Sorry

      Тэхён курит, кажется, пятую по счёту сигарету. Пальцы крепко сжимают фильтр, а по плечам, едва скрытым широкой домашней футболкой, уже давно бегают мурашки, но он не спешит заходить с обдуваемого всеми сквозняками балкона в тёплую квартиру. Потому что там Чонгук. И он собирает вещи. На небе громоздкие серые облака еле перекатываются, гонимые куда-то далеко — кто бы знал, куда. В принципе, вся улица кажется громоздкой, серой и холодной, даже в лучах восходящего солнца, что вполне естественно для такого паршивого конца марта. В принципе, у Тэхёна в душе такой же паршивый март.       Он мог зайти внутрь и помешать Чонгуку, если бы хотел. Только он не хочет почему-то. Если быть честным, он знает, почему. Не знает только Чонгук, и пусть дальше так остаётся, наверное. Особенно сильный порыв ветра, заставляющий вздрогнуть и поёжиться, подхватывает дым с кончика сигареты и уносит его далеко-далеко. Тэхён хочет туда же. Но он всё ещё стоит на продуваемом всеми ветрами балконе, обхватив себя рукой, а за спиной его парень (теперь, видимо, бывший?) собирает вещи. Ким так себя ненавидит.       Чонгук пытается застегнуть чёрную дорожную сумку, стоя у полупустого открытого шкафа, и не понимает, что и зачем он делает. Но упорно продолжает. Бо́льшая часть одежды уже упакована и готова к отъезду, на столе лежит всякая мелочь, тоже ждущая своей участи, а парню хочется просто лечь на пол, закрыть глаза и уснуть, чтобы на следующий день встать и понять, что ничего из этого не произошло — просто приснился кошмар. Замок застревает на половине, зажевав рукав вязаной кофты, и Чон нервно его дёргает в попытках преодолеть преграду, боясь, что ещё чуть-чуть, и он передумает. Но нельзя сомневаться. Хватит идти на попятную. Этой ночью ему ясно дали понять, что он тут к чёрту никому не сдался. Только вот часть подсознания, какая-то вредная ничтожная его крупица, говорит, что всё это чушь собачья. Ну повздорили. Как повздорили, так и помирятся. Ну опять наговорил кучу гадостей и послал. Так это на эмоциях — он ведь так не думает на самом деле. Ну крикнул, что они расстаются. Это просто порыв злости, ерунда. Он ведь любит, просто не умеет иначе.       Но другая часть слишком убедительно осаждает с небес на землю единственным вопросом — а любит ли?       Молодой человек отмирает, стряхивая с себя задумчивое оцепенение, и рывком продирает бегунок до конца. Плевать, хватит, точно. Любит или нет, но достаточно. Слишком часто это всё повторяется. Чон, вообще-то, не груша для битья.       Парень подходит к столу, поднимает рюкзак и сгребает в него документы, наушники, блокноты и прочую чушь, что затеряется в огромной сумке. Взгляд падает на широкую фоторамку на краю столешницы, которую Тэхён заполнил кучей небольших полароидных снимков (носился вечно с этой камерой, просил скорчить рожицу или сделать что-нибудь смешное для кадра). Из-за нахлынувших воспоминаний сердце болезненно сжимается, и хочется корчиться, только не от веселья. На них они счастливые. Светятся, смеются, дурачатся. Будто и нет за пределами фото всего дерьма, превращающего их жизнь в чёртовы американские горки. Например, на изображении в центре Чонгук обнимает Кима за шею и тычется в его щёку вытянутыми в трубочку губами, а тот щурится забавно и ярко улыбается. В этот же вечер они разругались в пух и прах, кричали, чуть ли не кидались друг на друга. Тэ назвал его бесполезным тупоголовым кретином и ушёл в загул со своими друзьями, не появляясь дома три дня (правда потом чуть ли не на коленях ползал, прося прощения). Он очень хорошо умеет разрушать самые ценные моменты. Да и всю их жизнь, в общем-то. Рамку Чонгук тоже кидает в рюкзак. Зачем-то.       Осталось ещё раз пробежаться по квартире, чтобы не пропустить самое необходимое, — остатки он заберёт потом — и сложить ноутбук. А ещё вызвать такси. Руки дрожат отчего-то и ноги немного подкашиваются.       Пальцы паршиво слушаются, настолько замёрзли, но он упрямо пытается зажечь седьмую сигарету. Порыв ветра вновь тушит пламя спички, и Ким выругивается. Четвёртая подряд. За утро коробок опустел уже на добрую треть, но Тэ всё равно выуживает следующую, повторяя свой ритуал. Это успокаивает ровно настолько же, насколько выводит из себя.       Так будет лучше. Без него Чонгуку будет лучше. Он же превращает его жизнь в цирк, сводит с ума, треплет нервы. Чонгук заслуживает лучшего, он заслуживает всего мира, он ведь просто ангел. А Тэхён не заслуживает ничего. Кретин.       Играть людьми стало привычкой, въевшейся в нутро, так крепко вросшей, что не искоренить. И раньше его всё устраивало. Однодневкам было плевать на дерьмовый характер, а те, кто задерживался дольше ночи, не цепляли — почему бы и не поиграть?       Только Чонгук не однодневка. А ещё он зацепил. Так сильно, что, не разодрав всё внутри до мяса, не достанешь уже.       Но вот в чём дело — Тэхён по-нормальному не умеет. Он уже на автомате поддевает, бьёт по самым больным местам, доводит до кипения, потому что привык. Но ради Чона ему вдруг захотелось измениться. И он честно старался. Но, возможно, недостаточно?       А сегодня во взгляде младшего была такая боль и усталость, такая обида и горечь… Пора перестать измываться над ним и отпустить, как бы невыносимо от этого не было.       Тэхён тяжело вздыхает и разворачивается к стеклянной двери. Там Кук задумчиво кружит по комнате. Лицо бледное из-за бессонной ночи, веки влажные, распухшие и красные от слёз, а всклоченные волосы торчат во все стороны. Его внешний вид лучше всего описывает их отношения. Ким грустно усмехается и опускает голову, зачёсывая чёлку назад. Отчего-то щиплет глаза. Возможно, дым попал. Или от ветра.       Чонгук делает ещё круг, а потом вдруг останавливается напротив окна и смотрит прямо на него. Тэ видит на дне чужих зрачков глухую боль, немного тоски и горы непонимания. А ещё единственный вопрос. Почему всё так?       Тэхён сам не знает, почему. Но чувствует примерно то же самое. По щеке стекает непрошенная капелька влаги, и он нервно смахивает её рукой — откуда дым, если он так и не зажёг сигарету?       В комнате стоят уже собранные сумки, и без вещей младшего становится как-то пусто и некомфортно. Будто уют медленно, но необратимо, покидает помещение, просачиваясь сквозь стены. От этого немного не по себе. И молодой человек, стоящий там, выглядит столь хрупким, столь несчастным со своими огромными печальными глазами. Почему-то вдруг приходит осознание, что больше у него не будет его милого заботливого Кукки, к которому он сможет подкатиться под бок, когда станет холодно ночью, и тот не прижмётся поближе, делясь своим теплом. Больше его не будут шпынять за брошенное на пол полотенце. Больше ему не нужно будет готовить младшему кофе (обязательно с молоком, ведь он не любит горькое), когда тот засидится за конспектами. Да и такие мелочи, вроде «Куку не нравится фасоль, закажу что-нибудь другое» помнить не нужно будет. И внезапно так страшно потерять всё это. Словно жизнь без Чонгука станет пустой и бессмысленной. Внутренности резко сжимает и дыхание перехватывает. Что он творит вообще?       Ким подаётся вперёд и распахивает балконную дверь. Чонгук вздрагивает, отшатывается назад, но не уходит, всё также глядя в глаза. За спиной раздаётся глухой хлопок, от домашнего тепла бросает в дрожь, а на языке становится пусто от того шквала мыслей, что он собирается озвучить сейчас.       — Я… — голос хрипит из-за выкуренных сигарет. — Господи, я просто…       Он чувствует перед этим человеком настолько громадную вину, что фраз, способных выразить подобное, просто не существует. Младший смотрит так, точно очень надеется на способности Тэ облачать чувства в слова. Точно он заранее знает, что тот хочет сказать, и просто ждёт подтверждения. Ждёт, чтобы им не пришлось рассыпаться на части, ведь иначе именно это им грозит.       — Ты имеешь полное право называть меня моральным уродом, придурком, ничтожеством и прочими подходящими синонимами. Я знаю, что заслужил чего-то и похуже, — сиплый от холода и табака голос срывается на эмоциях. — Ты столько натерпелся из-за моей слабости, эгоистичности и неспособности строить нормальные отношения, но всё равно оставался рядом, и я правда не понимаю, почему, — от взгляда напротив, наполненного целым калейдоскопом эмоций, ведёт, слишком их много, и Тэхён опускает глаза. — Почему ты давно не бросил меня, не ушёл к кому-то получше, кто бы ценил тебя, кто был бы достоин, кто не смешивал бы тебя с дерьмом при каждом удобном случае, — с губ слетает жалкая усмешка. — Возможно, тебе правда стоит уйти, и я должен отпустить тебя сейчас, но я такой эгоист. Я… Я не могу, Чонгук, — Ким набирается смелости и смотрит на Чона. Тот не сводит с его лица внимательных глаз, вслушиваясь в каждое слово. — Я слишком сильно люблю тебя. Кроме тебя, в моей жизни и нет ничего. Отпущу — перестану быть, — к концу фразы голос снижается до шёпота. — Я говорил подобное не единожды, но только сейчас понял, что именно это значит, и что я должен делать, поэтому позволь в последний раз приползти к тебе с мольбами и произнести это, — он медленно поднимает руку и аккуратно берёт в неё ладонь Кука, словно та — настоящая драгоценность. — Я хочу измениться ради тебя. Чтобы больше не ранить из-за собственной глупости, чтобы больше не делать больно. Я не обещаю, что смогу исправиться в одно мгновение, но я клянусь, что буду лезть из кожи вон ради этого, — Ким мягко гладит тыльную сторону кисти Чона и смотрит ему в глаза, пытаясь через них сказать то, что в словах выразить не способен. — Молю тебя, прости. Прости меня. Прости за всё, что наговорил, за всю ту боль и обиду, что я тебе причинил. Прости, — последнее слово звучит хрипло и тихо.       Чонгук молчит. Глядит долго и молчит. А Тэхён просто ждёт своего приговора, потому что больше не смеет настаивать и останавливать. Вдруг Кук закусывает нижнюю губу, резко делает шаг назад, вырывает руку и разворачивается спиной к старшему, зарываясь пальцами в волосы. Тэ от этого испуганно замирает.       В голове Кука слишком много мыслей, которые противоречат друг другу. Сколько раз он слышал от Кима фразу: «Я изменюсь, это в последний раз»? После каждой ссоры, коих было довольно много за весь период их отношений. Честно говоря, посчитать будет сложно. Но Тэ впервые говорит это так. Он впервые так развёрнуто говорит о своих чувствах, так искренне и даже… отчаянно. Он давно уже не произносил простого «я люблю тебя». И Чонгук соврёт, если скажет, что после этих слов его сердце по-глупому не затрепетало. Но он ведь уже решил, что больше не поведётся на пустые обещания Ким Тэхёна, которыми сыт по горло. А пустые ли они на этот раз?       Тэхён молча ждёт, впиваясь взглядом в каждый вдох младшего, и нервно покусывает губу (глупая привычка, подцепленная у него же). От бесконечно тянущегося времени к горлу подкатывает тошнота, а ладони покрываются холодным потом, но он не торопит Чонгука в его размышлениях. Вдруг тот глубоко шумно вздыхает, разворачивается на пятках, резко подаётся вперёд и обнимает не успевшего ничего понять старшего за талию, вжимаясь ему в изгиб шеи лицом и всхлипывая. Тэ замирает на мгновение, широко распахнув глаза, но тут же в ответ крепко обхватывает парня за плечи, зарываясь носом в волосы на затылке и впитывая в себя их запах.       — Ты редкосная мразь, и я собирался уйти не один раз и не два, — шепчет Кук быстро, ударяя кулаками по спине, — но просто не представляю как буду жить после этого, как буду жить без тебя, придурка, рядом, — голос младшего звучит глухо, а руки, обвивающие тело Тэ, сжимаются чуть сильнее.       — Я сделаю всё, чтобы такого больше никогда не происходило, — Ким покрывает чужую шею поцелуями и трётся о висок щекой. — Прости меня, пожалуйста. Чон отрывается от плеча и прислоняется лбом ко лбу Тэ, прикрывая глаза:       — Я прощаю тебя. Последний раз. Возможно, Чонгук дурак, раз снова верит, но почему-то ему кажется, что после сегодняшнего дня всё правда изменится.