here with me

юнги не совсем святой, каким кажется, — пережил всякую дрянь, чего грешные руки дрожат по сей день, но когда видит ангела — настоящего, словно пришел очищать душу темную и готового бороться ради защиты добра всего живого, — смерть уже близка, как никогда. юнги чимина знает, но каждый раз готов глаза закрывать и проникнуть в царство морфея, чтобы просто посмотреть на него, почувствовать этот взгляд и мягкую улыбку. юнги хочет увидеть чимина и обнять крепко, но не может совсем, потому что тот мертв навеки, а ему придется выживать среди этих серых мрачностей. он бежит, задыхаясь, стремясь продлить путь, насколько возможно. — я хочу почувствовать тебя. небо в маленькое заляпанное окошко где-то под потолком кажется чёрным, тихим, словно море перед бурей, и совершенно беззвёздным или, правильнее сказать, безжизненным. юнги продолжает безжизненно пялиться на свою сигарету, рассматривая, как дым медленно понимается наверх и словно туман, окружает все вокруг. он безумно по ангелу скучает. по голубым глазам и мягким на вид губам, словно сочный фрукт, да и нельзя не думать о них в такой момент. скучает по его широким крыльям, как медленно под вдохи вздымаются они, даже помнит, как пак смущенно закрывал ими личико. от этого хочется плакать сильнее, ведь не существует наверняка никакого чимина и вовсе, а тот всего ангел из его сна. ангел божий совершенно не вписывается в его планы, но с той самой поры, когда молодой парень появился в его сне и просто слушал его рассказы о несправедливой жизни, он стал больше думать о том, что планы летят все к черту. — дождь ливнем пошел, ты чего с открытым окном? — сокджин снова закатывает измученно глаза и медленно подходит к окошку, чтобы намертво закрыть ее, прикрывая шторками. — юнги? мин снова вздыхает и понимает, что пятую сигару выкурил, отчего старший только хочет уже нажаловаться, только вот черноволосый опускается на колени, а соленые капли только по щеке катятся. в шелковистых каштановых волосах больше не было той жизни. в глазах не было того мотыльком бьющегося огня, только серый и пустой пепел. не было прежнего юнги, который деснами улыбался и беззвучно смеялся над тупыми шутками старшего кима. сокджин белеет на глазах и тут же обнимает, так тепло, как пытается, хочет заменить те, в которым давно младший мог почувствовать дом. но такому больше не быть никогда. — я устал, хен, чертовски устал, — шмыгает носом юноша, но задыхается после каждого предложения. — я так скучаю по нему. ким понимает, он пытается, но никак уже не получается вернуть смысла жить для своего донсэна, ведь она давно пропала, сломалась. ким жалеет и себя готов под нож оставить ради младшего. — мне жаль. все, что может сказать. — я вижу его, хен, он такой красивый, когда улыбается. он говорит, что я невиновен, но я вижу в его глазах обиду. никогда не заслуживал его, а когда он умирал у меня перед глазами, то слышал все, хен, ему было так больно. сокджин крепче сжимает того в объятиях и просто молчит, слышит громкие всхлипы, держит сильнее, когда мин пытается выбраться. он помнит то кольцо, что спрятано на самой верхней полке шкафа под одеялами. помнит про билеты в париж на медовый месяц после свадьбы, на которые юнги копил годами. и все пошло к чертям из-за пьяного водителя авто. все пошло к черту. только младший задыхается и пытается воздух поймать, бесполезно, легкие безумно сдавливает и чувствует, как сердце слабеет сильно. закрывает глаза и слышит крики старшего, тихо совсем. он пришел сюда, чтобы умереть. Ему нужен отдых. Ему нужен покой. юнги снова видит его. огромные белые крылья так же превосходно взмывали перед глазами, а тут он, — прекрасное создание в глазах которых бесконечная нежность, океаны всего мира и лишь пушистые облака. белоснежная рубашка просвечивает великолепные ключицы, а губы так же остаются произведением искусства. но он плачет, смотрит жалобно на парня и качает головой. так хочет обнять его прямо сейчас. — не делай этого, прошу, юнги. живи. у мина сзади крылья появились, он грустно улыбается и аккуратно касается руки возлюбленного, удивленно вздыхая. он чувствует ее. — не плачь, солнышко. пак сдавленно стонет и обнимает парня крепко, до того, что запахи перемешиваются в единое, тело становится одним целым. он в его глазах горечь и разочарование в умноженном количестве. у парня сейчас на плечах — груз всего, что бродит под оболочкой его любви, он не хочет ждать, когда взорвётся, когда его ударной волной на клочки разорвёт. ему нужен чимин, хоть на небесах, хоть в аду. — я не смогу больше без тебя, минни. — знаю, но пожалуйста, живи ради меня. котенок, прошу. обещай мне. — не могу. пак касается мягко губами к чужим, пальцами зарываясь в кудрявых волосах Юна, отчего только мурашки по коже бегут, холодеет в ребрах. момент слишком тихий, безмолвный, ловит каждое мгновение, каждый посторонний звук, каждый всхлип. у чимина губы — приятная лаванда и одеколон юнги, сладко и до боли обжигающе, мин солжет, если не скажет, что чувствует соленые капли в поцелуе, аж челюсть до боли сводит. —обещай мне, — почти отстраняется, дышит учащенно. — обещаю. — я люблю тебя, юнги. мрак. слезы ручьями. пустота. на следующий день юнги просыпается, чимин ему больше не снится никогда. но обещание, что он дал, все еще крутится где-то глубоко, он не может предать его. сокджин стоит рядом с черноволосым, смотря на фотографию младшего пака на могиле. юнги уже не плачет, просто смотрит как-то грустно и с тоской. он держится за инвалидную коляску, понимая, что жизнь на этом заканчиваться не должна. юноша проводит пальцами по бесстрастным буквам — их так много, что прочитать невозможно, да и от ветра глаза слезятся. он ощущает руками только ледяную каменную плиту — то, что больше всего стоило оберегать, теперь надёжно спрятано в шести метрах под землёй. — если бы я знал, что это будет наш последний поцелуй, я бы целовал тебя дольше. если бы я знал, что это твое последнее «я люблю тебя», то не отпускал бы тебя вообще. если бы я знал, что это последний раз, когда я засыпал в твоих руках, я бы ценил это в сто раз сильнее, чем раньше. как бы то ни было, разбитое сердце не идет в комплекте с предупреждением так же, как и ты. обещай мне, что мы встретимся скоро и ты обнимешь меня крепко-крепко, чтобы я не жалел никогда, не ненавидел себя слишком сильно, — улыбается как-то мягко, совсем как в старые времена, когда только и были сплошные галактики на глазах. — я тоже люблю тебя, чимин. и возможно даже где-то безмолвно слышится родное и тихое совсем «обещаю, котенок».