Панда от(для) гепарда

Задрало всё сегодня! Шкура эта толстючая, задница как шар, я травоядное, вот схера ли она растёт?! И жара долбучая. Бесит! Найти бы на пузе змейку, снять этот молеприёмник и повесить на ветку, а ты лишь ржёшь надо мной и скалишься так, что не знаю, чего хочу больше — в морду дать или вылизать эту самую морду так, чтобы по каждому клыку языком пройтись. Хех, тебе вот хорошо — ешь как не в себя мясо килограммами и хоть бы чуточку поправился, так нет же — поджарый и быстрый, как стрела, и ебучий, как вся моя жизнь, в смысле ебливый. Ну, я же не против, чё, завидую просто, но по-доброму. Твоим пятнышкам и нежной короткой шерстке, твоим маленьким ушкам, не то что мои лопухи, а как они к голове прижимаются, когда ты кончаешь и жмуришься от кайфа, мой гепард — чистый экстаз. Я вот всё не пойму, что тебе во мне нравится, ну шкура — паааадумаешь, эка невидаль, чёрные лапы, белая спина и хвост пупочкой, ну уши круглые… И чего тебе так нравится за них меня хватать — обычные уши… И холку ты мне всю накусал, на меня на работе косо смотрят, но мне пох — я живу с хищником, и он, если что, обидевших его мишку так отпиздит — мало не покажется. Это даже мой начальник усёк и побаивается ругать, не говоря о всяких других — забавно. Заебись работать в клубе для травоядных, жить и трахаться с клыкастой наглой мордой, а по выходным как примерный мальчик ходить со своей парой на обед к родичам. Весело! Мои только недавно икать перестали после твоего фееричного с ними знакомства. Твои научились не делать такие кислые морды и подавать к столу не только то, что недавно бегало. Привыкают — молодцы. Нормально живём, чего тут скажешь, я вот котлеты научился из мяса делать и стейки с кровью. Ты, конечно, хорошо запомнил мои первые эксперименты, я же «это» не ем и не пробую, всё на глазок сыплю, но ты ничего — жевал и нахваливал, только водой запивал и глаза у тебя слезились почему-то. Наверно, от радости. Сейчас всё уже в прошлом, правильные пропорции я запомнил, и ты лопаешь так, что за ушами трещит. Вот придёшь скоро с работы уставший, а я тебя сразу двойным стейком с листьями валерьяны и порадую, мой котяра. С ума сойти — ведь и правда мой! Ты когда на меня глаз положил, я ж сначала нихера не понял, чуть не обосрался от страха. Ещё бы — в клуб к травоядным зачастил гепард, сядет у моей стойки и коктейли из мяты сосёт весь вечер, ещё и пялится, как будто освежевал уже и жрать собирается. У меня всё из лап валилось, зато посетителей наплыв был в такие вечера. Всякая мелкая шелупонь — зайцы, белки, еноты, бобры — набегала вблизи рассмотреть, пятнышки пересчитать, когда ещё вот так без боязни расстаться со своим хвостом можно на подобный экземпляр глянуть. Через неделю подобных посещений поймал себя на том, что утром как самка собираюсь, влажный ещё мех зачёсываю, чтобы ровно высох, и уши повышенной пушистости были, а всё потому, что опять же припрётся этот пятнистый. Потом меня до ужаса мелкие зрители раздражать стали, чего они на моего гепарда пялятся?! Ну да, на моего, как же… Короче, я сам на тебя стал поглядывать, не так нагло, как ты, смотрелки вылупив, а искоса. То в отражении зеркала на стене, уставленной бутылками, то из-за колонны, делящей барную стойку пополам. Но ты, гад, всегда чувствовал и лыбился ещё самодовольней. Красивый, зараза! Я таких и не видел раньше. Явно из офиса к нам занесло. Пиджак по поджарой фигуре, брюки длину ног подчёркивают, ворот белой рубашки завлекательно расстёгнут, и ослабленный галстук болтается — секси-зверюга. А ещё хвост этот пятнистый, юркий, с бархатной мягкой шерсткой, вальяжно свисает с высокого барного стула… У меня от одного вида такого тебя в мешочке тяжелело и наливалось, так что головка выходила наружу и штаны топорщились. Слава всем силам неземным, что мы не как наши дикие предки в одних только шкурах своих собственных ходим, а ещё и срам прикрываем, стыда же потом не оберёшься, если член из чехольчика при всех покажется. Благо у нас не офис какой, так что штаны широкие типа шаровар, жилетка длинная, и можно хоть её полами прикрыться. Рубашки я не люблю от слова совсем — очень уж мне жарко, даже зимой. Короче, обычная панда с кругами вокруг глаз и торчащими ушами-блюдцами, в меру упитанная и не шибко болтливая. Что ты во мне нашёл, не знаю, но, когда в подсобку за мной втихаря нырнул, первым делом зубами за ухо прихватил и к стене привалил. А я, между прочим, дрочить шёл… На тебя… Так что мне много не понадобилось, только ты прижался ко мне своим поджарым горячим телом, только вдавил свои бёдра в мои и пару раз потёрся, как на шароварах (любимых, между прочим!) пятно расползлось и запахло так неоднозначно, врать, что обмочился, совсем глупо было. — Медвежонок, — муркнул так, что у меня с холки до хвоста мурашки забегали, и продолжил тереться, зараза! А я стою ни жив ни мёртв. С одной стороны, кайф ещё по телу гуляет, а с другой стороны — стыдоба, как щенок, за секунды слил, что он обо мне подумает?! Впрочем, как вскоре выяснилось, о высоких материях ты не думал. Вместо этого засунул лапы в мои штаны, пожамкал слегка, покалывая когтями мою пушистую попу, и, взрыкнув, тоже кончил. Не, ну ладно, я дурак и секса с самочками у меня сто лет не было, но у меня-то сменная одежда есть, а ты, офисный воротничок, куда теперь пойдёшь с такими штанами? Похрен — не мои проблемы! Я тебя еле от себя отлепил, ты же в эйфории за мою задницу держался, как пьяная мартышка за недопитую бутылку, а зубами всё ещё ухо пытался прокомпостировать, моё любимое — правое. Бояться я тебя уже перестал, потому просто оттолкнул и свалил — мы взрослые звери, ну подумаешь, пообжимались чутка. Когда переоделся и за стойку вернулся, тебя не было в зале. Решил, что ты не гепард, а самый настоящий козёл — свалил, получив своё. С ехидной злостью глянул на разочарованных посетителей, которым пялиться стало не на кого — пиздуйте отсюда, зверики, концерт окончен! Это я тогда твою упёртость плохо знал, но вскоре познакомился. Буквально сразу, когда домой ночью шёл после смены. Так-то я мало кого боюсь, хоть и траву жру, но не мелкий, медведь как-никак, хоть и бамбуковый, навалять могу многим, и клыки, и когти имеются. Но когда из тёмной подворотни на меня что-то большое прыгнуло, струхнул не по-детски. А это он — зараза пятнистая! — Давай знакомиться, пушистик! На меня навалилось нечто твёрдое, состоящее из жил и мышц, обтянутых мягонькой шёрсткой. Лапы так и зачесались погладить. — Нафига? — Я за тобой ухаживать буду! Я даже пасть от удивления открыл, а мне почти в неё ткнулся завёрнутый в шуршащее букет из красиво наверченных в замысловатые фигуры молодых побегов бамбука. Тематичненько — и любуешься, и захомячить можно — плюсик гепарду за смекалку. — А ты не охренел, пятнистый?! Я тебе не самка, чтобы ухаживать! — знай наших! Это что же, будь я енотом, он мне веник из жуков и личинок бы припёр?! А бобром — букет из палок разных пород деревьев?! — Не злись, пушистик, ты лучше самки, а когда кончаешь, скулишь, как девчонка, в курсе? Минус. Огромный, жирный минус, букетом в морду и делать лапы! Не гепард, а скотина похабная! Ну да, рассмешил мироздание — панда убегает от гепарда… Бегу я такой, взмок весь, хвост жёсткая кайма в прорези штанов натирает, несусь прям ласточкой от этой кошки пятнистой, ага… — Меня Гер зовут, — рядом совсем не запыхавшаяся, даже притормаживающая на поворотах скотина безрогая маячит. — А тебя? — А меня — нет! — сука! Устал от него бегать! Остановился. — Чё те надо, хвостатый? — Хочу… ухаживать! — и опять в меня помятым букетом тычет. В меня… букетом… М-да… — Чокнутый! Ухаживай, если хочешь! — выхватываю манящий свёрток и зажимаю у себя под мышкой, как банный веник, марширую к своему подъезду: полночный забег втрое сократил время пути от клуба до дома. — Только под окнами ночью не ори, у меня соседи — страусы, они тебя яйцами закидают! И двери не вздумай метить! — рыкнул, аж душу отвёл. Эта зараза липучая только фыркает, чтобы не заржать, а я серьёзно, между прочим! — В-р-р-р-редина! Моя в-р-р-р-едина! — мурк из-за закрывшейся перед его мордой двери. Дома поставил букет в большую пивную кружку — ваз у меня сроду не водилось, сел напротив и любовался. Вот чего я скалюсь, как сосунок новорождённый на мамкину сиську, гепард — это проблемы, вообще-то. Правда! Правда же? Вытащил пару веточек. Задумчиво сжевал. Вкусно! Остальное решил пустить в салат, а одну засушить на память. Да, я сентиментальная панда, хочу помнить, что такое было в моей жизни. На целом свете не встретишь такого… Разные мезальянсы свет видел, но панда с гепардом — это что-то новенькое… Этот Гер, наверно, обдолбался чем-нибудь… В следующую мою смену Гер снова на своём месте, словно его к стулу приклеили. Что-то долго в нём кислота бродит, всё не попустит никак… — Пушистик! — взмуркнул мне пятнистый, да так громко, что ползала слышало. — Я тебе не «пушистик»! Меня Пан зовут! — ухватил офисного за галстук и притянул через узкую стойку так, что его мокрая чёрная пуговка прижалась к моей расплющенной и широкой моське. У меня репутация, между прочим! Я тут ещё и вышибалой, если нужно какого буйного оленя скрутить, или если бараны залупятся друг на друга, по рогам им надавать — не вопрос, а он из меня плюшевого Тедди делает! — П-а-а-а-н! — протянул гепард довольно и лизнул меня в самый центр носа, гад! Что я только ни делал, чтобы его от нашего бара отвадить. И в коктейль ему то, что кошаки не переносят, пихал, и игнорил жёстко, а он всё сидит, скалится довольно и провожать после смены тащится. Лихо белки пляшут! Не знал, что у нас в стране столько видов бамбука и прочего съедобного растёт, и это всё умелые флористы могут запаковать в букет, корзинку, коробку… Короче, таскалась ко мне в бар эта пятнистая киса, таскалась, а потом раз — и пропал Гер. И так мне погано что-то стало, я ж уже привык вроде как. Правда! Покорил меня, сука! И бегать от него мне на самом деле нравилось… Только ему, видать, надоело… Притащил себя домой, и так на душе херово, впереди два выходных, внутри тоска плещется, и уши поникли. Решил заказать пиццу и выпить в одну пасть заныканную бутылку. Еду быстро привезли, открыл не глядя, а там… Гера внепланово отправили в командировку, как оказалось, а я же, придурок, телефон свой не давал, вот он сообщить и не смог. Я сам дурак, короче! На двух самцов, лижущихся прилюдно, чуть не сбежалось полподъезда посмотреть, благо пятнистый вовремя лапой дверь захлопнул, а то бы и другое чего усмотрели. Не то чтобы спаривающиеся самцы сильно удивили бы кого в нашем мире, но вот мясоед и травоядник… Короче, таки сделал меня пятнистый своей самочкой, а потом я его своей два раза, с толком и расстановкой. Так после этого и живём — сначала он меня обкусает и вылижет всего, потом я ему все бока обомну своим весом. В прихожей щёлкнул замок входной двери — принёс лапы мой офисный зверь. Пытаюсь себя контролировать, но ухо в сторону двери само поворачивается, локатор пробует определить, что сегодня мне такого вкусненького принесли в шуршащей обёртке. А так — я занят, готовлю, коротая минуты в ожидании пары, и у окошка вздыхаю, да-да! Стремительный ураган налетает совсем внезапно, вот только в дверь зашёл, и уже меня в стол вдавливает всем собой, и в затылок мурчит, трётся. — П-а-а-а-н! Соскучился по твоей пушистой попке! Дай за хвостик подержу! — и лапу наглую мне в штаны сразу. — Гер! Ты за хвост хотел подержаться, какого твой палец в моей заднице делает? — Соскучился по своему большому секси-мишке! Хочу тебя! — Кошак ты ебливый! Я старался готовил, остынет же! — попытка вытащить своё ухо из пасти Гера успехом не увенчалась, только его язык оказался глубже в моём лопухе, лишая слуха на одну сторону и вызывая мурашки в неприличном месте. Ладно, побрыкаюсь немного, я ж порядочный, да и уступлю. Гепардище практически выдавливает меня из помещения, пропахшего едой, и уверенно направляет в нашу спальню, по пути стаскивая с себя тряпки, отличающие цивилизованного зверя от дикого. Кровать — по сути высокий пружинный матрас, ножки нас не выдерживают, проверяли уже — принимает на себя вес двух сплетённых в клубок тел. Он рычит и лижется повсюду, я отфыркиваюсь и пытаюсь поймать его язык, но он очень уж вёрткий. — Пан! Не крутись! — велит Гер и привычно прихватывает зубами моё плюшевое ухо, второе накрывает и начинает мять в пальцах, массируя и покалывая выступающими чуть-чуть когтями. Да, у него фетиш на мои ухи, собственно, он влюбился сначала в них, а уж потом в меня несравненного (с его слов). А я просто влюбился в него всего от вибриссов на наглой морде до кончика хвоста, торчащего из вертлявой задницы. Моя киса! Катаемся по матрасу, стащив с себя все вещи, и мне кажется, что ещё чуть-чуть, и я умру от неудовлетворённого желания, потому что язык Гера не знает отдыха и пощады, он забирается в такие места, что хоть мы и живём уже год вместе, а я всё не могу перестать краснеть, пусть под мехом этого и не видно. Он, перевернув меня на живот, тычется мокрым холодным носом мне под хвост, гоняя толпы мурашек в холку и обратно. Р-р-р-р! Что творит его язык?! Гер любит вылизывать мне под хвостом, тереться мордой о густой белый мех на попе, оставляя свой запах, метя, но ещё больше он любит дразнить меня своим шершавым длинным языком, проходить по краю сжатой дырки, спускаться ниже, туда, где из мехового мешочка уже торчит красный толстый член, теребить мои яички, потяжелевшие и напрягшиеся под бархатной короткой шёрсткой. Когда он, вдоволь облизав все открытые поверхности, начинает втискивать свой наглый язык мне в дырку, я уже не могу сдерживаться, мне недостаточно просто пыхтеть и скулить, я начинаю ругаться всеми словами, которые выучил, работая барменом. Гера это веселит. Вставляет он мне только тогда, когда сам решит, что я достаточно зализан. И в этот момент я готов простить ему всё. И то, что он вечно пытается откормить меня — его, видите ли, заводят мои круглые тискательные бока, и то, что вечно покупает шампунь «двойной объём», а я потом хожу как наэлектризованный — ему это тоже нравится. Когда он так рычит, покрывая меня, я и сам зверею, так что мы орём дурными голосами, как лоси в период гона. Простите, соседи! И член у него замечательный, длинный, с пикообразной головкой, расширяющийся к основанию, и яички в трогательном светлом пушке. Люблю вылизывать его после секса, разнеженного и сонного, а потом брать, пока он не очухался и не вспомнил, что он тут альфа-самец. И я самец, но только я более терпеливый, чем мой кошак. И, между прочим, когда Гер кончает на моём члене, он тоже скулит, визжит и задницей вертит похотливо, как та ещё сучка. Но я ему об этом не говорю, обидится ещё… Люблю!