Так должно быть

«Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три». По залу разносится звонкий детский голос, считающий движения в танце. «Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три». Повторяет с ним в унисон низкий бархатный голосок. «Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три». Два детских голоса сливаются в одну, и они улыбаются по-настоящему искренней счастливой улыбкой беззаботного детства. «Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три». Музыка становится громче, движения быстрее, улыбки шире, блеск в глазах ярче, счастье заполняет комнату солнечным светом. «Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три». Слышатся последние аккорды мелодии, детские тела в начале неподвижно замирают в центре, затем оглядывают друг друга, благодаря за минуты прожитого счастья и разделённой радости. Вот он - танец детства. Вот он - танец жизни. Вот он - танец счастья. И дети смогли его передать в полной мере. Голубоглазый мужчина, незаметно наблюдавший за этим маленьким представлением, медленно отходит от приоткрытой двери. Прислоняется к холодной стене и прикрывает глаза. Через секунду на расслабленном лице появляется улыбка нежности. А ещё через мгновение она медленно гаснет на губах. До сих пор невидимые морщины расползаются по чертам красивого лица и собираются в уголках глаз и губ, прорезают лоб и подбородок тонкой сетью паутины. Он с трудом проталкивает в себя непонятно откуда взявшийся ком в горле. Дрожащие руки прячет за спиной. Не помогает. Тогда разворачивается и упирается ими в стену. Они мгновенно леденеют. Там, за уже закрытыми дверьми, тепло, светло, ярко, радужно. Там все дышит весельем. Там дышится. Там протекает жизнь, неся веру в лучшее и одаривая всех посетителей надеждой. По эту сторону двери, там, где он оказался, воздух наполнен безысходностью. Здесь дышится смирением. Тут холод сковывает тело, мешает двигаться, добирается до сердца и покрывает ее коркой льда. Там лето. Тут зима. Кажется, что этому дому, что вторит его внутреннему состоянию, все равно на времена года и законы природы. Этому дому все равно, что после лета должна наступить осень, чтобы постепенно подготовить все вокруг к зиме. Тогда перенести ее будет легче. Этому дому все равно, что после зимы обязательно должна прийти весна. Она должна оживить всех и вся, чтобы встретить лето. Этому дому с тех пор, как он вошёл в него, все равно на все. Как и ему. Потому что этот дом «живет» с каждым обитателем и перенимает его эмоции, воплощает его настроение. Этот дом для него особенный. Звучит новая мелодия. Песня. Он замирает и вслушивается в знакомый мотив, наслаждается переливом. Делает один судорожный вдох, который служит катализатором. Срываются все клапаны с его воспоминаний. Отказывают сразу все тормоза. Приходят в негодность все замки. Он уже не хозяин мыслям недавно минувших дней. Он раб своих желаний, как когда-то был рабом своих чувств. Он слуга своей мечты. Несмотря на такое незавидное положение, любой, кто посмотрит на него, скажет, что он полностью доволен. Доволен собой, доволен жизнью, доволен тем, что у него есть, чем владеет. Как порой обманчиво наблюдение и слепы глаза! Зряче лишь сердце одно. Да вот беда - сердце иногда считает возможным закрыть глаза. Тогда закрывается дверь в сердце. Счастье было так возможно! Счастье было так близко! Он держал это счастье в руках. Он вдыхал ее запах и не мог забить легкие ароматом. Он щурился от ее немного яркого света. Обнимая и держа это счастье в руках, он владел всем миром. А потом потерял. Нет, неправильно, растерял. Иногда в жизни так происходит, что мы не ценим то, что имеем. Надуманные обиды, вовремя несостоявшиеся разговоры, громкие слова, захлопнутые двери, показанные спины - все это путь к одиночеству и вечной мерзлоте. Путь к потерянному смыслу жизни и несбыточным мечтам. Путь к предательству души. Ведь душа не может быть в одиночестве. Ей всегда нужна пара. Пара рук, пара глаз, пара... Дверь распахивается, и на него с радостным удивлением смотрят дети. Они не знали, что он сегодня навестит их. Он и сам об этом не знал. Маялся, не мог нигде найти себе места и ноги принесли его сюда. В дом, где он всегда находит ответы на свои вопросы. В дом, где истина ясна и лежит на поверхности. В дом, где восстанавливается равновесие в душе. И вот уже обладатели ярко-синего и светло-карего глаз бросаются к нему в объятия. Он ловит их на бегу и берет на руки. Кудрявая девочка обвивает его шею руками и прижимается губами к щеке. Не по годам серьезный мальчишка внимательно наблюдает за ним. А потом детские пальчики, не сговариваясь, тянутся к его лицу и разглаживают все морщины. И перед ними уже другой мужчина. У него во взгляде больше нет обреченности. Голубизна в них не носит холодный цвет льда, на котором играют лучи солнца и бросают блики вокруг. Голубизна в них теперь тёплая, как свет торшера, который освещают комнату ночами и разгоняет всех монстров. В улыбке мужчины больше нет смирения. Только улыбка понимания и осознания. Руки больше не дрожат. Они уверенно прижимают к сердцу два хрупких драгоценных тельца и чувствует быстрый стук их сердечек. Горячие пальчики берут его за руки и несмело сжимают их. Тепло перетекает от них в него, добирается до сердца, и лёд на ней не просто трескается и ломается, а плавится. Ему кажется, что лёд, не успев превратиться в жидкость, испаряется. Разве такое возможно? Это противоречит физике, законам конденсации и природе вещей. Точно так же испаряются все сомнения и переживания, что владели им. И он теперь знает, что следует делать. Мужчина по очереди целует нежные детские щечки и бесконечно бережно ставит их на пол. - Бегите к родителям. У меня есть срочное дело. - Ты как-нибудь приведи к нам это «срочное дело» и познакомь, - хлопает его плечу и проговаривает с улыбкой второй голубоглазый мужчина. Юноша, который с приходом хозяина дома потерял гордое звание «мужчина», за кашлем прячет смущение. - Обязательно, дядя Ягыз, - вспоминает он, кто перед ним и от кого можно не закрываться, от которого можно не прятаться. - Ну что ж, Озгюр, мужской разговор, вижу, не понадобится. Мои наставления уже бесполезны. Больше нет нужды вправлять тебе мозги. Дети прекрасно справились с этой задачей. - Неимоверно доволен старший наставник. Ягыз для Озгюра и есть наставник. Он с детства на его глазах. Он взрослеет с оглядкой на него. Он пытается подражать ему. Он ставит его себе в пример. Он смог стать ему ещё и другом. Кроме всего прочего, они семья. Прочная крепкая семья. - Говорил я тебе в своё время, что нельзя во всем брать с меня пример. А если бы я тогда потерял Хазан? Если бы не понял, отпустил? Если бы не выслушал и не дал нам двоим шанс? - Ему до сих пор сложно вспоминать то время. - Тогда не было бы нас, - повторяет слова, которые слышал не раз от родителей его сын и бросается к нему в объятия, как и каждый вечер. А его маленькая принцесса ждёт своей очереди. Он приседает перед ней и раскрывает объятия. Дочка не просто любит, обожает своего отца. Берет его лицо в свои ладошки и поочередно целует в каждую щеку, проводит пальчиками по скулам, гладит по плечам. Она повторяет ежедневный ритуал своей матери. - Папа, я скучала. Копия Хазан, копия матери: те же глаза, те же слова. И его абсолютная копия - все черты лица достались от отца. - И я, принцесса, - зарывается лицом в волосы девочки. - Папа, пусть брат Озгюр пойдёт по своим важным делам, а мы пойдём к маме, - решает внести ясность сын. Мужчины смеются. К ним присоединяется детский смех. И все... Теперь всем домом владеет лето. Не надышаться. Не насытиться. Для этого нужна вечность. В этом доме. В кругу этих людей. Среди этой семьи. И все равно... Даже вечности будет мало. - Мама! - Радуется дочь тому, что первой заметила ее. Хазан отводит взгляд от мужа, который почувствовал ее присутствие в ту же секунду, как она подошла к ним со спины и, развернувшись, все это время смотрел на неё. И теперь делает вид, что только сейчас, после восклицания принцессы, увидел жену. - Я скучал, - сын обнимает ее. Копия Ягыза, копия мужа: те же глаза, те же слова. И ее маленькая копия. - А я по вам, - слезы счастья выступают на глазах, и она одним уже привычным движением смахивает их, - добро пожаловать, Озгюр. Парень не может перестать смотреть на эту пару. Ему кажется, что он присутствует на каком-то священном действии, который он не знает, но волшебным образом понимает. Без единого слова, жеста, движения эти мужчина и женщина признались в любви, поблагодарили друг друга, поделились мыслями и пришли к согласию. Он не думал, что такое возможно. Не представлял, что такое бывает. Убедившись, что это не сон, хотел того же самого для себя. Кажется, есть все шансы этого добиться. - Мама, папа, мы заучили танец. Мы теперь танцуем, как вы, - похвастались ангелы этой семьи. - Покажете? - Ягыз подмигнул Хазан. Озгюр раздумывал недолго. Он задержится всего лишь на несколько минут. Но он должен увидеть это. Взял телефон и быстро набрал текст «Жди меня. Нам нужно поговорить». Расплылся в широкой улыбке, получив мгновенный ответ «Жду». - Я включу музыку и посмотрю, чему вы научились. Сравню с танцем родителей, а потом скажу, получилось или нет. Дети, взявшись за руки, как всегда делают их родители, побежали и встали в исходную позицию. Ягыз протянул руку Хазан. - Позволишь, жизнь моя? Девушка сбросила обувь и ухватилась за его пальцы. - Не замерзнешь? - Посмотрел на ее босые ноги муж. - Ты просто не дай мне дотянуться до паркета, - с лукавством бросила ему вызов. Для Озгюра комната поделилась на три вселенные. В одной стоял он и не мог сдвинуться с места. Не мог не смотреть на то, что видел. Не мог не хотеть того же. Не мог перестать мечтать о такой семье. Он был почему-то полностью уверен, что у него все это будет. У него будет все то же самое. Во второй вселенной были брат с сестрой. Были детские голоса, были «раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три». Была беззаботность. Была уверенность. Была защита и было чувство защищенности. И, наконец, в третьей параллельной вселенной - реальности - были мужчина и женщина. Были они. Была она в его объятиях. Был он, который держал ее на весу, не давая дотянуться до пола, смотрел неотрывно в глаза и каждую ноту признавался в любви. Были три вселенные, названия которым были любовь, семья, дом. И был единый мир, в котором все три вселенные объединялись. И имя ему было счастье. «Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три». Иногда счёт может быть не только необходим, но и приносить удовольствие. Особенно тогда, когда взрослые подхватывают за детьми, возвращаясь на миг в детство. Особенно тогда, когда сын повторяя за отцом, подхватывает за талию и приподнимает сестру, чтобы быть похожим на него. Особенно тогда, когда к колокольному звону женского смеха присоединяется не менее радостный звонкий смех дочери. Особенно тогда, когда в след горделивой мужской улыбке на лице сына расплывается та же улыбка довольства и понимания. Особенно тогда, когда, растворившись в танце, паришь надо всем без крыльев. А опору дарит человек, который рядом, держит тебя в объятиях, укрывает от всех невзгод. И ты понимаешь, что готов повторять раз за разом, прося, чтобы мелодия не заканчивалась «раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три».