i carry your heart

Снегопад начался несколько дней назад. Вместе с ним в замок пришло Рождественское настроение, а рабочее - испарилось, как упавшая на перчатку снежинка. Его не портили даже тревожные известия, долетавшие из внешнего мира вместе с совами. Многие ученики в этом году не стали возвращаться домой на каникулы, но от этого все только больше предвкушали вечер Сочельника, единственный в году, когда все факультеты собирались вместе за одним столом. Ханбину во времена его ученичества доводилось оставаться в школе на Рождество всего несколько раз, и эти воспоминания до сих пор вызывали улыбку и ни с чем несравнимое, теплое чувство. Он и теперь был рад пропустить скучнейший прием в их родовом поместье, но до конца насладиться полученной возможностью не получалось по нескольким причинам. Первой причиной был многоуважаемый господин Директор. Обрадовавшись тому, что Ханбин никуда не уезжает, он попросил сварить такое зубодробительно сложное зелье для медицинского крыла, что только с правильной подготовкой ингредиентов пришлось повозиться всю ночь накануне. Ханбин закончил, когда забрезжил скучный серый рассвет, и успел поспать всего несколько часов. Хорошо, что на каникулах появляться к завтраку в большом зале было не обязательно, еще лучше - что запасы бодрящего зелья он всегда держал полными. Перебарщивать с ним не стоило, но одного глотка хватило, чтобы почувствовать себя хотя бы на одну четверть живым. Второй причиной был профессор заклинаний, Чжинхван, тоже оставшийся в школе на каникулы. Ханбин всей душой любил своего друга, но тот в бездействии начинал скучать, а потому начинал генерировать безумные способы развлечься и становился опасен для окружающих. Ханбин не без причин считал, что в этом году все способы развлечься будут затрагивать непосредственно его, и от этого хотелось аппарировать куда-нибудь на Северный полюс. А то и на Луну. Оставалась слабая надежда, что предстоящая поездка в Лондон окажется достаточно увлекательной, чтобы эффект от нее продержался хотя бы несколько дней, но она рухнула вместе с запиской, полученной сегодня утром. Директору крайне жаль, говорилось в записке, но без профессора Заклинаний никак не справиться с тем, чтобы закончить подготовку к предстоящему празднику. Конечно же, он позаботился о том, чтобы найти достойную замену - не потому что сомневается, что профессор Зельеварения справится один, а просто для соблюдения порядка. Записку Ханбин, не дочитав, отправил в камин. Не требовалось смотреть в шар предсказаний, чтобы догадаться, кто поедет с ним вместо Чжинхвана. Третья причина распахнула скрипучую деревянную дверцу и ворвалась вместе с вихрем снега и морозного воздуха, и до этого момента Ханбин не подозревал, что можно с разбегу влететь в карету и не расшибить себе при этом нос, споткнувшись о порожек. Преподаватель Защиты от Темных сил рухнул на сиденье напротив, без особого успеха пытаясь отдышаться. Он выглядел так, будто собирался в спешке и, похоже, забыл головной убор - под растрепавшейся прической полыхали замерзшие уши. От него тянуло холодом, и Ханбин незаметно шевельнул лежащей в кармане волшебной палочкой, накладывая согревающие чары и на него тоже. Профессор Ким Бобби приехал преподавать из далекой Америки, о которой Ханбин имел весьма смутное представление, и отличался ото всех в школе примерно как гоблин отличается от великана. Первое время Ханбину приходилось прилагать усилия, чтобы разобрать, что он говорит - настолько отвратительным был его американский акцент, - и чтобы привыкнуть к потрясающей прямолинейности, с которой он излагал свои мысли. Каким-то непостижимым образом они постоянно оказывались в одно и то же время в одних и тех же местах, и с недавних пор Ханбин очень старался, чтобы не оставаться с ним наедине. Может быть, к двадцати семи годам его опыт отношений и не был так уж велик, но даже его хватало, чтобы расшифровать довольно однозначные взгляды. Взгляды, от которых Ханбину становилось душно даже в плохо отапливаемых коридорах. Или в холодной карете. Взгляды, на которые он очень старался не отвечать, даже если ему хотелось этого больше всего на свете. Иногда Бобби смотрел так, словно почти решился признаться в чувствах или хотя бы позвать его выпить, и Ханбин сомневался, что сможет сказать ему "нет", что бы тот ни предложил. … а потом он уехал бы за океан, оставив на память о себе разбитое сердце, и проверять, насколько игра стоила свеч, Ханбину абсолютно не хотелось. И вот сейчас они, несмотря на все усилия Ханбина не оставаться наедине, всё-таки оказались так близко, что обтянутое полосатой тканью брюк колено Бобби почти касалось его колена. Бобби предпочитал одеваться по маггловской моде, и под распахнутой курткой виднелись перекрученные подтяжки и рубашка, ткань которой нелепо топорщилась там, где ее неправильно застегнули. Ханбин едва удержался от того, чтобы болезненно поморщиться - беспорядок в любом виде выбивал его из колеи. Профессиональная деформация сказывалась, зелья не терпели хаоса и спешки. - Вы позволите? Он сам толком не понимал, что творит, в момент, когда потянулся, чтобы поправить на Бобби одежду. В кармане лежала палочка, можно было воспользоваться ей, но почему-то эта мысль даже не пришла в голову. Дыхание Бобби пахло мятой и кофе, с такого ракурса и так близко он не казался особо красивым, но все равно притягивал взгляд. Он послушно сидел, прикрыв глаза, с неожиданно беззащитным и доверчивым выражением на лице позволял Ханбину расстегивать пуговицы на своей рубашке, и главное в этот момент было не задумываться о том, насколько это все интимно. И насколько не входило ни в какие расчеты. Это длилось всего несколько секунд, и в какой-то момент взгляд Бобби стал тверже, решительней. Он немного выпрямился, словно собираясь что-то сказать, но… - Профессор! Ханбин услышал скрип снега еще до того, как раздался голос, поэтому спокойно закончил застегивать последнюю пуговицу и только после этого отстранился. Этот голос он знал, его обладатель на занятиях Ханбина задавал вопросы охотнее и чаще остальных, но и с зельями при этом справлялся лучше всех. Питер Уотермэн, первокурсник из Гриффиндора, стоило двери распахнуться, осиял их обоих восторженным взглядом. - Нас семнадцать, сэр. Мне не хватило места. Похоже, его ни капли не огорчало, что придется ехать в компании двух учителей. Питер бодро уцепился за протянутую руку Бобби, которую даже не смог толком обхватить маленькой ладонью, и почти сразу же принялся любопытно вертеться на месте. - Ух ты, ничем не отличается от кареты учеников! Кажется, даже этот простой факт приводил его в восторг: подумать только, у преподавателей все как у людей! Ханбин невольно улыбнулся, глядя на него - он сам вырос в чистокровной благородной семье и иногда завидовал тому, как постепенно открывали для себя мир магии ученики, родившиеся в семьях магглов. И именно поэтому он всегда любил доставлять письма о приеме в школу таким детям, даже если в большинстве случаев это означало долгий и тяжелый разговор с их родителями. Ханбин не знал, что заставило опекунов Питера настоять на возвращении племянника домой из безопасности школы, но надеялся, что в конце каникул встретит его на платформе 9 и ¾ живым и невредимым. Магглам в эти годы приходилось ничуть не лучше, чем магам, мир трясло по обе стороны невидимой завесы, и оставалось только надеяться, что когда-нибудь затянувшейся войне придет конец. Хорошо, что Питер был еще слишком молод, чтобы задумываться о таких вещах. Пока кареты довольно скоро ехали вперед, он ни на минуту не замолкал - вопросов у него накопилось тысячи, он даже откуда-то знал про фестралов, хоть и не мог их видеть. Бобби довольно успешно отражал его натиск любопытства, он вообще здорово ладил с учениками, умудряясь одновременно оставаться с ними на равных и соблюдать положенную дистанцию. Ханбин пытался разглядывать его украдкой, но каждый раз попадался. Улыбка у Бобби была открытая и теплая, от нее начинало болезненно ныть где-то в сердце. Сдавшись, Ханбин отвернулся и уставился в окно, на снежную равнину, в которую превратилось замерзшее озеро. Противоположный берег стремительно приближался, над деревьями вился прозрачный дым из труб. Спустя всего десять минут кареты одна за другой выехали на расчищенную дорогу, ведущую в Хогсмид, и Питер на время примолк и прилип носом к окну, с восторгом разглядывая проплывающие мимо островерхие каменные дома, уже украшеные к празднику желтыми огоньками гирлянд и зеленью остролиста. Кареты миновали небольшую площадь, в центре которой возвышалась огромная живая ель, и свернули на кривую улочку, ведущую к железнодорожной станции. Едва уловимо пахло дымом и железом. Поездка подходила к концу, впереди их ждал Хогвартс-экспресс.

***

Когда поезд въехал в предместья Лондона, уже начинало темнеть. Улицы и здания проплывали за окном и исчезали, кое-где зияли страшные, черные прорехи - следы применения разрушительного оружия магглов. Ханбин всегда интересовался их жизнью и технологиями, и в последнее время они вызывали у него ужас - недостаточный, впрочем, чтобы всерьез воспринимать демагогию Гриндевальда. Но вид полуразрушенного, темного города все равно наводил тоску, поэтому он старался не смотреть в окно, упрямо пытаясь продвинуться в монографии "Сценарии любви: практические и этические проблемы применения любовных зелий" дальше десятой страницы. С полчаса назад Бобби прекратил не особо успешные попытки втянуть его в разговор и теперь дремал, растянувшись на противоположном диванчике. Или не дремал: Ханбин успел заметить, как едва уловимо дрогнули его веки, когда мимо закрытой двери их купе прошел кто-то из учеников. Сегодняшняя поездка благодаря Бобби оказалась одной из самых спокойных на памяти Ханбина: всего одна мелкая стычка между Слизерином и Гриффиндором, неудачный эксперимент от Рейвенкло и разбитый нос от Хаффлпаффа. Не считая поездок с Чжинхваном, который даже со своим невысоким ростом умел внушать трепет, обычно за дисциплиной следил Ханбин, и ради разнообразия было приятно наблюдать, как кто-то другой управляется с разноцветным ученическим вихрем. Бобби завораживал своей непосредственностью - неудивительно, что даже капитан Слизеринской квиддичной команды время от времени, заслушавшись, забывал притворяться, что выше всей этой болтовни. Никого другого из преподавателей Хогвартса нельзя было представить запросто сидящим на полу, а Бобби выглядел так, словно это самый лучший и естественный способ вести беседу. Ханбин поймал себя на том, что тоже заинтересовался разговором - о жизни заморских магов здесь, в Англии, знали до смешного мало. Америка казалась ужасно далекой и, будучи изолированной от европейского магического общества, развивалась по какими-то абсолютно другим путям. Пожалуй, появление американского мага только пошло на пользу Хогвартсу и его ученикам, и что-то подсказывало Ханбину, что в конце года заново склеивать разбитое сердце придется не ему одному. Слишком уж всепоглощающим оказалось очарование Бобби. После ланча тот организовал какую-то сложную игру, общая суть которой сводилась к перечислению волшебных зверей и их особенностей, и дети с удовольствием в нее влились. Судьей назначили мисс Тайп - старшекурсницу из Рейвенкло, вооруженную учебником по Уходу за магическими существами, она же должна была пресекать все попытки пустить в ход магию или кулаки. Вникать в правила Ханбин не стал. Он убедился, что все относительно мирно и направился к последнему в вагоне купе, но в последний момент передумал и свернул к двери, за которой скрылся Бобби. Бобби устало улыбнулся ему. - Эти поездки всегда так проходят? - Обычно хуже, - честно признался Ханбин, устраиваясь напротив него с книгой. Он надеялся немного почитать, раз уж все равно потрудился взять ее с собой, но не успел продвинуться и на несколько строчек, когда дверь открылась в первый раз - и потом уже почти не закрывалась. Пожалев Бобби, который выглядел как человек, наговорившийся за сегодня на несколько дней вперед, Ханбин на все вопросы отвечал сам, хотя для некоторых и пришлось поднапрячь память - о магических зверях он знал много, но в основном с сугубо практической для зельеварения точки зрения. Так продолжалось несколько часов, потом дверь отъехала в сторону как-то особенно энергично и на пороге появилась плотненькая темноволосая девочка. - Профессор! - даже ее тугие косички воинственно топорщились, черные глаза сверкали. - Скажите им! - она ткнула пальцем себе за спину, где с таким же решительным видом топталось еще несколько учеников. - Что сказать, мисс Олливандер? - Ханбин отложил книгу и посмотрел на девочку со всей серьезностью. - Скажите им, что перья птицы-грома используют, чтобы изготавливать волшебные палочки, а то они мне не верят даже, что она существует! Ханбин покачал головой: дети семьи Олливандер информацию о волшебных палочках впитывали с молоком матери, и надо было быть… - он пригляделся к галстукам на ее оппонентах, - ну да, надо было быть гриффиндорцами, чтобы пытаться оспаривать ее знания. Ответить он не успел, его перебил голос Бобби: - Я уверяю вас, что птица-гром существует и из ее перьев делают волшебные палочки, - он прокрутил свою палочку в пальцах и на раскрытой ладони продемонстрировал ученикам. - И одна из них перед вами. Палочка была из красного дерева, отполированная до блеска у рукояти от частых прикосновений. Даже издалека в ней чувствовалась стремительная, кипучая сила, как будто магии, заключенной в ней, не терпелось вырваться наружу. Редкая палочка, такая же уникальная, как и человек, которому она принадлежала, и дети разглядывали ее с таким же интересом и уважением. - Профессор, а у вас какая? - поинтересовался вездесущий Питер. - Эбеновое дерево и сердечная жила дракона, - Ханбин рассеянно поправил очки. - Мы ответили на ваш вопрос, мисс Олливандер? - Вполне, - девочка кивнула. - Спасибо большое, профессор! После этого то ли игра иссякла, то ли ученики, но их больше не беспокоили, вот только сосредоточиться на чтении все равно толком не удалось. Ханбин смотрел на то, как редкие огни фонарей скользят по расслабленному лицу Бобби, и впервые за долгое время позволил себе задуматься, не совершил ли ошибку, не дав им обоим даже возможности что-то начать. Впереди оставалось еще полгода и, может быть, разбитое сердце все-таки стоило времени, проведенного вместе? Он никогда не встречал никого, похожего на Бобби, и, скорее всего, отталкивая его, упускал шанс на самые головокружительные отношения в своей жизни. Шанс из тех, что выпадают всего один раз. Эта мысль так и вертелась у него в голове, когда за несколько минут до остановки поезда Бобби вдруг порывисто подался вперед и поцеловал его - так быстро, что Ханбин даже не успел толком почувствовать, какие его губы на вкус. Он растерялся от этого поцелуя всего на мгновение, но и этого хватило, чтобы Бобби, схватив палочку, уже выскочил из купе. Ханбин догнал его у выхода из вагона, но не успел остановить. Дверь захлопнулась перед его лицом, запертая каким-то незнакомым хитрым заклинанием, и все, что осталось - наблюдать, как воздух вокруг Бобби сгущается в щит и как к нему устремляются фигуры в черных мантиях. Явно не для теплых приветственных объятий. Но Ханбина отправляли в такие поездки не для того, чтобы он стоял в стороне. Он вернулся в вагон, где в коридоре его уже ждали несколько старшекурсников. - Есть повод для волнения, сэр? - уточнила мисс Тайп, та девушка, что судила игру. За ее спиной плечом к плечу стояли капитаны гриффиндорской и слизеринской команды по квиддичу с одинаково серьезными лицами. - Не думаю, - Ханбин аккуратно снял и сложил очки, вручил их Питеру, как раз высунувшемуся из купе, чтобы сообщить, что "профессор Ким уже уложил двоих". - Под твою ответственность. Мальчик просиял от важности возложенной на него миссии и вернулся к своему наблюдательному пункту, а Ханбин повернулся к старшекурсникам: - Держите чары щита. Следите, чтобы младшие не пытались делать глупости. И ни в коем случае не лезьте мне под руку. Все понятно? - Да, профессор. Слаженно получилось, почти как в настоящем отряде мракоборцев: все-таки Бобби на своих уроках хорошо обучил этих детей. Ханбин проследил, как они собирают младшие курсы в коридоре, оставив только несколько учеников постарше, чтобы те следили за ходом событий, глубоко вдохнул, успокаиваясь, и вытащил палочку. Кончики пальцев знакомо закололо в предвкушении. Ханбин когда-то давно выбрал Зелья как свое призвание, и семья с уважением отнеслась к этому выбору, но он все еще оставался наследником своего рода. И никогда об этом не забывал. Он зашел в их с Бобби купе, аккуратно прикрыл за собой дверь. Бобби изучал древнюю магию индейских племен много лет, и в его запирающем заклинании это чувствовалось особенно хорошо. Разбираться во всех слоях, вычленяя основу, не было времени, да Ханбин и не собирался. Он всегда, в сущности, был довольно простым человеком. И если перед ним закрывалась одна дверь - просто создавал новую. Там, где считал нужным.

***

Ханбин знал, что вернется работать в Хогвартс, еще на шестом курсе - и за три года, что преподавал Зельеварение, ни разу не пожалел о своем решении. Он любил Замок, его древнюю магию, обещавшую спокойствие даже в самые трудные времена, размеренность, которую не нарушали никакие катастрофы. Ему нравилось быть частью этой магии, и каждые каникулы Ханбин сопровождал учеников в поезде не потому что его об этом очень просили Директор и совет Попечителей, а потому что не привык что-то делать на половину. Став преподавателем, он взял на себя ответственность за этих детей, собирался нести ее до конца и никогда не простил бы себе, если бы кто-то причинил им вред. Когда кусок вагона с грохотом рухнул на платформу, пятерым магам, успевшим уже окружить Бобби, волей-неволей пришлось отвлечься и обернуться на звук. Ждать, когда они опомнятся, Ханбин не стал - первое же заклинание попало в цель, человек в черной мантии вспыхнул ярко и быстро и так же быстро рассыпался пеплом, не успев даже вскрикнуть. Это привело остальных в чувство, и следующее заклинание Ханбина поглотил выставленный щит. Гриндевальд собрал вокруг себя сильных волшебников, привыкших использовать магию не только в бытовых целях, но ни один из них не практиковался в боевых заклинаниях с того момента, как научился более-менее четко выговаривать слова. Мама иногда шутила, что первым словом Ханбина было "протего", но сам он всегда предпочитал заклинания, связанные с огнем. Не будь тут Бобби, он бы просто использовал Адское пламя, чтобы раз и навсегда отбить у этих парней желание нападать на беззащитных детей. Возможно, кто-то счел бы его слишком жестоким, но за спиной Ханбина в вагоне находилось семнадцать учеников, и он не собирался терять в этой войне ни одного из них из-за излишней мягкосердечности. А еще они умудрились задеть человека, который не нуждался в его защите, но за которого Ханбин все равно готов был убить. Он отбил режущее заклинание, увернулся от взрывного и, коротко развернувшись, наотмашь хлестнул по слишком уж резвому противнику усовершенствованным заклинанием кнута. Достал всего кончиком, но этого хватило, чтобы черная мантия загорелась и буквально через секунду нападающих стало на одного меньше. Следующий не успел парировать летучемышиный сглаз и закружился вокруг своей оси, облепленный черной, копошащейся массой. Оставшиеся двое попытались атаковать в какой-то странной связке. Командная работа в их отряде была не на высоте, но Ханбину все равно пришлось отбить несколько довольно сильных заклинаний, прежде чем возникла возможность атаковать в ответ. … Закончилось все очень быстро. Один из магов в связке не успел среагировать на проклятье и тяжело осел на платформу, что решило исход битвы. Двое выживших предпочли сбежать, прихватив с собой обездвиженных товарищей - Ханбина это не удивило. Они всегда сбегали. Ханбин огляделся, не торопясь убирать палочку, но платформа была пустой и тихой, только крупные хлопья снега кружили в желтом свете фонарей. Впрочем, пустой и тихой она оставалась недолго: буквально через секунду раздались первые хлопки аппарации - обеспокоенные родители и вызванные ими маркоборцы спешили узнать, что случилось. Увидев Ханбина, многие из них облегченно выдыхали, но все равно он не успел даже шаг сделать в сторону Бобби, потому что оказался окружен толпой взволнованных, гомонящих людей. К счастью, гул их голосов быстро перекрыло громкое: - Отдел магического правопорядка, всем отойти от свидетеля, - а за ним сквозь толпу пробился очень недовольный и встрепанный Ку Чжунэ. Он был магглорожденным и поэтому, как и Бобби, предпочитал маггловскую одежду, но каким-то чутьем каждый встречный все равно чувствовал в нем мракоборца. Двух выразительных взглядов по сторонам хватило, чтобы строй возмущенных родителей поредел. - Что произошло? Ханбин носком ботинка потыкал бесчувственное тело, лежащее у его ног. Тело казалось бесповоротно мертвым, но через пару часов действие проклятия должно было прекратиться, предоставив возможность для допроса. - Попытка нападения, очевидно. Спросишь у него, что им было нужно. Предполагаю, что сын швейцарского Министра, который ехал с нами в поезде, но не могу знать наверняка. - Да уж, спрошу, - Чжунэ с непередаваемым чувством тоже ткнул темного мага в бок. Уж он-то прекрасно осознавал, какой бы разразился международный скандал, если бы мальчика действительно похитили. Он тяжело потер лоб, проследил за взглядом Ханбина, который неотрывно следил за Бобби, и покачал головой. Они общались еще со школы, и Чжунэ слишком хорошо знал Ханбина, чтобы понимать, насколько тому сейчас не хочется вести никаких светских бесед. - Иди. Только напиши отчет потом, хорошо? И передавай Чжинхвану привет. - Обязательно, - краем глаза Ханбин еще увидел, как Чжунэ раздает указания двум мракоборцам рангом помладше, до этого терпеливо ждавшим в стороне, а потом все его внимание сосредоточилось на Бобби. Тот все еще лежал на земле, но вокруг уже суетился красно-золотой бестолковый вихрь, без особого успеха пытающийся применить свой пока что небогатый опыт. Но, по крайней мере, ему удалось привести Бобби в чувство, хоть и выглядел тот довольно неважно. Но улыбался все равно так, что у Ханбина начинало что-то разрываться в груди от желания одновременно врезать ему как следует безо всякой магии, чтобы больше не смел подвергать себя такому риску, и поцеловать так, чтобы стало невозможно дышать. Но он не стал делать ни того, ни другого - по крайней мере, пока. Питер, вспомнив, что его ждут дядя с тетей, пожелал им счастливого Рождества и сбежал. В его возрасте жизнь была простой и легкой и даже опасность воспринималась, как приключение - наверняка он даже не понял толком, чего им всем удалось избежать. Ханбин проводил его взглядом до выхода с платформы и повернулся к Бобби, который смотрел на него с такими восторгом и нежностью, что становилось не по себе. Он безропотно выпил предложенное восстанавливающее зелье, даже не поморщился из-за гадкого вкуса, и Ханбин начал всерьез переживать, что его приложило головой слишком сильно. Но, по крайней мере, в его глазах не было и капли того ужаса, от которого Ханбин сбежал в Хогвартс. Дети никогда не видели в нем монстра, и, кажется, Бобби его внутренние чудовища тоже не пугали. Такое Рождественское чудо Ханбина вполне устраивало. Он помог Бобби подняться на ноги, но так и не смог разжать пальцы, чтобы отпустить его руку. Воздух вокруг стал вдруг очень горячим, и согревающие заклинания к этому не имели никакого отношения. Ханбин собирался пожалеть о том, что сейчас сделает, но отвлекся на маленький шрам у Бобби над бровью, и не успел ни о чем даже толком подумать. - Без очков ты еще красивее, - заметил Бобби невпопад, и Ханбин вспомнил, что так и не забрал у Питера свои очки, но впервые без них чувствовал себя лучше, чем с ними. - Этот жуткий взгляд тебе очень к лицу. Желание все-таки треснуть его едва не пересилило, но Ханбин сдержался и, смяв в кулаке ворот его рубашки, подался вперед. Губы у Бобби оказались на вкус как кофе, восстанавливающее зелье и какая-то знакомая, терпкая трава. Распознать, какая именно, с первого раза не удалось, пришлось пробовать еще. И еще - пока тоненький голосок благоразумия не пробился сквозь шум в голове. Они все еще стояли на платформе. И не все ученики, родители и мракоборцы успели разойтись. Ханбину показалось, что у него сейчас пойдет пар от лица, поэтому он отвернулся даже слишком поспешно и потянул Бобби за собой. - Пойдем, тебе нужно поесть, а у меня еще есть дела на Косой аллее. Я угощу тебя ужином. К счастью, Бобби никак не комментировал его неловкое бормотание. Он шел следом, не пытаясь вырваться, и даже затылком Ханбин чувствовал, что он улыбается. У них впереди было еще несколько часов, чтобы попробовать новый рождественский десерт, о котором Ханбель в своих письмах отзывалась весьма лестно, целое Рождество - чтобы наверстать упущенное, и несколько месяцев - чтобы просто быть вместе. И Ханбин собирался провести все это время так, чтобы его разбитое сердце стоило каждой минуты.