Встреча

      Встреча с Эш всколыхнула то, что Маккри считал надежно похороненным в своей памяти: детство хулигана и оторвы, вечно задиравшего всех вокруг и невесть почему сдружившегося с богатой девчонкой. Кто-то говорил, что это он виноват в том, что Элизабет стала такой вот, но сам Маккри честно считал, что и без его влияния она бы ступила на скользкую дорожку. Может, он вообще помогал Элизабет ("Бетси, Бетси, смешная девочка Бетси") держаться хоть каких-то правил приличия?       В любом случае, Эш хранила их совместную фотографию... Наверное, это был ее моральный компас, не дававший скатиться на совсем уж донное дно. Или она просто хотела помнить лицо предавшего друга, чтобы всегда иметь возможность разжечь внутри себя ненависть.       Сам Маккри хранил под пончо у самого сердца нечто похожее. Их фото с Гэндзи. Кажется, Лена щелкнула их, когда они разговаривали о чем-то в коридоре базы. Смешно получилось — ссутулившийся Маккри, напоминающий нахохлившуюся птицу, и чуть ли не привставший на цыпочки киборг, что-то горячо втолковывавший собеседнику. В любом случае, фото он хранил бережно, сам не зная, зачем.       "Хотел помнить лицо предавшего тебя друга", — говорит внутренний голос, от которого Маккри привычно отмахивается. Не предавшего, просто выбравшего в жизни тот путь, который обогнул Маккри. И не друга...       — Джесси, ты так внимательно рассматриваешь картину, — Эмили смеется, этот звонкий смех всегда отлично прогонял хандру, в этот раз тоже заставляет улыбаться в ответ. — Она тебе понравилась?       — Разумеется, она очень... красивая. Как и ты.       Эмили снова смеется невесть чему и почему-то торопливо упархивает прочь. Маккри провожает ее взглядом и снова внимательно разглядывает картину, изображавшую какие-то синие цветы. Ничего так, недурно. Все-таки стоило приехать сюда, на выставку картин Эмили. Повидаться с Леной, пройтись по лондонским улочкам, взглянуть на мемориал памяти погибшего омника. Ощутить вкус нормальной жизни, мирной, где никто не пытается убить.       — Джесси...       А вот этот голос он предпочел бы слушать всю жизнь. Ладно, он бы хотел никогда больше в жизни его не слышать.       — Шимада, какая встреча, — это получается почему-то сухо и холодно, все эмоции словно заперты внутри.       Гэндзи переступает с ноги на ногу. Лицо не скрыто маской, так что видна тень вины и печали в глазах. И столько новых шрамов. Маккри вздрагивает, с трудом заставляет себя остаться на месте.       — Ты жив. Это хорошо, — Гэндзи растерян чуть больше, чем хочет показать.       — Я тоже рад, что ты жив.       Все так сухо, так нелепо, Маккри чувствует себя не в своей тарелке, не знает, куда девать руки. И нервничает как подросток, что его предсказуемо злит. Зачем такая реакция, к чему она вообще? Между ними ничего нет больше. Точка. Черта под отношениями.       — Я схожу покурить, что-то у меня переизбыток культуры в организме. Все красиво, но не мое это.       Лена внимательно смотрит на них, Эмили вовремя придерживает ее за руку легким жестом, не давая ворваться в тесный круг Маккри и Гэндзи и начать налаживать отношения между друзьями. Маккри ей благодарен за это.       Потому что ну черт знает, что вообще делать и как себя вести.       — Составить тебе компанию? – предлагает Гэндзи.       — Да, пойдем.       Это до боли напоминает прежние времена, когда Маккри носил черное, был моложе, красивее. И целее. Он вытаскивает из-под пончо левую руку, поправляет шляпу.       — Не ожидал, что здесь будет столько народу. Эмили зря волновалась, что ее выставка пройдет незамеченной...       Говорить. Неважно сейчас, о чем именно, главное, не замолкать. Потому что в тишине рождаются странные мысли. Обнять киборга, например. Ага, под пончо спрятать, слезами полить, как в дурацкой латиноамериканской мыльной опере. Еще и надрывно воскликнуть: "Хулио, где же ты был столько лет, о, Хулио, наш сын уже успел побывать в коме, развестись и третий раз жениться на падчерице дона Фернандо!".       На крыше Гэндзи замирает неподалеку и смотрит на Маккри, словно боится подойти. Маккри курит и смотрит в ответ, чуть хмурясь.       — Ты не центр "Хьюстон", я не космический аппарат, но у нас проблема, — с сожалением говорит он, с тем нарочито притворным сожалением, которое всегда у него предшествует чему-то, совершенно далекому от печального известия. О чем Гэндзи прекрасно знает, потому что сам неоднократно был атакован такими вот новостями.       "Гэндзи, у нас проблема: я приготовил завтрак, а в одиночку не справлюсь".       "Гэндзи, у нас проблема: я потерял свою шляпу в твоем шкафчике".       "Шимада, у нас проблема: я в тебя влюбился".       — Какая? — сразу включается в игру Гэндзи.       Маккри сглатывает, обдумывая следующую фразу. Ничего не испортить…       — Ты слишком далеко от меня стоишь.       Гэндзи оказывается рядом почти моментально. Маккри выдыхает табачный дым, обнимает его, укрывая под пончо. Потому что иногда просто стоит сделать вид, что ничего особенного не случилось. Как любил говорить Рейес при ссорах агентов: "Кто умнее — тот первым заткнется". Жаль, что в отношении его и Джека это не сработало.       — Нам надо будет вернуться на выставку, — бормочет Гэндзи.       — Более того, нам еще придется пить с девушками после выставки, — отвечает Маккри.       Может быть, все, что нужно — это вести себя как обычно? Ну, Рейес же старше, умнее. Может, он знал, о чем говорит?       — Нам стоит поговорить? – спрашивает Гэндзи. И прижимается, изо всех сил.       — Стоит, — безжалостно говорит Маккри. – Но попозже…       — Когда?       Гэндзи смотрит почти умоляюще, словно пытается сказать: "Только не ближайшие сто лет. Мне нечего сказать".       — Когда-нибудь, когда у нас будет время, — Маккри пожимает плечами.       И целует Гэндзи. Потому что целоваться важнее, чем выяснять отношения.