Когда хочется большего

      Тьма. Непроглядная и всепоглощающая, вязкая, словно топи Диких земель Коркари. Казалось, что можно ощутить её жгучий, горький вкус на кончике языка, если хоть немного приоткрыть рот. Постепенно тьма начинает расступаться, открывая взору лица. Нет, не лица, а оскалы чудовищ. Туго натянутая на черепа кожа, как будто покрытая язвами, невидящие глаза, горящие жаждой убийства, хищный рык, исторгаемый из пасти - звук, который не сможет повторить ни зверь, ни человек. Но хуже всего запах. Резкий, противоестественный, он царапает ноздри, словно разъедая тебя изнутри.        И этих существ не счесть. Сотни, может быть, тысячи, они скалятся, рычат, ревут, создавая страшное чувство тревоги и беспомощности. Армия ужаса, от которой не скрыться нигде. Орда порождений тьмы.       Но хуже всего то, что прячется позади. Оно больше. Оно ужаснее. И смертоноснее. И постепенно приближается, давя своим присутствием. Словно необъемлемая тьма сжалась до размеров этого нечто, но вновь собирается разрастись, пожирая всё на своём пути, уничтожая всё, чего когда-либо коснулся свет.       Архидемон.       Серый Страж проснулась, одним рывком принимая сидячее положение, и попыталась выровнять сбившееся дыхание. Снова этот кошмар… Сердце в груди бешено колотилось, руки подрагивали, льняная рубашка прилипла к спине от пота. Долийка глубоко выдохнула и тряхнула головой, пытаясь вернуться в реальность. Прислушавшись, она различила треск костра и похрапывание Огрена на другом конце лагеря. А одёрнув полог и выглянув из палатки, убедилась, что всё спокойно. Стэн и Лелиана дежурили, сидя около огня. Рыжеволосая орлесианка смотрела на пламя, перебирая пальцами воздух, словно струны лютни. Наверняка сочиняла новую балладу. Кунари же хмуро поглядывал по сторонам, но губы его беззвучно шевелились, будто выговаривая отдельные слова. Повторяет язык ферелденцев, решила про себя Страж.       Неожиданно за спиной долийки раздался шорох, и она ощутила движение. Первым желанием было схватиться за кинжал, который она всегда клала рядом с собой, но, к счастью, девушка вспомнила, что сегодня легла спать не одна.       — Что-то случилось? — Зевран сел, и одеяло соскользнуло с него, оголяя загорелый и мускулистый торс Ворона, украшенный татуировками. Девушка нахмурилась, но покачала головой:       — Ничего.       Она не могла откровенничать с эльфом. И дело не в том, что он был наёмным убийцей, которого подослали к ней и её товарищу по ордену. Нет, этот этап их жизни остался где-то в прошлом, несколько битв назад… И даже не в том, она привыкла держать свою боль в себе. Ведь с самого детства долийские эльфы знали, что такое лишения и невзгоды. Их презирали и боялись, постоянно гнали отовсюду, не давали покоя. Своих родителей она не знала, и, хотя Ашале всю жизнь заботилась о ней, девушке было трудно откровенничать с кем-то. Правда, был Тамлен, но, к сожалению, она слишком поздно разобралась в своих чувствах к нему. Теперь же у неё появился Зевран, но она не была уверена, что может довериться антиванцу. Да, днём она с лёгкостью вступала с ним с задорную словесную перепалку, смеялась над его шутками, он прикрывал её в бою, а ночью делил с ней ложе. Однако для девушки этого было мало. Одно дело — искать временного отречения от жестокой реальности. Забывать о трудностях жизни в объятиях Ворона, отдаваясь физическому наслаждению. И совсем другое — обнажать перед кем-то свою израненную душу. Иногда ей хотелось всё рассказать, но она боялась. В конце концов, Страж сама согласилась, что их отношения — просто приятное разнообразие без обязательств. И теперь эльфийке трудно было признать, что ей хотелось большего. Зевран ей нравился. Но если она откроется ему, а он не примет этого… Или даже использует против неё… Проще многократно пережить покушение на свою жизнь, чем единожды — на своё сердце.       — Ты плохо спишь в последнее время, — заметил антиванец. Он не знал истинных причин её кошмаров, но догадывался. Часто, когда Зевран сам дежурил в лагере по ночам, он слышал, как ворочается и бормочет во сне Алистер. Пару раз храмовник даже вскакивал, покидал свою палатку, принимаясь бездумно бродить вокруг костра, и наотрез отказывался снова лечь поспать. Нетрудно было понять, что истоки этих тяжёлых снов кроются в самой сути Серых Стражей. А значит, это были не просто кошмары, порождённые физическим истощением после многократных марш-бросков и сражений, а нечто другое.       — Что тут удивительного, учитывая наше положение? — горько усмехнулась долийка.       — Я просто подумал… — начал было Ворон, но Страж резко прервала его:       — Хватит. Не хочу говорить об этом.       В палатке воцарилось молчание. Девушка напряжённо покусывала губы, борясь с желанием всё объяснить. Но как? Она ни с кем не делилась проблемами. Лелиана была для неё подругой, но в последнее время долийке стало казаться, что орлесианка воспринимает её не только, как друга. Поэтому Страж постаралась немного отдалиться от барда, и не говорила с ней на откровенные темы. Она даже с Алистером до конца не была откровенна, хоть тот и был таким же Серым Стражем, и, казалось, мог бы её понять. Пару раз, когда Тейрин говорил, что ему снился Мор или Архидемон, эльфийка согласно кивала, подтверждая, что тоже видела эти сны, но дальше разговор не клеился. А что она могла сказать? Что видит порождений тьмы почти каждую ночь? Так и храмовник тоже. Что она боится? Они все боятся. К тому же долийка для них была командиром, и не пристало ей показывать свои слабости.       Зевран так же молча смотрел на Серого Стража. Он помнил, каково это - просыпаться в холодном поту по ночам. Жизнь у Воронов нельзя назвать лёгкой. Эльф и сам не раз так же вскакивал, борясь с ужасом, пытаясь отделить сон от реальности. И как же ему хотелось поначалу, чтобы кто-нибудь был рядом, утешил и успокоил. Потом, конечно, всё изменилось. Он заковал своё сердце в броню безразличия и холодности, но до сих пор ему снятся тревожные сны. Умершая мать, которой он никогда не видел. Пытки у Воронов. Лица своих жертв.       Но он-то это заслужил. Араннай выбрал свой путь. Да, его никто не спрашивал, когда три золотые монеты звонко упали на стойку в борделе. Но у него был выбор. Антиванец мог умереть сам, но предпочёл стать убийцей. А она? Юная эльфийка, вырванная из своей семьи, своего клана, привычного образа жизни, и брошенная в самый эпицентр войны. Обязанная решать проблемы государственного масштаба, бороться с узурпатором, с порождениями тьмы, рисковать своей жизнью, чтобы спасти другие. Чем она заслужила это? Не знать покоя днём… И не иметь возможности обрести его ночью.       Ему ведь и правда хотелось отвлечь её от тягот жизни в самый первый раз, когда он предложил ей «массаж». Она была очень привлекательна. Стройная, гибкая, ловкая, неуловимая, словно эльфийский клинок, закалённый в бою. Вот только на прекрасном лице очень редко появлялась улыбка. Веки были тяжёлыми от усталости, под глазами пролегли тени. Долийка была в постоянном напряжении, готовая отразить неожиданный удар. Тогда-то ему захотелось помочь ей хоть немного расслабиться. Забыться. Напомнить, что в этом мире есть место не только боли и тревогам, но и наслаждению. А в следующий раз она позвала его в палатку сама. Зевран даже обрадовался её инициативе, но не удивился, зная, что никто не смог устоять перед его обаянием.       И теперь Ворон дарил девушке удовольствие каждый раз, когда у них появлялась такая возможность. Но она по-прежнему плохо спала. А ему так хотелось дать ей хоть немного покоя.       Страж хмуро посмотрела на эльфа. «Мне уйти?» — хотел было спросить Араннай, но не осмелился. Он испугался, что долийка и в самом деле выставит его из палатки. И останется одна, со своими переживаниями и непосильным грузом ответственности за спасение страны на своих хрупких плечах. Со своими кошмарами. Она была так неожиданно добра к нему. Сохранила жизнь и взяла в свой отряд. Позволила ему доказать, что он будет верно ей служить. Она дала ему второй шанс. А узнав его прошлое, даже сделала для себя неожиданные выводы… и подарила ему долийские перчатки. Взамен тех, материнских, утраченных им навсегда. Ворон тоже желал дать ей своё тепло. Не просто физическую близость, а нечто большее. Свою поддержку. Позволит ли она ему? Эльфийка допустила антиванца к своему телу, но не стала открывать ему свою душу. А ему так хотелось разделить с ней все её переживания. Впервые в жизни эльф так растерялся. Для него мало было просто удовлетворения плотских желаний. Ему хотелось большего.       — Зевран? — полушёпотом произнесла долийка, первой нарушив тишину. Ей ужасно хотелось объясниться, оправдать свою резкость, поделиться тем, что было у неё на сердце...       Араннай легонько дотронулся до плеча девушки, словно боясь отпугнуть:       — Я… я буду здесь. Я останусь с тобой. Всё хорошо.       Серый Страж кивнула, а потом снова легла. Ворон устроился рядом и обнял девушку. Она доверчиво прижалась к нему. Антиванец вдохнул её аромат и оставил невесомый поцелуй на волосах эльфийки. Через какое-то время оба уснули, обнимая друг друга. И, впервые за долгое время, они спали спокойно.