***
— Я не могу, мне ужасно плохо, я просто не выдерживаю, пожалуйста, что мне делать? Я.. я... — надломленный от рыданий голос сбивчиво что-то кричал в трубку, надеясь найти понимание у самого важного человека на данный момент. — Соньк, я правда не знаю, чем тебе помочь... Можешь уйти оттуда? Все разошлись, я ещё в парке, может, ты приедешь, обсудим все это, — не менее взволнованный, но более рассудительный и мудрый, этот голос старался хоть как-то утешить, но ведь он принадлежал не психологу, хоть в глазах первого он таким и казался. — Я постараюсь, но мне очень страшно, плохо, хочется просто шагнуть из окошка... рыдаю без остановки и ничего не могу сделать! — снова послышался треск и дерганые неконтролируемые всхлипы, мольбы о помощи, моральной, физической, не имело значения, пытались пройти сквозь телефонную трубку, но помощь через неё протянуть было невозможно. — Не бойся. Не стыдись своих чувств, прошу. Все будет в порядке, попытайся успокоиться и дуй ко мне. Ты уже столько пережила всего, ты должна собраться. Ради меня... — этот человек привык подбадривать некими пинками в правильном направлении, и иногда эти пинки могли закончиться новыми слезами и чувством вины и никчемности, но как раз сейчас это заставило немного прийти в себя и решить, что и как делать. — Хорошо, сейчас, я уже выхожу, ждите. Надеюсь, доеду... — смятение, спешка, желание убежать от кошмаров, все это наполняло податливый и разбитый, ещё не окрепший разум, но делать что-то нужно было, поэтому, закинув телефон, проездной и воткнув наушники, человек постарался ретироваться из своего персонального ада, который для него невольно создали куча людей, пришедшие сюда с самыми благими намерениями...***
—...и вот я стою ещё в ванной, и слышу голос кого-то из родственников, и понимаю, что всё, приехали. Потом приходили ещё, и ещё, и все вроде поздравляли, говорили самые приятные слова, пытались поддержать, но при этом мне становилось все хуже и хуже. Я просто думала о том, как бы мне поскорее сбежать от них, а я ведь не могу, они ко мне пришли... Пряталась в туалете полчаса, потом пришлось сидеть рядом, выслушивать поздравления, которые лишний раз напоминали мне о том, что случилось, хотя я уже и забыла об этом. А потом я просто начала рыдать, рыдать и не останавливаться, даже не понимая почему, из-за чего, не понимая, как это остановить... Я себя сейчас чувствую настолько бессильной и бесполезной. Может, хоть Вы мне что-то скажете? — сорванный голос девушки отчаянно повествовал обо всем, что произошло после их замечательной прогулки на природе, о своём дне рождения, который из незабываемого праздника вдруг превратился в неуправляемый кошмар, взявшийся из ниоткуда. Она искала надежду и поддержку в глазах сидящей рядом женщины с бутылкой в руке. Там уже было не шампанское, а нечто покрепче, но ей показалось, что это сейчас было необходимо, и неважно, что скажут проходящие люди. — На, Соньк, успокойся, — женщина с грустной улыбкой протянула бутылку девушке, на что та впилась в неё губами и принялась глушить себя алкоголем, — ну-ну, поаккуратнее, ты чего так набрасываешься, тебе нельзя столько сразу, тем более если нас тут кто-то увидит. — Да и что? Какая мне разница вообще? Две недели назад меня обвиняли во всех смертных грехах разом, неделю назад я не могла даже встать, просто умоляя, чтобы меня кто-то пристрелил из-за этой беспомощности и слабости, два дня назад я смогла прийти к вам поздравить с днём рождения, невзирая на косые взгляды оставшихся учителей и их перешёптывания. А сейчас, теперь уже в свой день рождения, я ровно половину дня радуюсь встрече со своими дорогими людьми, а другую утопаю в своих слезах, опять же из-за дорогих мне людей. Так что к черту, что можно, что нельзя, и кто там что увидит. Мне уже скрывать нечего... — бутылка снова оказалась у губ девушки, но теперь женщина вырвала ее из рук силой, пожалев сотню раз, что вообще купила ее в ближайшем магазине. — Так, ну что за настрой? Ты же знаешь, всё нормально, все на твоей стороне, тебя все любят и поддерживают. А если будешь столько пить, то тогда и я буду столько же! — Я бы вам не советовала, особенно учитывая, как вам было «хорошо» вчера в пять утра, как вы выразились? — Поэтому если не хочешь застать меня в таком состоянии, то ты положишь бутылку, и мы вместе поговорим, — рука женщины осторожно легла на чужую ладонь, призывая не совершать необдуманных поступков, а поступить по совести. В голосе ощущались стальные нотки, но взгляд перечеркивал всё. Эти усталые серо-голубые глаза высказывали всю боль и сочувствие, которые только могли сейчас быть, и девушка только им и верила. — А вы сами уже употребили? Бутылочка-то была неполная! — с откуда-то взявшимся ехидством проговорила девушка, пытаясь вывести женщину на очередную шутку, которая всегда могла всех развеселить в самый неприятный момент. Вот и сейчас она полагалась на этот неповторимый сарказм, лишь бы как-то разрядить обстановку. — Я не пòняла, это ты ещё меня будешь упрекать в чём-то? Идеального человека алкоголем не испортишь! — с ожидаемой интонацией ответила ей та, что с абсолютно невозмутимым во время какой-то шутки лицом, сидела сбоку. — Нда, особенно, когда этот идеальный человек мне пьяный в стельку звонил ночью, — придуманный план сразу же осуществился, и общение уже перестало вовсе быть напряженным. Все стало на свои места. — Ну, Сонь, ты так и будешь мне припоминать это до конца моих дней? Или все неприличные слова, которые я когда-то говорила? Я ведь такой же человек. Будь я хоть президентом, но ни одна сволочь не будет мне указывать, материться и пить мне столько, сколько хочется, или нет. — А я и не указываю. Я наоборот себя особенной в этот момент чувствую. — В каком смысле особенной? — небольшое негодование сразу же сменилось на любопытство и... трепетность? — Добиться от учителя того, чтобы он, тебя не стесняясь, спокойно ругался, описывая во всех красках всё, что с ним происходит, всю душу тебе изливая, чтобы он курил рядом с тобой, объясняя, почему докатится до такой жизни, чтобы он мог тебе позвонить по пьяни и рассказать, как плачет из-за твоего же письма, это, пожалуй, многого стоит. И я, кажется, этого добилась, не так ли? — прокручивая все эти моменты в голове, девушка в который раз убедилась, что неспроста все это было, неслучайно. Есть ведь какая-то связь между ними, которая все никак не может до конца наладиться, из-за чего и происходят недопонимания и недомолвки. — Я, признаюсь, как-то даже не задумывалась об этом... Я просто была естественной с тобой, не боялась как-то не так себя повести. Да я вроде со всеми так всегда себя вела, как мне казалось, — от пылкого признания девушки женщина на мгновение опешила, перелистывая свои страницы в памяти и подмечая, что все это действительно неоднократно было у них, и для неё все это было привычным, а для кого-то чем-то самым сокровенным. — Нет, Лен Николавна, далеко не со всеми вы так себя ведёте. Возможно, я тешу себя несбыточными мечтами, какими-то надеждами на то, что я особенная, что ко мне вы относитесь иначе, возможно, я забываюсь, а сейчас вы просто уйдёте и никогда больше не вернётесь. Но я уже не в силах сдерживать свои порывы, учитывая, что вы знаете обо всем. Я не ведаю, искренне ли вы лили слезы над моим дурацким письмом, которое я писала с верой в то, что вы на него откликнитесь. Но я все делаю искренне. Мне не важно в человеке все, кроме его души, а у вас она обнаженная... — одурманенная алкоголем голова сама не ведала, что творила, но все тело повернулось к объекту воздыхания, руки сами потянулись к такому родному лицу, пальцы подцепили тонкую оправу очков, откладывая их рядом на траву, и лицо не спеша наклонилось к противоположному, удивлённому, ошарашенному, но готовому к такому повороту событий, на что обе закрыли глаза, и нежные розовые губы осторожно накрыли собой другие, чуть более грубые и тонкие, но такие родные и желанные. В этом поцелуе не было страсти, похоти, только искренняя любовь, которая жаждала своего логического конца, и она его наконец-то получила. Тонкие пальцы зарылись в коротких прядях цвета пшеницы, которые так давно хотелось осторожно перебирать вечерами. В то же время другие сильные ладони обвивали узкую талию, в попытке сильнее придвинуть к себе хрупкую девушку. Шоколадные волосы струились по плечам, укрывая собой и их хозяйку, и человека напротив, который уже готов был откинуться на похолодевшую землю. Огненный закат догорал в лесу на соседнем берегу Москвы-реки, облака, вопреки всему, уже куда-то рассеялись, и только настоящая любовь билась среди горячих губ, что так давно хотели соприкоснуться. Что так хотели обрести счастье.