Пепел и пламя

      У Джинни волосы цвета огня, которые особенно сверкают под холодными искусственными звёздами Большого зала, украшенного к Святочному балу. И эта деталь, эти частые всполохи неизменно заставляют взгляд цепляться за девушку даже когда та ныряет в пёструю толпу. Яркое пламя, выкрасившее в красный и рыжий дни, бывшие до этого, наверное, серыми. Драко снова и снова находит её глазами, кружащуюся в вальсе с неуклюжим Невиллом Лонгботтомом, норовящим то наступить на подол простенького платья, то отдавить девчонке ногу.       Малфой хочет коснуться сложной прически младшей Уизли, вытащить стягивающее волосы множество шпилек, чтобы пропустить между пальцев гладкие, блестящие пряди. Нестерпимо хочет, до одури, до прошибающего тело импульса, почти заставившего протянуть руку, когда девушка вдруг оказывается совсем рядом. Миг, и две танцующие пары расходятся в стороны, а до сознания долетают невнятные, заглушаемые громкой музыкой извинения Лонгботтома, которого Малфой – стыдно даже подумать – готов благодарить за подаренное мгновение.       Драко мечтает пригласить девчонку на танец, живо воображая реакцию студентов Хогвартса. Воображая, как засмеётся пренебрежительно весь Слизерин, и кто-нибудь обронит насмешливое: "Решил заняться благотворительностью, Малфой?" Воображая, как застынут удивлённо остальные, застигнутые врасплох внезапным решением, прежде чем в его сторону полетят разгневанные: "Оставь свои шуточки для себе подобных". И только гости из других школ не поймут всю остроту сложившейся ситуации. Парень почти видит, как сжимаются кулаки Рона Уизли, закипающего гневом, как близнецы выходят вперёд, загораживая девчонку. И почти слышит звонкий голос их сестры, выдающий скорый отказ. Да, Джинни откажет, и этот факт не поддаётся сомнению. Малфой пытается набраться смелости, всячески уверяя себя, что это просто-напросто танец. Один-единственный, ни к чему не обязывающий и не принуждающий. Малфой практически заставляет себя поверить, что атмосфера Святочного Бала на несколько коротких минут позволит позабыть давнюю вражду между факультетами. Ложь столь сладкая и желанная, что почти сходит за правду.       Драко хватается за Панси Паркинсон, словно она та самая соломинка, из жалости протянутая утопающему. Панси сразу прижимается ближе, по-своему истолковывая порывистый жест, к самому его уху наклоняется, шепчет что-то неразборчивое, глупое, ненужное. И тоска пробирает до самых глубин, несмотря на тщательно поддерживаемую атмосферу пышного праздника. Когда Панси выдаёт что-то похожее на шутку, парень заставляет себя поднять краешек рта в жалком подобии улыбки, едва не превратившейся в звериный оскал. А рыжая девчонка из ненавистного Гриффиндора, из презираемого семейства Уизли смеётся так живо и беззаботно в объятиях толстяка Лонгботтома. И звонкий голос звучит в ушах Малфоя серебристым колокольчиком, перекрывая собой приторно-сахарные речи Паркинсон. А Драко, исподтишка наблюдая за солнечно-рыжей Джинни, понимает, что пропал окончательно и бесповоротно.       У Джинни Уизли волосы цвета пламени, и россыпь симпатичных веснушек на носу и щеках подобная искрам. Волосы Драко Малфоя выкрашены пеплом, что будто бы заявляет: не стоит прикасаться к огню.       Драко Малфой не самый прилежный посетитель Клуба Слизней. Для него желание профессора Слизнорта пригласить непримиримого борца за чистоту крови в свой разношёрстный кружок – загадочный феномен. Да, его отец состоял в этом, вроде как почётном, Клубе. Однако, самого Малфоя младшего не особо воодушевляют частые, однообразно-унылые собрания. И в этом он впервые солидарен с Грейнджер и Поттером, на лицах которых натянута сдержанно-вежливая улыбка, а во взглядах неприкрытая скука.       Драко уже давно перестал бы приходить на встречи, если бы не одно особенное обстоятельство. Обстоятельство с огненными волосами, которое неизменно появляется рядом с Гермионой Грейнджер. Будь парень посмелее, будь парень учеником какого-нибудь другого факультета, он бы обязательно использовал этот шанс, чтобы попытаться сблизиться с Джинни Уизли. Но суровая реальность напоминает о себе серебристо-зелёным галстуком, въедается в одежду запахом сырости подземелий, который не исчезнет даже под влиянием внутреннего пламени рыжей девчонки. Факты глумятся над его глупой влюблённостью, до смешного неосуществимой, до ужаса реальной. Раздражает, и ничего с этим не поделаешь. "Ты ведь слизеринец, – вопит где-то внутри задетая за живое, уязвлённая гордость. – Ты возьмёшь своё коварством и хитростью! Ты не будешь мчаться напролом, как глупые львы!" Лучшее оправдание трусости.       Слизеринцы и гриффиндорцы садятся как можно дальше друг от друга за круглым столом, а в результате выходит, что почти напротив. И взгляд сам собой поднимается вновь и вновь на Джинни Уизли. Джинни, которая слушает внимательно беседу, и сама частенько говорит что-либо, увлекаясь всё сильнее разговором. Джинни, которая смеётся о чём-то своём с Грейнджер, или чуть смущённо улыбается сидящему рядом Поттеру. И каждая улыбка пронзает сердце колючей ревностью, завистью жгучей к тому, кому позволено сидеть так близко, кому позволено смотреть на неё не через мнимую границу, говорить с ней не боясь услышать в голосе злости. Немыслимо. Малфой пытается выбросить из разума нелепые фантазии, ведь и дураку понятно, что между Слизерином и Гриффиндором никогда не будет даже приятельских отношений. Что уж и говорить о дружбе и любви. Взгляд предательски выхватывает из череды лиц за столом профиль девушки, которую Драко должен, но не способен забыть.       Джинни Уизли всегда жизнерадостна и весела, когда находится в окружении друзей, или же решительна и собрана, предельно серьёзна в те редкие моменты, когда Драко видит её перед матчами по квиддичу. Джинни Уизли плачет навзрыд, сжавшись в комочек на подоконнике в пустом коридоре. Утыкается носом в колени, и пальцами побелевшими от напряжения стискивает полы школьной мантии. А волосы растрепанные рассыпаются по плечам огненным водопадом.       И Малфой понимает, что стал невольным свидетелем того, что не предназначено для чьих-либо глаз. Эта мысль заставляет растеряться, завертевшись между внутренним ликованием и содроганием от непривычной неловкости. Тянет сбежать, скрыться как можно скорее за поворотом, манящим своей близостью. Тянет подойти ближе и… А что и? Он ведь понятия не имеет, как успокаивать плачущую девушку, просто потому что ни с одной не сближался до той степени, когда не стыдно показать свои эмоции. И сейчас в голову приходит одна только идея, поражающая своей настырностью: подойти к девчонке и гладить её по волосам, пока не успокоится. И ни в коем случае не спрашивать, что произошло. До чего же абсурдно, бессмысленно. Разве позволит гордая гриффиндорка дотронуться до себя слизеринскому хорьку? Ответ более чем очевиден, и от этого на душе невозможно паршиво.       Уизли замечает парня до того, как тот успевает что-либо предпринять.       – Уйди к черту, Малфой, – огрызается Джинни, отворачиваясь поспешно к холодному стеклу. Надеясь, видимо, что тот не заметил её разбитого состояния.       Но только слепой не заметит, как блестят на щеках влажные дорожки слёз, как старательно распухшие глаза прячутся под спадающими на лицо рыжими прядями. И потому сильнее распаляется желание приблизиться к девушке, такой беззащитной в это мгновение, такой испуганной. И обнимать так долго, так крепко, насколько это вообще возможно, желая, чтобы время замерло навечно. Драко порывается сделать шаг вперед, а в следующий миг мечтает провалить сквозь землю, потому что вместо обыкновенной ядовитой колкости с губ срывается непривычно-нежно:       – Только вместе с тобой, Уизли.       Голос отражается от голых стен будто многократно, будто лишь усиливаясь, стучит молотом по вискам. А сердце вторит ему, выколачивая судорожно о грудную клетку: "С тобой. С тобой. С тобой!" Джинни не замечает ласковых интонаций в голосе, не может заметить. Или же просто не хочет. Не желает верить, будто слизеринец способен испытывать к ней что-то кроме ненависти и подчеркнуто-холодного презрения. И она права конечно же, вот только Малфой уже устал быть слизеринцем.       До смешного быстро взвесив все за и против, заткнув одним махом проснувшуюся было гордыню, Драко сокращает за четыре шага разделяющее его и девушку расстояние. И в этот момент ему плевать совершенно на всё и на всех. Потому что моментально наваливается усталость, потому что давит своей тяжестью данное, а, скорее, вытащенное под страхом смерти обещание. Потому что давно уже осточертело смотреть украдкой на девчонку, без возможности оказаться рядом. Под её полным неистовой злобы взором, под её раздражённое молчание, парень опускается на тот же подоконник. Опускается так далеко, как только представляется возможным, но носки туфель Джинни всё равно упираются в его бедро. Ну и пусть. Драко прислоняется к окну, и в первую секунду стекло неприятно холодит шею, заставляя сотни мурашек пробежаться по телу. И глядя невидяще в стену перед собой, Малфой впервые за этот год позволяет себе отпустить мысли, сбросить постоянно окружающий сознание барьер. И расслабиться наконец-то, не чувствуя больше ничего.       А плечо горит, плавится под взглядом больших карих глаз. Ощутимо, что почти зудит кожа, но даже это не раздражает. Малфой ждёт отрешённо и безмятежно, когда лопнет терпение Уизли. Малфой почти готов к любому из последствий.       – Чего ты хочешь? – шепчет девчонка, потому что знает: голос неизбежно сорвется от оставшихся невыплаканными слёз. А она не из тех, кто покажет врагу свою слабость.       Драко читает её легко, беспрепятственно, словно книгу открытую, что написана простым и понятным языком.       – От тебя? – он поднимает брови в притворном удивлении, но взгляд не переводит, продолжая буравить им стену. – Совершенно ничего.       Пустая стена, без единого портрета – главная причина, по которой Малфой выбрал для уединения именно этот коридор. Раздражённая и взбешённая, но такая милая Джинни Уизли – главный повод остаться.       Их перепалки обычно отличаются остроумием и изяществом, и Драко каждый раз получает странное, извращённое удовольствие от любой, даже самой мелкой ссоры. Сегодня же всё сводится к банальному, по-детски обиженному:       – Я не желаю тебя видеть!       И столь же глупому в ответ:       – Ну так закрой глаза.       Девушка разворачивается лицом к пустой стене, спиной облокачиваясь на прохладное оконное стекло, почти повторяя позу, в которой замер парень. "Замёрзнет", – отстранённо предполагает Малфой, продолжая гипнотизировать стену отсутствующим взглядом. И в догонку летит понимание, что девушка, в отличие от него, надела тёплую школьную мантию, поэтому не страшны ей холодные стёкла или гуляющие по замку сквозняки. Джинни отодвигается как можно дальше от парня, но не уходит, даже с подоконника не слезает. Слишком упрямая, слишком гордая. И сейчас Драко безмерно рад этим двум чертам характера.       Случайная встреча в пустом от портретов коридоре перерастает в еженедельное столкновение. Из чистой вредности, из ребяческого нежелания уступить оба продолжают приходить в назначенный час, чтобы затем молча сверлить друг друга ненавидящим взглядом или смотреть тупо в одну точку, куда-то на голую стену. Доказать своё превосходство, отчаянно веря, что уж сегодня точно противнику наскучит игра. Показать нежелание пойти на уступки, никогда не оставляя пустым место на подоконнике. Так глупо, что даже веселит. Так отчаянно близко к друг другу, что заставляет ждать новой встречи, отсчитывая дни.       Незаметно для Драко, взаимное молчание вдруг начинает разрушаться звуками их голосов. Однажды, ни с того ни с сего, Джинни просто бросает задумчиво перед уходом: "Увидимся через неделю, Малфой", – вынуждая его сердце подпрыгнуть от неожиданности и восторга. А в следующий раз уже он возвращает ей ответно-прощальное: "Жду в следующий раз в это же время, Уизли". И в какой-то момент Малфой уже не может представить их почти что свидания проходящими в тишине.       Встречи с Джинни Уизли полнятся лёгкостью и светом, согревают своим теплом. И дарят почти утраченное желание жить, оставленное среди нагромождений всевозможного хлама в Выручай-комнате, исчезнувшее в сломанном шкафу. Отстранённо-бессмысленные разговоры с каждым разом приобретают всё большую глубину, раскрывают различные оттенки личности собеседника. В них настоящее переплетается с прошлым, и красочными вкраплениями влезают мечты о будущем. Джинни рассказывает, что после школы мечтает продолжить играть в квиддич, и солнечная улыбка не сходит с её лица. Драко врёт, что пойдет работать в Министерство магии, потому что политика всегда его интересовала. Малфой ненавидит себя за ложь, которую эта светлая девчонка принимает за чистую монету, ненавидит себя за испорченные этим враньём встречи: то единственное незамутненно-чистое, что есть в его жизни. Но и поступить иначе для него невозможно, потому что круциатус – самое малое наказание за непослушание. Вот только одним круциатусом дело не ограничится.       Джинни Уизли сияет рядышком рыжим солнцем, и Драко почти тошно от ощущения собственной грязи.       – Уизли, пошли в Хогсмид в выходные? – выдаёт Малфой, лениво усаживаясь на подоконник рядом.       За окном разгуливается декабрь, и зима только-только начинает набирать силу, но в пустом школьном коридоре непривычно уютно. Куда лучше, чем в мягком кресле перед камином в гостиной факультета.       В глазах девушки недоверие, которое будто никогда не сотрётся полностью. В глазах девушки нескрываемое ликование, едва-заметное, совсем недавно зародившееся.       – Почему нет? – лишь пожимает плечами она, пряча улыбку за широким воротом мантии.       Расстояние между ними сокращается пропорционально тому, как приподнимаются покровы, скрывающие собой их души. Ни Драко, ни Джинни больше не жмутся на противоположных краях подоконника, не забиваются в самый угол, чтобы отодвинуться как можно дальше от человека рядом. Их локти почти вплотную прикасаются друг к другу, но никто не ощущает дискомфорта, не стремится одёрнуть руку будто обжигаясь.       – Как друзья? – задаёт девушка встречный вопрос.       Малфой безумно хочет верить, что в её словах слышится сожаление, что это не галлюцинация, не игра взбалмошной фантазии. Желаемое? Действительное? Прокручиваемый множество раз в голове голос девушки искажается столь сильно, что невозможно становится вспомнить первоначальную интонацию. И парень отвечает едва слышным эхом:       – Как друзья.       – Признаться честно, я всегда думал, что ты влюблена в Поттера, – словно бы вскользь замечает Драко.       Джинни танцует с ним на рождественской вечеринке Горация Слизнорта, под подозрительными, пристальными взглядами. Завтра по всей школе со скоростью молнии побегут слухи, ведь Драко Малфой обнимающийся с Джинни Уизли для подростков сенсация не меньшая, чем возрождение Тёмного Лорда. Завтра Рональд устроит истерику, и почти наверняка попытается завязать драку, кажется думая, что сестра является его собственностью. Но это всё случится только завтра. Сейчас ладони Драко лежат на спине девушки, прижимающейся к нему так близко, что дыхание перехватывает. Сейчас её голова опущена на его плечо, и огненно-медные пряди щекочут обнажённую кожу шеи невесомыми прикосновениями.       – Когда-то так и было, – Джинни переводит глаза в сторону Гарри, который весь вечер бросает взгляды то на Малфоя, то на Уизли. И если бы взглядом можно было убить, Драко упал бы замертво не успев достать, да что там, даже подумать о волшебной палочке.       – А вот теперь Поттер влюблён в тебя, – сообщает Малфой таким тоном, будто раскрывает самую страшную в мире тайну. А после подмигивает заговорщицки, ловя ответный смешок, – и уже полгода старательно прожигает в твоей спине дырку. Прямо вот здесь.       Длинные пальцы издевательски-медленно скользят вверх по её позвоночнику, и останавливаются не доходя до самого верха, чуть надавив на точку между лопаток. Девушка тут же замирает, вздрагивая от нежных прикосновений, от пробежавшейся по спине стайке мурашек, что чувствуется в участившемся сердцебиении.       – Пару лет назад я бы стала самой счастливой девчонкой, сообщи мне кто угодно эту новость, – произносит она в ухо Драко, обжигая разгорячённым дыханием.       А сама прячет покрасневшие щёки прижимаясь к парню вплотную, хотя казалось, что ближе уже некуда. Малфою не нужно видеть её лицо, чтобы распознать весь спектр отразившихся на нём эмоций.       – И что же изменилось? – спрашивает парень нацепив на себя выражение притворного удивления.       Джинни вскидывает взгляд, и лучащиеся светом глаза, в глубине которых скрыто столько нежности и тепла, говорят больше любых слов.       В любой другой ситуации Драко назвал бы Джинни Уизли глупой. Невероятно глупой, наивной дурочкой, с лёгкостью и непосредственностью открывающейся врагу. Гипотетическому врагу, но кто знает, когда возможность станет реальностью? В таком случае Драко Малфой не меньший дурак, если столь же безраздельно доверяет младшей Уизли.       Она вспоминает прошлый учебный год, беззлобно напоминая Малфою, что тот был "тем ещё кретином". На самом деле, он и сейчас остаётся кретином, но до безумия стыдно признаваться в этом. Потому что признание равносильно разрушению собственной семьи. Потому что правда подорвёт близкие отношения с девушкой, заставит отвернуться единственного оставшегося друга. Всех остальных Драко с необычайной лёгкостью вычеркнул из жизни, оставил за спиной вместе с Хогвартсом. Как выяснилось, Драко Малфой не любит прощаться. А ещё он до судорог боится подставить под удар хоть кого бы то ни было, боится, что Лорд нащупает другие, помимо уже существующей, точки воздействия на мальчишку. Казалось бы, разве той, что есть, недостаточно для безоговорочного подчинения? Ответ прост до безобразия: Тёмный Лорд не считает, что рычагов контроля может быть много.       – Как вы договаривались о встрече? – Драко врывается бесцеремонно в воспоминания Джинни о тренировках Отряда Дамблдора. – Мы столько раз пытались поймать вашу компанию за составлением плана, караулили во всевозможных местах, и всё бестолку. Та девчонка – Эджком – рассказала лишь о собраниях в Выручай-комнате, и больше из неё не получилось вытянуть ни слова.       Девушка ближе придвигается, что дыхание её почти задевает кожу. Знает ведь прекрасно, как это действует, и пользуется беззастенчиво в любой удобной ситуации. И смотрит хитрой лисой, торжествующе ухмыляясь, почти смеётся. Малфой сильнее сжимает лежащую в его руке маленькую ладошку, мозолистую от бесконечных квиддичных тренировок. "Ты не достоин Джинни Уизли", – издевается собственная совесть, у которой в последнее время слишком холодный голос. И слишком родной. "Ложь!" – перекрикивает её Малфой, не решаясь признать правоту надменного внутреннего голоса.       – Не скажу, – звенит над всем этим шёпот Джинни, успокаивающе, по-домашнему нежно. На плечо Драко опускается её голова, и по телу разливается приятная лёгкость, отгоняя на мгновение всё негативное. – Пойми, это не только моя тайна, не мне её разглашать.       Ладошка девушки выскальзывает из руки Малфоя, перемещаясь на его спину. Двигается вверх-вниз, поглаживая мягко, ласково. И горько становится от одной только мысли о том, что немного у них осталось подобных вечеров. А также о том, что парень, так отчаянно весь год сжигавший мосты, возвёл новый, обрушить который не представляется возможным. Вот только оставить всё как есть – значит поставить под удар Джинни, девушку, которую хочется сберечь сильнее прочих.       Драко усмехается, рисуя в голове картинку, достойную банального, третьесортного романа в духе Локхарта, которыми когда-то зачитывалась вся женская половина школы. Приняв наиболее пафосную позу, он произносит драматичную речь о том, что ненавидит дурочку Уизли, и эти несколько месяцев вместе были всего-навсего развлечением. Она конечно же влепит ему пощёчину, и уйдет не оборачиваясь. Возможно заплачет, но только добравшись до своей комнаты: никто не должен видеть её слабости. Абсурдно. В этот фарс поверит кто угодно, но только не Джинни Уизли. И парень понимает с кристальной ясностью: оттолкнуть её способна только правда.       – Знаешь, я больше не верю в победу Тёмного Лорда, – вдруг признается Малфой, лицом зарываясь в длинные рыжие волосы, вдыхая полной грудью аромат сладких цветов.       Признаётся, а после каждый день до головной боли тренирует окклюменцию. Но Северус Снейп всё равно с неповторимым изяществом взламывает тяжело и упорно возводимый ментальный барьер, и врывается в воспоминания, отливающие медью.       – Работайте усерднее, если хотите сохранить свои секреты, мистер Малфой, – ужасающе громко звенит внутри головы голос крёстного. Жёсткий, почти что грубый. И такой понимающий.       И Драко опять и опять строит в воображении фальшивые образы, сквозь которые, уже реже, но пробиваются искры рыжего пламени.       Впервые за почти весь учебный год Драко не ждёт еженедельного свидания в тишине пустого коридора. Потому что знает, что эта встреча станет последней. Потому что к концу недели он станет Пожирателем смерти, и чёрная татуировка на руке навечно проведёт границу между ним и Джинни Уизли. Малфой мечтает навсегда оставить в памяти сегодняшний вечер, как бы тот ни прошёл. И в то же время мечтает забыть обо всём, очистить голову от любой мысли, ведь все мысли сейчас выражаются в единственном: "Это конец". В итоге, между первым и вторым Драко выбирает второе.       – Что это у тебя? – вместо обычного приветствия интересуется девушка.       Она болтает ногами по-детски несерьёзно, и напевает лёгкую песенку с жутко приедающимся мотивом. И закатное солнце, разбрасывающееся алыми вспышками, сияет в рыжих волосах, делая их ещё сильнее похожими на пламя. Слишком резкий контраст с угольно-чёрным настроением парня, мечущегося между злобой и унынием.       Малфой молча ставит рядом с Джинни бутылку огневиски, и громкий стук, которым сопровождается действие, эхом отражается от стен. С ощутимым усилием разжимает онемевшие пальцы, слишком крепко сжимающие стеклянное горлышко. Драко кажется, в этот тягуче-долгий момент тишины, что у него разом закончились почти все слова, оставив вместо себя клокочущий внутри гнев. Хочется закричать, завопить, сотрясая весь замок яростным: "Пошло всё к чёрту!" Но, пусть и с трудом, получается медленно выдохнуть и положить на подоконник пачку шоколадного печенья, сжимаемую в другой руке. Любимого печенья девушки.       – По какому поводу пьём? – уже серьёзней спрашивает она, моментально улавливая отвратительное настроение парня, прекрасно понимая, что веселью сейчас не найдётся места.       И уже протягивает Малфою бутылку, распечатанную одним ловким движением.       – А какие будут предположения? – звучит безучастно вместо ответа.       Драко и сам знает, что голос его слишком равнодушный, бесцветно сухой. Знает, что такое отношение совсем не подходит для свидания, тем более последнего. Знает, и пытается исправить. У него даже получается растянуть губы в любимой усмешке. С примесью снисходительности и надменности. Почти без вымученной фальши. В той самой усмешке, что давно стала фирменным знаком, кричащем о высокомерии и холодности. Той самой, что может быть адресована любому, но ни в коем случае не должна предназначаться Джинни Уизли.       – Расставание? – кидает она своё предположение и почти попадает в точку.       Железные, решительные нотки в голосе вбиваются в сердце гвоздями, повторяя то, что Малфой и так прекрасно знает: разойтись с Джинни необходимо. Ради них обоих.       – Можно и так сказать, – признаёт он, делая первый небольшой глоток.       Крепкое питьё проносится по пищеводу вулканической лавой, и падает в желудок раскалённым комом, расплавляя внутренности. А вот дарить мыслям обещанную лёгкость, такое бесконечно необходимое забвение, не торопится, будто бы забавляясь душевными страданиями.       – Это из-за… – девушка смущённо запинается, пытаясь тщательно подобрать подходящие слова, – твоей семьи и их прошлого?       – Это не прошлое, Джинни! – выдаёт парень.       Получается куда громче, чем нужно, куда грубее. И остаётся лишь закусить губу и выждать некоторое время в бесконечно жалкой попытке справиться с болезненно колючей яростью. Не стоит всё портить. Только не сегодня. Бутылка исчезает из пальцев, оказываясь в руках девушки, но парень и не замечает.       – Извини, я не хотел кричать на тебя. Но это действительно не прошлое, – уже спокойнее и тише повторяет Драко, прислоняясь к прохладному камню стены. Пробегающий подобно току холод бодрит и помогает хоть немного собраться с мыслями. – К тому же, теперь относится не только к моей семье, но и ко мне тоже.       – То есть сегодня у нас прощальная вечеринка? – грустно улыбается Джинни, припадая губами к узкому горлышку.       – Можно и так сказать, – повторяется Малфой, копируя её интонацию. И забирает бутылку протянутую ему заботливо, чтобы сделать следующий глоток.       Когда коробка с печеньем пустеет, бутылка заполнена ещё наполовину, но никому не хочется идти за закуской. В голове туман, что заволакивает пеленой сознание, и реальность обращается мутными, расплывчатыми образами. А на лицах отражается оживление, фальшивое, держащееся на алкоголе, подобно дому на прогнивших опорах. Скоро рухнет с треском, погребёт под своей тяжестью, но это будет позже, поэтому плевать. Главное, что сейчас все довольны и счастливы.       – Знаешь что, Малфой? – голос девушки, приглушённо-тихий, не сразу доносится до замутнённого сознания. – Я давно хочу сказать тебе одну вещь.       – Говори, – благодушно разрешает он, балансируя где-то на грани сна и бодрствования.       Джинни молчит некоторое время, и вместо обещанных слов слышно одно только громкое дыхание. Драко воспринимает это скорее интуитивно, уже почти провалившись в дрёму. И кто сказал, что деревянный подоконник и кирпичная стена жёсткие и не сгодятся в качестве кровати? Наглая ложь.       – Я так не могу! – врывается в разрозненные, отвлечённые раздумия громкий голос. – Ма-алфой, ну ты же уснёшь сейчас. Встань и подойди ко мне.       Сидеть слишком удобно, но парень всё равно выполняет послушно то ли просьбу, то ли приказ. Затёкшие мышцы отзываются неприятной болью, стоит лишь подняться и сменить позу. Драко движется вперёд на ватных ногах, и, оказывается, два шага могут стать просто запредельно огромным расстоянием.       – Подошёл, – отчитывается Малфой, упираясь в подоконник руками.       Как-то так выходит, что его ладони ложатся по обе стороны от бёдер девушки, и лица разделяются считанными миллиметрами. И можно почувствовать чужое дыхание, тепло кожи даже без прикосновений.       – Представляешь, Дра-ако, – Джинни очень смешно растягивает его имя, словно пытаясь подражать пресловутой манере тянуть гласные. Ей не идёт. Признаться честно – ему тоже.       Она подаётся чуть вперед, и подбородком опирается на плечо парня, так, чтобы губы оказались прямо около уха. И шепчет неспешно, нарочито медленно. Самоуверенно:       – Кажется, я тебя люблю, – так просто, будто нет в этом ничего неправильного.       Признание выбивает почву из-под ног одним махом. А стеклянная бутылка оказывается вне пределов досягаемости, оставленная на той стороне подоконника, в бесконечно далёких двух шагах. Выпить жизненно необходимо. Может тогда получится принять реальность происходящего. Или убедить себя в том, что последняя фраза не более чем сон, игра задремавшего разума. Малфой отстраняется и смотрит внимательно, пристально на девушку, сидящую напротив. В больших глазах, блестящих из-за действия спиртного, веселье, искры удовольствия и безмерного счастья. И абсолютная уверенность в сказанном: никакой шутки, никакого розыгрыша.       Губы Джинни Уизли – сладость шоколадного печенья и горечь алкоголя. И в какой-то момент Драко понимает, что неспособен оторваться. Девушка и сама ближе придвигается, обхватывая руками его шею, обвивая ногами бёдра. Кажется, начинает кружится голова, а в лёгких предательски быстро заканчивается воздух. И сознание потихоньку расплывается, только в этот раз уже не под действием огневиски. Пальцы перемещаются на затылок Джинни, чтобы запутаться в пламени, которым невозможно обжечься. Только согреться изнутри. Другая ладонь скользит по изгибу спины, сминая безжалостно тонкую блузку. Малфой успевает подумать о том, что, пожалуй, на них обоих слишком много одежды, прежде чем разум отключается окончательно, теряясь в ощущениях. Жар чужого тела и собственного, сводящий с ума. Множество запахов, меркнущих перед одним-единственным цветочным ароматом, особенным ароматом. Желание, первобытно-дикое, необузданное. Абсолютно не к месту и не ко времени.       – Прости меня, – выдыхает парень в её губы. – Пожалуйста, прости если сможешь.       Путаные фразы, состоящие сплошь из разбавленных просьбами: "Прости", – чередуются с горячими поцелуями. И губы Джинни Уизли приобретают привкус соли.       Сорвавшийся с губ девушки стон возвращает обоих из транса, позволяя перевести дух и привести мысли в порядок. Драко замечает, что серебристо-зелёный галстук почему-то валяется на полу, что его рубашка расстёгнута чуть ли не полностью, и выправлена наполовину из брюк. Да и Джинни выглядит не лучшим образом: волосы в ужасном беспорядке, на порванной блузке не хватает нескольких пуговиц, юбка задрана так, что полностью открывает ноги. Следы от его пальцев на коже: запястья, бёдра – бледнеющие понемногу. И яркие пятнышки карминового цвета на шее, на груди – невольно оставленные метки, что не сойдут ещё пару дней. Сама девушка глядит дурным взглядом, будто неспособна до конца осознать произошедшее, будто всё ещё не пришла в себя после кружащих голову ласк. И почему-то это отрезвляет. Малфой чертыхается громко, не находя нужных, подходящих ситуации слов.       – Считай этот поцелуй моим прощальным подарком, – пытается отшутиться Джинни.       А сама в это время отворачивается от стыда сгорая, дрожит всем телом, пока закутывается в спасительную мантию. И прячется чуть ли не с головой в кокон из чёрной плотной ткани. Драко чувствует себя последней мразью, выкрутившей ситуацию в свою пользу, воспользовавшийся алкогольным опьянением девушки, чтобы затащить ту в постель. Ну и что с того, что он уже не раз трахался с кем-то по пьяни? С Джинни Уизли не может быть так же, как с "кем-то".       – Будет лучше, если ты расскажешь своим друзьям, что порвала со мной, – только и просит Малфой. Потому что разрушить возникшую неловкость уже не представляется возможным. – Я буду скучать по тебе.       Бросив на парня всего один взгляд, Джинни молча уходит, оставив Драко наедине с вгрызающимися в душу сожалениями. И жестоким осознанием: он заслужил. Внутри торжествующе громко вопит совесть, заполняя все мысли своим: "Ты не достоин Джинни Уизли!"       Джинни налетает на Драко в коридоре перед последним уроком. Неожиданно, внезапно, просто врезается в него плечом, и бросает при этом сквозь зубы:       – Смотри, куда идешь.       А сама сжимает крепко-крепко ладонь парня, и тот выдыхает коротко от ощущения горячей кожи, от воспоминания о таких же горячих губах, с терпким привкусом алкоголя и более явным слёз.       – Возьми это, – просит она сбивающимся шёпотом, судорожно, до боли стискивая его пальцы.       Малфой смотрит в яркие карие глаза, в которых сейчас так много горести, и столько же понимания: одно мгновение, прежде чем оба отводят взгляд. Малфой подавляет желание прижать к себе хрупкую девушку прямо среди коридора, среди толпы учеников, и спрятать лицо в рыжем шёлке волос. Она правильно истолковала его вчерашние извинения, сумбурный поток слов и слёз, выплеск скопившегося в душе негатива. Осознание прошибает разрядом молнии, заставив вздрогнуть от догадки, что Драко очень повезло сблизиться с Джинни Уизли, потому что если кто и смог бы принять его действия, то только она. И следующая мысль летит также спешно как предыдущая: самой Джинни куда меньше повезло с Драко Малфоем.       – Если мы больше не увидимся, то сможем связаться друг с другом хотя бы так, – объясняет Уизли, напоследок прижимаясь к парню коротким рваным движением.       Один миг Малфой чувствует жар её тела сквозь школьную форму, старательно запоминая и сохраняя в себе эти ощущения. Потому что за жаром следует холод и горькая пустота в том месте, где только что стояла Джинни Уизли. Взглядом Драко провожает мелькающие среди множества голов огненные волосы. В воздухе исходит криком невысказанное: «Прощай», – взвалившееся на плечи внезапной тяжестью и очередным осознанием собственного предательства. И от этого больно где-то в груди. Почему же за этот год всё перевернулось так, что любое действие, любой выбор ведут к предательству? Почему же парень, уже давно всё для себя решивший, вдруг оказался в ловушке меж двух огней?       Крепко сжатый кулак сводит судорога, и Малфой только сейчас вспоминает о подарке на память, оставленном второпях. Опускает взгляд на небольшой предмет, неторопливо разжимая дрожащие пальцы. На ладони блестит самый обыкновенный галлеон, всё ещё хранящий тепло рук Джинни.       Второе предательство даётся Малфою куда легче первого, ведь в этот раз кошки не раздирают душу острыми когтями сомнения. Больше не хочется оправдываться или жалеть себя, потому что очевидно: сейчас всё правильно.       Драко, едва в его комнату закрывается дверь, достаёт фальшивую монету из кармана, и надиктовывает спешно новое сообщение: "Пожиратели собираются заявиться на свадьбу твоего брата". Монета нагревается в подрагивающих пальцах, обжигая теплом замёрзшие руки, а на ребре проступают мелкие буквы ответа: "Поняла. Спасибо". Долгие разговоры по душам сменяются короткими, сухими фразами, в которых редко находится место для проявления чувств. Личные встречи – непозволительная роскошь, угрожающая амбициозной, но чересчур глупой игре на две стороны. И будто откликаясь на его размышления, галлеон снова нагревается, передавая: "Я скучаю по тебе". От этих слов жар разливается по телу, а чётко выстроенный внутри воспоминаний мирок взрывается всеми оттенками пламени, позволяя рыжеволосой девушке заполнить все мысли. Это привлекательно настолько, что не хочется возвращаться в реальность, которая снова стала мрачно-серой. Это опасно в крайней степени: чрезмерно близко находится враг. Прежде чем усмирить беспокойный ураган образов, загнать их в клетку на самом дне памяти, парень диктует тихонько: "Береги себя, Джинни". Тень улыбки проскальзывает по его лицу, за одно мгновение меняясь маской безразличия и отчуждённости.       Малфой боится в равной степени как за свою жизнь, так и за жизнь Джинни Уизли. До жути, до безумия и кошмаров по ночам. Потому что голос Лорда, проникает в сны могильным холодом и действует на Драко подобно дементору. Потому что в Хогвартс преподавателями едут близнецы Кэрроу, а значит маглорождённым и осквернителям крови придётся особенно худо. А из всего семейства так называемых осквернителей, в школе осталась одна лишь Джинни. Драко остаётся, стиснув зубы, спрятать в самые глубины разума все приятные воспоминания о девушке с огненными волосами и тёплыми, карими глазами. От Лорда, от себя самого. И подводя себя к грани смертельной опасности, передавать сообщения на ту сторону баррикад, каждый раз отбиваясь от колющей острой иглой прямо в сердце тоскливой безысходности. И искренне надеясь, что ещё не слишком поздно.       Драко бежит через коридоры школы, больше не напоминающие спокойное и безопасное место, сохранившееся в памяти. Бежит через группы волшебников со скорбными, потерянными лицами. Плевать на пыль, что въедается в кожу и заставляет слезиться воспалённые глаза, плевать на гневливый шёпот со всех сторон: "Что здесь забыл Малфой?" Ничто в этом мире не имеет значения, кроме Джинни Уизли, вот только среди множества людей не встречается никого с рыжими волосами. Перед Большим залом, или, скорее, его бледной, невнятной копией, приходится перейти на шаг: разрозненные группы людей сливаются в толпу. Толпу, впавшую в оцепенение от ужаса, от горечи, неизменно сопровождающей счастливый исход.       Порог Большого зала, словно граница между жизнью и смертью, и воцарившаяся там тишина оглушает. В первый момент кажется, будто мёртвых – с обеих сторон – куда больше чем выживших. Пока глаз не выхватывает слабые движения тех, кто вроде бы должен быть неподвижен. Раненые. Сердце Драко замирает, чтобы в следующий миг пуститься бешеным галопом. Поднять взор означает встретиться с возможным кошмаром, самым страшным кошмаром. Не поднять – томиться в неизвестности, мучить себя догадками. Разве для этого он мчался сюда, чтобы струсить в последний момент? Малфой делает глубокий вдох, стараясь отрешиться от забивающего нос пепла и тошнотворного смрада, смеси крови и смерти. И окидывает взглядом мрачный зал.       Глаза практически моментально выцепляют вспыхнувшее на краю пламя, горящее ярче обычного. Джинни Уизли в окружении семьи, бесконечно уставшая, вся в ушибах и синяках. Но живая. В шумном выдохе слышится облегчение, а сердце, утихомирившееся было, пускается в новую пляску. Полную радости, неуместного ликования, что рвутся наружу, выплёскиваются фонтаном. Слишком чужие, слишком неправильные эмоции. Девушка замечает Малфоя почти в то же время, что и он её. И карие глаза отражают те же чувства: сочетание неверия и неуёмного восторга. Чего не скажешь о взгляде её матери. В нём ненависть, в нём испуг и громкий вызов, брошенный любому, кто посмеет посягнуть на безопасность этой семьи.       – Драко, – выдыхает Джинни, и тот слышит слёзы в осипшем голосе.       Она по-прежнему неподвижна, стискивает побелевшими пальцами ладонь Молли Уизли. И, кажется, боится, что увидела приведение, а не реального человека. Звук собственного имени вырывает Малфоя из ступора, заставляя сделать единственный шаг навстречу, прежде чем замереть в нерешительности.       – Драко! – уже громче восклицает девушка, вырывая ладонь из крепкой хватки.       И стрелой влетает в распахнутые объятия, и сжимает его так сильно, так яростно, что кажется, будто треснет грудная клетка. Парень отвечает тем же, стискивая Джинни в своих руках, покрывая испачканное лицо поцелуями: губы тычутся по коже беспокойно, попадая куда придётся. А весь мир рассыпается пеплом и разлетается ко всем чертям, отходя на дальний-дальний план, и только сознание краем улавливает удивлённые: "Почему она с Малфоем?" – или, – "Сейчас же отойди от Джинни!" Как же отойти, если примчался сломя голову, только чтобы отыскать её?       – Жива. Ох, дорогая моя. Жива, – шепчет сбивчиво между короткими поцелуями. – Всё хорошо? Ты не ранена?       – Да, да всё хорошо, – в тон ему произносит девушка, в ответ касаясь кожи пересохшими губами. – Теперь уже точно всё хорошо.       Когда девушка оказывается в его руках, прижимаясь к Драко всем телом, когда её голос снова звучит в реальности, а не в воображении, как-то легко забыть, что они до сих пор в Большом зале. Среди хмурых толп людей, многие из которые расположены к парню крайне негативно. И прямо перед глазами собравшейся почти полным составом семьи Уизли.       В скором времени, когда поуляжется пыл сражения, когда с душ спадёт оцепенение, и пусть немного, но затянутся образовавшиеся раны, Драко Малфою и Джинни Уизли придётся столкнуться с действительностью. Столкнуться с неодобрением, а то и презрением родителей, не свыкшихся пока с мыслью о возмутительном мезальянсе. С пылающими праведным гневом гриффиндорцами, нежелающими признать факт, что Пожиратель из Драко так и не состоялся. С раздражающей заносчивостью слизеринцев, что обязательно запишут парня в перебежчики и окрестят осквернителем крови. Однако, в конце концов, всем волшебникам придётся смириться, переключив своё внимание на новый порядок, диктующий свои правила игры. И люди вынуждены будут подстраиваться под них, ломая укоренившиеся в сознании стереотипы.       В мире, где родословная больше ничего не значит, а едкие, обидные "грязнокровка" или "осквернитель крови" не более чем пустой звук, Драко Малфой оказывается на правильной стороне. И всё это благодаря девушке с волосами цвета пламени.