Пергамент

Гудела голова, а веки такие тяжелые будто их придавили камнями. Он бы уснул, да обожженные руки и ноги не дают; университетский джемпер да шорты - не самая подходящая одежда в Палестине; не прошло и дня, как он покинул город, как почти не может ходить. Снова. Впрочем, если захочет - может. ..Однажды в детстве он вылил столовое вино на содранную при падении с велосипеда коленку; чтобы проверить, сможет ли он с этим справиться. Ощущения, которые он испытывал сейчас, очень напоминали тот опыт. Разве что горела и разрывалась болью не одна коленка, а почти все тело. К тому же, и этого следовало ожидать после перегрева, началась лихорадка. Он узнал её по тому, как сводило мышцы. Он лежал в гостеприимно предоставленном ему угле и мрачно веселился происходящему: чем хуже, тем лучше. Обычно ленный в спокойное время дух его только в минуты кризиса поднимался над страдающим телом, откинув его, словно лишний груз; и наступало то состояние, которое он так любил: кристально чистая голова, удивительно четкие мысли. За этим ощущением удивительной собранности и концентрации он накануне экзаменов и важных дел даже не ложился спать; двое суток он мог держаться без труда; да трое - тоже. Другой рецепт: сильная усталость. Или высокая температура, когда плавится все лишнее, и хаос в голове сводится к единственной математической формуле; идеальной и простой. Где-то в этом проступало имя Бога.. ..Его позвали по имени. Сын его милостивого хозяина принес воды. Нужно было открыть глаза, возвращая себя из мира идей и схем в мир грубого смешения форм и материй. Он сделал над собой усилие и приподнялся на локте, ощущая радость от этого преодоления, чтобы трясущимися пальцами принять пиалу. Нужно поблагодарить. Вспоминает; слова еще не привычны. Благодарит. Мальчик уходит. Щурясь смотрит на обгоревшую чуть подрагивающую руку. Кожа красная и сухая, где-то уже начавшая облезать. Если чуть согнуть запястье, то получатся отдающие золотом складки. Он медленно отрывает отходящую кожу, она золотится словно тонкий пергамент; чем в общем-то почти и является. Это сравнение так его занимает, что он почти расстраивается, что нет под рукой пера, или хоть карандаша: выводить бы по этому красному золоту строчки и орнаменты; чтобы это не рука была, а страница старинного фолианта. Он мочит в воде кончики пальцев и проводит ими по лбу и глазам. Потом по руке. Останавливается. Зачем только это мимолетное облегчение, если скоро все станет как было? Желая наказать себя за поблажку, отставляет пиалу в сторону. Ложится и прикрывает глаза.