FAQ

— Можно тебя поцеловать? — в первый раз спрашивает Джереми, когда им обоим по шесть лет, они оба малы и глупы, а закатный свет заливает их фигуры. В первый раз он спрашивает, присев рядом с Майклом, ладонью паря над плечом мальчика, как будто решая, должен ли он протягивать руку или нет. В первый раз он спрашивает прямо здесь, на обочине соседнего дома, после того, как Майк упал со своего скутера на жёсткий тротуар. Колени Мэлла болят, но он пытается не плакать, потому что всё в порядке, он уже не ребёнок, окей, но Джер переспрашивает, и— — Чего? — выдавливает мальчик. — Ты плачешь, — усаживается совсем рядом с ним Хир, всё ещё неуверенно колеблясь. — Твоя мама всегда так делает, когда тебе грустно. — Я не плачу, — говорит он, потому что он правда не плачет, потому что он не должен плакать, но Джереми всё ещё нервно на него уставился, и по его глазам видно, что он слишком сильно волнуется, как будто прямо перед ним кто-то умирает или вроде того. Майкл не плачет, но он точно начнёт, если тот не прекратит так на него смотреть, поэтому решает продолжить, и, собравшись, неуверенно шепчет, — Ладно. Конечно. — Хорошо, — решительно и серьёзно кивает в ответ ребёнок. Он подвигается поближе и садится на колени. Уже не так нежно, тот берёт лицо друга в свои ладони, всё время нахмурившись, будто шпион на какой-то чёртовой миссии, и это действие выдавливает из Мэлла тихий смешок, немедленно исчезающий, когда Джереми наклоняется и прижимает быстрый и мягкий поцелуй ко лбу мальчика. — Помогло? — спрашивает Хир, отстраняясь немного, и Майку нужно немного времени, чтобы подумать. Его колени всё ещё болят, но глаза больше не слезятся. Он может игнорировать боль по большей части, потому что всё ещё чувствует лёгкое покалывание там, где Джер его поцеловал. Мальчик чувствует что-то в своей груди. Оно яркое. Оно тёплое. Уже вечер, и Джереми, его лучший друг, здесь, рядом с ним, чтобы удостовериться, что он в порядке. Майкл чувствует себя так, будто наполняется светом изнутри. — Ага, — отвечает он. — Помогло.

*

— Можно тебя поцеловать? — спрашивает Джереми, когда им обоим по тринадцать, и они проводят все свои свободные дни, зависая в его комнате и играя в видеоигры. Он спрашивает, пока Майкл пытается изо всех сил сфокусироваться на пикселях и мониторе, а не на электричестве, что проникает в его грудь. Это то самое чувство. Оно всегда здесь, было, есть и будет, оно сияет, и иногда он может попытаться его игнорировать, но оно всегда такое, такое сильное, яркое и неконтролируемое, когда Джер рядом, и он не знает, что это вообще должно значить, почему это вообще происходит, и— — Э-э, — подросток не отрывает глаз от экрана. Он не смотрит на обеспокоенное лицо Джереми, которое обязательно должно присутствовать — Майкл знает. Он не смотрит на друга, опасаясь, что может увидеть то самое жужжащее чувство, что гудит внутри него самого. — Зачем? — Просто ты выглядишь так, будто тебе это нужно, — краем глаза Майк видит, как тот пожимает плечами. — Ты выглядишь... как будто не от мира сего. Как будто ты сильно расстроен. — Да, наверное. Может я и немного расстроен, — на экране персонаж Мэлла умирает, растворяясь в беспорядочные пиксели и звуки, растворяясь в остатки электростатики, что гудит внутри него самого. — Ничего серьёзного. — Ладно, — говорит Джереми. Он хочет знать, но не спрашивает. Майк не уверен, что вообще мог бы ответить, если бы тот спросил. Он не уверен, как справиться с искрящимся чувством в его груди, что звенит прямо под его кожей. — Если когда-нибудь захочешь поговорить об этом, я всегда рядом, да? — Да, — отвечает Майкл. — Хорошо, потому что— — Нет, я имел ввиду. Да. Да, ты можешь меня поцеловать, — говорит он, и каждое слово — электростатический удар, тяжело застывающий в его лёгких, — Если ты хочешь, конечно. Джереми останавливается на момент, прежде чем перегнуться через небольшое расстояние между пуфиками. Он целует Мэлла в щёку, и прикосновение длится всего несколько секунд, после чего тот отстраняется назад. — Так лучше? — спрашивает Джереми. И тот не знает, как сказать да, нет, может быть, электричество, что это, что ты со мной делаешь. Поэтому он ничего из этого и не говорит — игриво пихает Хира обратно на его пуфик и кивает. — Лучше, — выдавливает он. И искрящееся, жужжащее, электрическое чувство находит себе новый дом в сердце Майкла.

*

— Можно тебя поцеловать? — спрашивает Джереми, когда им обоим по семнадцать, в ночь, когда Майкл решает рассказать про все свои чувства, потому что больше не может держать всё в себе; решает честно излить всю душу, волнуясь невозможно, перед тем как взять себя в руки и наконец поделиться всей правдой потоком поломанных, беспорядочных слов. Он ждёт неисправимой катастрофы, полного бедствия, но вместо разбитого сердца получает это. Он получает Хира, что смотрит на него широко раскрытыми шокированными глазами и улыбкой, которая всё ещё колеблется немного — он смотрит на него, как на оазис, и Мэлл не понимает, что происходит. — Да, — отвечает Майк, и сам всё ещё до конца не верит, что всё это реально, — Да, боже, да, Джереми— А тот пробирается сквозь толщу воды, подходит ближе, берёт лицо Майкла в руки, что стоит неподвижно, как будто во времени застыл, и показывает ему, насколько это реально.

*

— Можно тебя поцеловать? — спрашивает Джереми после их первого Настоящего Свидания, одной ногой уже буквально за дверью машины Мэлла. Он спрашивает так, будто удивлен, что может такое себе позволить, будто всегда сдерживал эту мысль, будто возможность сказать такое сейчас — невероятное облегчение. Он спрашивает с блеском в глазах, и Майкл чувствует, что тонет. — Да, — отвечает парень. — Господи, тебе уже даже не обязательно спрашивать, — и Хир подаётся вперёд, отталкивается, всплывает, а незавершённые слова Мэлла теряются в его устах, теряются в подводном течении; он кладёт руку на шею Джереми, чтобы закрепиться, как за брошенный якорь посреди бури, потому что иначе его смоет. Он нигде больше быть не хочет, только здесь, рядом с ним, в его руках, — думает Майк, когда Джереми отстраняется, ярко и солнечно улыбаясь, как самый настоящий нерд.

*

— Можно тебя... — пытается начать Джереми одной ночью, прижатый к двери спальни Мэлла, глядя на него сквозь ресницы. Он не заканчивает свой вопрос, потому что Майкл отвечает тем, что расцеловывает хитрую ухмылку с его лица. Майкл отвечает тем, что проводит рукой по волосам Хира, наклоняя его голову для угла получше. Майкл отвечает тем, что скользит языком по губам Джера, а тот издаёт мягкий звук, и его руки крепко сжимают плечи Мэлла. Майкл отвечает тем, что целует Джереми изо всех сил, пока тот не может больше дышать. Пока тяга не отступает, и они не остаются на берегу, прямо здесь — в его неприбранной комнате, задыхаясь и почти не двигаясь. — Хороший способ сказать «да», — саркастично говорит Джереми прямо в губы парню, — Я мог бы к такому привыкнуть. — Значит, привыкай, — отвечает Майк, и они снова ныряют обратно.

*

— Можно тебя поцеловать? — спрашивает Джереми очередным совместным утром, одним из многих, когда они оба лежат в кровати, сонные и глупые, залитые утренним светом, что просачивается через окно. Он спрашивает всего через несколько минут после того, как они оба проснулись, но им обоим пока слишком лень покидать убежище из одеял и их тел — вместо этого они прибегают ко всякой бессвязной болтовне, разговаривая о разных вещах, что ничего не значат или что значат всё. Он спрашивает прямо сейчас, прижавшись совсем рядом с ним; шутит глупо, говорит невнятно, выглядит сонно, и Майкл думает, что это самое прекрасное зрелище, что он когда-либо видел. — Знаешь, ты уже можешь перестать спрашивать, — Мэлл приподнимается на локтях, — Мой ответ никогда не изменится. — Я знаю, — закатывает глаза Джереми. — Мне просто нравится слышать, как ты всегда отвечаешь «да». Не в первый раз, и определённо не в последний, юноша задаётся вопросом, как же ему так повезло. — Да, — отвечает парень. Он наклоняется и целует Джереми в лоб, и перед глазами вся его жизнь — ему тринадцать, ему семнадцать, и все эти годы до, сейчас и после. — Да, — говорит он. Майкл целует Джереми в кончик носа, пока тот мягко смеётся, слабо пытаясь оттолкнуть Мэлла. Он — электричество, пульсирующее в его венах. — Да, — говорит он. Майкл целует его в щёку. Майкл целует его в уголок рта. Он — волна, постоянно обрушивающаяся на него, но всё также нежная, мягкая и возвращающаяся обратно, снова, снова и снова. — Да, да, да, — говорит он. Ярко. Тепло. Сейчас утро, и Джереми рядом. Они наполнены светом, — думает Майк. — Ты такой задрот, — Хир закрывает глаза рукой, откидываясь и смеясь. — Хей, — парень нежно убирает свою ладонь. — Только ради тебя. Джер протягивается, чтобы погладить Майкла по щеке, и его рука остаётся лежать на шее мальчика, пока тот подвигается к нему поближе. — Поцелуй меня. — говорит Джереми. И он так и делает.