Юнги до сих пор благодарит.
У Чимин такой пронзительный и живой взгляд. Она стесняется смотреть в чужие глаза, но если делает это, то заглядывает прямо в душу, сканирует и изучает всё человеческое существо, а на лице всё то же невинное девичье смятение и робость. Как и в голосе, ей принадлежащему: тонком, сладком, хрупком. Она сама по себе очень хрупкая и ранимая, очень нежная, и Юнги иногда боится растопить её в своих объятиях, когда девушка неловко мечется в его руках и жалуется на духоту и головокружение. Ещё губы у неё, оказывается, очень пухлые и часто трескаются. Она замазывает и уменьшает их своими женскими штучками, карандашами вроде, Юнги не пытался вникать, более того, комплименты делал, как можно чаще, просил не скрывать истинный облик и просто любить себя. Любить себя так, как это тайно делали многие, к кому он её так страстно и молча ревновал. Пак Чимин — девушка военных кровей. Её отец — майор в отставке, мужик грозный и прямой, слегка помешанный на своей единственной прекрасной дочурке, которую воспитал под стать не каждому мимо проходящему оболтусу. Юнги этим оболтусом быть не хотел и не собирался. Общий язык он с бывшим военным нашёл. Не сразу, а после долгих и тщательных проверок и задушевных разговоров. Только спустя год господин Пак наконец доверил ему свою дочь, и в его суровых одиноких глазах даже промелькнула радость, когда Чимин, услышав предложение Юнги начать встречаться, готова была расплакаться, поднимая глаза с букета цветов в руках на уверенного в своих намерениях юношу, за спиной которого отец одобрительно улыбнулся.***
Пак на протяжении уже около получаса взволнованно носилась по всей квартире и лихорадочно вторила себе под нос о какой-то малиновой тунике, не в силах найти её ни в своём огромном и забитом шкафу, ни в любом другом углу маленькой уютной квартиры. Прибывшая ранее в гости Тэхёна, стоя в коридоре между кухней и спальней подруги, облокотившись о косяк, молча жевала виноград, обнимаясь с целым тазиком этого фрукта в руках. За окном солнышко плавно катилось к летнему горизонту, в форточку залетал свист и пение вечерних птиц. — Просто возьми пару сарафанов и шорты с майками, — кидая в рот крупную ягоду, произнесла Чон, округлыми глазами наблюдая за тревогой в движениях Чимин. С утра её благоверный был по горло занят работой и, позвонив совсем недавно, сообщил о совместной поездке в Пусан к морю, попросив взять с собой самое необходимое и ждать его готовой. Поняв по повторяющимся сонным мыканьям о его усталости, Пак ураганчиком начала повсюду метаться, дабы не дай бог не начать раздражать чем бы то ни было своего любимого молодого человека. Брюнетка остановилась посередине помещения и наконец обратила на подругу всё своё внимание. — Думаешь? Шорты будет сложно снять. — Да пф! Расстегнула молнию и пуговку, они слетели сразу, — заверила Тэхёна. — Тем более ласкаться через дряблую ткань твоих свободных маек будет куда эротичнее. — Хёна! Чимин покраснела быстро, сильно и качественно. А самое главное — гневно. Губы её машинально мило надулись, вызывая у Чон улыбку, и в глазах заметалась пурга противоречий. Они с Юнги, конечно, взрослые люди, и давно пора пойти немного дальше мокрых поцелуев, но ей страшно и непривычно заниматься чем-то таким, эмм, откровенным? Интим с мужчиной пугал девушку. Воспитанная одним только отцом, без доли женского воспитания, она не знала, как себя вести и как готовиться к этому морально. Тэхёна говорила, что лишаться больно, но затем очень приятно и необходимо для любимого мужчины, а иначе пыл любви погаснет и начнутся измены. Но Чимин не согласна с этим, её этот стереотип раздражает. Разве если мужчина любит, он не будет терпеливо ждать, и вообще, возможно не нуждаться в чем-то таком, чего не хочет его девушка? Ни это ли настоящая любовь? И отказы не принимаются. — Не дуйся, пупсик, когда-нибудь ты сама на него набросишься. Тэхёна поправила лямку бюстгальтера через ткань футболки и, засмеявшись, скрылась на кухне, оставляя красную и злую Чимин наедине со своими мыслями и птичками за окном. — У тебя же есть свободные шемиз? — спустя какое-то время крикнула Тэхёна. — Те, что рубашками? — крикнула в ответ Чимин, а сама пошла в спальню. — Это платья! Удобные и простые, мини. Я тебе на кой-чёрт их дарила вообще? Твой оппа всё ещё не видел твоих открытых широких бёдер? — Хёна, заткнись! Чон довольно рассмеялась, разряжая обстановку во всей квартире, и ответила на звонок супруга, пока Чимин в спальне, скинув с себя повседневную одежду, мерила свои короткие летние платья.***
Прежде чем скрыться за тяжёлыми дверьми своего подъезда, Тэхёна гулко поцеловала сидящую впереди Чимин в щёчку и попрощалась с Юнги, барабанящим пальцами по рулю, требуя обязательно заботиться о её подруге и не обижать. — Кажется, ты уже привык к её выходкам, — мило глянув на парня, произнесла Чимин и быстро отвела взгляд, стоило только ему посмотреть на неё. Юнги криво улыбнулся этому, потому что привык не только к контролирующей их Тэхён, но и к постоянным смущениям своей девушки. — Привык. Машина плавно двинулась с места, а где-то над головой включился уличный фонарь, освещая светлые летние сумерки. Воздух был приятно прохладным и свежим, своё окно Чимин закрывать не стала. — Почему ты вдруг захотел к морю? — спросила она вскоре почти не слышно, ласково, шлейфом задувающего в салон ветра. Юнги посмотрел в её сторону и сглотнул при виде красоты, казалось, ему принадлежащей, но в то же время недосягаемой. Её волосы на макушке растрепались, чёлка распорхалась в стороны, а края волнистого голубого платья подлетали вверх. Сама она глядела на него с интересом и волнением, надкусив не накрашенную пухлую губу. — Месяц назад я отправил заявку на аренду одного из прибрежных уединенных домиков, — парень вернулся к дороге и перебрал пальцами по рулю. — Сегодня позвонили и сообщили о доступности одного из них. Хотелось показать тебе эту красоту. Тебе ведь некуда торопиться завтра? — Нет, — тронуто ответила Чимин и заулыбалась. Юнги заметил это краем глаза и сделал тоже самое. — На отправленное мною резюме ещё не откликнулись, так что я всё ещё безработная и свободная. — Ты действительно хочешь пойти на работу? — Конечно. Хочется уже научиться обеспечивать себя и проявить себя взрослым человеком. — Но ведь я сам могу тебя обеспечивать, — нахмурился Юнги, а девушка покраснела, — покупать всё, что пожелаешь, возить куда-то и баловать. — Пусть тебе и нравится это делать, но я тоже хочу иногда баловать тебя на свои средства. Чимин то-ли от холода, то-ли от собственных смущающих слов обняла себя и, терзая зубами губы, повернула голову прямо. И пусть парень решил промолчать в ответ, рука его вдруг коснулась её шеи и пальцем погладила прохладную кожу. Она покрылась мурашками и поняла, что замёрзла, а всё потому, что с теплом тела её мужчины ничего не может сравниться. — Замёрзла? — Мин всегда был ласков к девушке, пусть и глаза его были на дороге. — Сзади есть плед, укутайся хорошенько, ехать недолго. Она выполнила сказанное и спрятала в тёплой ткани свою счастливую улыбку. Всю оставшуюся дорогу в машине тихо играло радио и гулял ветер.***
Смущение Чимин постепенно сходило на нет всегда, когда её переполняли положительные эмоции. Будь то радость при виде ванильных перепалок Тэхён с Чонгуком или юношеский азарт отца во время шахматной партии против её парня, счастье, бьющее ключом через смех и блеск в глазах, в такие моменты, становящиеся большими, или затаившееся в молчании и спокойствии предвкушение в образе порхающих ресниц, возможно, даже приятная, нужная грусть в мягкой улыбке и плавных движениях тонкой кисти. Чимин всегда одинаковая, но палитры её однотонности столь резки и разнообразны. Мин Юнги с придыханием следит за каждой реакцией. — А~ах! Как же красиво! Девушка совсем босиком помчалась к берегу. Укутанная во всё тот же плед, собирая его повыше, с растрепанными от ветра волосами и морем в глазах. Юнги уделил пару минут на то, чтобы закрыть машину и отнести вещи в небольшую закрытую лачугу, а потом размашистыми усталыми шагами подошёл к Чимин и заключил в объятия со спины, побуждая её встать на него своими голыми ступнями. — Это лучший способ отдохнуть с тобой, — вздохнул он и носом прошёлся по мягкой холодной щёчке девушки. — Я скучал, чаги, очень. — И я, — хихикнула Чимин и поддалась назад, подставляя щёчку под внимание. — Ты наверное голоден, я взяла с собой ужин в термосе, хочешь? Юнги отрицательно промычал и под тихий смех любимой осыпал доступную себе кожу шеи лёгкими поцелуями. Море негромко напевало колыбельную движением волн и свистом бриза, а луна ярко освещала водную и чуть неспокойную гладь, звёзд пока на небе видно не было. Они бы простояли там всю будущую ночь, но совсем скоро Мин засопел прямо стоя, голову удобно поместив на плече Чимин. Её это невероятно умилило, но и встревожило. Будить своего сладко спящего мужчину совсем не хотелось, а стоять так близко, греться в кольце сильных рук и бороться с мурашками от ровного дыхания на шее безумно волшебно и совершенно точно неописуемо обычными людскими словами. Рядом с Юнги Чимин в самом деле чувствует себя самой любимой и нужной. Ведь всё-таки прежде, чем упасть в небытие их первой совместной кровати, он выключил свой бесконечно разрывающийся звонками телефон и поинтересовался о самочувствии и желаниях девушки, из последних сил сдерживая свой разум в реальности, навострив слух, и мычал согласием, выслушивая всё до самого конца её рассказа. Чимин долго целовала его лицо и нежилась в объятиях, когда он, в конце концов, героически сдался морфею, и ещё долго не могла уснуть, рассматривая небо за небольшим окном напротив и высчитывая пробуждающиеся звёздочки на небе. Следующее утро для них наступило в полдень. Юнги, сам по себе, парень-соня с единственным желанием хорошенько поспать в выходные, а тогда ещё навалилась небывалая усталость и нега спокойствия от осознания этой невинной первой близости с дамой сердца. В самом деле, их отношения существовали как в прошлые эпохи рыцарства и королевских почестей, не без уважения друг к другу и долгих ухаживаний. Мин, конечно, никогда не был против того, чтобы добиваться Чимин, но с пройденным в итоге временем воспоминания вызывают ироничный смех. Интересно, а что у них должно было произойти сначала? Первый поцелуй или всё-таки ночь под звёздами? Хотя и то и то было вместе, слепленное в романтику и томительную атмосферу их общего дыхания. Думается, больше ничего не имеет для них значения, потому что Юнги кажется, что Чимин тоже его любит, но уже не так, как в начале, не по-детски, а как взрослая, созревшая женщина. И можно ли считать тому доказательством горячий запах свежей выпечки и горького кофе, которых в домике без плиты и микроволновки быть не может? — Здесь очень много кафешек, у берега. У них такие щедрые круассаны и начинки моти. Чимин слабо посмеялась, разбирая маленький покупной пакетик, и улыбнулась сонной мордашке парня с его такой неземной сладостной улыбкой, странно присутствовавшей спросонья. Юнги потянулся в постели, перевернулся с бока на бок, словно котик, и резко поднялся на ноги, чтобы успеть снова заключить девушку в объятия и оставить поцелуй за ухом. — Добрый день, миледи. Чимин впервые тогда услышала этот сексуально-сонный хрип, и внутри, перебирая рёбра и обтягивая сердце, неожиданно разлилась густая карамель, именуемая для неё наслаждением. Ох, это её мужчина. От одной только этой мысли девушка не смогла сдержать глупую улыбку и протяжный выдох, шеей прогибаясь в сторону для большего количества утренних поцелуев сухих тонких губ любимого. — Добрый, оппа. Ты хорошенько выспался? Я хочу искупаться в море после обеда. — Как скажешь, принцесса, — Юнги крепко обнял её одной рукой, а второй потянулся за стаканчиком кофе, попутно кусая предложенный Чимин воздушный круассан. — Поменяю футболку и сходим в супермаркет, подготовимся к вечеру. — А что у нас вечером? — догадливо закусила губу Чимин и отвела взгляд в сторону. Юнги посмеялся с забитым ртом и, отхлебнув кофе, щекотно чмокнул её в ушко. Девушка засмеялась и свалилась на бок в попытке увернуться, но сильная рука парня её крепко держала, не давая путей для отступления. — Вечером у нас будет свидание, — таинственно прошептал Мин, когда смех девушки сошёл на нет, — на берегу моря под чистым небом усыпанным крупицами звёзд. Я угощу тебя белым вином и хурмовым сухим тортом, а взамен ты будешь целовать меня сладко-сладко, как умеешь только ты, и прижиматься к боку, ища тепла и защиты. И я дам тебе всё это, только дай своё согласие, принцесса Чимин. М? Он отстранился, и они синхронно посмотрели друг другу в глаза. Чимин напоминала ему спелую клубнику, а она жевала губу и подавляла в себе желание завизжать парню в лицо. — Конечно, оппа! — она наигранно надула губы. — Я пойду с тобой на свидание, так что сделай его одним из лучших! Мин мягко улыбнулся и подался к ней сладким поцелуем со вкусом сахарного теста и тёплой горечи на губах. — Понял, принцесса. Так и сделаю. Чимин привычно обняла его за шею и смело утянула в следующий шутливый быстрый поцелуй.***
День выдался очень жарким, муторным и довольно тяжёлым. Несмотря на то, что приехали они в Пусан отдыхать, от огромнейшей людской толпы в торговом центре и даже многочисленных кафешках отдалиться не удалось. Люди были повсюду. Чимин с пусть и обычным хвостиком и без макияжа, но в синем летнем платье с вырезом по плечи и длиной до колен, привлекала к себе очень много, по мнению Юнги, мужского внимания, и парня это настолько раздражало, что аж скулы сводило. Он притягивал ее за талию ближе к себе, тем самым отмечая чужим любопытным взглядам «моя» На что Чимин сдержанно улыбалась и помогала ему, в подходящие моменты подпрыгивая на носочки и обнимая рукой по грудь, шепча что-то милое на ушко. Это, наверное, единственная причина, по которой Мин не перевернул стол в кондитерской, когда какой-то хмырь успел забрать последний хурмовый торт, принадлежащий ему по праву. И не то чтобы он такой меркантильный злыдень, просто свидание у человека намечалось, романтичное, обещанное, а тут такое. Ладно хоть любимое вино Чимин достать труда не составило, за него то она и сама не только бы стол перевернула, как бы то ни было комично. После обеда жара чуть отступила, а море одарило побережье прохладным свежим ветром. Юнги в который раз подумал о том, как повезло им с местом отдыха, домиком и берегом, отделенным от чужих глаз присутствием чёрных валунов за спинами. Самое главное, что никто более кроме него не должен был видеть новый купальник Чимин. Да и вообще, просто девушку в купальнике, потому что Мин, впервые увидев её в таком достаточно открытом виде, подавился слюной. У неё совершенно ровный природный загар, и пусть талия едва ли выделяется, ширина бёдер и собранные молодые груди аппетитно подчеркивались радужным открытым купальным костюмом. Девушка громко и искренне смеялась, повизгивая, первая ступая в воду и оборачиваясь к наблюдающему Юнги, манила изысканно вскинутой ладонью, блеском в глазах прося о помощи. Её распущенные пряди хаотично разлетались в стороны и создавали образ сошедшей на берег русалки, а всё та же улыбка и смех, именуемый для Юнги счастьем, заставляли сердце юноши замирать из-за нехватки кислорода в лёгких и попытке запечатлеть эту картину в своей памяти до самого конца своего существования. Купаться Чимин умела хорошо, и проплыть малость к горизонту в одиночку Мину не пришлось. Она действительно казалась русалкой: без страха и задумок ныряла практически к самому дну, выполняла кульбиты и фигурки под водой, танцевала и, о господи, как же счастливо смеялась. У Мина на языке одно только признание вертелось на фоне проносящихся нежных комментариев и искреннего впечатления, но рот открыть он не осмеливался — улыбка мешала. Чимин понравилось целоваться под водой, а Мину хотелось быть ещё ближе, чем тело к телу, чем просто вода и воздух на двоих. Она обвивала его ноги своими и трепетно покоила ладони на его ушах, пока его руки крепко сжимали её талию и спину, а голова терялась в лентах дрейфующих по течению волос девушки. Чимин никогда не была такой смелой и уверенной в том, что делает, стоя носочками на ногах Юнги и потираясь носиком о его.Юнги до сих пор влюбляется всё сильнее.
Вечер подошёл незаметно. Пара всё время плавала, изредка загорала, хотя Юнги как мог отнекивался, не желая портить свою белую кожу. Они даже успели пару раз перекусить свежими спелыми фруктами и купленной рыбой. Удивительно, как их только не затошнило, но вода с каждым часом становилась теплее, природа роскошнее, а желание покинуть синеву жидкого поля не появлялось. Часам к семи Мину всё-таки удалось вытащить девушку из воды, и как принцессу унести в их маленькую хижину, чтобы переодеться во всё сухое и подготовиться к свиданию. Подобно самым романтичным и сладким фильмам, их ночь началась с заката. Оранжевые и розовые маски тесно и тонко сливающиеся между собой вытягивались вдоль доступной им небесной голубизны и растягивали красотой уход горящего солнечного шара. Водная гладь наконец-то окончательно выровнялась и ослепляла сверкающие глаза Пак своим зеркальным отражением уходящего дня, пока в ее счастливое лицо аккуратно дул всё тот же прохладный, совсем обессиленный ветерок. — Думаю, это всё! — Мин позади готово хлопнул в ладоши и полумесяцем улыбнулся любимой Чимин, тепло и умилённо улыбнувшейся в ответ. На песке позади нее, её мужчина расстелил большой плотный плед в цветочек, оставил на нем корзинку фруктов и две приготовленные бутылки вина с фужерами. Сосредоточенно обняв себя за плечи и прикусив нижнюю губу в улыбке, Чимин медленным шагом подошла к Юнги, сгребая песок в свои голубенькие сланцы, под стать такого же цвета сарафану, и подарила ему протяжный поцелуй, вжимаясь в него практически всем телом и душой. Он, любя, зарывался пальцами в её ещё совсем мокрые волосы, а затем, хихикая, углубил их долгий поцелуйчик. Наблюдать за постепенным пробуждением ночных небесных тел, наверное, самое чудесное времяпровождение в компании любимого человека, кислого вина и кусочков сочной дыни. Чимин, честно, никогда не было настолько хорошо. Она не сдерживала себя от частых и глубоких вздохов, наполненных радостью и обильным наслаждением момента, а Юнги, в свою очередь, не скупился на поцелуи в её макушку и драгоценные золотые плечи. Она лежала на его груди и своим маленьким коротким пальчиком показывала ему на звёзды и созвездия. Вместе они насчитали их около сотни, пока в глазах не начало плыть, а одна из бутылок незаметно опустела. — Знаешь, Чимин, — ещё на максимум всей своей трезвости Юнги смог найти в себе силы начать: — Я должен наконец сказать тебе это. Девушка промычала в знак вопроса и тесно поёрзала на его груди, болтая в своём фужере остатки напитка. На периферии сознания она даже чувствовала приближение этого момента, но тогда лишь ни о чём не думая, решила принять всё, как есть, чтобы то ни было. Но признавшись, Юнги выбил всю землю из-под неё и мгновенно окрылил, отодвигая опьянение. — Я так люблю тебя. — Как? — встрепенулась девушка ласково и, присев, заглянула в блестящие под луной влюблённые глаза мужчины. А у самой сердце из груди готово было выпрыгнуть в море и уплыть на парусах куда-нибудь подальше. — Так сильно, — томно прошептал он и задержал дыхание, потому что в его обмазанные алкоголем губы впились пухлые и отчего-то солёные девичьи. Чимин плакала определённо от счастья, но спросить что не так и почему плачет она не позволила. Схватив Юнги покрепче за голову, девушка забралась к нему на колени и углубила ласки. Необычайно напористо и нагло захватывая власть над ним и заводя, к слову, не на шутку. Бокалы дружно чокнулись и опрокинули друг друга в стороны, замарав небольшим количеством содержимого и плед и песок под ним, но плевать. Продолжая держать удвоенный вес на руках, Юнги лишь без сопротивления подыгрывал возлюбленной и откровенно мычал в периоды, когда она возбуждённо кусалась и обильно слюнявила и вылизывала его подбородок — это жуть как заводило. Они просто целовались, долго, громко и развратно, без чего-либо лишнего и недозволенного до тех самых пор, пока Чимин не решила проехаться своим лоном, совершенно ничем не прикрытым, по затвердевшему колу Юнги. Мужчина громче прежнего замычал в поцелуй и неожиданно даже для себя, чисто на животных инстинктах и, конечно же, желании, опрокинул её под себя и, грубо смяв, готовый выжать все соки, не овладев до предела, разъяренно опустился дождём поцелуев на тонкую открытую ему шею и грудь. Сарафан не стал проблемой, так как расстегивался спереди, и легко был распахнут полностью. А под ним ни майки, ни лифчика, Юнги снова был готов подавиться обилием слюней при виде такого голого, но совершенно смущённого создания под собой. Пока он страстно расцеловывал молодое тело и позволял себе играться с бусинами её возбуждённых сосков, на эмоциях сжимая дрожащие бока, Чимин ладонями прикрывала рот, откуда непроизвольно и бессовестно вырывались глухие из-за вина и эйфории стоны и поскуливания, и выгибалась навстречу парню всей собою, от всей души, что желала его касаний и ласк. Было настолько хорошо, что аж жарко, а от того и плохо, невыносимо мало, сколько бы не давали. — А~ах, оппа. — Чимин плюнула на непристойные звуки из своих губ и схватила Юнги за волосы, когда он неторопливыми заходами добрался поцелуями до её лобка. Касания языком были такими огненными и влажными, сводящими с ума и доводящими до судорог, что она начала метаться головой по сторонам, хаотично выгибаться и двигать бёдрами на встречу. Юнги же чувствовал, слышал каждый судорожный вздох и звонкий стон, был полностью поглощён. В прямом смысле, поглощён её кисловатым привкусом и тем обилием, вытекающим из неё по его вине. Его длинные пальцы сильно сжимали широкие упругие бёдра, подхватывая и останавливая, а иначе не удержался, совершил бы ошибку. В момент носом зарывшись в её лепестки, Юнги не сдержал глухого стона и шипения от больно дёрнувшегося члена. Орган просил свободы. Столько времени не получая должного внимания, готов был свихнуть с ума своего хозяина, но Мин твёрдо держал себя в руках. Вылизывал Чимин, словно облитый любимым виски сосуд и не сразу понял, что в унисон с любимой стонет и надрачивает себе сквозь ткань шорт, пока она тянет его за волосы и сквозь всхлипы наслаждения просит прекратить, потому что тоже хочет. Отсасывающая Пак Чимин — зрелище не для слабонервных. Или у Мина попросту настолько больная фантазия, потому что у девушки щёки были пунцовей, чем когда-либо, и глаза ангела, смотрящие снизу вверх. Пышные губы извращённо, но так идеально обтягивали собой его толстый пульсирующий ствол, а юркий язычок очень даже хорошо справлялся для первого раза. Он на коленях, она перед ним на четвереньках: медленно и сдержанно толкаясь в её горячий ротик, Юнги стянул с себя футболку и, одной рукой погрузившись в её плохо высушенные взлохмаченные пряди, другой стал играться с соском, несильно сжимая всю грудь и глухо постанывая, хрустя опрокинутой назад шеей. Пару волн вибраций стонов девичьего рта совсем скоро довели его до точки кипения, и как оно, наверное, и должно было случиться, парень начал трахать её прямо в рот. Хотелось полного заглота, жёсткого подчинения и грязного слезливого месива на её лице от того наслаждения, что он готов был ей доставить. Но обошлось всё всего несколькими минутами толчков в девичью щёку и её смелым азартом под градусом, ведь в трезвом состоянии она вряд-ли бы стала пальчиками играться с его яичками и хихикать, стимулируя мужскую звериную взбудораженность. — Ещё не передумала? — сквозь глубокие выдохи он снова по-прежнему мягко и любя поцеловал её в измаранные спермой губы и, спустившись влажной дорожкой языка к ключице, оставил на ней властный кровавый засос. Преодолевая протяжный стон и глаза, закатывающиеся под череп, Чимин еле слышно прошептала «Нет» и требовательно сжала одной рукой его волосы на макушке, другой вцепилась во всё ещё стоявший после оргазма член, дополняя сказанное соблазняющим: «Хочу тебя глубоко в себе» Юнги, без греха смел признаться, что готов был в тот момент повернуть её к себе раком и отодрать со всей дури, но, блять! Его Чимин была столь девственна и ранима, что ничего более того, что было, он не смог себе позволить. Только аккуратно уложить на лопатки и снова начать расцеловывать каждый дарованный себе её позволением участок ухоженной бархатной кожи, местами уже облезлый из-за загара и дешевого крема. Чимин тогда просила объятий. Конечно, страх никуда не делся, только чуть скрылся за появившейся страстью и агонией желания и любви, но точно не исчез. Юнги не прекращал шептать о любви и нежности, которую он испытывает к ней, о том, как она мила и прекрасна в эту ночь и всегда, насколько великолепна и непорочна для него, словно зазывающий змей-искуситель, подчиниться которому для него не грех. И потому ли, или от собственной любви, отданной взаимно, Чимин растаяла и поддалась, доверилась и подарила самое драгоценное в ее жизни — саму себя и без остатка, с огромным трепетом и надеждой. Под луной, миллионным количеством звёзд и небесных сборных величин её девственный цветок окончательно расцвел для того самого одного-единственного, родного и точно неповторимого. Она точно не ошиблась, когда два года назад заметила этого странного и, на самом деле, необычного парня в компании друзей Чонгука. Пусть на фотографии, и даже сама Тэхён не была с ним знакома, но Чимин тогда почему-то сохранила ту фотографию и могла часами изучать чужое, поистине бледное лицо. Идея со свидетелями, без сомнения, пришла в голову Тэхёни, Чонгук оказался рад такому раскладу и с радостью согласился со словами: «Хён ничего не замечает, пока не ткнуть его в это носом»Но Юнги ткнули и он влюбился. Безоговорочно.
Любил он её так чувствительно и нежно, что слёзы ей сдержать не удалось. Даже сквозь пелену томительного наслаждения и новых ощущений от слова Любовь, Чимин оказалась правда до нельзя сентиментальной. И ведь Юнги не стал смеяться или злиться, лишь ласково поцеловал и в сотый раз вторил, как сильно он любит каждый уголок её состояния и тела, характера, ведь он, пусть и капризный, идеальный для него и желанный под самым сердцем на всю их долгую счастливую жизнь. И кто знает, может когда-то господин Пак поведёт свою единственную и дорогую дочь под венец, где её будут ждать лучшая подруга, её супруг и тот самый исключительно чудесный и единственный мужчина, которому она готова будет посвятить всю свою оставшуюся жизнь.Чиминь