они все ему понравились, но было слишком много эмоций для одного вечера. Маттео согласился, поэтому они выключили его ноутбук и легли спать, но несколько раз в неделю продолжали смотреть такие фильмы, и Маттео собрал из них впечатляющую коллекцию.       Йонас подшучивал над ним за то, что Маттео достал «Леди Берд», но после того, как Маттео заставил мальчиков смотреть его, он перестал дразнить фильмы Маттео.       Давид открыл глаза, услышав, как кто-то прочистил горло, и обнаружил, что смотрит на Маттео, а рукава свитера Маттео закатаны до локтей, руки и запястья покрыты мукой и тестом. Давид улыбнулся ему, все внутри таяло при виде счастливого парня. — Привет, — произнес Маттео. — Привет, — ответил Давид, подходя ближе, чтобы поцеловать его. — Тут для тебя почта. Маттео слегка нахмурил брови:  — А… Это… — Да… это, — Давид прикусил губу, прежде чем вздохнуть и позволить собственным эмоциям взять верх:  — Почему ты не сказал мне, что собираешься поступать в колледж? — Потому что я не думал, что это хорошая идея, — Маттео пожал плечами и положил каталоги на столик в прихожей. — На самом деле, я не думал, что… я даже захочу попробовать, когда получу их, я просто… чувствую, что застрял, — он начал бессознательно потирать шрамы на запястьях, оба были бледно-розовые, как всегда, когда нервничал. — Все вокруг меня двигаются дальше, а я… нет.       Давид взял лицо Маттео в ладони и провел большими пальцами по щекам:  —  Ты не застрял. У тебя есть работа, у тебя есть жизнь. То, что другие сразу пошли в университет, не значит, что они знают лучше. Тебе просто нужно было время, и это нормально. Маттео наклонился вперед, чтобы их лбы соприкоснулись, и слегка улыбнулся:  — Я знаю, я просто… не чувствую себя так все время. Иногда мне обидно, когда я спрашиваю, хотят ли парни затусить, а они все говорят, что не могут, потому что они тусуются с университетскими друзьями, или потому что им нужно учиться, или потому что им нужно работать. Я не ненавижу их за это, но…  — Ты скучаешь по ним. — Я скучаю по тому, как все было просто, — прошептал Маттео со слезами на глазах. — Я знал, что я делал в школе, я чувствую все, что происходит прямо сейчас, и я не знаю, как заставить все это прекратить путаться в моей голове… — Маттео, — вмешался Давид. — Маттео, дыши со мной.       Он почувствовал, как его мальчик начинает впадать в панику, и не хотел увидеть это снова. Это звучало эгоистично, но он не хотел иметь дело с паническими атаками Маттео, они пугали его. У Маттео не было приступов паники, как у Давида. Когда Давид впервые увидел у Маттео такой приступ, он просто подумал, что тот расстроен. Лицо у него было красное, и все вокруг заставляло его хмуриться, движения были нервными. Он все время взъерошивал волосы, царапал руки тупыми ногтями. Только когда Маттео вышел из комнаты, Давид понял, что что-то не так. Они были вместе в гостиной, Давид занимался, Маттео просто проводил с ним время, и Давид понятия не имел, что его так взбесило. Но когда Давид последовал за ним, а Маттео расхаживал по комнате с наушниками, прижатыми к голове трясущимися руками, плача, с зажженным косяком во рту, он понял, что что-то происходит, и это нехорошо. Давид знал, что Маттео требуется много времени, чтобы почувствовать себя лучше, а в те времена он был саморазрушительным. На его запястьях были следы истории его жизни, и он не хотел, чтобы он снова дошел до подобного. — Дыши со мной, — прошептал Давид, чувствуя, как Маттео тает в его объятиях. — Так лучше?  — Да, — Маттео вздрогнул, услышав за спиной сигнал. — Блять! — Что? — спросил Давид, наблюдая, как Маттео побежал на кухню, натягивая рукавицу и открывая духовку. Внезапно в воздухе запахло сахаром, свежей выпечкой и яблоками, и Давиду чуть не снесло крышу. — Что это? — Яблочный и грушевый пироги, — сказал Маттео, произнося английские слова немного неправильно, но Давиду они понравились. — Я нашел рецепт в интернете и решил попробовать.       Когда они достаточно остыли, чтобы можно было их отведать, Давид набил ими полный рот. После первого укуса он просто подсел на них и уже не мог оторваться. Маттео сделал двенадцать таких пирожков, но когда Ханс, Линн и Лаура появились на кухне, их осталось только пять. Маттео был вне себя от радости, что Давиду понравилась еда, и смеялся, когда Давид жаловался, что он растолстеет, если Маттео будет продолжать готовить в том же духе.       В конце концов, несколько дней спустя, Маттео просмотрел университетские каталоги, которые принес Давид, пропуская мимо глаз инженерные специальности, на которые, как он знал, в жизни не станет поступать. Кое-что, правда, привлекло его внимание, но он отложил это в сторону, потому что локация была в Швейцарии. Последнее было интересно, но Маттео вовсе не этого хотел. Он не знал, чем хочет заниматься, но ему не нужен был диплом, с которым он ничего не мог бы сделать. Он любил науку, но не хотел быть ученым. Он любил писать, но не хотел быть писателем. Он любил математику, но не хотел быть математиком. Его взгляд то и дело возвращался ко второй брошюре, которую он отложил в сторону, и Давид, закатив глаза, поднял ее и вложил обратно в руки Маттео. — Не важно, что это в Швейцарии, мы можем попробовать, — сказал Давид. — Разве твоя мама не говорила, что хочет помочь тебе оплатить университет? И твой отец тоже так сказал, потому что чувствует вину за то, что так долго отсутствовал в твоей жизни. Маттео пожал плечами: — Да, но… это кулинарный колледж, Давид, а у меня нет опыта. — Э-э… но ты все время готовишь? А летом ты ходил на кулинарные курсы, и у тебя есть страсть к этому, — сказал Давид, игриво подталкивая Маттео. — Ты будешь там первым студентом, и у нас все получится. Слегка улыбнувшись, Маттео снова посмотрел на брошюру:  — Ты так думаешь? — Конечно.

***

      Прошло почти два месяца с тех пор, как Давид, возвращаясь с работы, открыл почтовый ящик и обнаружил конверт, адресованный Маттео, присланный из Швейцарии. «В конце концов», — рассуждал про себя Давид, — «Швейцария не так уж далеко».       Он поднимался по лестнице, и конверт, казалось, становился все тяжелее. Он хотел, чтобы Маттео поступил, он хотел, он знал, что это сделает его таким счастливым, а Маттео действительно нуждался в счастье прямо сейчас. Его отец снова собирался жениться, его невеста была беременна, и это было слишком для Маттео. Давид знал, что письмо о приеме сделает его парня исключительно счастливым, но… Ле-Бувре был в Швейцарии… это было в десяти часах езды… он никогда не был вдали от Маттео больше нескольких дней с начала их отношений, даже когда он убежал, это было меньше недели. Он будет скучать по нему, но… у них все получится.       Когда Давид открыл дверь, Маттео был на кухне. В воздухе пахло цыпленком с чесноком, в животе у Давида заурчало. Он не ел весь день, с тех пор как Маттео приготовил на завтрак блины с шоколадом и клубникой, и возвращаться к этому было почти пыткой. Он бросил сумку у двери, скинул туфли и пошел на кухню. Маттео убирал со стола, не сводя глаз с двух сковородок на плите. Там же стоял высокий горшок, из-под крышки которого шел пар, а изнутри доносился булькающий звук.  — Что ты делаешь? — спросил Давид. — Ужин, — коротко ответил Маттео, но тут же виновато посмотрел на Давида и растаял в его объятиях, когда тот обнял мальчика. — Прости… — Все в порядке, — сказал Давид. — Хочешь поговорить о чем-нибудь? — Папа спросил, хочу ли я быть его шафером, — прошептал Маттео. — Я чувствую себя как-то странно, ведь кроме него я никого там не знаю. Я даже не знаю женщину, на которой он собирается жениться. И я правда не хочу ехать в Италию. — Нет? — Давид слегка отстранился, немного обеспокоенный шипящим звуком, исходящим от высокого горшка на плите. — Я думал, ты захочешь поехать, ведь ты наполовину итальянец. Маттео игриво закатил глаза:  — Да, я бы так и сделал, но не ради его свадьбы.       Давид кивнул, но прежде, чем он успел что-то сказать, раздалось громкое шипение и хлопок, и Маттео вырвался из его объятий, чтобы выключить огонь под кастрюлей и снять крышку.  — Что это? — спросил Давид. — Я варю картошку, чтобы сделать пюре, — ответил Маттео, хватая кухонное полотенце и снимая кастрюлю с плиты. Он подошел к мойке, положил крышку обратно на кастрюлю, немного не по центру, и вылил кипяток. Давид наблюдал, пораженный способностью Маттео не пугаться горячего.  — Я начал готовить пюре просто так, но потом увидел, что ты купил курицу, поэтому я нашел рецепт курицы, и думаю, тебе понравится. — Мне нравится почти все, что ты делаешь, Маттео, — усмехнулся Давид.       Давид наблюдал, как Маттео нарезал масло, плеснул немного молока в картофель и начал месить. Мышцы на его предплечьях стали немного более рельефными из-за того, что он много двигался и поднимался на работе и на кухне, и Давиду нравилось это видеть. Однако ему не нравилось, что бинты прилипли к телу.  — Что случилось? — спросил Давид, слегка похлопав Маттео по плечу. — Ничего, — ответил Маттео, сдувая волосы с глаз.  — Маттео. Маттео со вздохом опустил толкушку и посмотрел на свои ноги:  — Я облился горячим маслом. Я не хотел, чтобы ты знал, как я совершил глупость.  — Пока ты не делаешь это намеренно, не причиняешь себе боль специально, это часть жизни, — Давид улыбнулся, когда Маттео застенчиво посмотрел на него. — Я буду мешать, а ты проверь остальное.       Маттео так и сделал, в последний раз помешал содержимое одной из кастрюль и взял тарелки из шкафчика над мойкой. Он положил на обе тарелки по ложке пюре, и Давид наблюдал, как он показывает содержимое каждой плошки для готовки. Давид видел, что в одной из них — курица, и пахла она божественно. В следующем был медленно кипящий соус, густой и слегка желтоватый, с измельченным чесноком и луком-шалотом. Маттео взял лопаточкой один из кусочков курицы и осторожно положил его на картофельное пюре, после чего полил соусом. Он протянул тарелку Давиду, который взял ее с голодом в глазах и желудке. Маттео полил вторую куриную грудку соусом и присоединился к Давиду за столом. — Итак, Мистер Флоренци, — сказал Давид, улыбаясь. — Что вы приготовили для нас сегодня? — Куриная грудка, обжаренная на сковороде, с белым вином и бульоном, — сказал Маттео с довольной улыбкой. — Подается с картофельным пюре и, — Маттео встал, подошел к холодильнику, открыл его и достал бутылку белого вина, прежде чем снова сесть, — с хорошим сухим белым вином. — Мы стали винными геями? — спросил Давид.  — Конечно. Маттео усмехнулся. — Мы становимся привилегированными аристократами даже если мы все еще одеваемся так, как сейчас. — Нет ничего плохого в том, чтобы есть изысканные блюда в спортивных штанах, — сказал Давид. — Кстати, это очень вкусно. — Вот как?  — Да, — Давид наклонился, чтобы поцеловать его, и усмехнулся, когда Маттео сморщил нос, едва он отстранился. — Что?  — Ты на вкус как чеснок.  — Ну, это твоя вина.       Маттео снова улыбнулся, усаживаясь за стол, и счастливо вздохнул, сделав первый глоток. Давид знал, что он действительно любит готовить, От этого ему всегда становилось легче. — Вот дерьмо! — сказал Давид, быстро вставая, достаточно быстро, чтобы опрокинуть табурет, на котором сидел, и бросаясь в прихожую, где он оставил все свои вещи. — Давид?  — Тебе письмо! — закричал Давид. — Из колледжа! — Что?       Был еще один стук табурета, как Маттео следовал за Давидом из кухни. Они встретились в дверях: Давид протянул конверт, Маттео трясущимися руками взял его. Он разорвал конверт и прочитал письмо, его лицо было лишено эмоций, а глаза перебегали от строки к строке. Он глубоко вздохнул и опустил руки, шагнул ближе к Давиду, в его объятия, и прижал его к себе. — Маттео? — Я сдал. Ты поступил? — сердце Давида колотилось в груди, руки крепко обнимали Маттео за плечи, Маттео дрожал: — Да… — Ты поступил!       Маттео дрожал с головы до ног, и вскоре он плакал, уткнувшись лицом в шею Давида, но он был счастлив. Давид чувствовал это по дыханию на своей коже, по урчанию в груди Маттео, которое постепенно переходило в смех. Маттео отстранился, все еще держа Давида за талию, и начал подпрыгивать на носках, пытаясь сдержать радость.

***

      Следующие несколько месяцев были наполнены нарастающим напряжением, воздухом ожидания, пока Давид не почувствовал, что не может дышать вместе с ним. Он был счастлив за Маттео, правда, был, но к этому примешивалось одиночество, которое охватывало его сердце и искажало мысли до тех пор, пока ему не приходилось на несколько мгновений оставить все, что он делал, чтобы поплакать. Он был удивлен тем, как много плакал за прошедшие несколько недель, зная, что чем дольше он был на тестостероне, тем труднее становилось плакать. Он знал, что Маттео тоже это понимает, но не хотел говорить об этом, зная, что это сработает, возможно, до такой степени, что тот просто никуда не поедет. И Давид не смог бы справиться с собой, если бы Маттео не поехал из-за него. Это был первый раз, когда он увидел Маттео таким воодушевленным.       В ночь перед отъездом Маттео, когда все вещи были упакованы и сложены в ногах их кровати, Давид, наконец, сломался перед Маттео. Они лежали в постели, грудь Маттео все еще вздымалась в пост-оргазменном блаженстве, грудь же Давида была напряжена от грусти и давящего биндера. Он действительно должен был бы уже перестать носить его, когда они занимались сексом, это было нездорово, но он не чувствовал себя хорошо без утяжки. Давид слышал, как Маттео засыпает, когда сам издал сдавленный всхлип. — Давид? — спросил Маттео, садясь и тут же закрыв лицо руками. — Давид, что случилось? — Ничего, — прошептал Давид, икнув еще раз и свернувшись калачиком на груди Маттео.  — Просто, я чертовски буду скучать по тебе! Маттео помолчал, крепче прижимая его к себе:  — Я тоже буду скучать. Но мы будем разговаривать каждый день, и скайп, и фейстайм. Да? — Ja… — Давид почувствовал напряжение в теле Маттео. — Прости… — Nein, — заверил Маттео. — Я просто… беспокоился, что ты не будешь скучать по мне так же сильно, как я по тебе. Со своими университетскими друзьями и все такое.  — Как я могу не скучать по тебе? — Давид оставил на ключицах Маттео нежный поцелуй. — Ты мой парень, я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю.

***

      Следующие три года были трудными, если не сказать больше, но это стоило того. Стоило того, чтобы увидеть, как Маттео сияет и растет. Несмотря на годичный отпуск, который взял Маттео, Давид понял, что они закончат университет в одно и то же время. Кулинарный колледж в который собирался пойти Маттео, был всего лишь трехлетней программой, и хотя Маттео принял решение в середине второго курса получить степень магистра или швейцарский диплом, он все еще заканчивал ее со степенью бакалавра за неделю до Давида. Лето было замечательным, хотя и немного короче, чем хотелось Давиду, потому что Маттео хотел показать свои новые навыки каждый раз, когда он был дома. — А это что такое, шеф Флоренци? — спросил как-то вечером Йонас, навещая мальчиков. — Какой-нибудь шедевр? — Палтус с корочкой из трав, — сказал Маттео, стряхивая с него хлебные крошки. — Травяная корочка… на чем? — повторил Абди.  — На палтусе. — Это рыба, — пояснил Давид, получив одобрительный поцелуй от проходящего мимо Маттео. — Очень вкусно. Он уже готовил его для меня, когда я однажды навещал его. — Рыба? — повторил Карлос. — Не знаю, люблю ли я рыбу. — Увидишь, — усмехнулся Давид. — Честно говоря, я не могу сказать, что любил рыбу до того, как попробовал это, а теперь не могу перестать думать об этой вкуснятине.       Когда подали еду, Йонас сразу же принялся за пробу, Абди немного колебался, а Карлос, казалось, ждал, что все остальные попробуют. Когда Йонас застонал от удовольствия, а Абди кивнул в знак согласия, Карлос осторожно откусил кусочек, его глаза расширились. — Я же говорил, — сказал Давид. — Все, что требуется, — это хороший повар, и рыбка получится удивительно вкусной. — Ух ты, — сказал Абди после еды. — Это было потрясающе! — Это было так хорошо! — сказал Карлос. — Чувак, ты должен приготовить это снова. — Я хочу еще, — сказал Йонас. — А есть еще? Не-а, — ответил Маттео. — Не для вас. — Это для Ханса, Линн и Лауры. Йонас снова разочарованно застонал:  — Но это так вкусно!       Вечер закончился тем, что все они, как обычно, напились в стельку, но не раньше, чем чуть не умерли от голода, когда Маттео принес десерт.  — Это ты приготовил? — спросил Абди. — Ja, — покраснев, ответил Маттео. — Это не так сложно, как кажется, самая сложная часть — груши. Если слишком высокая температура, груши просто распадаются, если слишком низкая, они не пропитываются насквозь. — И что же это такое? — Спросил Йонас. — Потому что выглядит просто чудесно. — Это слоеный имбирный пирог с вином, грушами-пашот и глазурью из сливочного сыра.       Маттео покраснел еще сильнее от звуков, которые издавали его друзья, все они дополняли друг друга и были приятными, только немного смущающими.

***

      Когда Маттео позвонил ему в середине дня, зная, что Давид работает, тот понимал: что-то случилось. Он пошел в туалет, запер за собой дверь и ответил: — Алло? — Давид, — сказал Маттео, запыхавшись и слегка испуганно.  — Маттео, что случилось? — спросил Давид. — Ничего, Я… Давид, я оканчиваю колледж в конце недели. — Я знаю, малыш, и у тебя есть работа, с тобой все будет хорошо. — Это была чертовски хорошая работа шеф-поваром в одном из лучших ресторанов Берлина. Она оплачивалось лучше, чем любая из предложенных Давиду работ, и он был в восторге от того, что Маттео получает такую хорошо оплачиваемую работу. Они могли бы съехаться вместе, купить настоящий телевизор. — Все будет хорошо, малыш.  — Давид?  — Да?  — Меня попросили выступить с речью на выпускном вечере. — Что? — Давид почти не поверил ему.  — У меня самые высокие оценки из всех на курсе, они просят меня выступить перед всеми о том… что важно в жизни… добро и все такое…  — Это невероятно! — Давид улыбнулся, хотя знал, что Маттео его не видит. — Маттео, я так горжусь тобой! В дверь туалета постучали. — Не представляю, что буду говорить… — Ты что-нибудь придумаешь, вот увидишь, — Давид повернулся лицом к двери. — Малыш, мне надо идти, я на работе. — Черт, точно, извини, — Маттео издал короткий, но истерический смешок. — Я позвоню тебе вечером, идет?  — Ja.

***

      Три года, верхняя операция, две свадьбы, — Карлоса и Кики, Йонаса и Ханны, — и тысячи телефонных звонков спустя, Давид сидел на выпускном Маттео.       Он не слышал речи, которую написал Маттео, до самого дня церемонии. Было жарко и солнечно, и они были на улице, но Давид был счастлив находиться там со всеми своими друзьями. Все, даже Миа и Алекс, были там, чтобы увидеть Маттео. Даже родители Маттео были там: отец сиял от гордости, мать уже плакала. Маттео сидел на сцене вместе с остальными выступающими, нервно ковыряя в ногтях, вероятно, потея под своей черной мантией, но все еще выглядел хорошо, по крайней мере, для Давида.  — Он нервничает, — сказала Амира, выглядя безупречно и потрясающе, как всегда. — Вы слышали его речь?  — Nein, — отозвался Давид.  — Я слышал, — сказал Йонас, улыбаясь. — Тебе понравится.       Давид собирался спросить еще что-то, когда заиграла музыка, и встал первый выступающий. Они все слились воедино, пока Давид не услышал имя Маттео, а потом время, казалось, замедлилось. Маттео встал со своего места, крепко сжимая в кулаке сложенный листок бумаги, подошел к кафедре и встал, оглядывая свой выпускной курс. — Здравствуйте, — начал Маттео. Когда его глаза встретились с глазами Давида, он улыбнулся. — Как большинство из вас, вероятно, знает, я Маттео Флоренци. Это были долгие три года, не так ли? — он замолчал, когда толпа выпускников одобрительно закричала. — Я не знаю, как бы я это сделал без поддержки всех наших преподавателей, моих родителей, моих друзей и, самое главное, без моего парня Давида, — в толпе снова раздались радостные возгласы, на этот раз к ним присоединились друзья Маттео. — Большинство из вас, вероятно, не знает, но в школе я был совершенно другим человеком. Хотя я все еще выгляжу так, я был типичным раздолбаем без надежды на счастливое будущее. Я был одинок и подавлен, и, честно говоря, не думал, что зайду так далеко. Я чуть было не отказался, — еще одна пауза, и Маттео глубоко вздохнул. — Я не могу и вроде как не хочу вспоминать все те случаи, когда я не спал по ночам, плача над полупрозрачным суфле, — раздался печальный смех. — Но я сделал это. И мы справились. Мы прошли через это до финала, и я просто хочу сказать это. Спасибо моим родителям за то, что всегда были моей опорой, даже когда вы не могли смотреть друг другу в глаза. Спасибо Вам, мои друзья, за то, что вы сидите едите мою стряпню после кучи провалов. Спасибо моим профессорам за то, что заставили меня сделать все возможное. Спасибо всем вам за то, что были здесь для меня, друг для друга, чтобы убедиться, что у всех нас есть друг, на которого можно опереться. И, наконец, спасибо Давиду, мужчине моей мечты, за то, что был со мной на каждом шагу, за то, что любил меня, за то, что терпел полуночные звонки о том, где я ныл, что хочу бросить колледж и уехать отсюда в Детройт. Спасибо тебе, любовь моя, за все, что ты делаешь, — он сделал еще один глубокий вдох, и Давид понял, что он вот-вот заплачет. — А теперь всем: с окончанием нас! Толпа снова зааплодировала, и Маттео вернулся на свое место за кафедрой.       Еще через два часа, пока студенты получали дипломы, Давид и его друзья наконец-то отправились к Маттео. Он стоял с группой людей, с дипломами в руках, все они смеялись над чем-то, когда он увидел Давида. — Привет! — произнес Давид, сияя и обнимая его. — Привет, — ответил Маттео, обнимая его так же крепко в ответ. — Как ты? — Это Давид? — сказала девушка позади них. — Ja, это Давид, — ответил Маттео, поворачиваясь и почти демонстрируя его. — Это мой парень. — Слушай, парень, — сказала она, улыбаясь Давиду. — Если ты не выйдешь за него после этой речи, ты просто чокнутый! — Только если он возьмет меня в мужья, — сказал Давид, слегка покраснев под пристальным взглядом Маттео. — Конечно, возьму. Давид покраснел еще сильнее:  —  Значит, у нас будет свадьба? — Вне всяких сомнений!