Развал и декаденство

Нельзя сказать, что Смерть когда-то жалел о собственных многочисленных деяниях. Во-первых, он этого просто-напросто не умел. Во-вторых, даже немного проникнувшись человеческой моралью, он всё равно не видел в своих поступках ничего хорошего или плохого. Такая мощная сверхъестественная сила, как гибель всего живого обязана быть нейтральной и беспристрастной, а иначе мир перестал бы существовать гораздо раньше намеченного срока. Впрочем, иногда дарованная собственная воля выкидывала странные номера и, питаясь от логических выводов, заставляла принимать неординарные решения. Например, он сказал, что не собирается потакать идиотским прихотям Войны, особенно перед важной работой, которую они все так долго ждали. В ответ Война кровожадно улыбнулась и сказала, что если Тень Сотворения очень желает работы, то он её получит. Правда, в куда более неизмеримых количествах, чем можно себе на самом деле представить. Ей совсем не сложно замостить всю Землю миллионами трупов, чтобы Мрачному Жнецу было, где порезвиться вместо каких-то пары часов наедине, не прибегая к затрате огромного количества усилий. Рационально взвесив перспективы и поняв, что Всадница, скорее всего, не шутит (в Апокалипсис всегда можно уничтожить в три раза больше положенного), Смерть пришёл к досадному выводу: с точки зрения энтальпии вселенной оба варианта равноценны, а, значит, прилагать излишние телодвижения попросту не имеет смысла. И теперь, лёжа на спине и опираясь на локти, он скучающе смотрел в стену и не шевелился. До этого он понятия не имел, что припущенные до колен штаны будут за неимением мяса ощущаться вопиюще, до ужаса нелепо. — Надеюсь, ты в курсе, что трахаешь даже не меня, а кусок TPR с ремешками? — издевательски поинтересовался Смерть; капюшон закрывал складками почти весь его череп, и это как никогда радовало. — Спасибо за информацию, — кивнула валькирия, не прекращая интенсивных движений крутыми бёдрами. В отличие от Разрушителя Империй, она разделась фактически полностью, оставив на себе одну кожаную куртку. Выглядело, как будто Война всю жизнь не отчаянно рубилась на вечном поле брани, а снимала бюджетную, но экзотическую пылкую порнушку для всяких отморозков. — Я бы мог достать тебе какой угодно труп, — запоздало посулил Всадник. — Или тот же скелет с любым набором костей, хотя услуги такого рода не входят в список моих обязанностей. — С трупами скучно, — ответила женщина через серию громких вздохов. — А живых скелетов не бывает. Кроме тебя, конечно. — Это намеренное оскорбление или что? — наконец-то пустые глазницы уставились прямо в чужое алое лицо, обрамлённое взлохмаченными волосами. Из мелких ссадин и ран сочилась кровь, полностью гармонируя с закушенной белоснежными зубами губой. Смерть допускал вероятность, что эта вполне изящная, мускулистая и крепко сбитая фигура нравилась абсолютно всем — а это очень много живых существ — с кем Война проводила свои ночи, но по известным причинам затруднялся выдать своё мнение. Начать с того, что он вообще не думал о таких вещах, пускай и был о них изрядно осведомлён. С другой стороны, абсолютно любой опыт представлял для Разрушителя Империй некий смутный интерес. Почему бы и не выпить чашку чая и не покататься на мотоцикле, если он в состоянии это сделать? И почему не пройти на игровом автомате простенькую викторину, если он знает все необходимые сведения? Здесь — то же самое. Понять, что творится в этой буйной голове, Смерть не рассчитывал — так хоть понаблюдает за резво скачущим по нему телом, грозившим нанести ему своей страстью парочку переломов. — Извини, владыка, — порочно улыбнулась Всадница. — Думаю, ты понял, что я имела в виду. Кстати, а не мог бы ты хоть на минутку перестать быть бревном? — Твоя наглость не имеет границ, — холодно отозвался Тень Сотворения, но остался всё так же недвижим. Вдруг какая-то крохотная часть его души подумала, что Война издевается над ним гораздо изощрённее, чем изначально предполагалось: судя по влажным звукам, зашкаливающему пульсу и куче других признаков, валькирия испытывала полный спектр чувств, какие положены людям при страстном совокуплении. Вот лично Всадник никогда не узнает, что кроется за ритмичными фрикциями, и, наверное, где-то совсем на дне души ему было слегка обидно. — Зачем это всё? — философски спросил он, дождавшись, пока голубые глаза откроются с длинным возбуждённым выдохом. — Затем, что я буду первой и единственной в мире, кто буквально поимел Смерть… любым возможным образом. Мы не каждый день собираемся вместе, знаешь ли. — Нет, я про «бревно». — Так всё закончится быстрее. — Неужели? И что я должен делать? — Не хочешь потрогать это? Куртка полетела на пол к остальным вещам, явив на свет сочную, подтянутую и упругую грудь с пирсингом. Естественно, трогать женщину вообще за что-либо Смерть не хотел от слова «совсем», но соблазнительная перспектива освободиться от этого бессмысленного занятия пораньше всё-таки пересилила. Медленно и неуверенно протянув одну руку, он наполнил её молодой пышной плотью и немного помял, отмечая про себя ожидаемую, но необъяснимую текучесть. — Не приписывай ничего на свой счёт, — уточнил Разрушитель Империй, небрежно повертев в двух пальцах почти круглую ягодку соска вместе с украшением. — А иначе я окончательно разочаруюсь в твоём интеллекте. Фыркнув от подобного замечания, Война сосредоточилась исключительно на своих удовольствиях. Прикосновения гладкой подвижной кости отозвалось дополнительным жаром в и без того разгорячённом нутре; теперь ей было очень легко представить, что страпон составляет вместе со Всадником единое целое. Обхватив тощее запястье, валькирия заставила и вторую узкую ладонь подключиться к делу. Она была близко, очень близко, но всё равно чего-то очень сильно не хватало… — Даже не думай, — отчеканил инфернальный голос, предупредительно и жёстко сжав два нежных полушария до ноющей боли. О, как мило с его стороны наконец-то внести хоть какое-то разнообразие. Опускаясь и поднимаясь так яростно, что спинка шаткой кровати мерно заколотила в стену, Война с неожиданностью почувствовала встречные толчки, безупречно попадающие в амплитуду. На пересохшем языке так и повисло шальное замечание, и если бы не оргазм, накрывший её сущность сладкими пульсирующими волнами, она непременно бы высказалась вслух даже с риском быть немедленно выкинутой в окно с третьего этажа. — А теперь слезь, во имя тьмы, — скомандовал Смерть, имитируя вздох облегчения. Может, что-то красивое в откинутой назад голове, мелкой дрожи и прозрачных каплях пота на белой коже и есть, но он не жаждет пялиться на всё это великолепие до конца времён. — Нет. — Пардон? — Нет, — повторяет воительница, сдувая с лица красную прядь. — Я не упомянула, что хочу немного глубоких царапин и синяков? — А как насчёт тяжёлых увечий? — скептично отозвался Тень Создания, чувствуя в себе полную и справедливую готовность эти самые увечья наносить. — Да, звучит неплохо, — согласилась Всадница и снова резко двинула тазом, вгоняя фаллоимитатор максимально глубоко в себя, — но нам ещё потом работать, а возможность поиметь тебя дважды слишком соблазнительна, владыка. — Когда я за тобой приду, ты очень пожалеешь, — пообещал Смерть, вспарывая всеми десятью пальцами мягкую кожу и железные мышцы до кровоточащих борозд, не подозревая, что тем самым усугубляет своё положение. — Всё имеет свою цену, — усмехнулась Война и, не дав себе передышки, снова кинулась в атаку. Безусловно, Апокалипсис обещал быть очень приятным и насыщенным событием.