Люцифер с белыми крыльями

      Кэтсу, глубоко вдохнув и выдохнув, более-менее уверенным шагом пошел внутрь.       Люцифер как обычно сидел за компьютером, обернулся, сказал «ты уже дома?» и отвернулся; Ашия что-то готовил, копошился и только бросил краткий взгляд.       Парень снимал с себя кроссовки, параллельно думая о том, как ему вручить свою «благодарность». И он решил похлопать фиолетоволосого по плечу, а после жестом руки позвал к себе.       Когда они по-тихому зашли в комнату Кэтсу, даже не закрыв за собою дверь, чтобы демон-уборщица-посудомойка-стиралка и т.д. (постебались над Ашией, хорошо), не услышал звук и ничего не заподозрил, блондин протянул спрятанную за спиной курочку.       Люцифер еле сдержал восторженный «Ах!!!», а оклемавшись от столь хорошего подарка, как-то косо посмотрел на соседа.       — Если не нравится — сам съем! Не смотри ты на меня так! — полушепотом проговорил тот, фыркнув под нос.       — Чем я это заслужил? — недоверчиво поинтересовался Люцифер.       — Ну… ты помогаешь мне избавиться от селфхарма, даже гулять согласился… вот и решил тебя отблагодарить… — тон парня сразу сменился на какой-то неуверенный, неровный, — но СЛОВА благодарности даже не надейся услышать. — взгляд блондина стал таким, словно он смотрит на него сверху вниз.       — И не нуждаюсь. — скривил лицо тот.       После Люцифер посмотрел на курочку в какой-то прозрачной упаковке, распаковал, и в его глазах тут же заблестели искры, точно голую девушку увидел (ох уж эта курочка…).       Кэтсу только тихо хихикнул себе под нос, забавляясь такой реакцией.       — Во сколько пойдем? — шепотом спросил он.       — Ммм… в часов… восемь… — глотал слюну фиолетоволосый, так что казалось, даже не слышал вопрос.       — Ладно. Все, зайдешь ко мне в восемь. Вали, а то Ашия заметит. — буквально выпихнул его блондин, но это «зайдешь ко мне в восемь» звучало как-то совсем по-другому.       Люцифер тихо вышел, пряча мяско за спиной.       Блондин защелкнул за ним дверь.       Кэтсу облегченно выдохнул, точно камень с плеч. Он застыл ненадолго, держа глаза закрытыми и приводя сердцебиение в норму. После он включил ноутбук и глянул на время — примерно четыре часа.       Ну что ж, до восьми еще много и парень решил вздремнуть. Он снял с себя куртку и футболку, оголив мускулистое и полное шрамов тело. Прикоснулся к зашитому нитками порезу на груди, и когда от него по всему телу поплыла глухая боль, блондин слегка скривил лицо. Переведя грустный взгляд на руки, его зацепили те недавние порезы, которые перевязал Люцифер.       Да, непривычно ему будет…       Когда ты уже привык резать или калечить себя, то даже после первого раза, смотря на травму, особенно на таком заметном участке тела, как рука или нога — привыкаешь…       А потом, когда зажило и кожа снова «чиста» — неудобно, будто некомфортно, будто… как-то не так… даже если это было впервые, и ты делаешь это еще и еще на том же месте, медленно, но верно продвигаясь вперед…       Вскоре тебе это кажется привлекательным, ты как с ума сходишь…       Ты испытываешь какое-то восхитительное отвращение.       Начинаешь выбирать «особые» места для селфхарма, делаешь разрезы более глубокими, красивыми, как ты это видишь. Царапаешь надписи на коже. В определенных местах, таких, как ляжки, например, ты делаешь что-то менее глубокое, но царапин много… очень… и в итоге весь участок кожи красный, даже алый, как закат…       Костяшки рук побитые, в разноцветных синяках, и ты думаешь: «Блин, это так красиво!»       Любимый предмет селфхарма для себя выбираешь — чаще всего, это лезвие. Та и оно самое удобное для пользования в таком направлении. Нож, конечно, острый, но резать им именно «неприятно». Вот разрезаешь ты кожу, и ощущаешь этот дискомфорт. Что-то глухо, противно режет тебя, а уже потом идет не острая, не тупая боль. Дискомфортно, в общем.       Скобы — такой себе вариант. Ими нужно уметь себя резать и болезненное чувство какое-то мимолетное, не острое, кажется. Потом ты уже ощущаешь это сполна.       Канцелярский нож близок к идеалу, но недостаточно острый у него конец, чтобы получить чистую резь.       Про иглы и тому подобное вообще стоит промолчать — разве что втыкать их в себя. Медленно — больно, быстро — страшно, ладони потеют. Проткнешь ты кожу, надавишь, и если повезет — игла словно пробьет какую-то оболочку и примерно на миллиметр пройдет дальше словно сама. А пронзать иглу далее — ощущение не из лучших и, как бы это сказать… им ты «не насытишься». Короче, чувствования никакого. Да и заживает быстро. Так не прикольно…       Лезвия идеальны — острый конец моментально и болезненно рассекает кожу, а если не спешить — то при процессе чуть-чуть печет, и все равно резь какая-то тонкая, изысканная, что ли…       Но в то же время ты страдаешь, понимаешь, что селфхарм не помогает убрать муки в душе, а откладывает в долгий ящик, бомбу замедленного действия, а сам процесс лишь отвлекает. Затем срываешься и море крови. Затем уже страдаешь и телом, и душой, ненавидя самоповреждения.       Кэтсу начал это делать в надежде передать муки в раны, в порезы, в удары. Да, поначалу это так. Когда только начал и когда слишком болезненно — так и было. Но… только два-три удара, раны, пореза. Потом ты просто увлекся и «кормишь» себя чувством боли.       Ты даже фотографируешь себя, сохраняешь в отдельную папку, а после скрываешь с телефона.       Потом шрамы кажутся отвратительными; самооценка падает.       Но ты уже не можешь остановиться… и никогда… не остановишься…       Кэтсу уже понял это; уже пытался прекратить и примерно месяц с половиной себя не резал. Даже забывать кое-как начал, но…       Все повторилось.       Бывших алкоголиков, курильщиков, игроманов, наркоманов не бывает.       Бывших любителей селфхарма тоже не бывает!       И сейчас Кэтсу нужно пережить так называемую «ломку». Когда руки сами тянутся за острым, горячим, дрожат, потеют, а тело холодеет. Тело живет своей жизнью, а мозг отрицает отсутствие новых повреждений. Ты уже по привычке это делаешь, и это нужно остановить. Как только провалишься — все пойдет прахом.       С этими мыслями и рассуждениями блондин достал свой телефон и открыл скрытую папку в галерее, даже без нормального названия.       Первая фотография в ней — совсем небольшие царапины на внутренней стороне правого запястья около ладони. Там даже крови две капли. Это его начало.       Одни из любимых — рандомные, не очень глубокие порезы от канцелярского ножа на том же запястье. Ровные, горизонтальные-вертикальные, под наклоном… их много… Затем еще надпись скобами на левом запястье. Точнее, на всю руку до локтя. Написано «I hate». «myself» не влезло — скобами нормально не порежешь, даже не поцарапаешь. Там нужно руку набить и с размаху по коже. Мелко написать тоже не выйдет.       Еще два любимых его фото — это разбитые до крови костяшки пальцев и зелено- синие синяки там же после. Разбиты чуть ли не до костей. Двигать пальцами было невозможно.       И последнее — след от ожога возле локтя левой руки. Красный, но не слишком яркий. Парень очень сильно обжог руку и после посчитал шрам уродливым, что пришлось перебинтовать и до сих под бинт он не снимал.       Кэтсу, дрожащим пальцем и неприятным чувством на сердце, начал удалять фото один за одним. Удалив все, и чуть ли не прослезившись, он наконец-то снял с себя обувь и улегся спать на матрац.       Засыпая, вспомнил то, как когда-то шел по улице и чувствовал себя не в своей тарелке. Казалось, словно на него все смотрят, и видят насквозь. А на его руке были просто те первые царапины, надежно прикрыты рукавом.       Проснулся Кэтсу от того, что Люцифер стучал ему в дверь. Сонно разлепив глаза и услышав стук, парень понял, что проспал. Он вскочил с матраца, включил свет и открыл дверь, увидев злое лицо фиолетоволосого.       — Ты дрых, что ли?! — фыркнул тот, нагло заходя в комнату.       — Да… — блондин виновато почесал затылок.       — Давай мне свою одежду! — приказным тоном сказал Люцифер и уселся на теплом матрасе.       Тот тяжело вздохнул и, все еще сонный, поплелся в угол комнаты, где стояла большая сумка. Юноша притащил ее, оставив перед гостем, открыл, и начал рыться в одежде, которая там лежала. Вещей было не так уж и много, но для жизни хватает.       Кэтсу подобрал Люциферу темно-джинсовую куртку с кучей небольших карманов, а также какую-то обычную, не очень теплую серую шапку. Пришлось дать ему еще и свои черные кожаные кеды.       Люцифер вопросительно глянул на все это, после встал, накинул на себя куртку, шапку и обулся, убрав подкаты на джинсах.       — Ну и как? — обернулся он на Кэтсу, расставив руки в стороны.       — Отлично! Тебе идет. Только… — блондин приблизился к парню, заставив его дрогнуть, снял шапку, рукой «заправил» челку фиолетоволосого наверх, а после одел головной убор обратно. Пышная челка больше не закрывала правый глаз юноши.       Теперь глаза Люцифера предстали перед Кэтсу во всей красе — черные, четкие ободки по краям, приятный темно-фиолетовый цвет ниже становится все светлее и светлее. Вытянутый зрачок, черный как смоль красовался посередине. Белые блики придавали им жизни. Но его взор был каким-то немного безразличным, но это все равно заставило сердце блондина будто остановиться. Застыть и похолодеть; мелко затрепетать.       — Вот так лучше… — притихшим тоном проговорил Кэтсу.       — Аа… — Люцифер коснулся лба пальцами, — спасибо. — улыбочка.       — Подожди, я тоже переоденусь.       Парень отрыл в кучке одежды какую-то футболку в узкую, горизонтальную полоску черно-синего цвета и взял куртку, в которой сегодня уже выходил.       Отвернувшись к стенке, он снял с себя футболку, в которой спал, оголив спину.       — Кэтсу, а это…       Глаза Люцифера округлились, а по телу пробежала стая мурашек — ужасные красно-алые следы от кнута (одна из части наказания), рассекали всю спину не один раз.       Блондин тоже дрогнул, поняв, какую ошибку совершил, показав парню спину. Да и шрамы, удары и повязки на руках не остались незамеченными.       — Это… часть наказания… — робко протараторил он, со скоростью света надев футболку.       Увидь Люцифер это раньше, когда они еще не ладили так хорошо, Кэтсу бы просто рявкнул на парня, наверное, в лицо фиолетоволосого даже прилетело бы что-нибудь.       Ошеломленный юноша увел взгляд вниз, отходя от увиденного, и уже было хотел попросить блондина призвать свои крылья, но передумал. А то мало ли.       Кэтсу накинул на тело куртку и нагнулся, одевая кроссовки. Потом начал бегать по помещению в поисках кошелька.       Парни вышли с комнаты и блондин защелкнул дверь. Они привлекли любопытные взгляды Мао и Ашии, которые до этого о чем-то по-дружески (или не по- дружески, гы)0))) болтали.       — Куда вы? — поинтересовался Садао, переводя взгляд с одного на другого.       Они застыли в неловкости. Хотелось вылететь из дома; провалиться сквозь землю.       — Мы ненадолго. И вообще, какая разница? — первым начал Люцифер, пока Кэтсу стоял, как закаменелый, чувствуя холодок на коже.       Он совсем не понимал, что ответить. Ну не сказать же этим двоим, что он идет с Люцифером гулять…       — Нет. Просто странно, что ты с Кэтсу выползли из дома и идете ночью куда-то гулять. — махнул рукой Сатана, вскинув брови вверх.       Фиолетоволосый залился румянцем и начал злиться, словно хотя сказать «это не то, о чем вы подумали!!!»       — Урушихара, только не говори, что ты заказал эту одежду сегодня. — подозрительно, почти уверенно в положительном ответе парня думал Ашия, явно готовый его убить.       — Это я ему дал. — спокойно защитил Люцифера блондин, сделав покерфейс.       — Ладно, живи пока… кстати, Кэтсу, раз ты уносишь его, то и покорми, ладно?       Юноша удивился, но вспомнив, что Ашия есть Ашия, согласился и двое объектов для шипперства вылетели из дома.       — Куда идем? — спросил Люцифер уже на улице.       — В парк аттракционов. — ответил тот, словно уже давно решил, куда идти.       Фиолетоволосый изумился и неприлично покраснел. Хорошо, в темноте ночи этого не видно. Он все же согласился и они пошли в парк.       Идя по улице к пункту назначения, Кэтсу чувствовал какое-то умиротворение в этой темной, прохладной ночи. Наверное, ему казалось, что ночью людей гораздо меньше и из-за беспросветной тьмы ты становишься как-то незаметнее для окружающих. Красочные огни на витринах всяких больших магазинах и уличные фонари тоже сыграли свою роль.       Но то, что рядом с ним шел Люцифер, немного непокоило его. Как-то немного дискомфортно было, когда он вспоминал о присутствии рядом фиолетоволосого.       Все-таки от чувства ненависти к нему, застывшей в его сердце и сознании, парень еще не избавился до конца.       И вот, после недолгой ходьбы перед ними предстал парк аттракционов: манящий, веселый, яркий, с громкой музыкой, под которою хочется чуть ли не танцевать, и полный веселых криков людей.       Парни переглянулись и направились вперед, через ворота…