Розовые пионы

      Это было семь утра, и Питер проснулся из-за щебетания птиц, слышавшихся слишком четко из-за незакрытого окна. Он потянулся на кровати и потер глаза. В Нью-Йорке, в это время, едва ли он смог бы даже веки разлепить без ментальных мук, а тут ощущает себя внезапно... выспавшимся?       Питер уже забыл, каково это.       Идея снять небольшой домик за городом на месяц пришла ему спонтанно. Просто он проснулся в воскресенье, выпил кофе и пялился на город за окном, пока находившееся в самом разгаре солнце жалило его кожу.       Он поморщился и зашторил окно, отвернувшись, оперевшись бедром о подоконник. Тогда он отставил чашку с кофе и ощутил себя до отвращения уставшим. Вымотанным. Не в своей тарелке. В голове, казалось, не было ни единой здравой адекватной мысли. Не было ничего.       Питер был выпотрошен.       И через минут пять он искал по объявлениям домик за городом.       Он не знал, поможет ли это ему чувствовать себя лучше, но ему так надоел извечный шум города. Ему надоело большое количество людей, которое при каждом походе в магазин его раздражало до ужаса.       Он так устал, что невольно начал искать спасение в тех местах, о которых ранее даже не задумывался.       Было душно, и он зажмурился, когда лучи настойчиво вновь прошлись по его лицу, не давая нормально видеть отображаемое на ноутбуке.       Он не был уверен в том, что это было хорошей идей, он просто решил, что ему это нужно.       Через пару дней он уже переехал. Это не было деревней, что-то вроде пригорода — инфраструктура была более чем модернизированной. Но людей меньше, воздух чище, где-то, вроде, абсолютно чистое водохранилище есть — Питер пообещал себе, что даже найдет его.       Он не знал, было ли это самовнушением, когда с приездом сюда, он сразу ощутил себя непозволительно легко и хорошо.       Нельзя было бежать из одного места в надежде, что все проблемы останутся на том месте, но в случае, когда твоя проблема — Нью-Йорк, это и вправду работает.       Питеру и вправду стало легко.       По-настоящему.       Внезапно, он ощутил себя живым.       И в это утро, когда прохладный ветер расцеловывал плечи и лицо, он ощутил себя... свободным. Казалось, это было чем-то совершенно новым. И это чувство хотелось запомнить.       Он повалялся где-то с десять минут и встал.       Он сделал кофе и завис, смотря в окно. На улице ещё не было жарко и совершенно пустынно. За это он и начинал влюбляться в это место.       Людей не было.       Совсем.       Изредка проходящие не нервировали. Никакого шума. Абсолютная тишина — та, о которой Питер только читал.       Стрекотание кузнечиков лишь да шелест листьев — в этом была мелодия. Это был розовый, успокаивающий его шум. Это как колыбельная матери.       Это прекрасно.       Питер поджал губы, когда понял, что эту мелодию только если запомнить, но более не включить. Нью-Йорк не наполнишь сладкой тишиной, успокаивающей и вкрадчивой. Только запомнить — унести с собой в памяти и изредка вспомнить в очередном приступе раздражения от нескончаемого шума.       Он позабыл об уже остывшем кофе и, натянув джинсы с майкой, вышел на улицу, пока солнце ещё не жгло, пока воздух не плавился. Это было хорошо. Это было свежо.       Питер ощущал себя будто... не здесь. Не живым. Ему казалось, что такие чувства нельзя было испытывать. Невозможно.       Он не знал, хотелось ли ему просто пройтись, или что-то ещё, но он просто вышел на улицу интуитивно. Просто погода пока располагала. Мобильник завибрировал. Некоторое время Питер смотрел на вызывающего его абонента. Он не был уверен, что хотел разговаривать с кем-либо. Казалось, будь его воля, он смог бы провести все эти дни в абсолютном молчании, пытаясь упиться голосом тишины. Пытаясь насытиться этим — хоть он и знал, что это просто бесполезно.       Не выйдет.       Он хотел поднять телефон, как издалека послышался гул машины, и он заинтересованно поднял голову. Отчего-то, шум не отозвался в нем привычным «блять, сколько можно». Он вообще не разозлился. Ни на сколько. Это чувство отдалось в нем странной легкостью.       Он заинтересованно смотрел, как машина остановилась у его соседнего дома, и некоторое время она просто так стояла и из неё никто не выходил. Окна были тонированными, так что Питер попытался особо не пялиться в его сторону, поэтому снова посмотрел на экран мобильника. Ему звонил Нэд. Будто бы Питеру это было интересно.       Он краем глаза все косился в сторону машины.       Этот район не был для особо бедных, и родители, наверное, убьют его, когда узнают, на что он потратил деньги. С тем же успехом он мог бы съездить на неплохой отдых на море, но Питер словил на мысли, что... не хочет. Просто не хочет. А даже если потом внезапно и захочет — ему не составит труда поехать туда.       Со стороны послышался шум, а дальше — голос. Питер отлип от своего телефона, едва поворачиваясь.       Его сосед (наверное? Питер не знал) с кем-то ругался по телефону, и этот костюм на нем был как-то вот, ну, совсем не в тему — не по погоде. Не сейчас.       Он сильно захлопнул дверь тачки, когда попрощался по телефону. Кажется, он даже не заметил, что на него пялились, потому что после того, как он скинул номер, он просто некоторое время простоял спиной к Питеру, а после, душевно и не стесняясь, сказал:       — Дьявол, как я заебался!       Питер невольно улыбнулся — скованно едва, не решившись. Он понимал и разделял это чувство, поэтому это отозвалось в нём улыбкой.       Когда он развернулся, они встретились взглядами. Мужчина выглядел злым, уставшим и не выспавшимся. Питер хотел бы сказать ему «здравствуйте», или типа того, но тот ураганом поставил машину на сигнализацию, и зашел во двор. Питер привстал на цыпочках, разглядывая его через невысокий забор, и лишь пожал плечами, когда за тем захлопнулась дверь.       Кажется, ему было куда сложнее и тяжелее, чем Питеру. По крайней мере, Паркеру помогала тишина этого места, а глядя на него... Питеру казалось, что ему уже не поможет буквально ничего.       Он всё-таки перезвонил Нэду.       Они перекинулись парой слов, Питер объяснил причину своего отъезда, ограничиваясь коротким, но честным «меня всё заебало» и Нэд пожелал ему удачи, сказав, что он сдохнет от скуки. Питер лишь хмыкнул. Может, и сдохнет, но в Нью-Йорке с потрепанными нервами ему делать нечего.       ему нужно было время.       Весь день он провел за просмотром какого-то сериала, немецким языком (он сам не знал, зачем начал его учить — в Германию он уж точно не собирался) и очень редким перелистыванием соц. сетей.       Он знал, что его сосед куда-то уехал ближе к полудню. Вообще, Питеру показалось, что тот и так приехал после бессонной ночи, и было странно, что так скоро он уехал вновь. Да и вообще — разве это не курортный поселок?! Кто тут вообще будет работать?!       Конечно, Питер об этом долго не задумывался, потому что он знать не знал, кто это, хотя он и вызывал в нём относительный интерес — сугубо из-за того, что похож был на героя нуарного крутого романчика девяностых.       К вечеру он решил прогуляться до магазина. Сам не знал, чего хотел там купить, но слышал, что там много свежих фруктов — а свежей клубники, боже упаси, он не ел с семи лет. Поэтому, когда он все-таки нашел в нем клубнику, то шел домой абсолютно счастливым.       Чертова клубника! Он не думал, что будет радоваться ей так, как успешно законченному курсачу на отлично.       Он рылся в телефоне, когда шел обратно, едва размахивая пакетом с купленной клубникой, сливками и парочкой хлебобулочных — он их, вообще-то, не особо жаловал, но что-то в голову ударило.       Из-за наушников он не услышал сзади детский смех, поэтому, когда мимо него промчалось несколько детей на велосипедах, он испуганно шарахнулся, но ещё более активно дернулся, когда какой-то пацан, который, кажется, научился колесить на чуде инженерной мысли максимум часа два назад, успешно его задел и Питер так же успешно полетел боком вправо. На машину. Которая тут же завизжала на полрайона, и Питер отшатнулся уже от неё, грохнувшись на задницу.       — Черт!       Питер потер ушибленную задницу, растерянно пялясь на орущую машину его соседа. Заткнулась она, как ни странно, быстро — кажется, через несколько секунд. Питер растерянно почесал затылок и неуверенно встал с этим дурацким пакетом под руку. Он ощущал себя придурком. Он ощущал себя самым последним придурком на земле, когда взлохмаченный пялился на своего соседа, который стоял, оперешвись плечом о калитку с ключами в руке.       Он посмотрел ему в глаза, но не увидел там ничего, кроме застывшего ещё с утра «как мне всё остопиздело».       — Поцарапал что?       Внезапно, когда он заговорил, Питер чуть не подскочил. Голос у него уставший до смерти. И Питер осознал, что нет — он его не понимал. Питер, может, и устал, но не до такой степени. Его сосед уставший до смерти. Буквально. Ему, кажется, лет тридцать — даже больше — и выглядит помятым, уставшим, по-настоящему выпотрошенным.       Питер опомнился и растерянно посмотрел на машину.       — Нет, вроде не...       — Я про тебя.       Питер опять подскочил на месте, растерянно посмотрев на мужчину. Он продолжал на него пялиться, когда он кивнул в сторону его руки.       Он посмотрел на руку, замечая разодранный сгиб локтя, и дальше — к самому локтю.       Он растерянно потер это место, и снова поднял взгляд на мужчину.       — Заживет.       Он кивнул, а после сказал:       — Тони.       Питер непонимающе округлил глаза, не подумав, выпалив:       — Что это?       Названный Тони по-доброму усмехнулся, пока следил, как до Питера доходила вся абсурдность его вопроса.       Но он всё равно пояснил:       — Это мое имя.       Питер заторможено кивнул. Его поражал этот голос. Даже нет, не голос — интонация. Внезапно, спокойная, уставшая, равномерная. Это было приятно слушать, несмотря на то, что Питер ощущал то, насколько он был уставшим.       — Я Питер.       — Что ж ты, Питер, — он резко выпрямился, засунув ключи в карман брюк, — по сторонам не смотришь? Отошел бы к тротуару хотя бы. Мне так одна девчонка зеркало переднего вида отхерачила.       Питер тут же посмотрел на названное зеркало, как Тони сказал:       — Это новая машина. То год назад было.       — И что... она сделала?       — Платила за ремонт, — он усмехнулся. — Не то чтобы мне жалко каких-то несколько сотен для ремонта, но я считаю, что за свою неуклюжесть надо платить. Вообще, за все надо платить.       — Это вы к чему? — Питер нахмурился, едва настороженно.       — В плане тебя — ни к чему. Ты же ничего не поцарапал, — он равнодушно хмыкнул.       — А если бы поцарапал? Стали бы мотаться со мной к автосервису, чтобы я...       — Да нет, ты уже вон, расплатился, — он снова кивнул в сторону его руки, и Питер сначала подумал о собственной царапине, а после метнулся взглядом вниз.       Блять. Клубника успешно была раздавлена и протекла сквозь бумажный пакет, капая на джинсы, кроссовки и землю. Питер устало простонал и закатил глаза к небу. Он просто хотел отдохнуть без нервов и раздражения, но и несколько суток не успело пройти, как он уже успел вляпаться. В буквальном смысле.       — Даже не заставили бы платить?       — Нет, — он неоднозначно пожал плечами, — я же говорю, мне не деньги важны.       — Такой себе борец за справедливость.       — Да я не за справедливость, злой просто.       — Ну, или уставший до смерти.       Питер сам непринужденно хмыкнул, пытаясь хотя бы под конец ситуации не показать себя болваном. Он хотел просто уйти, как Тони опять сказал:       — Клубнику в том магазине покупал?       — Да, — Питер кивнул и тут же разочарованно выдохнул, потому что хорошо будет, если хотя бы половина уцелела. — А что?       — Невкусная она там.       — Ну, а где мне взять другую? Самому растить?       Тони усмехнулся, пожал плечами и сказал:       — Ладно, пацан, иди, стирай штаны, клубника плохо отстирывается.       Питер недовольно фыркнул, невольно повел плечом и прошел вперед. Он едва нахмурился, но старался не думать о произошедшим. Это была какая-то концентрация абсолютной неловкости и тупости. Для него это не то чтобы было странно, но в такой концентрации... да, черт возьми, это было странно. Он почесал шею, а потом полез в карман за ключами.       Не стоит удивляться, что они выпали у него из кармана, и Питеру пришлось идти с максимально недовольным лицом под насмешливый взгляд Тони обратно к машине.       Тони по-прежнему молчал, когда Питер поднимал ключи, раздраженно что-то то ли бурча под нос, то ли просто пыхча. Питер невольно кинул раздраженный взгляд на Тони, будто это он был причиной всех его бед в этот вечер, и скрылся.       Тони промолчал. Однако, взгляда не спускал с него до самого конца.       Питер себе долго не признается ещё, что этот взгляд нарочито долго мелькал пред его глазами, даже во тьме ночной едва различался.       Тони снова уехал куда-то ближе к ночи, и Питер лишь отстранено сонным сознанием подумал о том, что это нездорово: так часто куда-то ездить и так мало спать.       Проснулся он уже без этой мысли, но с вернувшейся легкостью. Он решил, что с самого утра сходит в магазин за новой порцией клубники, потому что вчерашнее похождения увенчалось полным провалом.       Это было, кажется, девять утра, когда он наспех выпил кофе и вышел из дома. Скрипнула калитка, и он пораженно уставился на корзину у его ног буквально. Он проморгался. Огляделся. Ошиблись домом? По соседству от него только Тони, а слева — пожилая женщина с тремя котами и очень недовольным взглядом. Её имени Питер так и не узнал.       Он простоял так некоторое время, поджал губы и все же взял в руки корзину. Показавшийся с самого начала запах клубники оказался не иллюзией, поражденной его мозгом после такого триумфального проигрыша, а вполне реальностью. От плетеной корзины пахло клубникой и... чем-то ещё. Тоже сочным, сладким, летним.       Он закрыл калитку и неловко улыбнулся, потому что от корзины пахло... летом.       Это то, чего он искал здесь.       Он искал лето.       Настоящее, сочное, яркое, свежее лето.       Он скинул в прихожей кеды и поставил корзину на тумбу, снимая с неё легкую ткань.       Это были свежая клубника и розовые пионы.       Клубника явно не из магазина — там она мелкая и менее яркая. А это огромная и насыщенно-красная, некоторые даже бордовые.       Он растерянно почесал затылок, понятия не имея, от кого это могло быть. Нэд, что ли, шутки свои шутит? Вообще-то, первой мыслью, была мысль о Тони — потому что только он знал о его неудаче с клубникой. Но это же было... глупо?..       Зачем Тони что-то делать для него? Да и в таком... романтическом ключе?       Питера едва покоробило, но это не было отвращением или отторжением — нет, ни в коем случае. Это было... неловко. Но приятно.       Он аккуратно взял пионы. Он не любил розовый цвет. Вот, не нравился он ему по каким-то самым неясным причинам, но сейчас он невольно повертел в руках цветы. Он раскачался на пятках, поджал губы и, сдавшись, выдохнул. Выкидывать он их не собирался — он понял сразу.       Они пахли летом.       Такое не выкинешь.       Поэтому он нашел хрустальную вазу, налил воду и поставил на подоконник. Потом нахмурился, решил, что от большего количества солнечного света они могут быстро зачахнуть, поэтому поставил на кухонную тумбу.       Клубника и вправду оказалось вкуснее той, что была в магазине.       Он растерянно почесал затылок.       Тони оставался единственным верным вариантом, но вместе с тем самым абсурдным.       Боже, Питер же не девушка! Он парень! Неловкий до ужаса, дрыщеватый, для Тони он ещё и туповатым скорее всего показался, но парень. Он поджал губы, а после пожал плечами, хмыкнув, решив, что это явно не то, о чем он должен был думать. Правды он не узнает, так что какой смысл?       Он промыл всю клубнику на всякий случай и поставил в холодильник. Корзинку оставил стоять на тумбе. Не выкидывать же.       К обеду снова позвонил Нэд. Питер поделился своим восторгом о тишине и спокойствии данного места, наругался на Нэда за его полное нежелание понимать всей прелести и ни слова не сказал о таких утренних сюрпризах.       К вечеру опять приехал Тони. Но за оставшееся время они так и не пересеклись. Питеру было неловко выползать на улицу — и он сам не знал, из-за корзины ли, или из-за того, что он вчера вел себя как кретин, а сам Тони, ясное дело, не стал бы появляться как джин из лампы.       Следующим утром его снова встретили цветы. Эти розовые цветы — на этот раз это были не пионы. Питер не знал, что это за они, но ему понравилось. Машины Тони не было. Питер не хотел бы на него ставить, но приходилось. Других вариантов он не знал. Да и вряд ли бы хотел знать.       В семь утра ласковый прохладный ветер расцеловывал его лицо, а Питер в своих руках рассматривал цветы. Они пахли свежестью и чем-то легким. Пахло задним двориком, палисадником на даче твоих родителей или бабушки. Пахли тем ощущением, когда ты проходишь мимо пышных кустов шиповника, роз или пионов — проводя по ним пальцами, собирая капли недавно прошедшего дождя или росы.       Это прохлада, свежеть и сладкий запах палисадника, с заботливого высаженными цветами и пышными кустами.       Это так пахнет один день лета из детства. Всего один момент, когда он проходил мимо этих цветов, смог уловить их аромат и акцентировать на них внимание. Это не каждодневная рутина. Это не ежемесячный момент.       Это всего один момент.       Поэтому он и так важен. Поэтому он так запомнился.       Поэтому в нём есть чувства.       Чувства первого и последнего момента с запахом пышных пионов и сладких роз.       Вот чем пахнут эти цветы.       Тем самым светлым летним моментом.       Питер провел пальцами по лепесткам с нескрываемой улыбкой.       Уже неважно было, откуда эти цветы. Важно было лишь то, что они подарили ему момент.       Этот момент, который пронесется перед ним через несколько лет, обдав летней прохладой раннего утра и теплотой июльского месяца.       за такое действительно хотелось поблагодарить.       Хоть Питер пока понятия не имел, кого благодарить. Он ощущал себя странно, потому что, ну... он парень. Это же неправильно.       Он хмыкнул своим мыслям, пожал плечами и поставил цветы рядом со вчерашними пионами. Они приятно пахли фактически на всю кухню, из-за чего он взял себе в привычку учить немецкий на кухне. Легкий ветер разносил приятный цветочный аромат по всему помещению, и на душе становилось так легко. Настолько, что нередко он прерывался, опирался подбородком о руку и смотрел в окно.       Не думая буквально ни о чем, подставляя лицо под мягкий ветер и теплое ласковое солнце, которое пока не жалило — в его голове не было ни единой мысли. Только пустошь. Только спокойствие. И тишина.       Около трех дней он не видел ни Тони, ни новых цветов. Пионы завяли. Он выкинул их. И на следующие день к нему пришли новые. Такие же нежно-розовые — боже, хоть пиши на калитке, что не нравится ему этот розовый!       Хотя сейчас он будто обманывал самого себя, держа в руках эти цветы, потому что... ему нравилось.       Абсолютно.       Он тяжело выдохнул, и поставил новые цветы на прежнее место прошлых.       Было странно.       И хорошо.       К концу недели Питер пытался настроить поливочную систему в заднем дворике, потому что он узнал, что тут — о боже — тоже есть цветы, которые, оказывается, нуждаются в поливке. Система, вообще-то, была более, чем легкой, но поскольку Питер таких штук в глаза не видел, он копался с ними больше десяти минут, постоянно отставляя от себя несчастный кран, когда думал, что вот-вот должно ливануть.       Но нет.       Он просто как придурок стоял с этой штукой для инквизиции и пытался найти с ней общий язык.       Буквально. Он говорил с ней. Угрожал, уговаривал — в общем, пытался продемонстрировать всё свое искусство дипломатии в полной красе, но поливочное устройство явно не хотело его слушаться или хотя бы оценить такое мастерство.       — Эй, садовник, ты зажал ногой кнопку «стоп»!       Питер испуганно вздернул голову на знакомый голос, который он хотел услышать на протяжении всей недели, а особенно, когда у его калитки оказывались цветы. Но ещё более испуганно он убрал свою ногу, в невольном желании сделать шаг назад. И, конечно же, это средство пыток его нервной системы он не додумался оттащить от своего лица, поэтому его обдало легким летним душем.       Он отшатнулся, кинул это на газон и уставился на ухмыляющегося Тони. На нём были брюки с рубашкой — на удивление — без галстука. Он стоял, оперевшись о забор плечом, усмехаясь.       Некоторое время они просто стояли и смотрели друг на друга. Питер пытался взвесить свои чувства, потому что с одной стороны он действительно был рад его увидеть, но с другой — он же опять как идиот себя вел!       — Итак, мистер сто и одно несчастье, у тебя хотя бы один день бывает без происшествий?       — Не поверите — только при вас! — недовольно заявил Питер, складывая руки на груди, хотя он скорее выглядел комично, нежели недовольно или, тем более, серьезно.       — Да? Хм-м-м-м, — Тони вполне серьезно задумался, нахмурился, посмотрев куда-то вверх, и тут же таким же серьёзным тоном добавил: — а не ты ли вчера матерился на сразу трех языках на полрайона?       — Я практиковал язык, — Питер проскрипел зубами, вспоминая, как вчера на кухне, с привычно открытым окном, крыл сгоревший кулинарный шедевр, будто бы от него действительно что-то зависело.       — А горелым пахло — это горели от зависти твои завистники и враги от твоих прекрасных познаний?       Питер, кажется, буквально запыхтел, но в итоге сказал:       — А вы не подслушивайте!       Он чуть отошел, чтобы вода не попадала на его ноги.       — Сложно не подслушивать, когда ты орешь так, что перебиваешь музыку, — Тони усмехнулся, и тут же добавил: — не хочешь выпить за знакомство?       Питер чуть повременил с ответом, но в итоге согласно кивнул, чуть замявшись, сказал:       — Вообще-то, я не пью.       — Никогда не поздно начать!       Тони усмехнулся, но сейчас это было что-то ближе к улыбке, и Питер даже удивился, будучи уверенным, что тому просто не хватает сил на улыбку. Питер успел только нахмуриться и открыть рот, как Тони его перебил:       — Не волнуйся, для детей вроде тебя у меня есть газировка.       — Я не ребенок! Мне двадцать два!       — Да-да, хорошо, только не кричи, пацан.       Питер фыркнул. Он едва замешкался, когда вышел со своего двора и хотел зайти в чужой. Тони явно не собирался его встречать, поэтому он нерешительно открыл калитку, оглядываясь. Сад был шикарный, и по нему сразу стало понятно, что Тони явно не сам за ним ухаживает. Хотя о садовых штуках он явно знал гораздо больше самого Питера.       Не смотря на шутки про газировку, Тони налил ему какого-то легкого вина, пока Питер так же совершенно неловко снимал кеды в прихожей. Дом у Тони был на уровень выше снятого Питером дома. И он сразу понял, что это явно его собственный — не съемный. Он был достаточно уютным, но при этом.. не обжитым. Он засомневался касательно того, что это не съемный дом, поэтому он уточнил:       — Вы снимаете его?       Тони отвлекся от выбора напитка для себя — в его распоряжении был целый бар всяких разных красивых бутылочек. Питер даже тихо охнул от удивления, потому что он был уверен, что такое только в фильмах бывает, он не думал, что у обычного человека может быть такой крутой бар.       — С чего ты взял?       Он заинтересовано склонил голову, беря с верхней полки какую-то вычурную бутылку. Питер не знал, с чем она, но что-то ему подсказывал, что явно нечто намного крепче уже налитого ему вина с кубиками льда.       — Ну, дом довольно... пустой?.. Не знаю. Что-то такое в нём есть.       Тони сначала просто хмыкнул, когда кинул лед в свой стакан, налил то ли виски, то ли ещё чего, и, сделав глоток, сказал:       — Я хотел подарить этот дом своей жене, — он усмехнулся, когда заметил, как Питер метнулся взглядом к руке, на которой должно было быть кольцо, но нет, его не было. — Бывшей жене. Типа дачного домика для нас и её питбулей. Хотел как в американских фильмах: блинчики по утрам там, все говно, но, — он резко повернулся к так и застывшему в проеме Питеру, который во все свои широченные глаза смотрел на Тони так, будто он говорил что-то реально ужасное, — я забыл, что сценарий для жизни Тони Старка писали не американские кино-режиссеры.       Тони взял бокал с вином и спокойно поднес к Питеру, протягивая. Тот благодарно кивнул, принимая его. На секунду он ощутил себя неловко — потому что, наверное, это было чем-то личным? Странно, что он посвящал его в подобные дела.       — Не подумай, я отношусь этому как к фильму, не вижу тут ничего личного.       Тони неоднозначно пожал плечами, будто прочитал мысли Питера. Тот напрягся от этого и поспешил сделать глоток. Он сказал:       — Из-за чего развелись? Раз уж тут «ничего личного».       Тони внезапно улыбнулся — ломано и неясно.       Пройдя вперед, он кивнул в сторону гостиной, сказав:       — Проходи вперед, не стой в проходе.       Питер опомнился и поспешил пройти вперед, по пути отпивая вино. Вкусное. Действительно вкусное — Питер давно не пил чего-то настолько вкусного, несмотря на то, что он вообще редко пил, а если и пил, то что-то хорошее.       — Как вино?       Тони спросил это внезапно, и Питеру показалось, что о причине развода он явно говорить не хочет, но Питер и не был намерен вытягивать из него это.       — Вкусное, — он кивнул и в эту же секунду задел бедром тумбу с какой-то статуей на ней.       Под ухмыляющегося Тони, он спохватился, каким-то чудом умудрившись не пролив вино, удержать бокал, и схватить белую (даже слишком) статуэтку какой-то богини. Он облегченно выдохнул, аккуратно ставя её обратно.       — Меня поражает то, насколько ты умудряешься быть... неловким, но при этом тут же демонстрируешь ловкость. Удивительно! — он по-доброму усмехнулся, пройдя мимо него и потрепав по голове, из-за чего Питер вздёрнулся. — Рад за вино. Оно младше меня всего на пять лет.       Питер поджал губы, растерянно смотря в спину Тони.       Это нормально, что ему налили настолько дорогое вино? Хоть он и понял, что Тони вряд ли испытывал денежные проблемы, но неужели он был настолько богатым? Это было естественно или просто пыль в глаза? Питер не знал.       Поэтому он пошел за ним и сел на белый кожаный диван, поднимая взгляд на Тони. Точнее, на его затылок. Внезапно, он повернулся к нему — они встретились взглядами, из-за чего Питер чуть ли не подскочил на кресле. Он не знал, что было не так, но только от одного взгляда хотелось кричать. Это было чем-то невообразимым. Это вызывало в Питере восторг и, одновременно, какую-то жалость к Тони, потому что он был слишком уставшим.       — Я просто узнал, что она трахается с другим любителем питбулей.       Питер не сразу понял, что это был ответ на его вопрос, и он удивленно на него посмотрел. Помолчал несколько секунд и, почти не думая, сказал:       — А что, есть смысл изменять богатым людям?       Тони удивленно вздернул брови, а потом внезапно рассмеялся. Он оперся о стену, не спуская взгляда с Питера. Что, относительно, даже едва ему льстило.       — Я не богат.       — О, да, я вижу, — Питер саркастично закатил глаза и окинул красноречивым взглядом комнату и вино.       — И что ещё ты видишь? — Тони усмехнулся снисходительно. Тони выглядел как отец. В этом было что-то — но что конкретно, Питер понять так и не смог. Это было как эти извечные цветы — непонятно, но приятно.       — Что вы.... одиноки?.. — он осмотрелся ещё раз. — Моя мама всегда умудряется по людям понять, как они себя ощущают. А особенно по их домам. Мне кажется, так бы она сказал о вас.       Тони улыбнулся и слабо покачал головой. Питер не придал этому жесту большего значения. Он ощутил себя абсолютным правым.       — И по дому ли ты это понял? — уточнил Тони, отходя от стены и садясь напротив Питера в кресло, закидывая ногу на ногу.       — По тому, что вы зовете выпить всяких незнакомых вам неудачников.       — Боже упаси, выпить мне всегда есть с кем.       — Поэтому позвали меня?       Тони пожал плечами. И он сказал:       — Ты мне понравился. Я давно не видел кого-то настолько... естественного.       Он сказал это, и Питеру почему-то показалось, что сейчас он был искренним. Это немного смутило его, и тот сделал ещё один глоток. В бокале друг о друга стукнулись кубики льда. Питер услышал в этом звук спокойствия. Сам не знал, почему.       — Все люди естественно косячат, — пробубнил себе под нос Питер, все ещё будучи абсолютным недовольным тем, что именно перед Тони он ведет себя, как кретин.       — Ну, — начал Тони, слабо покачав головой и сделав глоток, — мне кажется, дело не в этом.       — А в чем?       Тони пожал плечами, хмыкнув.       — Кто знает. Может, в том, что ты пялился на меня в машине минуту подряд неделю назад, — задумчиво протянул Тони, заставив Питера снова едва не подскочить на диване. Он был уверен, что это было незаметно.       — Не на вас, — пробубнил Питера, допивая вино, — на машину.       — Не имеет значения, — он хмыкнул, а после кивнул в сторону пустого бокала: — ещё?       — Ой, нет, не стоит, — он покачал головой. — От алкоголя жарко.       Тони кивнул, делая небольшой глоток и тут же говоря:       — А ты, я так понимаю, снял домик на время? С какой целью?       Питер согласно кивнул и чуть дернул бокал, ударяя льдинки о хрусталь.       — Устал от Нью-Йорка. Меня... вымотал вечный шум, суета. Не знаю. Всю жизнь там жил, нравилось, а в этом году как по голове ударило. Черт знает, — он пожал плечами, посмотрел на бокал и с тяжелым выдохом сказал: — ладно, ещё.       Тони усмехнулся, встал и, схватив бокал, вышел из комнаты. Питер прикрыл глаза, чуть выдохнув, слыша звон льда и наливающегося алкоголя. Тони пришел с бокалом, бутылкой вина и емкостью со льдом. Питер ощутил себя едва неловко от этого жеста — не будет же он пить всю бутылку!       — И как тебе тут? Нравится?       — Очень, — он не соврал.       Питер принял бокал вина и тут же добавил:       — Когда ехал сюда, я не был до конца уверен, что смогу протянуть тут долго, но... всё оказалось круто. Чувствую себя отдохнувшим. Только... — он замялся, закусил губу и посмотрел на потолок, а после продолжил: — есть странные вещи.       Тони удивленно приподнял брови, допивая свой напиток.       Питер проморгался, будучи не совсем уверенным, что стоило упоминать цветы, потому что это могло бы нарушить их атмосферу и заставить Тони заволноваться, если это действительно было его рук дело.       — Мне кажется, кто-то ошибся домом, и.... чуть ли не через день у меня под калиткой цветы!       — Цветы? — уточнил Тони, удивленно приподнимая брови, но при этом его лицо были по-прежнему спокойно.       Он выглядел так, будто действительно... не понимал, почему Питеру шлют цветы, и при этом он не был удивлен, потому что ну, ему же мертвых птиц носят?..       Питер поджал губы. Эмоции Тони, казалось, были абсолютно противоположны тем, что он бы испытывал, если бы реально это было его рук дело.       Питер тяжело выдохнул, сдавшись окончательно, и откинувшись на спинку дивана всем телом.       — Да, цветы. Розовые. Ненавижу розовый.       На самом деле, с этим цветом он почти свыкся, но он решил, что если скажет это, и если цветы резко поменяют свой цвет в следующий раз, то это точно будет сделано Тони.       Тони лишь усмехнулся на фразу.       — Возможно, у тебя появился поклонник твоей неловкости? — издевательски предположил Тони. — Но, скорее всего, действительно перепутали адрес. Ну, не знаю, напиши на калитке, что здесь живет Питер, а не какая-нибудь Кейт.       Он пожал плечами, а Питер лишь заторможено кивнул. Тони выглядел абсолютно не заинтересованно. Тони выглядел так, будто это действительно был не он. Не то чтобы оно серьезно как-то расстраивало Питера, но других вариантов у него просто не было.       — А вы... живете здесь? Работаете?       — Пытаюсь отдохнуть, но это невозможно. Ты мне лучше скажи, учишься где, или как?       Питер ощутил, что тот явно не хотел делиться с ним подробностями своей жизни и причинами усталости. Питер и не наставил — интересно, конечно, но это явно было чем-то личным, и он не хотел давить на него.       Они разговорились на ещё где-то час, а потом пьяный Питер пытался уйти, успешно споткнувшись и чуть не распластившись на полу. Тони по-доброму посмеялся, проводил его и заботливо проследил, чтобы тот дошел до своего дома без происшествий (читай — встречи лица с асфальтом).       Дома Питер грохнулся на кровать и закрыл глаза. Он вспомнил об автоматической поливке и устало застонал. Её нельзя было оставлять на ночь, поэтому он, преодолевая всевозможные метальные муки нежелания вставать, отлепил себя от кровати и пошел в сад, чтобы выключить этого недруга.       Заснул он крепко и почти не думая ни о Тони, ни о цветах.       Цветах, которые снова встретили его по утру. Розовые пионы.       Питер слабо улыбнулся, разглядывая их.       Ну кто, если не Тони?       Несмотря на то, что здравый смысл подсказывал ему, что это какой-то абсурд, интуиция шептала, что он самый верный вариант. Питер тяжело выдохнул. Ну, зачем Тони — богатому, красивому, пусть и одинокому — под калитку ему цветы приносить?!       Питер поджал губы. Хоть ночь сторожи её, чтобы узнать, кто там такой романтичный.       Ответ, казалось, был так рядом, и так далеко.       В тот день с Тони они так и не пересеклись. Питер со вздохом сам разобрался с автоматическим поливом, грустно посидел на газоне, а потом пошел в дом. Машины у соседнего дома не было.       В два ночи он внезапно просунулся от шума двигателя. Это было странно, потому что обычно у него был довольно крепкий сон, и едва ли он мог проснуться из-за шума машины.       Он нащупал телефон, посмотрел на время и протер глаза. Он был сонным, но все равно встал на кой-то черт, будто хотел убедиться, что ему не показалось.       На улице было холодно, и он чуть сжался в плечах, щурясь, потому что сонливость была жуткой.       Это и вправду была машина Тони. Питер оперся о косяк двери, стоя в одной майке и трусах, разглядывая машину.       Где мог пропадать Тони до такой поздней ночи? Он же отдыхает?..       Что вообще у него в жизни, блять, творится?       Питер вгляделся, как Тони вышел из машины, хлопнув дверью. Казалось, его раздражение Питер ощущал даже здесь. Настолько сильным оно было. И он крикнул:       — Доброй ночи!       Даже с такого расстояния, Питер заметил, как Тони, казалось, вздрогнул, и поднял голову. Его плечи в миг опустились, будто напряжение спало.       — И что это мы не спим?! Время позднее, пацан!       Голос Тони был уставшим — определенно. И Питеру даже польстил факт того, что он ответил ему — даже громко! С эмоциями!       Питер усмехнулся и, оперевшись локтями о забор, став на цыпочки, сказал:       — А я сторожу своего флориста. Вдруг он моя судьба!       — Да нахуя тебе эта судьба упала? Стеснительный до жути видно. Цветочки, наверное, с бабушкиного огорода, — Тони фыркнул, оперевшись о капот машины.       Питеру показалось это таким странным — они ночью стоят на улице и разговаривают.       Это... это по-прежнему как те цветы.       Странно и приятно.       — Главное, что с любовью! — Питер горделиво вздернул подбородок кверху, усмехнувшись.       Эту усмешку подхватил и Тони, чуть опустив голову.       — Обрадуй его хоть, напиши на калитке, что ты тоже по мальчикам. Вдруг он из-за этого и боится.       — Ну, — Питер внезапно задумался: разве он по мальчикам?! Он быстро отдернул себя, потому что посчитал, что это не самое удачное время для таких размышлений. — Не скажу, что я по мальчикам, у меня только девушки были, но... никогда не поздно попробовать.       Тони усмехнулся, снова опустив голову, но тут же резко вздернул её, смотря куда-то в сторону:       — Всё равно. Ты так никогда не узнаешь, кто это. Если тебе и вправду интересно.       Тони резко выпрямился, и, кажется, хотел уйти, как Питер резко сказал, останавливая его:       — Знаете, что мне интересно? — он уложил голову на сложенные руки. — Почему вы так поздно приезжаете, и есть ли смысл вообще приезжать.       Тони видимо замялся, почесал затылок, а после сказал:       — Смысл есть. Пока это самый весомый смысл в моей жизни.       — Меня поражает, как вы легко рассказали про свою жену, не считая это личным, а про ваши ночные похождения — тишина. Вы людей убиваете?!       — Закапываю, — внезапно серьезно пробасил Тони, из-за чего Питер видимо напрягся, но Старк тут же усмехнулся, и Питер ощутил себя глупо из-за того, что повелся на такую глупую шутку. — По работе езжу я, Питер, по работе. Всё надеюсь, что мне дадут отдохнуть как минимум сутки, но, — он развел руками, — мне и ночь не дают отдохнуть.       Питер понятливо кивнул, ощутив искреннее сожаление за Тони, потому что такой режим был ненормальным, и про себя Питер даже искренни восхитился тем, что он вообще в таком режиме умудряется выживать. Это же немыслимо! Питер уставал будучи обычный студентом, совмещающий подработку, но хотя бы живущий без разводов, измен и дерганий среди ночи.       И даже в таких условиях Питер устал до жути. Как ощущал себя Тони, Питер и представить не мог.       — Ложись спать, пацан. Твой флорист того не стоит.       Тони поставил машину на сигнализацию и пошел вперед, скрываясь за своей калиткой.       Питер лишь хмыкнул и встал на всю стопу, уткнувшись лбом в холодный забор.       Тони хотелось помочь.       Но он знать не знал, как.       Фактически, он засыпал с этой мыслью. Тони уставший, не высыпающийся, ведущий максимально вредящий образ жизни. Питер попытался отдернуть себя, потому что ну, это же не его дело. Он и Тони знает с натяжкой неделю, было странно, что он вообще с какого-то черта задумывался о нем. Так не должно было работать все это.       Наверное.       Он думал точно так же, когда с утра нет машины. Это было девять, блять, утра. Это не так сон работает. Так вообще ничего не работает — странно, что Тони как-то там функционирует.       Привычные розовые пионы встретили его аккуратным букетом.       Питер уже влюбился в розовый. Выбора ему всё равно не оставили.       Эти чертовы цветы.       Питер все меньше стал уделять внимания вопросу о них, и всё больше — Тони. Цветы цветами, но он все равно понятия не имел, кто этим занимается, а главное — зачем. Может, хотели подколоть или типа того, но Питер не видел в этом смысла. Его это не раздражало, не бесило. Просто цветы.       Как он на них ещё должен был среагировать?       Только так.       Он подключал поливочную систему вечером в саду, когда услышал шум мотора, который остановился приблизительно у его дома. Он ощутил себя глупо, но все-таки встал, чтобы выглядеть его. И поздороваться. Зачем? Он не знал.       В принципе, он уже даже и не стремился искать ответы хоть на что-то.       Он приехал сюда отдыхать, значит, не следовало себя перегружать всем этим.       Это и впрямь был Тони. Питер неловко помахал ему, улыбнувшись. Тони сделал это же в ответ, но абсолютно молчаливо скрылся за дверью своего дома. Питер пожал плечами. Он понимал желание побыть одному. Это было нормально — а уж тем более в его случае. Питер бы наверное тоже постоянно сидел один дома, если бы у него была такая работа.       Никаких друзей и девушек.       Одиночество и алкоголь.       Питер усмехнулся своим мыслям. Да, это однозначно было похоже на жизнь Тони. По крайней мере, так виделось Питеру.       Какое-то время он просто бездумно сидел на заднем дворике, разглядывая как поливается сад, немного посидел в фейсбуке, а после, выдохнув, принял, как он считал, не самое хорошее решение. Зайти к Тони.       Хоть он и понимал, что тому одиночество сейчас дороже всякого, но Питер не мог устоять в этом соблазне. Ему нравилось общаться с ним, это было так спокойно и хорошо, а Питер ведь здесь не навсегда. Ему остается три с чем-то недели, далее они вряд ли смогут пересечься. И цветов этих он больше не найдет под своей дверью. И не будет сидеть в этой тишине со свежим запахов цветов и клубники.       Больше этого не будет.       Он поджал губы, а после отдернул себя — сейчас он хотел отдохнуть.       Вообще, он морально был готов к тому, что Тони откажет ему во внезапном визите. Кажется, он вообще ставил исключительно на это, поэтому искренне удивился, когда Тони просто молча открыл шире дверь. Это заставило Питера затушеваться, и он быстро пробубнил:       — Нет, если вы не хо...       — Не мельтеши уже, — Тони буквально за руку затянул его в дом, захлопнув дверь.       Питер проморгался, пытаясь вникнуть в ситуацию. На самом деле, он действительно не верил, что Тони его впустит.       — Чего встал? — Тони слабо толкнул его в спину, и тот, опомнившись, сделал шаг вперед. — Вино, виски, бренди, водка?       — Я не...       — Давай по виски, да, тоже так думаю.       Питер моргнул, рассеяно глядя в чужую спину, когда тот пошёл к бару. Он выглядел едва встревоженным, и это напрягло Питера. Он затушевался, думая о том, правильно ли было здесь появляться, но потом отдернул себя, решив, что Тони бы не пустил его, если бы не хотел.       Он поджал губы, замялся, но все же сказал:       — У вас что-то случилось?       Он невольно тер ладони, глядя, как Тони замер, кажется, буквально на секунду. Тот выдохнул, его плечи опустились и он достал с верхней полки бутылку и пару стаканов.       — Садись, — Тони кивнул в сторону зала, и Питеру оставалось лишь заторможено кивнуть.       Тони явно чувствовал себя неважно, и хорошо будет, если это было вызвано только лишь херовым сном, но Питер чувствовал, что дело было явно в чем-то ещё. Но он послушно сел и лишь едва вздрогнул, когда с характерным звоном возле него поставили стакан, чуть поодаль — бутылку и ведерко со льдом. Тони нахмурился, почесал подбородок и снова ушел. Вернулся со второй бутылкой.       — И разве вам от этого станет легче? — спросил Питер, неодобрительно глядя на вторую бутылку.       — От тебя?       Тони вздернул брови, посмотрев на Питера. Тот удивленно на него глянул — странно, что тот вообще даже относительно подумывал о том, что Питер говорил про себя.       — Я про алкоголь.       — А...       Тони понятливо кивнул, налил себе и Питеру, а после сел. Некоторое время он молчал, напряженно глядя куда-то в окно, а потом сказал:       — От алкоголя всегда легче.       — Но он не решает проблемы.       — Как-то пьяным я смог изъебнуться от подписания договора, который был почти обязателен, но он мне не всрался.       Питер раздраженно цыкнул и закатил глаза.       — Думаю, это не прецедентный случай.       — Возможно. Пьяным я делал предложение своей бывшей жене.       — Но ваш мир не крутится вокруг жены и того договора, — вкрадчиво подметил Питер, за что и заслужил не самый добрый взгляд от Тони. Но это не могло его как-то напрячь или типа того.       Тони, внезапно, кивнул, и это даже удивило Питера, потом что он не ожидал согласия со своими словами. Резко Тони сказал:       — Как там той флорист?       — Жив-здоров, — кратко бросил Питер, взяв стакан и сделав глоток, — но мне нет до него дела.       Старк вздернул брови вверх и перевел взгляд на Питера. Поэтому он ощутил, что должен был продолжить.       — Я знать не знаю, кто это, он мне никто и звать его никак, так что, — он пожал плечами, — не имеет значения. Мне всё равно.       — Даже не интересно, кто это? — уточнил Тони, допивая виски как-то совершенно незаметно.       — Любая интрига надоедает, когда её крутят какой день.       — Ну, не скажи.       Питер снова пожал плечами, когда проследил, как Тони налил себе ещё. Некоторое время они молчали, но это не было напряженным молчанием, что значительно обрадовало Питера. Это не давило на него, и ему оставалось надеяться, что на Тони оно тоже не давит.       Питер резко встал, и тут же сказал:       — Душно тут.       Он открыл окно нараспашку и оперся ладонями о подоконник. На улице вечерело. Прохладный ветер был приятен до ужаса и так в тему. Он прикрыл глаза и рвано выдохнул.       — Когда ты уезжаешь?       — А вы?       Питер повернулся к нему, допивая из прихваченного им стакана виски. Льдинки стучались друг о друга, и Питер рвано выдохнул. Летний вечер укутывал уютом и странным давящим приятным чувством изнутри грудной клетке.       — Возможно, завтра.       Питер испуганно раскрыл глаза, а Тони улыбнулся. Улыбнулся понимающе. И это то, что действительно пугало Питера.       — В смысле? Почему?       У Питера голос вышел каким-то неправильным. Неверным. Не так должен был он звучать, но в нём слышна дрожь и волнение. Питер сам не знал, почему, но ему не оставалось ничего, кроме как принять этот факт — ему не нравится то, что он, возможно, уезжает.       Тони усмехнулся, встал, наливая себе виски, а потом взял бутылку и подошел к Питеру. Он смотрел сверху вниз прямо в глаза, и Питера это почему-то пробирало. От него, наверняка, воняло покорностью, но это не то, с чем бы он сейчас хотел бороться.       — День был сложный, — прошептал Тони, подливая в чужой стакан алкоголь, а потом чуть подался вперед, ставя бутылку на подоконник. Питер всё это время взгляда с него не спускал.       Питер сделал глоток, пытаясь собрать мысли хоть в какую-то кучу, но не выходит ни-че-го.       — Заебался, у нас налоговая сегодня была, и я забыл, что у нас с женой должна была быть дележка имущества. Ну, вот, кажется, дом она себе забирает. Не то чтобы это то, из-за чего у меня паршивое настроение, но... я успел полюбить это место. Ты спрашивал про смысл? Смысл в том, что тут ти...       — Тишина, — подхватил его Питер, глядя в чужие глаза как завороженный.       Тони кивнул, не сводя взгляд с него. Питера сейчас буквально пробрал его голос. Лишенный привычного спокойствия, встревоженный, недовольный, волнующийся. Он услышал голос живого человека, а не робота.       — Вы можете купить другой дом.       — Могу, — он сделал глоток, на секунд отводя взгляд, а после снова смотря в глаза. Питер сейчас заметил, что расстояние между ними буквально неприличное. — Ещё я могу застрелить её к чертовой матери, но не делаю этого из понимания сообразительности, — он буквально прошипел последние слова, и Питер сглотнул. — Можешь думать, что я мелочный уебан, или типа того, но когда ты убиваешь на вроде как люби...       — Я не думаю так о вас, — как в трансе прошептал Питер, неловко оставляя стакан на подоконник. — Если вы любили, а ваше сердце разбили, при этом соврав о взаимности, то это нормально, что вы разбиты и злы. Вы не заслужили этого.       Тони видимо растерялся. Питер сам не ожидал, что скажет что-то такое, но все равно он выглядел намного спокойнее Тони. И это было так странно и непривычно. Они будто поменялись местами.       Тони сделал глоток, не прерывая зрительного контакта, и напряженно сглотнул.       — А может и заслужил.       — Не выдумывайте. Никто не заслужил такого.       Тони усмехнулся, все-таки опустив взгляд вниз. И он сказал:       — Не пытайся меня утешать. Я в порядке и не нуждаюсь в этом.       Питер выдохнул и только по одному его взгляду Тони понял, что все, что он сказал, звучало для Питера как самая красочная и, одновременно, ужасная ложь. Питер его читал буквально — что не могло не задевать.       — Мне не следует врать? Ты...       — Я всё понимаю, да, — прервал его Питер.       — Да, знаешь, я заметил за эти пару дней, — он усмехнулся, чуть сощурившись.       Тони облизал губы и резко отвел взгляд куда-то вниз, в сторону. Питер смотрел на него этими своими огромными глазищами, и Тони действительно ощутил себя жалко. Это чувство давно не посещало его.       Питер резко отвернулся, тяжело выдохнул, будто он был напряжен, и сказал:       — Постарайтесь оставить этот дом себе.       Он резко пошел вперед, заставив Тони пораженно выдохнуть и посмотреть ему в спину. Он хотел его остановить, потому что он был уверен, он буквально чувствовал то, что должно было произойти что-то другое в этот момент. Что-то иначе. Но он лишь сказал:       — А ты найди своего флориста.       Питер замер у косяка, посмотрел через плечо, сдавленно улыбнулся и сказал:       — Некого будет искать, если вы уедете.       Питер по-прежнему не был уверен в том, что это был Тони, но сейчас это казалось ему... верным. Тони проводил его взглядом, тяжело выдохнул и, оперешивсь спиной о стену, упал лицом в ладони, покачав головой.       Питер прекрасен в своей естественности. В своей молодости.       Тони хочет игнорировать его, когда он кричит через забор «привет».       но зачем?       Питер заснуть нормальным сном в ту ночь так и не смог. В какой-то момент он просто встал, включил тихо Лану Дель Рей и уперся взглядом в окно, открывая его настежь.       Он ничего не мог изменить или как-то помочь, но ему так хотелось этого.       На следующий день машины не было целый день. Пионы уже не казались ему такими приятными, а запах клубники не вызывал чувства легкости и чего-то томящегося в самой груди.       Машины не было и на следующий день. И ещё через день. Как и цветов.       На четвертый соседний дом пустовал, машины рядом не было, зато у калитки лежали цветы. Питер долго смотрел на них, тяжело выдохнул и закрыл калитку, оставляя их по другую сторону от своего дома.       Через час он вернется к ним, чтобы налепить скотчем на стебли бумажку с размашистым почерком.       «сейчас это не имеет смысла».       Он не считал Тони своим другом или даже знакомым. Он просто называл в своей голове его «сосед». Никто больше. Это должно было быть так, но почему ему так было грустно? Почему, когда кончилась неделя, а черный спорткар все никак не останавливался напротив соседнего дома, он ощущал такую дикую скребущую тоску?       Он не знал, куда себя деть.       На несколько дней цветы и вправду исчезли. К вечеру воскресенья Питер заметил прилепленные скотчем к забору три небольших розовых цветка. Это не было пионами. Это были те цветы, что он получил во второй раз. Питер тяжело выдохнул. Он отодрал их от калитки и на какое-то время засмотрелся на них.       Ему уже было дурно от этих цветочных трупов, ну, а что делать было?       Тайный флорист был чересчур настойчивым.       а тони был слишком невидимым. несуществующим.       Питеру было уже элементарно дерьмово. Из-за всего. А в первую очередь, ему было обидно, что его такой прекрасный отдых, напоминавший морской бриз, превращался в болотную трясину из-за этой тупой, абсолютно безобоснованной привязанности к ебаному соседу.       Это было сюрром, но это было. Реальностью. Жрущей его реальностью, и Питеру было так не по себе. Это пугало. Пугало, что все это было настолько ненатуральным, и при этом настоящим.       Питера пугало то, что он ощущал вполне реальную тоску.       Всё катилось в бездну, и Питер ощущал себя всего-то потерянным мальчиком, который не может сам буквально ничего. Удивительно, что он ехал сюда отдохнуть, но заработал только грусть, медленно превращаются в затягивающую в себя апатию.       В понедельник к нему опять пришли пионы. Розовые. Питеру захотелось их разорвать к чертовой матери, потому что они ему к черту не сдались. Он не понимал, кто их шлет, а главное, зачем. Хотелось потоптаться по ним и оставить валяться на земле. Но собрав все свой самообладание, он взял их, захлопнул калитку и бросил небрежно в доме на тумбу.       Прошлые давно завяли и ваза пустовала какой день.       Он должен был взять хотя бы его телефон. Но он не сделал этого просто потому что не задумывался о надобности. Да и... а был ли смысл?       Они просто соседи. Тони богатый одинокий мужчина, а Питер красивый молодой студент с дырой в голове и природной неуклюжестью, которая покоряет каких-то юных расхитителей бабушкиных палисадников, судя по пионам.       Во вторник Питер сидел на заднем дворе на садовых качелях, пытаясь сосредоточиться на немецком. Он должен был отдохнуть. Ему оставалось около полторы недели. И он не может провести их в душевных терзаниях. Пострадать он может в любой другой день в Нью-Йорке. Там что не день — то божье благословение для страданий!       А здесь он должен успокоиться.       Он должен...       Шум мотора. Питер напрягся, пытаясь успокоить подскочившее сердце к самому горлу. Могут проезжать мимо. Просто проезжать мимо.       Тишина. Хлопок двери. Питер откинул книгу и подскочил к забору.       Разочарование настигло его сразу, потому что это был белый бентли, и его глаз успел зацепиться за модельную тощую фигурку девушки. Кажется, они были с Тони одногодками. Питер быстро скрылся за забором, чтобы это не было чем-то странным, и безвольно обрушился на качели так, что они противно проскрипели.       Он поднял взгляд к небу и единственный вопрос, который крутился в его голове было «почему»       Просто почему.       Это «почему» идеально подходило к каждой его мысли. Это же было просто бессмысленно. Его желание увидеть Тони. Человека, с которым они виделись четыре раза! Человека, который был отчаян до ужаса, которому хотелось помочь.       Он был свято верен, что тот обязательный приедет в скором времени, чтобы забрать свои вещи. Но приезжает не уставший Тони-алкоголик, а красотка в мини-юбке и солнцезащитных очках от армани.       Это было сюрром.       Питеру надо было признаться хотя бы себе в том, что ему понравился мужик.       До этого момента он активно пытался это отрицать, будучи уверенным в том, что это было невозможно. Он игнорировал тепло от получаемых цветов (пока не понял, что это не Старка рук дело), улыбку при виде Тони, правильность и уют диалогов. Он игнорировал даже эту зверскую тоску, когда он не видел Тони так долго.       Но осознание, что он готов был заскулить, когда в соседнем дворе оказалась какая-то красотка в мини-юбке, а не Тони, он не мог.       Ему стало... больно?..       Он не был уверен, но это чувство было фантастически сильно похоже на концентрированное чувство боли, тяжести в грудной клетке.       Это то, что он не мог игнорировать.       Он тяжело выдохнул и накрыл глаза ладонью.       Ну, признался себе — а что дальше? Легче от этого не стало. Он скучал по Тони. Он хотел увидеть Тони. Конечно, он мог вообще полностью отчаяться, и попросить у его, кажется, бывшей жены номер телефона, но это же будет... странно?.. И не было гарантии того, что она его реально ему даст, а не пошлет на хер.       Он в жопе.       Он в полной жопе, состоящей из влюбленности к мужику, старше его на десяток лет, тоски и боли от надежды ожидания возможной встречи.       Так себе летние каникулы.       Высокая девушка уезжает спустя двадцать минут глубоких душевных терзаний со стороны Питера, и будто за собой увозит всю надежду. Питеру начинало казаться что то, чем он занимался — лютая чепуха, с которой он не хочет слезать.       Он талдычил себе о том, что это невозможно, глупо, смешно, но легче не становится.       Ему не больно, нет — это что-то другое.       Хуже боли, которая неминуемо наступает за чем-то обрушившимися. Это не было чем-то мучительным, но Питеру показалось, что лучше бы у него все это болело, чем оно было... вот так.       Он тяжело выдохнул, закрыл глаза и в сотый раз сказал себе: это все бред.       И этот бред, разумеется, не проходит.       Он заснул прямо на качелях. В два ночи проснулся из-за неудобной позы, но был слишком сонным, слишком уставшим, чтобы зайти в дом. Комары не кусают — Питер не знал, почему — так что никто ему не мешает просто повернуться на бок, нашерстить рукой покрывало и укрыться почти с головой.       Он не хотел, чтобы этот момент ему запомнился, отпечатался. Он не хотел, чтобы этот момент ему болел далее, но он делает все, чтобы остался отпечаток.       Это было безумием, и Питер не готов был отдавать себе в этом отчет.       Он снова заснул, в подкорке мозга храня надежду на то, что это все ему скоро позабудется. Это недоразумение, вызванное хрен знает чем и продолжавшееся по таким же непонятым причинам. Питеру так хочется увезти с этого места только теплые воспоминания, но он понимает, что это уже просто невозможно.       Он проснулся окончательно уже к рассвету. Ворочался и продолжал дремать. Уже было достаточно холодно, и свежий запах травы и росы на ней был более, чем бодрящий, но Питер по-прежнему не нашел в себе сил для того, чтобы встать. Он снова натянул покрывало на голову, пытаясь хоть так отделаться от внешнего мира.       Его потревожил звук проезжающей машины и он нехотя разлепил глаза. Неловко найдя на рядом стоящем столике телефон и одним глазом посмотрев на экран телефона.       Половина седьмого утра. Обычно он просыпался в семь или восемь, поэтому он не был уверен, что был смысл идти домой, чтобы продолжать свои попытки сна. Откровенно говоря, он фактически не выспался, потому что весь сон был какой-то тревожный, в добавок к тому, что малокомфортный, поэтому он был таким уставшим.       Ясность разума на него накатила, когда он услышал хлопок закрывающейся двери. Сердце по инерции пропустило удар, но Питер так же быстро успокоился, решив, что бывшая жена Тони ведет абсолютно такой же образ жизни, поэтому её график напоминает какую-то истерику, нежели день нормального человека.       Он лениво сел, потирая глаза, зевая и потягиваясь. Скрипнула чужая калитка, а Питер откинулся всем телом на спинку качелей, закрывая глаза. Его волосы растрепались, одолевала жуткая сонливость и он был уставшим — в общем, так себе портрет. Он догадывался, что, скорее всего, со стороны выглядел ужасно.       — Пытаешься слиться с природой или умереть, пацан?!       Знакомый (слишком) голос резанул по перепонкам, и Питер был уверен, что это галлюцинация, а то и сон, но он все равно подскочил, вздергивая голову.       Тони помахал ему рукой — так, как это обычно делал Питер — и улыбнулся.       Питер молчал. Смотрел испуганно как-то, пораженно в его сторону, и молчал. Он сглотнул, пытаясь подавить в себе желание резко подскочить с этих качелей, буквально перелезать через забор и обнять его.       Он был так рад его видеть — словами не описать.       — Не смотри на меня так, будто я мертв! Из нас двоих ты выглядишь так, будто только что вылез из могилы, приятель!       Питер хотел было открыть рот, чтобы что-то сказать, но так же быстро закрыл его обратно, потому что он буквально не знал, что ему сказать. В голове было только «боже блять я так скучал Господи я так скучал спасибо спасибо спасибо».       Поэтому он неловко встал, пытаясь уложить руками волосы назад, и подошел к забору. Он сказал тихо, даже слишком тихо, пытаясь не напихать в свой голос очень неуместных и восторженных интонаций:       — Я думал, вы уехали.       Он встал на носочки, с привычными усилиями заглядывая через забор.       — Уехал, — согласился Тони, а после кивнул головой в сторону своего дома, и Питер заторможено перевел на него взгляд, принимая это как приглашение.       Чуть повременив, он согласно кивнул головой. По пути он выпил стакан воды и прополоскал рот еловым ополаскивателем для рта, потому что, ну — запах изо рта не напоминал ему запах мяты или летней росы.       В доме у Тони оказалось внезапно прохладнее, чем на улице, и Питер тщетно обнял себя руками, потому что тонкая майка совсем не грела. Тони нигде не было, и он огляделся в третий раз, свято надеясь, что то, что он видел во дворе — не было его галлюцинацией. Он более-менее успокоился, и его уже не трясло изнутри от такой долгожданной встречи.       Куда сильнее его теперь смущал факт того, что он, вроде как, заявил сам себе о симпатии к Тони, и теперь это было... неловко?       Он потряс головой, и тут же его мягко толкнули в спину, сказав:       — Иди давай, встал ты, дети обычно более активные.       Питер закатил глаза и прошел привычно в гостиную. Солнце давно уже встало и сейчас нагло светило в глаза, и Питер поморщился. Он повернулся к Тони, замечая, как тот сделал большой глоток с бутылки с.. виски? Питер не разбирается. Он нахмурился.       — Что? — Тони вздернул брови, сам заходя в зал, и ставя бутылку на стол. — Тебе не предлагаю, ты наверняка с утра не пьешь.       — Ну, со мной понятно, а почему вы-то пьете в семь утра?       — Отмечаю!       Тони улыбнулся внезапно широко и абсолютно счастливо, из-за чего Питер даже стушевался. Он поднял на него удивленный взгляд и Тони внезапно умилился. Он резко откашлялся и тут же пояснил:       — Извини, сейчас тебе будто и вправду лет пятнадцать.       — И всё же, что вы празднуете?       Он оперся подбородком о руку, не спуская взгляда с Тони. Тот усмехнулся и сел напротив него.       — У меня была тяжелая неделя, и было трудно добиться пересмотра иска. Но, — Тони вздернул бровь, не переставая так по-блядски уверенно усмехаться, — какого бы крутого юриста она не нашла, я с своим работаю дольше, а он со мной в такой жопе побывал, что дележка моего состояния показалась ему игрой с умственно отсталыми детьми.       Питер пораженно кивнул, наблюдая за тем, насколько довольным выглядел Тони. Питеру даже показалось, что где-то глубоко внутри сам Тони был куда более счастлив за факт их дальнейшего соседства, чем сам Питер.       — Ты не подумай, — внезапно опять начал серьезно Тони, — я не из-за этого дома. У нас ещё несколько квартир, участков, машины, ну, ты понимаешь.       — Понимаю, — на выдохе сказал Питер, всем своим сердцем надеясь на то, что его взгляд сейчас более-менее нормальный, а не восхищенный, как у щенка. Потому что перевести его с Тони он не мог. Не получалось. Он не видел его, казалось, так долго, и сейчас был абсолютно счастлив снова его видеть.       Ему к черту не сдалось, ради чего это делал Тони. Ради своих квартир, машин, или этого дома с крутым баром — Питеру все равно. Его просто распирает изнутри счастье, и ему едва удается скрыть свою придурковатую улыбку.       — Как там цветы?       — Красивые, — сказал не задумываясь Питер, будто бы он сейчас располагал абсолютно точной информацией касательно того, что это делал Тони (хотя за неделею он убедился, что это явно не было его задумкой).       Тони вздёрнул бровь вновь, и Питер опомнился. Он откашлялся и сказал:       — Ну, в смысле, до сих пор. Да. Не знаю, в чем проблема. Остается надеяться, что это не какой-то маньяк.       — Больше похоже на начало порно, чем на ужастик.       — Скорее романтика какая-то, — тихо фыркнул Питер.       На самом деле, ему сейчас было абсолютно все равно на цветы — как и всю прошедшею неделю. Но сейчас — тем более. Сейчас вообще все теряло свою ценность. Только Тони.       Тони потянулся к бутылке, сделав глоток, и сказал:       — А ты чем неделю занимался?       Питер снова выдохнул, его уголки губ дернулись в попытке широко улыбнуться, но Питер пресек это на корню. Ему так хотелось сказать ему правду. Ему так хотелось, и он ощущал, что нужно. Но он понимал, что этой правдой (пусть и сказанной максимально лояльно) может испортить их приятельские отношения. А он не хочет их портить.       Он осознал, что не готов терять это. Просто не готов.       И он сказал:       — Ich habe dich wirklich vermisst*. (прим. "Я действительно скучал по тебе")       Он улыбнулся — точнее, он хотел усмехнуться, но не вышло — когда Тони удивленно на него посмотрел. Он выглядел нейтрально, но явно не понявшим то, о чем он говорил.       Питер ощутил сразу за этим какую-то легкость.       Ему было так легко. Так абсолютно легко. Пока Тони не сказал:       — Ich spreche vier Fremdsprache, Kinder. (прим. "Я говорю на четырех иностранных языках, ребенок")       Питер подскочил на своем кресле, буквально впечатавшись спиной в спинку, пытаясь то ли исчезнуть, то ли слиться с кожей дивана, чтобы Тони перестал его видеть.       Около минуты они просто молча смотрели друг на друга. Питер — удивленно, ощущая, как горит его лицо, Тони — равнодушно и спокойно. В его извечной манере.       — Ты поражен моими знаниями, или?.. — прервал тишину Тони, непонимающе разглядывая раскрасневшееся лицо Питера.       — Нет, ну, то есть, да, четыре языка, это круто, но...       — Я тоже по тебе скучал, Питер. Всё нормально.       Питер тут же облегченно выдохнул, хоть и нахлынувшее на него удовлетворение после такого признание в миг пропало. Тони явно не так по нему скучал. Питер имел ввиду не это. Хотя даже сам факт того, что Тони скучал по нему значительно его взбудоражил, прогоняя последние остатки сонливости.       Боже. Тони скучал по нему!       Не верится!       — Что, правда скучали? — уточнил Питер, постепенно расслабляясь в кресле.       Тони усмехнулся, чуть сощурившись и, пройдясь ладонью по своим волосам, кивнул.       Питер улыбнулся. Неловко как-то совершенно, неуместно будто, но в груди разлилось странное тепло.       Пускай их взаимность была не идеальной, но она была.       Питер все-таки выпил немного с Тони — на самом деле, он не особо хотел, он просто знал, что Тони этому удивится, и ему хотелось увидеть его реакцию.       Тони рассказал про ссору с бывшей женой, про суд, про попытки поговорить.       Рассказал про то, зачем ему аж четыре языка и насколько сложно всё это умещать в своей голове.       Питеру не хотелось уходить. Он знал, что, скорее всего, они увидятся завтра, но... ему было мало. Ему так мало — он хочет оставаться рядом с Тони как можно дольше.       — И всё же, — сказал Тони, уже довольно опьяневший, — зачем ты сказал на немецком?       — Я не знаю, — пожал плечами Питер, — просто захотелось.       — Ну, у тебя акцент жуткий конечно, — задумчиво пялясь в окно, протянул Тони.       — Ну извините, — закатил глаза Питер, — я не жил полгода в Германии, чтобы подтянуть себе произношение.       — Никогда не поздно это изменить.       — Я подумаю над этим, — с иронией ответил Питер, тоже посмотрев в окно, но ничего интересного он там не нашел, поэтому снова перевел взгляд на Тони.       Некоторое время они молчали, потом Старк внезапно сказал:       — Blommor från mig.       — Чего? — Питер нахмурился, пытаясь понять на каком языке только что была сказана фраза: это не было немецким или английским.       Тони перевел взгляд на него и усмехнулся.       — Око за око, Питер.       — Я даже не знаю, какой это язык!       — Ну, захочешь — узнаешь.       — Как вы сказали? Бламар фран ми?       Тони рассмеялся, заслышав такое абсолютно детское и ломанное произношение.       Он сделал ещё один глоток, пожал плечами и сказал:       — Кто знает.       — Это нечестно!       — Почему? Ты сказал на иностранном, я — тоже.       — Но!..       — Но?..       — Gehen zur Hölle! (прим. "Идите к черту!")       — Pass auf deine Zunge auf, Baby. (прим. "Следи за своим языком, детка")       Питер вздернулся от подобного обращения, но затих, шморгнув носом.       Так или иначе, им пришлось попрощаться. Питера замучила совесть, потому что он видел, каким Тони был сонным и уставшим. Питеру самому, конечно, бодрости было не занимать, но ему следовало было войти в положение.       Дома Питер тщетно пытался найти перевод сказанного Тони, но гугл очевидно не понял все то, что он писал. Около десяти минут он бесцельно вводил разные вариации услышанного, но — ничего.       Питер тяжело выдохнул, уже хотевший сдаться и убедивший себя в том, что он наверняка сказал что-то неважное.       Он откинулся назад и повернул голову вправо, задевая взглядом стоящие на кухне цветы.       Цветы!       Сердце, кажется, ухнуло, и он закусил губу.       Это было бессмысленно, но ему следовало попробовать.       Поэтому он ввел в проводчик слово «цветы» и начал щелкать все подряд языки, надеясь увидеть там что-то относительно знакомое.       Сто четыре языка. Сто четыре. Питер тяжело выдохнул. По крайней мере, он надеялся, что его мучения окупятся.       От Тони в последнее время только одни страдания.       Он сделал себе кофе и начал свое увлекательное путешествие. Ему казалось, что где-то к тридцатому языку его взгляд уже замыливался, но своих попыток он не бросал.       Спина затекла, и он уже реально не понимал — а правильно ли он услышал? Он постоянно смотрел в заметки — по приходу домой он записал услышанное туда, чтобы не забыть, но сейчас, казалось, это не помогало.       Он устало выдохнул, помассировал виски и щелкнул на, кажется, восьмидесятый? Он не знал. Это была середине третьего столбца языкового поля.       Ему казалось, что у него на пальце уже мозоль образовался.       Он уже готов был согласиться с тем, что у него просто паранойя, поэтому он себе вбил в голову, что цветы были от Тони, вот и пытается найти то, чего нет.       Он буквально отчаялся, когда щелкнул на шведский и это чертово «blommor» отобразиться на экране чем-то слишком знакомым. Сердце пропустило удар и он нажал на «прослушать».       Да, черт возьми! Это было оно!       Это был шведский.       Он сглотнул, допил одним глотком остывший кофе и размял руки.       Он не знал, что конкретно говорил Тони, но Питер стал вбивать самые желанные вариации       «я дарил тебе цветы»       «это мои цветы»       «я приносил тебе цветы»       «мои цветы тебе» — он не думал о формулировке, правда.       По крайне мере, он понял, что этот «миг» в конце значил «меня».       Это был пазл. Пазл, который фактически уже сложился, и был очевиден, но Питеру надо было дойти до конца, сложить всю картину, чтобы успокоиться.       Наконец, введенное им «цветы от меня» вывело ответное на шведском языке то, что было сказано Тони.       Это было правдой.       И это не было безумной догадкой и надеждой Питера. Это были цветы от Тони.       Он широко улыбнулся и откинулся на диван, потянувшись. Черт возьми! Это было так очевидно!       Он тихо засмеялся в свои ладони, потому что он действительно был счастлив, и он не хотел хотя бы сейчас врать себе и пытаться скрыть от самого себя столь очевидные факты.       Секундой позже до него дошло, что сказанное Тони "скучал" тоже было не дружеским. Оно тоже было сродни тоске Питера. Тоже с желанием увидеться, с надрывом, пропитанное грустью и тоской. Это было одно и тоже.       они говорили об одном и том же.       С плеч Питера будто упал какой-то груз и на полном серьезе хотелось кричать от наполняющего его счастья. В это не верилось. Но перевод с английского на шведский был реальностью, а не иллюзией.       Шведский, черт возьми!       Питер ожидал испанский, итальянский или французский, но шведский!       Тони не перестает его удивлять.       Больше всего Питеру хотелось сорваться с места, и рвануть к Тони, но он сдержал себя, потому что Тони нужно было отдохнуть, и это просто было бы странно.       Он усмехнулся, когда открыл ирландский язык и перевел с английского «ты мне нравишься».       Звучало тупо, но Питер надеялся, что ирландский язык не известен Тони, и тот просто тоже убьет на перевод почти час, а после такого времяпровождения даже самая глупая фраза покажется чем-то абсолютно осмысленным и крутым. По крайней мере, так казалось Питеру.       Он не был уверен, что сможет нормально это сказать, но у него есть весь день, чтобы натренировать свой язык на одну блядскую фразу.       Весь день прошел как мимо него. Он не был уверен, что он вообще был, потому что он не делал буквально ничего.       Смотрел сериал, разговаривал с Нэдом, бесцельно листал в ноутбуке и телефоне самоучитель по немецкому, просмотрел пару роликов на ютубе, пропуская половину фраз мимо ушей.       Ближе к вечеру кто-то позвонил в дверь, и Питер заинтересовано оторвался от просмотра какого-то бессмысленного видео на ютубе.       Он выскочил на улицу даже без обуви, потому что, на самом деле, начинаешь забывать о таких мелочах       Он удивленно выдохнул, когда за калиткой был Тони.       И он сказал:       — Вообще-то, она была открыта, но я решил проявить манеры. И, парень, Бога ради, закрывайся, мало ли.       Питер заторможено кивнул. На самом деле, у него не до конца в голове укладывалось, что те цветы действительно были от Тони. Он сейчас смотрел на него и не верил. Этот Тони. Уставший, вымученный, в костюме.       Это было так странно.       Но так верно.       — Перевел? — с усмешкой спросил Тони, и Питер, не подумав, отрицательно кивнул. Казалось, он не был ещё готов, чтобы действительно вскрыть все карты и признаться вслух в чем-то настолько очевидном. — Ладно, помнишь, я тебе про клубнику говорил? Держи, хоть под конец своего отпуска попробуешь.       Тони поднял пластмассовую коробку со свежей клубникой.       Питер на секунду растерялся, потому что Тони действительно хорошо делал вид, будто это всё было не от него. Будто бы он не знал, что в первый раз вместе с цветами у Питера оказалась ещё и клубника.       — Ого, вы даже такие мелочи запоминаете.       Питер взял протянутый ему сюрприз и слабо усмехнулся.       — Опять уезжаете? — спросил Питер, глядя на связку ключей в чужих руках.       — Да. Снова дергают. Это всё лишено смысла, но..       — Но вы не отпускаете своих надежд отдохнуть, — Питер чуть сощурился.       — Типа того. Да я сам виноват, надо было нормально всё спрогнозировать, а не как всегда. А ты хочешь что-то?       Питер слабо покачал головой. Вообще-то, конечно, хотелось в глаза ему гордо заявить, что он знает всю правду и все такое, но он... не был уверен? Это было странное чувство, в котором он не мог разобраться.       — Спасибо, — Питер посмотрел на клубнику в своих руках. Он ощутил себя подростком. А ещё он чувствовала, что они опять стоят слишком близко друг к другу.       Казалось, Тони не было знакомо понятие личного пространства. Он ко всем так близко подходит или Питер исключение?       Он облизал пересохшие губы и посмотрел на Тони. Они стояли настолько близко, что Питер, наконец, смог разглядеть цвет его глаз.       Карие.       У него карие глаза. Мутные слегка, но дело, в общем-то, не в цвете глаз, а в том, как он смотрит. Это было что-то невероятное. Такое хочется запомнить.       Питер судорожно выдохнул, словив себя на том, что они просто молча стоят и смотрят друг другу в глаза. Что это было так странно, непонятно, так хорошо. Питер чувствовала себя растерянно и, вместе с тем, правильно.       — Ну... до встречи?.. — у Тони голос тихий внезапно абсолютно. Вкрадчивый. И Питер ощущал на себе его алкогольно-мятное дыхание. Питер не знал, пьян ли он был, ему это и не было интересно.       Но его губы на вкус как дорогущий виски.       ведь ему хочется большего.       (зачем?)       Это было как в тумане, и Питер ощутил, как сердце подскочило к глотке. Питер много чего ощутил, но его пробирало до дрожи от чужих мягких губ. От поцелуя, о котором он действительно мечтал, но так и не решился себе в этом признаться.       — До встречи.       Питер прошептал хрипло едва, тихо чересчур, но Тони услышал, потому что они слишком близко.       Он проводил его взглядом, мысленно перенося тайну перевода на завтрашний вечер.       И пусть все оставшееся время он проводит пялясь в потолок под песни Ланы Дель Рей, глупо улыбаясь, засыпая с воспоминаниями о теплом летнем поцелуем с запахом клубники — ему так все равно.       Завтра они все расставят на свои места.       Лишь надо дождаться вечера.       Смешно или нет — вечером следующего дня Питер завалился буквально без приглашения. Тони, вроде, поспал, но выглядел по-прежнему уставшим. Питер улыбался как бешеный. Тони попятился назад, нахмурился, и Питер сразу не вскрывал всех карт.       Этот курортный роман такой... клишированный. Но ему оно так все нравится.       Питер как кошка дикая — к косяку прижался плечом, улыбнулся ядовито, и сказал:       — Выпьем?       — Пацан, если твоя мама узнает, что я тебя споил, то потом...       — Я буду вино, — Питер не реагирует на очередную колкость и заходит внутрь дома.       Он услышал усталый выдох Тони, но не чувствовал его раздражения, поэтому ощущал себя вольно. Он оглянулся, но на этот раз не остановился посреди комнаты. Прошел в зал, невольно взглядом задевая, кажется, женскую рубашку, сложенную на стуле. Он был уверен, что не слышал шума машин сегодня около их дома.       Жена забыла?       Питер не знал.       Он хмыкнул и пожал плечами.       Тони налил им вина, и даже сам предпочел вино, чем не мало удивил Питера.       — Не думал, что ты придешь, — равномерно сказал Тони, когда подошел к Питеру и протянул ему бокал.       Питер слабо вздрогнул, отрываясь от рассматривания висящей картины, и повернулся к Тони. Он принял бокал, благодарно кивая.       — Есть причина? — спросил Тони, делая глоток и едва хмурясь.       Питер едва заторможен, потому что он буквально чувствовал, что в Тони опять что-то не так. Он мастерски это скрывал, но Питер ещё более мастерски вскрывал все карты. Питер слишком проницательный, поэтому едва ли от него выйдет что-то утаить.       — Вам она и вправду интересна, мистер Старк?       Тони видимо пробрало. Питер, конечно, это тоже чувствует.       Питер впервые назвал его по фамилии, и это прозвучало... невероятно. Эта нарочитая официальность вперемешку с какой-то пронзительностью в голосе, какой-то абсолютно не свойственной друзьям интонации.       Это прозвучало волшебно.       Тони тяжело выдохнул.       — Мне всё интересно, малыш.       Питер скривил рот в улыбке — если это игра в «кто кого сильнее смутит обращением», то Питер готов сдаться. Ноги буквально помягчели и, казалось, он остался безоружен.       — У нас не такая большая разница в возрасте, чтобы...       — Чтобы ты выкал? — перебил его Тони, вздергивая бровь, чуть опуская бокал. Он не сводил с него взгляд, пока Питер сам немного отпил из своего. Питер, впрочем, тоже.       — Чтобы вы обращались со мной, как с ребенком.       — Тут дело не в возрасте. Ты умный, но ребенок. Это сложно объяснить.       — Постарайтесь уж, — хмыкнул Питер, поведя плечом.       Тони тяжело выдохнул и внезапно отошел от него, подходя к окну. Он оперся о подоконник, посмотрел через плечо в окно, а после вновь на Питера.       — Я не говорю об инфантильности, скорее... не знаю, может, дело в твоих глазах. Твоя мама все понимает по людям, так? Ты явно перенял эту её черту, но твои собственные глаза тебя выдают. Они наивные.       Питер лишь пожал плечами, потому что это не то, что могло его задеть. Между ними затянулась паузу, но это не было неловкой паузой, нет — она было ради того, чтобы каждый подумал над тем, что именно ему нужно сказать.       — Раз мы заговорили о моей проницательности, — Питер медленно стал подходить к Тони, и не то чтобы это было неуверенно — Старк углядел в этом скрытую грацию, вкрадчивость. Будто бы Питер пытался его подвести к чему-то. — То, может, расскажите, что с вами опять не так?       Тони криво усмехнулся, отвел взгляд, отпил вина и сказал:       — Ты кого угодно достанешь своим желанием сделать как лучше, пацан.       Питер попытался улыбнуться, но вышло это дерганно. Он подошел достаточно близко, казалось, если сделает ещё шаг, то сможет ощутить дыхание Тони на своих губах.       — Я вас достал? Я могу уйти.       Тони покачал головой. Он выглядел достаточно разбито. Он выглядел... виновато?       — Это интерес или жалость? — внезапно спросил Тони, оперевшись рукой о подоконник, резко переводя взгляд на Питера.       Питер сглотнул, нахмурившись. Это не было ничем из этого. Питер не знал, что это было.       — Интерес. Наверное. Наиболее близкое, по крайне мере.       Тони понятливо кивнул и снова отвел взгляд. Питер заметил, что на многие вопросы он не отвечает сразу, предпочитая перевести тему, а после так же резко вернуться к ответу. Питер не знал причину этому.       — Я покажусь идиотом, если захочу вернуть человека, который мне в душу плюнул?       Тони спросил это с какой-то ломанной усмешкой, и Питер тут же кивнул. Даже не подумав. Кажется, он кивнул даже прежде того, как ощутил, как его сковало какое-то напряженный, странный холод.       — Ваша жена...       — Моя жена. На этом хочется закончить.       — Бывшая...       Тони кивнул и поджал губы.       — Это сложно объяснить, Питер.       — Вы с ней помирились? Спустя такое время и нервотрепки из-за дележки имущества?       Питер нервно метнулся взглядом к этой чертовой женской блузке, начиная складывать два и два. Его затрясло изнутри. Тони словил его на этом.       Он резко забрал его бокал из рук, ставя и свой и его на подоконник, и тяжело выдохнул.       — Мы были с ней с моих... шестнадцати? Около того. Понимаешь, она не просто какая-то тупая девочка, которая сосет за деньги. Она... умная. Понимаешь? Она работала со мной, она знает, как это все работает, и с ней просто удобнее и...       — Вы сейчас что, оправдываетесь? — раздраженно прибил его Питер. Он не знал, куда деть руки, и он не понимал, зачем Тони убрал бокалы. Возможно, он хотел что-то сделать, но не сделал.       Тони перевел на Питера какой-то несчастный взгляд, и Питеру даже неловко стало.       Питер сказал:       — Я перевел с шведского, — сказал он сквозь зубы, пялясь на бокалы.       Тони криво усмехнулся, прикрыл глаза и сказал:       — Поэтому и оправдываюсь.       Питер злился. С каждой секундой всё сильнее, потому что, боже, он был уверен в здравомыслии Тони, и он так проникся всем этим, а на деле это было... ничем? Это просто было сумасшествием.       Питер цыкнул и закатил глаза, тяжело выдохнув.       Ну да, как он себе недавно и повторял: Тони богатый и взрослый, а Питер малолетка и не может разобраться с поливочным устройством.       Питер резко потянулся к своему бокалу, чтобы допить его, но Тони резко схватил его за руку. Питер вздрогнул. Касание Тони было единственным, чего он хотел последнюю неделю. Но он не хотел, чтобы оно было в таких обстоятельствах.       — Что вы хотите сказать? — Питер резко расслабил руку, но Тони её не выпустил.       — Что я не знаю, что мне делать. Мне не хочется терять её как партнера по бизнесу, и тебя...       — Меня? — Питер поднял голову. — Вы не хотите терять меня?       Он понятия не имел, откуда в нем нашлись силы, чтобы спросить что-то настолько смелое.       Но Тони лишь заторможено кивнул, и Питер выдохнул.       — Я не знаю, как так вышло. Просто... да, она умная, и не похожа на тех, кто обычно пытается ко мне подклеиться, но ты... Ты...       — А я студент, который приехал сюда отдохнуть, а не разделять чьи-то драмы, — пробасил Питер, вырывая свою руку. — Спасибо, классный алкоголь, классные цветы, я был бы самой счастливой девчонкой в мире, но, увы, я не девчонка, а вы...       — Я? — спокойно повторил Тони, выглядевший так, будто его никак не тронули.       — А вы вернитесь к своей жене, и не заглядывайтесь больше на парней. Репутация не отстирывается.       Питер поджал губы, и они молчали ещё несколько секунд. Питер давал Тони эти секунды. Буквально дарил, но...       ничего.       И он ушел. Ощущая пульс в своей голове и как от обиды что-то ныло начиная от горла, заканчивая у самых низов ребер.       Тони выдохнул после хлопка двери.       Он ещё не знает, что ещё очень долго будет винить себя за то, что так и не смог остановить его. Он ещё знать не знает, что будет ещё очень долго проклинать тот день за то, что он так и не решился воспользоваться теми пятью секундами, тем последним шансом.       Он ещё ничего этого не знает.       Поэтому сейчас он ощутил только сплошное опустошение.       Питер уехал на неделю раньше, стремясь поскорее забыть давящее чувство боли в самой груди. Пытаясь поскорее уехать от места, где он позволил себе жить глупыми надеждами и наивностью.       Захлопывая багажник такси, он лишь кинул взгляд на дачный домик, который подарил ему самые теплые, прекрасные, и, вместе с тем, самые болезненные моменты, те, которые ещё долго будут вызывать в нём только горечь вынужденного расставания.       Он надеялся, что позабудет об этом, но он знал, что перед глазами ещё долго будь мелькать моменты летней прохлады, солнечного ласкового света, теплого поцелуя, растекающегося сладким медом на губах.       Он знал, что ещё очень долго будет тосковать по этим моментам.       Но сейчас ему оставалось только надеяться на лучшее, унося с собой чувство болезненного расставания.       Проезжая мимо большого частного сектора, он задел взглядом огромный красивый сад, полный невероятно красивых цветов. Он выцепил взглядом куст пионов.       Он брезгливо сморщился и отвернулся.       На розовые пионы смотреть он больше не может.