Второй после

* * * — Рокэ прыгнул в Дыру, — Марсель пьет вино бездумно, большими глотками. Словно торопится. Зачем — чтобы забыть? Какие сентиментальные пошлости в таком случае. — А ведь я вытащил его из темницы не за этим, — в его голосе сквозит такая неподдельная горечь, что невольно хочется ужалить, и Лионель это делает: — Из темницы его вытащил Придд. Насколько мне известно. Марсель мрачнеет мгновенно, Лионель не успевает опомниться, как бокал летит в камин. Пламя вспыхивает закатным багрово-алым отблеском. — С Приддом он, как видите, пойти не захотел, — тон при этом совершенно ровный. Заманчиво. — Желаете поупражняться в словесности со мной, граф? — Лионелю за какими-то кошками нравится это змеиное лицо Марселя — ведь дано его увидеть далеко не всем, хотя Эмиль предупреждал, что наследник Бертрама стал той еще гадюкой. Но Лионелю это по душе — он сам змея и знает это. — Почему бы и нет, виконт? — акцент на титуле — специально, выверенно, чтобы взбесить, довести и увидеть этот взрыв. Только Лионель прекрасно знает, что Марсель не так-то прост и не дастся. Рептилия. Холодная, склизкая, ядовитая. Тоже ядовитая. — Снова кошкин Придд, — вдруг словно сам себе тихо произносит тот, — хоть и другой. Усмешка сползает с лица Лионеля. Он невидяще смотрит перед собой, а потом поднимает бокал. — Снова кошкин Придд. За «спрутов», будь они неладны. Марсель приподнимает брови, но пьет. А между тем, эти слова будят давно забытое и запретное — те времена, давно, словно Круг назад, еще до того, как Лионель стал капитаном Королевской охраны. И до того, как все покатилось к закатным кошкам. * * * Сквозь занавески пробиваются лучи заходящего весеннего солнца, снизу, из трактирной кухни доносятся аппетитные запахи выпечки и мяса. Скоро ужин, и нужно будет уходить, на ночь не позволено оставаться ни одному из них, хотя и хочется. Но отсутствие обоих одновременно и так могут заметить, ведь у обоих обязанности, и дисциплина важна, пусть и Лионель, и Джастин принадлежат к талигойской знати. Но все это — потом, после ужина. А сейчас можно, еще можно двигаться в Джастине короткими, сильными толчками, можно оставлять лиловые отметины на его коже, обводить пальцем узор из родинок на спине, сжимать его член и с наслаждением слушать стоны и сдавленные ругательства — когда юный граф Васспард возбужден, он ругается, и Лионелю это кажется одновременно смешным и горячим, распаляющим его собственную страсть. Он любит трахаться с Джастином, потому что тот настолько не похож на Приддов и потому что… «Потому что он — мой», — добавляет Лионель беззвучно и на мгновение даже останавливается, пораженный этим открытием. — Ты опять меня дразнишь? — насмешливо спрашивает Джастин, сжимаясь так, что Лионель теряет дыхание и забывает мелькнувшую на мгновение мысль. — Иногда, — лукаво улыбается он и наваливается сверху, придавливая Джастина к постели. Кажется, он влюблен, только никак не в прелестную эрэа. Лионель думает, что в юности, пока можно позволить себе быть молодым и беспечным, почему бы и нет? А после ужина они расходятся — Лионель во дворец, где его ждут дела в Королевской охране (он знает, что его прочат в капитаны, и думает, это неплохая перспектива), Джастин — в казармы Резервной армии. Или, может, в особняк Приддов у Старого парка, если отец пожелал видеть его сегодня — Лионель не знает, о семье Джастин не говорит. В Олларию они возвращаются вместе, буланый и серый в яблоках кони идут рядом. Темнеет не так стремительно, как зимой, но все равно, пока они добираются до города, в окнах домов уже зажигаются теплые, золотистые огоньки масляных ламп. — Красиво, — Джастин останавливается и смотрит на город. — Издалека все выглядит красивее, чем вблизи. — Вы так полагаете, граф? — шутливо склоняет голову Джастин. Лионель пожимает плечами, а потом не выдерживает — ему надо знать: — Через неделю, в обычном месте? Джастин кивает, задумчиво и надменно, и, пожалуй, вряд ли отдает себе в этом отчет. Просто когда они не наедине, ему приходится быть Приддом, а это накладывает определенные обязательства. — Надеюсь, смогу выбраться. — Если нужно, я использую свои родственные связи в армии, — Лионель намекает на Эмиля, и Джастин смеется, на мгновение снова становясь не-«спрутом». — Буду иметь в виду твои возможности, — он подмигивает, озорно и беспечно. Почему-то именно это его лицо — освещенное уличным фонарем, улыбчивое и мягкое — навсегда запомнится Лионелю. * * * — Итак, выходит, Рокэ мертв? — Марсель кривится после этих слов, но неуверенно кивает. — По крайней мере, так говорит прекрасная эрэа-из-Бордона, которая выходец. — Капитан Гастаки? Роскошно, — копирует Лионель Первого маршала и ловит себя на том, что хочется закрыть глаза ладонями. К кошкам! Его бесит это, бесит то, что Рокэ всегда и везде — первый. Для всех. И, самое паршивое, что даже… для него. Ведь тогда в Торке Джастин нашел утешение именно в нем. Ведь тогда, еще до Торки Джастина, была Торка Лионеля, и они с Рокэ пробовали по-гайифски, и решили никому не признаваться, насколько им понравилось. И решили не продолжать, а ведь Лионель тогда считал Рокэ за равного и… хотел продолжить. Разрубленный Змей! И ведь здесь и сейчас так отчетливо видно, что Марсель скорбит по Рокэ не совсем как по другу или товарищу по оружию. Даже не как по соберано. А он… а он, как обычно, остается никому не нужен. Хотя в случае с Джастином он сам виноват, и с ним могло быть иначе, если бы Лионель все не испортил. Паршиво это осознавать. * * * В ответ на заявление Лионеля о том, что нужно расстаться, потому что подобные связи не делают чести ни одному из них в их дальнейших карьерах и в семьях, Джастин сначала хохочет. Потом резко замолкает и неверяще произносит: — А ты серьезно. Леворукий, ты… серьезно! — Меня назначают капитаном личной Королевской охраны. Мне нужно… — …соответствовать, — его усмешка ранит кинжалом, но Лионель не показывает этого. И никогда не покажет. — Конечно, куда же нам без этого. И мне тоже нужно соответствовать, да? Плести интриги, ввязываться в политику Домов и Короны, пытаться придумать и организовать заговор и отдать трон Людям Чести… ведь я же Придд! Так, по-твоему нам следует соответствовать? Что ж. Твое право. Не думай, что я буду ползать перед тобой на коленях и умолять о чем-либо. Просто знай, что решение было твое. Так будь по-твоему. В тот день Джастин ведет себя истинно по-приддовски: никаких истерик, никаких обвинений, ничего. Спокойно и равнодушно. А на следующий день Лионель слышит о том, что теньент Васспард подал прошение о переводе в Торку, и оно удовлетворено в кратчайшие сроки. Лионель запрещает себе думать об этом, запрещает себе думать вообще. Он делает свое дело, и это все, что нужно. Он идет к Марианне, самой знаменитой из столичных куртизанок, и думает о том, что ее роскошная грудь, пышное аппетитное тело и шелк простыней ни в какое сравнение не идут с худобой и угловатостью Джастина и шершавостью простого постельного белья трактиров, где они были вместе. И все равно Лионель продолжает ходить к Марианне. Потому что надо соответствовать. А потом из Торки приходят слухи о том, что наследник Приддов ввязался в гайифскую связь с Рокэ Алвой. И еще кто-то присылает Приддам картину, которую они получают на балу. Герцогине Придд становится плохо, а королева падает в обморок. А Лионель… в тот вечер он долго, всю ночь сидит у себя в кабинете, не отводя взгляда от «изъятой в качестве доказательства» картины. И ненавидит Рокэ, Джастина и себя всей душой. А в следующий раз он слышит о Джастине уже после его смерти и не может простить того, что к Рокэ он пришел, уже после, чтобы попрощаться. А к нему — нет. Лионель ненавидит быть вторым после кого-либо. Вторым после Рокэ Алвы. * * * Вот и для Марселя он — всего лишь второй после Рокэ. Лишь когда Рокэ исчез, неуправляемый виконт пришел к нему. И зачем? За утешением? За дальнейшими приказами? Какие, к кошкам, приказы он может дать? Что он вообще может сделать? — Нам нужно думать о Талиге сейчас, — слышит он сам себя словно со стороны. — В первую очередь о Талиге. Я не могу покинуть север — вы сами видите, что здесь творится. Но вы можете. — Отправляете меня обратно в гости к птице-рыбо-дурам? — понимающе спрашивает Марсель. Лионель пожимает плечами. — Я вам не хозяин и не могу вами распоряжаться. Полагаю, вы и сами знаете, как поступать и что было бы в интересах Первого маршала. Марсель задумчиво кивает, а потом усмехается. — В целом, полагаю, что да. Нужно навестить Его Высокопреосвященство епископа Варастийского и принцессу Матильду, — усмешка перерастает в хитрую ухмылку — ты хорошо его выдрессировал, Рокэ, можешь собой гордиться, где бы ты ни был. — Политическое устройство Гайифы срочно нуждается в некоторой корректировке. Лионель поднимает бокал и делает глоток. Нельзя никогда ни о чем сожалеть. Нельзя — и все. — Видите? Вы и сами все прекрасно знаете.