Черным по белому

      Он открывает глаза. И первое, Айзек видит — белый потолок над ним. Настолько стерильный, что ему даже режет зрачок. Такие обычно бывают в больницах. Юноша хмурится, старается вглядеться. И вдруг понимает. Поверхность потолка над ним мягкая, она будто рыхлая. Какого черта?! Он трясет головой, чуть ведет плечами, ощущая, как тяжким стоном отзываются все мышцы. Словно его палками херачили гребаную кучу времени. Он садится, щелкает шейными позвонками, давит на них перебинтованными пальцами, а потом внимательно рассматривает помещение вокруг. И чуть не давится воздухом.       Все кругом белое. Стены, потолок, пол. Нет ни одного предмета мебели, ни дверей, ни окон. Только камеры в каждом углу понатыканы. И больше ничего. Вакуумная клетка. Как в психушке. А может он того, сбрендил окончательно? Зак отчего-то кривит губы. Лучше бы двинулся, так было бы вернее в его жизни, даже проще. У безумных один расклад — перевернутый мир. Он же живет в мире с ног на голову, да только сумасшествием это даже не считает. Могзами поехать можно. Парень чешет затылок и встает на ноги.       На нем его же выпачканная в чужой крови одежда. Старая толстовка с глубоким капюшоном, затертые джинсы, его грязные ботинки. Ну и что, мать вашу, ему тут делать? Сидеть и ждать? И где Рейчел? Фостеру мысль о том, она сейчас где-то находится в одиночестве совсем не по нутру. Мало ли кто и что с ней может сделать. Но и дверей нет, просто нет. Пол под ним, словно матрац, пружинит. Хренов батут. Юноша давит пальцами на глазницы, до цветных искр, пляшущих яркими всполохами. Винтики в мозгу лихорадочно вращаются, но на ум ничего не приходит. Он помнит лифт, очередной этаж и темные коридоры, помнит, как шли они открывая двери и заглядывая в пустующие комнаты, а дальше — пропасть. Ничего, пустота такая, что в пору ей захлебнуться. И неприятно тянет в груди. Такое саднящее чувство, сосет прямо под ложечкой.       Зак делает глубокий вдох, затем выдох, заставляя свою грудь подниматься и опускаться. А потом решает открыть рот.       — Эй! Есть кто?!       И этого хватает. Всего лишь простого звука, как часть стены исчезает в небытие, провалившись в черноту. Дверь. Такая незаметная, так хорошо запаенная и ладно вшитая в мягкие стены. Но времени думать об этом не хватает. Потому что в комнату уже заталкивают фигуру. Это Рей! Её выражение лица кажется Фостеру таким странным. У нее настолько сильно расширен зрачок, что небесно синего цвета радужки почти и не видать. Девчонка пытается подняться, но у нее не выходит. Она ставит локти, вот они едут по слишком гладкой и мягкой поверхности. Юноша же не двигается. Ему хватает знания того, что она сейчас с ним и все с ней в порядке. Руки, ноги целы, насколько он может судить.       — Какого хера здесь происходит?!       Рей бросает попытки встать на ноги и просто чуть приподнимается, наконец обращая к нему свой взгляд, прикладывает руку ко лбу. Видимо, тоже башка трещит, как и у него. Вот же черти.       — Слушайте меня внимательно, — голос с истерическими нотками раздается словно из ниоткуда. Айзек вертит головой, но не может найти ни одного динамика. Голос же продолжает. Так четко, так громко, и интонация все скачет. Может еще один псих какой? Тут же только такие и водятся.       — Я — глава этого этажа. Меня зовут Вилсон. И я очень долго ждал, когда же вы до меня доберетесь. Как можете видеть, эту комнату я специально готовил именно для вас. — Все увещевают, Фостер кривится, но слушает. Деваться-то все равно некуда. — И перед вами, мои голубки, стоит всего одна задача. В течение получаса вам необходимо совершить половое сношение друг с другом. И после, я клянусь, что отпущу вас. Только предоставьте мне это зрелище. — Голос выдерживает паузу. Почти драматическую, а на лицах Зака и Рей отражается калейдоскоп эмоций, столь непередаваемых и ярких. — Сопротивление не будет имееть смысла. В ваши тела уже введен афродизиак. Так что, приступайте. — Фостер вдруг осознает, что у него скрипят зубы. От ярости. От злости. — В ином случае, если Вы откажетесь, то в комнату будет пущен газ, а вы умрете от отравления.       Голос замолкает, погружая белую комнату в тишину. И Зак практически слышит, как кровь в его жилах кипит. Бежит диким потоком. Это чертов наркотик, это гнев — все вместе. И вдруг раздается его смех. Рейчел вздрагивает, поворачивает голову, хмурится. Юноша сидит, сложив ноги по-турецки, и из глотки его рвется дикий хохот. Истеричный. Рей понимает это быстро.       — Нет, ты только это слышала? — он хохочет, прижимает руки к бокам, а у самого губы трясутся. — Ошизеть же просто! — ругается юноша и тычет указательным пальцем руки в камеры под потолком. — Она вам не чертова шлюха! И я не настолько конченный, что бы насиловать её! — А вот это орет, так яростно, столь люто, резко обрывая смех, еще секундой назад клубившийся в ее глотке. Всегда такой горячечный в выражении эмоций, не сдерживающий собственные гнев, ярость и ненависть.       Девушка же рядом молчит опустив голову. Она понимает, что сейчас нет никакого смысла долбиться в стены, орать и что-то требовать. Этот ублюдок вполне способен спустить свой курок, ему то и нужно лишь нажать на кнопку.       — Я думаю, что нам придется это сделать, Зак.       — Что?       Он вскидывается резко, смотрит на нее, а потом выплевывает сквозь зубы:       — Неужели потрахаться так захотелось?       Фостер зло сверкает глазами. Темными-темными. Зря он конечно так. Оба понимают. На одной стороне баррикады. Не враги, нет. Это все вокруг — враг. А им, чтобы выжить необходимо сотрудничать.Зак смотрит на девушку косо, потом закатывает глаза, снова трет шею. Все в нем противится этой дикости. Только вот он тоже не совсем дурак. Они вкололи ему лошадиную дозу гребаной наркоты, он и сам чувствует, как тело его уже тянется к женскому, застывшему на мягком полу.       — Надо было тебя прирезать еще в самом начале.       — Зря не прирезал, — тихо отзывается Рейчел. — Я ведь просила тебя. Но теперь у нас договор. Я должна помочь тебе выбраться, а ты поклялся, что получив свободу, обязательно убьешь меня. Зак, ты ведь помнишь? — И юноша чувствует, как внутри все холодеет от этих её слов, сказанных таким привычно спокойным голосом.       Он присаживается на корточки перед ней, смотрит в глаза. Они у нее красивые. Большие и бесконечно синие. Зак опускает взгляд на ее шею, туда, ниже, где из-под белой рубашки и топа торчат тонкие ключицы, а за тканью от частого, взволнованного дыхания поднимается и опускается небольшая женская грудь. И Фостер чувствует, как кровь уже приливает к паху. Просто раз и все. Он заводится практически с пол оборота. Что б вы все гребнулись. А у нее трясутся руки. Тоже действует. Им никуда не деться. Тела заноют.       — Я лишь могу пообещать тебе быть аккуратным, насколько умею, — Зак кривит губы в улыбке. Сердце в груди все сильнее бьется.       — Время, — снова раздается голос. — Если вы ничего не станете делать, мне придется принять меры, — в интонации появляются стальные нотки. И Зак понимает. Убьёт. Совершенно точно.       Юноша вдыхает и выдыхает. Пора решиться.       — Ложись.       Бездушно, мелко, подло, почти механизировано. Так, два солдатика на гребаной войне жизни и смерти. Она же послушно ложится. Осознание обоих колет — все это ничего не значит? Так, пустота. Они — почти чужие люди. Она впервые увидела его с обожженной кожей и в одежде, выпачканной кровью, с оскалом на пол лица. Он показался ей безумцем. И Рей его испугалась. А потом он стал такой же пешкой в этой игре, как и она сама.       — Он смотрит? — тихо спрашивает она, когда ощущает, как пальцы его расстегивают пуговицу на ее шортах, как он тянет ткань с ее тела. И алая краска красит ее лицо в такой непривычный румяный цвет, но она не сопротивляется и не останавливает. Рейчел ощушает вес чужого тела на себе, двигается, едва дергается.       — Определенно смотрит, — говорит юноша. — И лежи смирно. Топ свой с рубашкой задери. — И она подчиняется. Ткань обнажает ее бедра. Мягкие и теплые. Им не нужно поцелуев и ласк. Ее промежность ноет, источает сок. Его член давно отвердел и налился кровью. Что вообще можно было такое вколоть? Зак лишь чертыхается сквозь зубы, растегивая заевшую ширинку на своих штанах. — Готова?       Рей неопределенно жмет плечами и смотрит куда-то в потолок. Отрешенно. Почти безразлично. И в тот момент юноша отчетливо осознает, что так быть не должно. Он даже медлит, замечая в уголках ее глаз слабый блеск. И судорожно втянутый носом воздух. Он склоняется ниже, к самому женскому уху и тихо, практически не слышно шепчет:       — Прости.       И толкается вперед. Рей сразу вздрагивает и напрягается, тихо вскрикивая. А он лишь чувствует, как горячо у нее внутри. Одуреть можно. И начинает двигаться, чтобы все это просто закончилось, как можно быстрее. Толчок за толчком. Член утопает в её смазке. Рейчел под ним сцепляет зубы, время от времени всхлипывает и впивается ногтями в ладони. Ей противно и тошно. Сам Зак сипит, толкаясь в нее на грани. Быстро, быстро, резко, как можно еще быстрее. Чтобы все просто закончилось.       Одежда трется об одежду, влажная кожа шлепает. Девушка под ним словно каменная. Не смотрит на него, а у юноши на носу застывает капля пота, вот-вот сорвется и оставит темную кляксу на белой ткани. Он даже не раздел ее. Не знает, какой формы у нее грудь, как выглядит живот. Это просто не надо. У Фостера на душе скребет.       — Эй… — рвано и тихо, — Рейчел… — хрипит, но она все же поворачивает голову, и тогда юноша ловит момент. Он накрывает ее сухие губы своими, почти не двигая бедрами, с загнанным глубоко, в самую горячую глубину членом, обтянутым пульсирующими мышцами. Чувствует, как в пах бьет импульс за импульсом, позывая двигаться дальше. Но ему хочется ее поцеловать. Так, как парень целует девушку. Так, как быть должно. Она ведь этого заслуживает.       А губы у нее такие мягкие, чуть искусанные, язык мокрый и теплый. Он прикасается пальцами к ее лицу. Кожа нежная. Рей красивая. И он понимает, осознает до конца и всецело, что под ним лежит живая девушка, такая теплая и в данный момент принадлежащая лишь ему, слитая, спаянная с ним в одно целое. Так должно быть. Это было бы правильно. Любить ее. Дарить её телу ласку. А не просто трахать, ебать на потребу гребоному психопату.       Он сталкивается с ее зубами, едва улыбается в губы. А она наконец обнимает его, кладет ладони на твердый затылок, стоит лишь Заку оторваться от ее рта и уткнуться в сгиб женской шеи. Довести начатое до конца. Так, что он чувствует, как при последнем толчке ее тело под ним гнется дугой, грудь прижимается к груди. Он дышит словно загнанный зверь. Девушка поворачивает к нему голову. И он видит, как в ее больших синих глазах застыли слезы.       Юноша скатывается с нее неуклюже. А Рейчел сразу дергает вниз свой длинный полосатый топ, хотя Зак все равно замечает красно-белый цвет на бедрах — ее кровь, его сперма. Мать вашу. Оба лежат тихо. Голос молчит. Может, он там тоже дрочит? Вот же тварь!       — Этого хватит? — она спрашивает хрипло и чуть дрожаще.       — Надеюсь, — отвечает парень и закидывает одну руку за голову. Смотрит на белый потолок и думает. — Рей, — говорит он, и девушка чуть поворачивает подбородок — такое слабое движение. — Мы ведь не предохранялись. — Гарден едва хмурится. — Я просто хочу сказать. Если все это, — и чуть кривится на словах, — принесет свои плоды. Если ты залетишь сейчас от меня. Я обещаю, что сделаю все, чтобы твой… — тут Зак запинается, прочищает горло, а потом продолжает, — чтобы наш ребенок никогда не остался одинок и брошен.       Странно, но эти слова греют его душу. — Ты же обещал убить меня, когда мы выберемся наружу — всего лишь отвечает она. Зак пространственно и молча кивает.