Заключенная

1. Сегодня она снова приходит. Приносит воды. Она странно смотрит и даже что-то шепчет, наклонившись к Бебе близко-близко, шепчет на самое ухо. Ее слова — музыка, ее губы — ветер, но Бебе никак не понимает, чего та хочет от нее. Когда Бебе пытается думать, ей тяжело. Ей пусто. Ей мрачно. У пришедшей длинные черные волосы и красивые глаза. У нее высокая грудь и очень странная одежда, состоящая из полосок. А Бебе в кандалах, и потому она на фоне своей гостьи ощущает себя убогой. — Помнишь школу? — спрашивает пришедшая. Бебе кивает. Конечно, не помнит, но зачем ее-то расстраивать? Пусть думает, что Бебе помнит. Та, что приходит — умная. Она все время пытается чему-нибудь научить Бебе, что-нибудь рассказать. А Бебе не понимает нового, видя лишь общее. Школа – это бегающие во дворе дети, это звонок и парты. Но ведь гостья говорит не об этом… Частности ускользают от нее, и вроде бы все так знакомо, но они как мутная вода просачиваются сквозь пальцы, оставляя лишь слабый след. Но Бебе всячески пытается показать обратное, что еще чуть-чуть — и она вспомнит и поймет все сказанное гостьей. Ее нельзя расстраивать. Она единственная, кто в последнее время навещает Бебе. — Помнишь, как мы дружили? — она садится рядом с Бебе. И та снова кивает. — Однажды ты даже стреляла в меня. Я с тобой после этого неделю не разговаривала. Обиделась. Бебе протянула бы руку и провела ее по черным волосам, да руки скованы. Поэтому Бебе только смотрит исподлобья и улыбается. Та, другая, сначала обижается и поджимает губы, но потом тоже, не имея возможности побороть улыбку, растягивает в ней губы, обнажая жемчуг зубов. Бебе почему-то смущается, она отводит взгляд, но потом поднимает вновь. Ей хочется лизнуть эти зубы. Она стесняется этого желания. Гостья кладет ладонь на волосы Бебе, а потом зарывается в них пальцами. Сначала одной руки, потом другой. Она водит пальцами, словно расчесывая крупные кудри Бебе. На что пленница подается вперед, вытягивается, чтобы оказаться ближе. Ее глаза прикрыты. Ее ресницы дрожат. Она прикусывает губу. Бебе делает все, что бы та, что пришла к ней, поняла, как Бебе это нравится. Потом пришедшая аккуратно вынимает пальцы из волос. Бебе издает стон, пытаясь всем своим видом показать, как ей обидно, что такое удовольствие окончилось. Обе девушки сидят на полу. Гостья тянется ладонью к Бебе, и та выгибается ей навстречу. Согнутые пальцы слегка касаются лба пленной. Она закрывает глаза. — Мне пора, — шепчет пришедшая. — Но я вернусь. А однажды я заберу тебя насовсем. Бебе просто сидит, сомкнув веки. Были моменты, когда Бебе уже ничего не ждала, а сейчас она ждет, сейчас ей очень важно, чтобы гостья обязательно вернулась как можно скорее. А если закрыть глаза и не видеть ее ухода, то можно представлять, что она все еще здесь, что стоит рядом, но только молчит. 2. — Мы тебя просто немного изменим, — говорит она, садится напротив и кладет руки Бебе на плечи. Бебе очень удивляется и даже издает звук, в полной мере отражающий ее эмоции. — Не волнуйся, это просто новый закон, — улыбается пришедшая. Она тянет к Бебе руки, но та боится, потому что сейчас эти руки угрожают ей. Она вообще никого к себе не подпускает, только эту, что с длинными волосами, черными, как крыло ворона, как самая темная ночь. Но сейчас, когда гостья прикасается к Бебе, та пугается. Она забивается в угол и закрывает голову руками. И отчаянно мотает ей из стороны в сторону. — Послушай меня, — уговаривает пришедшая. — Тебе надо переодеться. Закон изменили. Гостья очень грустными глазами смотрит на Бебе, видно, что она тоже не хочет переодевать пленницу. — Я все сделаю аккуратно. Не бойся. Только сначала тебе надо помыться. Бебе смотрит с недоверием и испугом, но уже не отшатывается от протянутой руки. Она просто верит, верит в голос, который ей не солжет. Но она боится выходить наружу. Бебе ненавидит взгляды, которые впираются в нее, ненавидит одежду тех людей, ненавидит себя за то, что похожа на всех тех, кто находится за пределами ее мирка. Обычно она просто не выдерживает и набрасывается, чтобы не смотрели, чтобы расцарапать им глаза, чтобы укусить за что-нибудь. Бебе поднимается. Она складывает руки за спиной и сама захлопывает замок наручников. Она всегда должна их одевать, если к ней кто-то приходит. Бебе очень радуется, что уже очень-очень давно у нее никто не бывает, кроме одной ее посетительницы, той, у которой длинные черные волосы, что даже темнее самой ночи. Только эта девушка не вселяет в Бебе ярость и страх, она одна, кого Бебе не ненавидит. Гостья подходит и берет Бебе за руку. — Закрой глаза, верь мне. И ничего не бойся, я никогда не дам тебя в обиду, — она тянет Бебе за собой. Та послушно закрывает глаза и на заплетающихся ногах следует за единственной, в которую верит. 3. Почему-то сегодня Бебе вспоминает, что у нее у первой среди одноклассниц появилась грудь. Она проводит по ней рукой. Красивая грудь. Ей самой очень нравится. Она сидит в темноте и лишь по свету из высокого окна с решетками понимает, что сейчас день. Бебе редко посещают картины из прошлого, но когда они появляются перед ее глазами, там всегда есть одна девочка — или девушка, в зависимости от давности воспоминаний. Девушка очень похожа на ту, что приходит навещать Бебе. Наверное, это даже она. Бебе считает, что такие воспоминания — на самом деле просто сны. Странные, фантастические сны про школу, про учителей и одноклассников. Бебе ходит по комнате из угла в угол, кругами. Когда она так делает, время течет немного быстрее. А еще Бебе ловит себя на мысли, что живет от прихода до прихода той необычной девушки с волосами цвета вороньего пера. Бебе останавливается и садится на пол. Она водит пальцами по камням, вырисовывая невидимыми линиями свою гостью. Это не сложно: кружочек — это голова, еще два кружочка в первом — глаза, две точки в них — зрачки. Палочки — брови. Палочки сведены — и гостья расстроилась, палочки приподняты — и гостья удивлена. Потом частыми-частыми линиями Бебе обозначает волосы и прилепляет к ним овал с шариком сверху — это берет с помпоном. Бебе дорисовывает туфельки. Красивые такие, с бантиком. А потом поднимает голову и видит гостью. Бебе была так увлечена своим занятием, что не заметила, как та оказалась в комнате. Гостья с ужасом смотрит, что творит Бебе, и, зажав руками рот, тихо плачет Когда Бебе отрывается от рисования, та, что пришла, отшатывается назад и пытается сделать вид, что ничего не произошло. Она быстро вытирает глаза и улыбается, однако Бебе уже тоже расстроилась. Она начинает плакать, тихо шмыгая носом. — Прекрати! — восклицает пришедшая и падает рядом на колени. Она хватает Бебе за плечи, а та отворачивается и трет руками глаза. — Я случайно. Я не хотела тебя обидеть... Бебе отворачивается, но чужая рука мешает ей это сделать. Тогда Бебе просто смотрит в пол. Бебе грустно, потому что гостье грустно. Бебе плачет, потому что гостья плакала. Бебе отвечает на поцелуй, потому что гостья ее целует 4. Ее долго нет, а когда она приходит, выглядит помрачневшей. Бебе не спрашивает у нее, что случилось. Бебе не умеет. Она старается, но слова не вырываются из ее рта. Поэтому она приближается, встает перед ней на колени и начинает целовать ей руки. Отчаянно, каждый палец. Она думает, что если виновата, то пришедшая простит, если же у нее свои какие-то нехорошие вещи случились, то, возможно, от прикосновений губ Бебе ей станет легче. Та, что пришла, отрицательно поводит головой и отстраняет ладони. Бебе садится на пол и смотрит на нее. Та ходит из угла в угол. Она расстроена. Бебе поднимает руки и тянет их к ней, она отшатывается, но потом подходит совсем близко. Руки Бебе касаются ее талии. Они скользят по ее странной одежде, пальцы Бебе залезают под нее. Пришедшая тяжело дышит, а потом говорит, что сегодня остается с Бебе. Бебе радуется. Бебе не знает... До отбоя еще есть время, но пришедшая тащит Бебе к единственной в камере койке. Бебе и рада бы сопротивляться, но не может... Боится, что если откажется, та уйдет, и Бебе останется совсем одна в этом жутком месте. Голос гостьи чуть хриплый, она говорит Бебе много вещей. Она дышит Бебе в ухо. А той вроде и приятно такое внимание, а вроде и страшно. Бебе пытается остановить ее пальцы, но те настойчивы. Бебе не вырывается, она помнит месяцы тишины и одиночества. Не нарушаемые ничем, даже еда появлялась очень тихо. Бебе видела, как ее тихо просовывают в створку двери. Ничего, ни единого звука. Бебе неприятно, но это не важно. Бебе не одна, хотя бы сегодня. Она сама ложится под пришедшую, а та целует Бебе, вопреки всем правилам снимает с нее наручники, шепчет что-то о том, как всегда любила, но Бебе не верит. Никто не беспокоит их, никто не входит в самый неподходящий момент. Это странным образом удивляет Бебе. Она вытягивается на койке. Наверное, с тех пор, как она попала сюда, она впервые находится с несвязанными руками с кем-то в одном помещении. Бебе поднимает их к лицу и смотрит на свои растопыренные пальцы. Она крутит кистью руки и наблюдает. Пришедшая лежит рядом на боку, потому что кровать узкая, ее голова покоится возле головы Бебе, они даже немного соприкасаются. Ее рука устраивается на груди Бебе и немного мешает той, потому что не дает возможности дышать свободно. Засыпают они вместе, но на утро Бебе снова оказывается одна. Она даже усомняется в том, случилось ли что-нибудь вообще... Но что-то подсказывает ей, что все действительно было. 5. Сегодня она приходит и говорит, что завтра — конец. Она садится напротив и проводит рукой по лбу Бебе. Бебе придвигается ближе и слегка прикрывает глаза. Бебе сидит на скрещенных пятках, а ее гостья стоит на коленях. Бебе кажется, что это какой-то магический жест, что-то вроде причастия. — Завтра все кончится. Я тебе обещаю, — говорит она. Бебе подползает к ней и утыкается лбом в плечо. Та, что пришла, заключает пленную в объятия. — Завтра все изменится. Я заберу тебя отсюда, — шепчет она на ухо Бебе, и от этого очень щекотно, Бебе хохочет. Она выворачивается и сама обхватывает пришедшую. Они сидят в обнимку и смеются. — У меня есть для тебя подарок, — говорит гостья. — Мне нельзя ничего проносить сюда, но эту безделушку удалось. Раньше ты такие очень любила. Она роется в одежде и достает маленький сверток. — Держи. Это подарок. Бебе дрожащими пальцами аккуратно вскрывает бумагу, поддевая ее ноготками. Внутри оказываются заколки. Красные с ягодками земляники. — Понимаю, что ничего особенного, — смущается пришедшая. — Я сделаю тебе настоящий подарок, завтра, когда заберу отсюда. Бебе слушает в пол уха. Она восторженно смотрит на заколки. — Давай я помогу тебе надеть их. Но тогда ты не сможешь увидеть их, да и снять потом придется. Нельзя, что бы их кто-нибудь заметил. Гостья закрепляет заколки, и теперь совершенно счастливая Бебе сидит и ощупывает их на своих волосах. — Завтра я подарю тебе настоящий подарок, — не унимается пришедшая. — Потому что завтра у тебя день рождения, и тебе просто нельзя проводить его здесь! Гостья умолкает, увидев, что ее совсем не слушают. — Нравится? — спрашивает она. Бебе улыбается во весь рот и размашисто кивает. — Я рада, — нежно улыбается гостья. Эпилог. Венди выходит на улицу. Сегодня прохладно, и, пожалуй, следовало бы накинуть что-нибудь из той прозрачной псевдо-одежды, которой теперь наполняют местные магазины. Венди идет прямо к зданию суда, сегодня она сделает все, чтобы забрать с собой Бебе. Все, чтобы вытащить ее из того жуткого места. Венди хочется поднять голову и посмотреть на небо, но она знает — там опять будет только черная пелена. Пытка тишиной. Венди вздрагивает, вспоминая, в каком состоянии она нашла Бебе. Теперь Венди презирает тот закон, который сама же так воспевала раньше. Кто же знал, что со всеми неподчинившимися окажется и Бебе? Венди смотрит на часы – у нее еще есть время, и она заходит в закусочную. Там светло и шумно, в противовес той камере, где находится Бебе. — Вы будете заказывать? — спрашивает молоденький официант, раскланиваясь перед девушкой. Венди тычет пальцем в меню и наугад называет блюда. Официант быстро исчезает. Венди надо немного прийти в себя, вспомнить, что именно она будет говорить в суде. Она залезает в сумку, которую сдавала при входе в камеру, и достает свои записи. «Уважаемые сограждане! Все мы помним тот ужасный год, когда небо потемнело для нас». — Но оно и сейчас темно, разве что не черное, а серое… — говорит сама себе Венди и закрывает записи. Небо посветлело, но солнца все равно нет. А когда-то было. Венди смотрит на еду, которую ставят перед ней. Ничего особенного, как и везде. Венди думает о законе. О том, что его надо изменить. «Закон спас нас однажды, но мы не можем слепо следовать ему. Мы не стадо. Мы – люди». — Мы не можем казнить людей только из-за того, что они не сожгли все свои вещи по первому приказу, — бормочет себе под нос Венди. Но тут же горько исправляется: — Конечно, можем. Некогда в целях уничтожения всего населения Америки террористы изобрели стиральный порошок, пропитывавший одежду при стирке какой-то химической гадостью, люди, одевавшие ее, заражались бешенством и бросались на своих же сограждан. Прошло слишком много времени, пока, наконец, граждане маленького городка Саус Парка не сообразили собрать всю одежду и сжечь. Тогда-то и появился закон, который не позволял никому оставлять и клочка ткани в доме. Единственное, что позволялось носить – резиновую одежду. А чтобы можно было легко отличить не подчинявшихся закону и, следовательно, бывших угрозой обществу людей, дизайном одежды попросили заняться мистера Мазохиста. Тогда и Венди выступала за то, чтобы тех, кто хранил дома одежду и не сжег ее сразу, изолировали от общества, как страшнейшую угрозу. Как же она могла не подумать, что Бебе обязательно спрячет хотя бы одну кофточку….. После того, как граждане города сожгли зараженную одежду, в небе встал смог, и теперь никто не мог увидеть солнца. Венди повторяет про себя подготовленную для суда речь. В ней она предлагает прекратить всеобщую истерию и начинать решать проблемы, а не отгораживаться от них. А также требует отпустить находящихся на карантине, аргументируя это тем, что прошло слишком много времени. Венди доедает и выходит из кафе, она продолжает свой путь к зданию суда. Она решила забрать сегодня свою возлюбленную во что бы то ни стало. Та, конечно, еще мало чего понимает, но ведь время исправит все. И Венди сейчас уверена, что Бебе будет лучше именно с ней. Только с ней, чего бы сама Бебе об этом не думала.