Silhouettes

07/20 Когда-то я читал много историй о холодных землях, отделенные от Британских островов горными перешейками. Там лежит снег, и ветер западет в уши своим безжалостным воем. В маггловских книгах жители тех далеких земель представлялись грубыми и безжалостными; жестокими, укутанными в меховые одежды с ног до головы. Магические фолианты были более лояльны к своим северным собратьям. Волшебники «за горами» все еще были беспринципны и существовали за счет практики Темных искусств, которые питали их злость. Дурмстранг был их оплотом. Много юных волшебников, обучавшихся в этой Академии, были падки на власть. Они хотели творить зло, используя те знания, которые получали каждый год от преподавателей. Нет ни одного учебника по истории магии, ни одного волшебного атласа, где бы выпускники Дурмстранга описывались как честные и порядочные волшебники, стоящие на защите магического мира. Каждый из них, так или иначе, терпел сокрушительное поражение, не справляясь со своей силой и непрекращающимися желаниями. Могучие, сильные, импульсивные и иногда совершенно не отличающиеся умом темноволосые головы, сидящие в аудиториях со склоненными в пергамент лицами. Одни страницы с такими картинками вызывали у меня трепет и подчас приводили в дикий ужас. Ничего удивительного, я был ребенком, не знавшим и половины из того, что мне доступно сейчас. Реальность же, на поверку, оказалась…удивительной. Геллерт Грин-де-Вальд не был похож на детскую страшилку из магического учебника. Блестящие на солнце и в тусклом свете лампы короткие волосы с золотистым отливом, утонченные черты лица, несвойственная северу бледность и худоба. Возможно, глаза. Да, именно они таили в себе весь холод, о котором я только мог подумать, и даже улыбка, змеей выползающая на вытянутое лицо, не делала их теплее. Геллерт поселился в Гордриковой впадине где-то в конце июня. Но не показывался почти месяц. Как я узнал позже, его исключили из Дурмстранга за нарушение дисциплины, что не особо волновало моего нового – единственного – друга. Батильда Бэгшот приходилась ему двоюродной бабкой и жила с нами по соседству, так что долгое время у меня не укладывалось в голове то, что мы не заметили прибытие ее внука. Сам Геллерт на эту тему не распространялся, прожигая меня насквозь оценивающим взглядом, будто подбирая ключи к сложному замку. Мы встретились с ним в первый раз через общий забор. Хотя вряд ли это можно назвать полноценным знакомством. Батильда отправлялась на очередную научную конференцию, а Геллерт, пропуская большую часть ее речи мимо ушей, я уверен, быстрым шагом пересекал узкий двор перед домом своей бабушки. Он запнулся на мгновение, и вот тогда передо мной и предстало это удивительно идеальное, по-магически привлекательное, лицо. Уже будучи подростком Грин-де-Вальд мог привлекать к себе внимание одним лишь незначительным поворотом головы, мимолетным движением тонкой линии губ или неконтролируемым движением рук (что случалось у него довольно часто в порыве эмоционального взрыва, только наблюдая за которым я приходил в неописуемый восторг). Он задержал дыхание, перехватывая книгу под мышкой. Я напряженно замер, охваченный смущением, и совершенно не обращал внимания на то, что из открытого окна кухни доносится рассерженный голос Абефорта. Геллерт скупо усмехнулся и продолжил свой путь, оставляя меня стоять и сжимать до побелевших костяшек только что покрашенное звено забора. Как ни странно, наша дружба зародилась довольно быстро, по его инициативе. Волны уверенности и покровительства, исходящие от его тонкой фигуры наполняли меня восторгом от того, что такой человек захотел со мной дружить. Он умел слушать и с искренним удовольствием парировал мои скудные аргументы, касающиеся исследования магических артефактов или статей из «Ежедневного пророка» о деятельности Министра магии. Это было жаркое лето, когда мы могли спорить сутки напролет, погруженные в пожелтевшие листы манускриптов и тайных записок, в попытке разгадать ложные секреты Мерлина и вывести новое заклинание. Геллерт был начитан, его интуиция иногда поражала меня. Его магические способности выходили за рамки традиционных защитных заклинаний или стандартного набора зелий. Уже к шестнадцати годам Геллерт экспериментировал с магией, отдавая предпочтения Темным искусствам. Он был дерзок, импульсивен, иногда слишком самоуверен и не терпел поражения. Грин-де-Вальд делал ошибку, и сжигал все свидетельства тому дотла, стараясь удержать рвущиеся наружу эмоции. Он был пугающе красив и притягателен в такие моменты для неопытного волшебника, коим я и являлся. Геллерт не боялся рисковать и заражал этим меня. Его идеи были мимолетны, он быстро перескакивал с одной темы на другую, откидывал одну книгу и тут же принимался за другую. Геллерт был порывист, но вместе с тем достаточно закрыт. Порой у меня возникало такое чувство, что я являюсь своеобразным сосудом, который он наполняет своими мыслями, потому что ему просто больше не с кем поделиться. Грин-де-Вальд не признавал нашей дружбы в прямом смысле. Только наедине он мог позволить себе раскрыться и высказать все то, что копилось в нем, похоже, с начала обучения в Дурмстранге. В нем не было фанатизма, возможно, чрезмерная целеустремленность и преданность одному делу, занимавшему его одаренную голову. Дары смерти. Детская сказка о трех братьях и подарке, который преподнесла им сама Смерть, захватила Геллерта. Масла в огонь добавлял тот факт, что в Годриковой впадине был похоронен Игнотус Певерелл – волшебник, который считался одним из героев этой старинной легенды. Геллерт изучал фолианты Батильды, проводил на местном кладбище дни, а то и ночи. Он писал, запоминал, бился из угла в угол, как раненый зверь. Это была болезнь, навязчивая идея, которой один друг делился с другим. Геллерт жестикулировал и кричал, проговаривая проклятья вперемешку с отрывками из сказки. Мы рисовали символ Даров смерти на стенах и коже, заканчивали им письма и короткие записки, как своеобразной печатью. Геллерт хотел освободить Магический мир, показать магглам нашу ценность, добиться признания. Конечно, для этого нужны были хоть какие-то реликвии. То, что возвысит нас. В его словах не было сумасшествия. Только логика и необъятное желание быть принятым и услышанным. Его речи, объяснения, доказательства вселяли в меня веру. Я был заворожен низким тягучим тембром его голоса, срывавшимся на мелодичный шепот. Геллерт слушал мои вопросы и возражения, принимая их, размышляя, делая выводы. Он постоянно говорил, что ему нужен союзник. Не марионетка или безмозглый фанат той же идеи. Равный. Верящий так же страстно в идею равноправия. Я видел сжатые до боли кулаки и светящиеся глаза. Слышал уверенную и твердую речь. Смотрел на фигуру юноши перед собой, которая в моих глазах в такие моменты увеличивалась в размерах, и отчаянное и такое желанное предположение согревало мне сердце: возможно, когда Геллерт всего добьется, я буду стоять рядом с ним… 07/20 (продолжение) Я еще никогда так не ошибался. Все идеи и мысли о светлом будущем оказались хорошо спланированной ложью. Теперь мне понятно, что имели в виду авторы этих старых потрепанных книжек. Геллерт Грин-де-Вальд – животное, ведомое жаждой крови и сломанным моральным компасом, снедаемое ненавистью и жаждой мирового господства. Его не волнует достижение цели, он переступает через все и вся, если видит хотя бы малейший отблеск слабости в оппоненте. Грин-де-Вальд с испугом и разочарованно злостью смотрит на мою бедную Ариадну, сдерживая яростный вопль. Мне не стоит особого труда поднять на него палочку. Я боюсь и чувствую жгучее предательство, стекающее по венам. Волшебник, который поведет за собой миллионы своими сладкими речами. Чума, что разрушит магический мир, разложит его на руины. Перед глазами одна из них, в голове – еще сотни таких же. И все это

«ради общего блага, Альбус. Ты же должен понять. Мира нет. Есть мы и те, кто стоит на нашем пути».

Он дрожит, понимая свою ошибку, и нервно дергается в попытке сейчас же убежать. Что случилось с ним, ведь Геллерт так же юн, как и я. Но все его существо переполнено злобой, надменностью. Гордость сдавливает ему горло, вынуждая уйти пораженным, опустошенным, но несломленным. Грин-де-Вальд обещает мне скорую встречу, пророчит себе скорые победы. И будущее, проскальзывающее в его речах, кажется слишком реальным и пугающим. 09/19 Он не сопротивлялся! Безжизненный взгляд, сжатые челюсти, потрепанная от времени и нескончаемых боев мантия. Искры, вылетающие из палочки лишь по движению кисти. Он приручил ее; нашел, выкрал. Бузинная палочка – древний артефакт, реальность – сейчас в руках самого безжалостного волшебника своего времени. Геллерт как будто бы и не старался выиграть. Я отбивал все его атаки и с трудом справлялся с его непревзойденной защитой. Никого, кроме нас. Давящая тишина и прищур глаз напротив. Грин-де-Вальд пример расслабленного дуэлянта. Поединок со мной не представляет для него труда, он нарочно поддается мне, ставит подножки. Но за время нашей изоляции я все еще не забыл липкий страх, покрывающий его лицо и маленькие слабости, осколки его души, лежащие у меня на ладони. Кровь тянется к крови… Это и стало его концом. Одно метко пущенное «Экспеллиармус!», и легендарная Бузинная палочка падает вниз, ведомая покрытыми рубцами пальцами. Атака, но Геллерт без проблем отбивается руками. Уже не так рьяно, как в начале этой встречи. «Ты мог бы стоять рядом, Альбус,- он отчитывает меня, как маленького мальчика, хотя мы уже оба не верим в то, что вырывается из его уст.- Они уже преклонили колено». Марионетки под Империусом, такие же ненавистники всего живого и просто фанатики, что шли за тобой толпой, исчезли, рассыпались в прах, когда появился я. Они думали, что ты боялся. Просто выжидал, как и всегда, когда я – несмышленый и жаждущий твоего внимания – прибегу и буду просить еще одну грандиозную историю, оканчивающуюся победой волшебников, их господством. Миру нужно было равновесие, Геллерт. А ты превратил его в хаос. Несдержанный мальчик, ломающий наскучившие ему игрушки. Он не кидает Непростительных, не пытается убить меня. И при первой же возможности падает сам. В это же время передо мной появляются трансгрессировавшие мракоборцы. Геллерт прячет самодовольство и непокорность, но все его тело кричит о четко спланированном плане, что я на секунду даже теряюсь. Он требует добровольное заключение в Нурменгарде, пока один из мракоборцев зачитывает ему имена пойманных последователей. Геллерт Грин-де-Вальд не жалеет убитых и наказанных. Они – показательный пример его цели. Слабый волшебник в глазах общества хуже маггла, не важно, какая кровь в нем течет. Трусость приводит к поражению. А проигрыш не может быть уделом волшебников. И как же раньше я не увидел всей правды за его лозунгами надежды. Мне разрешили сопроводить его в крепость. Прямая спина и равнодушное смирение, бьющееся на висках могущество этого темного волшебника. Мракоборцы дрожат, но продолжают идти. Геллерт мог бы убить их всех. Уничтожить и убежать. Не стану скрывать, что в какой-то момент своей несдержанной человечности я захотел этого всем сердцем. Мы были друзьями, он хотел сделать этот мир лучше. А теперь между нами прутья клетки и наложенная иллюзия. Геллерт улыбается, и кривая гримаса искажает его некогда идеальное лицо. Он не обещает скорой встречи, но и не прощается. Мир возрождается из пепла. Война окончена.