Sing Me to Sleep

Как свежи и душисты ночи Аграбы, как загадочен и весел их краткий миг! Как прекрасны высокие, пляшущие костры, как удивительны люди, танцующие и забывающие о завтрашнем дне! Вы любили повторять эти слова из раза в раз перед сном, когда я заходила в Ваши покои, чтобы попрощаться до нового рассвета. Ваши глаза всегда лихорадочно блестели, и было в их темной, кофейной глубине что-то манящее, и я смотрела и не могла оторвать взор; о, Ваши пылкие речи, которые Вы смели изливать только мне, мне одной и никому более — как же они тешили мое самолюбие, как же я упивалась Вашими откровениями, и ничего на божьем свете больше не трогало меня. Лишь Ваши яркие слова, забытая ровная осанка, Ваша привычка махать рукой, прикрывая уста в порыве сдержать свои порочные, недостойные Вашего сана мысли — в эти моменты все Ваше принадлежало мне. Вы, принцесса, всегда позволяли заплетать мне Ваши мягкие волосы по утрам, а темными ночами я распускала их, и думала — ах, принцесса, если бы вы только знали, что никакие шелка не сравнятся с вашей тонкой кожей, которую я ненароком задевала дрожащими пальцами, расплетая тугую косу. Ах, если бы вы знали, что никакие драгоценные заколки не украсят Ваши волосы — их дешевое золото только меркнет по сравнению с вашими темно-шоколадными локонами. Но Вы, принцесса, никогда не замечали своей красоты. Вы вновь и вновь говорили о других людях — нищих, ворах, простолюдинах, восторгаясь их жизнью, и я никогда не могла Вас понять. Для меня существовали только Вы. Да, я знаю, что Вы хотели быть свободной, принцесса, и жизнь в золотой клетке томила вас так же сильно, как и мои неозвученные желания — но Вы были верны своему долгу, исполняя волю отца и закона в лице его. Могла ли и я быть хоть немного похожей на Вас, принцесса? Ведь каждую ночь я чувствовала, что больше не вынесу бремени моей скованной свободы с Вами. Наверное, Вы бы не поняли меня, принцесса; посмеялись бы смущенно, да горячо обняли, услышав мое признание — все те откровения, которые я пишу в этот дневник. — Что ты такое говоришь, моя милая Далия? Не надо таких глупостей! Но разве не Вы, не Вы и сами говорили-говорили тысячу глупостей о жизни вне дворца султана? Например, о том, как хорошо бы было переродиться в другого человека и пожить так, как все другие вокруг. Я тоже думала об этом. О, Боже, как мне хотелось переродиться в того прекрасного принца, который явится завтра в дворец, которому дозволено будет просить вашей нежной руки и пламенного сердца — ему, а не мне! Но Вы исполняли свой долг, покоряясь ему, и я должна была исполнить свой, отпуская Вас. Я не вынесу этого. Но Вы не должны этого знать, моя дорогая принцесса. Тогда была особенно жаркая ночь. Мне всегда душно в груди, когда я рядом с Вами, но сегодня, в последний раз, все по-иному. После полуночных приготовлений ко сну Вы улеглись на мягкие одеяла, и не отпустили меня, как обычно бывало, попросив потушить бледный свет. Я помню, как подошла к Вам и присела на край взбитых одеял, повинуясь Вам. — Спой мне, Далия. Прошу, спой мне, как пела моя мать в последний раз. Я хочу заснуть, думая, будто бы она до сих пор рядом со мной. Вам страшно, принцесса — я вижу по Вашему взгляду. Покидать родную клетку, оставлять все — и сад, и город, и отца, и меня (я так надеялась, что Вы хоть немного жалели об этом!). И я согласилась тогда, устроившись поудобнее. Я запела Вашу самую любимую колыбельную, прощаясь с Вами до нашего последнего рассвета. Вы тогда лежали, вслушиваясь в мою тихую мелодию, медленно прикрыли густые ресницы — и тогда я осмелилась притронуться своими губами к вашему лбу — Вы дрогнули, но не оттолкнули меня, позволяя нарушать мне греховные границы. Простите меня, простите, если сможете, принцесса, но я не могла сдержать себя; позже, когда я оторвала свои уста от Вас, я еще долго смотрела на Ваше милое лицо, на которое падал мягкий свет луны, и я тогда я загадала самое низменное для моей чести желание. Я хотела встретить с Вами рассвет не в последний раз. Но жизнь — это не волшебная лампа с чудесным джинном из сказок, и мое желание исполниться не могло. Утром Вы полюбовались на расцветающий город, а затем сказали, как же прекрасны рассветы Аграбы. Смотря на Вас, я долго думала над ответом. Я протянула руку и заправила прядь Ваших волос за ухо, улыбаясь новому дню с Вами. И прошептала, любуясь, как солнце играло Вашими прекрасными волосами, поблескивая в прекрасных, и отчего-то грустных глазах: — Да.