Голубая Рапсодия

Свитнесс Кейк, розовая, как цветущая розочка в пышном саду, пони-модель, с сиренивой гривой, с синим оттенком на кончиках, и со знаком отличия ввиде желтой звезды, шла, веселая, со своей подругой Дарк Ессен, черной молодой пони, работающая гробовщиком в семейном бизнессе в похороном бюро, с черной гривой, и со знаком отличия ввиде гроба. Они прогуливались по берегу вдоль речки, пока «круглая тарелочка» (так Свитнесс называла солнце), медленно, плавно спускалась к горизонту. Было тихо и душно. Река отображала солнце и синие, к горизонту уже светло-голубое, небо. Через реку слышны были постукивания дятлов, песни влюбленных соловьев. Дома и деревья Поннивиля, фоново-пейзажно находившиеся сзади поней, окрасились в персиково-розовый, и, когда, по-сути, скоро, стемнеет, их цвет сменятся на темно-голубой, который пугал некоторых впечатлительных жителей городка (сама же Свтинесс говорила, что, странно такого боятся, а Блэк искала в этом какой-то глубокий психологический смысл, корень возникновения страха, чего розовая модель никак не могла взять в толк), а когда начнется долгожданый рассвет, после глубокой ночи — всё будет окрашено в светло-розовый. И так было, есть, и будет каждый день. Точнее, хотелось, чтобы именно так всё и было, совершено неизмено. Цвета — домов, деревьев, неба, реки — сменяются, солнце — на луну, луна — на солнце, солнечные лучи — на звезды и на лунный блеск, безоблачный горизонт — на облачный. Всё было привычно. Абсолютно ничего в Поннивиле не изменилось, даже домика, или, жителя не прибавилось. Если не считать события в масштабе всей Эквестрии, меняющий ход истории. Если не считать тот шок, радость, и некий страх поней, после произошедшего. Если не считать… Свитнесс глупо улыбалась, и её не тревожило, что Блэк о чем-то мрачно задумалась. — Ужасный у тебя парень… — пробормотала, наконец, как бы невзначай, Блэк — Я бы такую вторую половинку не стерпела. Ничего тебе не дарит, всегда в командировках… — Почему это? — повернулась, удивившись, Свитнесс — Дарит! — И что же? — Любовь! — она закружилась, как в танце на вечернем балу, замечтавшись о чем-то своём, далеком, прекрасном… Дарк закатила глаза. — Лучше такими громкими словами, как любовь и дружба, не раскидаваться сейчас. — серьезно сказала гробовщица. — Почему?.. Что не так?.. — остановилась модель. — Траур же… — Блэк опустила голову, но её мордочка была равнодушной — По погибшим кристальным поням, по солдатам, по… Свитнесс, к сильному удивлению гробовщицы, тихо заплакала. — Ой… — всхлипнула модель — А что, если бы это случилось с моим любимым, с моим суженым, с моим храбрым солдатом? — она утерла слезы — он ведь был в командировке, там, в Кристальной Империи, когда всё это произошло… Блэк подошла к ней. — Лучше так не думать, — улыбнулась она, как мама, желающая успокоить малое дитя — Он жив. На этом, как бы, всё. — Что значит «на этом всё»? — утерла нос Свитнесс. — Что произошло, то и произошло. Поням нужно жить дальше. Нам — подчеркнуто сказала гробовщица — нужно жить дальше. Это произошло… — её голос дрогнул, что бывает редко, так редко, что по телу Свитнесс прошел странный, неприятный холодок — Но это только положительно влияет на будущее Эквестрии! — с воодушивлением, и, с патриотизмом, затараторила она -Кристальная Империя — наш союзник, наш друг, наш… Свитнесс хихикнула. — Что?.. — смущено покраснела Блэк. — Обычно ты такая хладнокровная, с цинизмом, а тут… — она по-доброму рассмеялась, приобняв подругу — Такая!.. — Ну, я… -не нашлась гробовщица — Ну… Не… Не обнимай меня! — она осторожно отстранила копытом рассмеявшую — Ты мне напоминаешь о бесконечных объятьях бывшей… — Разве такая, как она, стала бы так часто… обниматься? — Она это любила, поверь. Особено после того, как мы с ней… — Эй! — окликнул их кто-то, с неба, злобно, что раздалось эхо — Я всё-ё-ё слышу, злая бы-ы-ывшая! — Только скажешь, как кое-кто запоняшиться*… — закатив глаза, тихо сказала поговорку Блэк. К ним подлетела Рейнбоу Дэш, потрепаная, явно уставшая, с косматыми, грязными волосами, но при этом было понятно, что при желании она могла и сильно ударить. Она подлетела к ним с таким злобным лицом, словно, только и жила ради того, чтобы однажды им обеим врезать. — Что!.. — только собиралась закричать Рейнбоу, после глубокого вздоха, как вдруг, её, громче, чем она, не перебила Блэк: — Прежде чем ты что-то ещё скажешь — извини, прости, незнамо за что! — она перевела дыхание, и, продолжила, едва слышно — и, Селестия упаси, не думай что можешь на нас срываться. Милая. — чуть не назвав Рейнбоу бывшей, она подошла к ней, и положила копыто на плечо — Я знаю твои привычки. Нельзя так справляться с эмоциями. Пожалуйста. Нельзя так… Нельзя так. — в её голосе послышалось явное волнение — На этом, как бы, всё. “ Ну вот опять… — подумала Свитнесс — надо её отучить от этой фразы. ” Рейнбоу неожидано придвинула мордочку к своей собеседнице. — Я не стану слушать тебя и твои советы. — прошипела сорвиголова, и Блэк беспокойно оглянулась на испуганую Свитнесс — Я советую тебе молчать. Я устала прятать трупы надоедливых поней, — пожаловалась она, на, итак понятно, несуществующую проблему — мест уже нет. Да и убивать стало скучно. Костей — Во! — Гора целая! — она говорила это тоном, будто всё что сказаное, было нечто бытовое для неё — Особенно жалко будет вот таких вот… — повернулась она к Свитнесс — случайно смертельно поранить… — пегаска стала медлено подходить к ней, и та только медленно попятилась. — А чьи трупы… ты прячешь? Там есть… тела детей, хах? — неловко отшучивалась Свитнесс, пока с неё капал пот (настолько сильно она перепугалась). Рейнбоу Дэш остановилась, как вкопаная. Повисла тишина. Солнце было очень низко над горизонтом. Становилось темнее. Прохладней. Свитнесс застыла. Она с ужасом смотрела на мордочку Рейнбоу. Её взгляд был направлен сквозь модель. Она не видела её. Она вспоминала что-то очень неприятное… — Ну, а как же. — спокойно вздохнула Рейнбоу, и грустно улыбнулась — Дети тоже, знаешь, какие надоедливые! — она это сказала в своей манере, будто сейчас чем-то хвасталась. Но потом, взгрустнув, пробормотала — Там и дети были жертвами… Там… В Кристальной Империи… Там не важно было, кто ты. Ему не важно было. Этот гад… — она присела, и Свитнесс с Блэк аккуратно и бесшумно сели по бокам от сорвиголовы — Там была группка детей, и С-Сомбра… — она отвернулась, не желая продолжать. Так, три пони — две земные, и, одна, легендарная, ставшая великой, пегаска — тихо сидели. Небо потемнело. Откуда-то появились слоисто-кучевые облака, нежного, бело-серого цвета, с мягкими синими оттенками. Затрещали кузнечики в поле. Трава, на фоне синего неба, выглядела темнее, ещё тоньше, созданная как из хрусталя. Рейнбоу Дэш, со своим привычном спокойствием, когда она мило улыбается, не тревожась из-за тренеровок и прочей суеты (хотя то, что произошло, не бытовая суета…), смотрела на высокую осоку, на непоспевшую рожь, на большие, кучевые, как облака в небе, лапухи, на расцветающие репейники. Тихо текла речка, на берегу которой они сидели, едва колыхались белые и розовые лотосы. Речка стала мутного, серо-сине-темного цвета, отражая облака, неподвижно застывшие в небе. Свитнесс с детским удивлением смотрела на облака, наслаждаясь кусками неба, сияющие серым сквозь дыры «мягкого пушка» (ещё одно нелепое, но трогательное детское название от неё.). В далеке раздался встревоженый крик птицы, и Рейнбоу Дэш встрепенулась, будто пробудилась от сна. — Надо проведать Флатти. — сказала она преспокойно — После всего этого мусорно-непонятно-что-произошло-как-я-это-ненавижу, ей явно страшно быть одной. — пегаска грустно вздохнула. — Флатти?.. Эта та желтая подруженька твоя?.. — тихо фыркнула Блэк — «Мусорно-непонятно-что-произошло-как-я-это-ненавижу»? — усмехнувшись, но по-дружески, спросила она. — Иначе эту хрень не назвать. — её голос стал тверже — Я войду в историю не только как великий пегас, но и как филолог, хэх. — Лингвист. — подправила гробовщица. — Да-да-да. Неважно. Надо это спросить у… — Рейнбоу запнулась — Не важно у кого… А вы ЭплДжек видели? — Не-а — неотрываясь от «мягкого пушка», ответила Свитнесс — Я только знаю, что она без задних копыт отдыхает на ферме. Я больше за Пинки переживаю… — она встревожено посмотрела на сорвиголову, ведь Пинки была её подруга — Как на неё это повлияет?.. — Ой, не думай что она как жеребеночек-без-мамотьки-пять-минут! — сказала пегаска — Сначала будет сильнее всех грустить. Но это пройдет. — она вздохнула — оптимист по жизни. Будет скакать, чтобы нас развеселить. — слабая улыбка появилась на её мордочке. — А как насчет Рэрити? — вмешалась Блэк. — Даже не думай к ней подкатывать! — с некой угрозой резко сказала Рейнбоу — она сейчас только и хнычит. Сначала рыдает, потом как бешеная платья мутит, потом истерит, и ноет, ноет обо всем подрят. Мне жаль Свити Бель. Бедняге только и ноют под ухом… — А что насчет Твайлайт? — проигнорировав угрозу пегаски, спросила гробовщица. — Ей же тяжелее всего. — сорвиголова приподнялась, и раскрыла крылья, собираясь взлететь — Что же. Простите меня. Я… какая-то сегодня не крутая. Не сказав ни слова, и не успев ей что-либо ответить пони, она взлетела ввысь, в облака. Блэк громко руганулась. — Я не успела ей ничего сказать! Агрх! Свиттнес задумчиво покачала головой, но взгляд её был прост и спокоен. — А почему именно Твайлайт хуже всего? — спосила она. Она была плохо знакома с ней. — Как почему! — приподнялась гробовщица — Разве ты так и не поняла? — Свитнесс тоже привстала — Умер тот дракон Спайк! …Смерти Спайка.