# # #
По мнению Гриффин, у Вудс проблем вообще нет и никогда не было: иначе с чего та бы помогала ей с её собственными, когда они возникали в её жизни, как из ниоткуда? Им шесть, когда это случается впервые, запуская разрушительную цепочку событий по крайней мере для одной из них (потом, как выяснится, для них обеих). Они учатся в младшей школе, это середина первого семестра, и тогда ещё рассеянная и неорганизованная Кларк теряет свою ручку посреди учебного дня. У неё чуть ли не истерика, потому что всё пошло совершенно не по плану, и она чувствует себя так, как будто может разрыдаться в любой момент. На помощь приходит девочка, каштановые волосы которой просто везде: она с мягкой улыбкой на лице протягивает однокласснице свою собственную ручку. Это первый раз, когда Лекса помогает Кларк, но далеко не последний. Именно так начинается их история. Им восемь, когда Лекса, которая научилась кататься на двухколесном велосипеде больше года назад, учит кататься свою подругу. Кларк самоуверенно говорит, что Лекса ей рядом не нужна в качестве поддержки, и крутит педали всё быстрее и быстрее, оставляя растерянную девочку позади. Следующее, что они обе помнят — это детский визг и плачущая Кларк, валяющаяся на траве рядом с новым велосипедом, в своём нежно-розовом платьице принцессы с разбитыми, окровавленными коленками и ссадинами на ладонях. Лекса отводит Гриффин к себе домой и не подпускает к ней никого, обрабатывая каждый поврежденный участок кожи той, обязательно дуя, когда она понимает, что щиплет слишком сильно: Кларк морщится и зажмуривается, цепляясь за спинку стула, как за спасательный круг. Платье принцессы порвано и испачкано, и Вудс не помнит, чтобы когда-нибудь видела девочку настолько расстроенной. Она знает, насколько светловолосой красавице дорога эта вещица — подарок отца на её последний день рождения. Кларк проводит два дня в слезах, когда мама говорит ей, что платье не спасти, и выкидывает его. На третий день на пороге дома семейства Гриффин в богом забытом Ист-Риверсайде появляется Лекса с точной копией того самого нежно-розового платья принцессы в руках: она потратила все свои сбережения за последний год, чтобы её подруга перестала плакать и снова начала улыбаться так ярко-ярко, что и самой улыбнуться тоже хочется. Им двенадцать, когда Кларк в первый раз решает прогулять школу. Но одной ей совсем-совсем скучно, поэтому она уговаривает Лексу, имеющую идеальную посещаемость и ещё более идеальную успеваемость, сделать это вместе с ней. Они проводят весь день в забегаловке недалеко от выезда из Ист-Риверсайда, тратя все карманные деньги на то, чтобы попробовать каждый молочный коктейль, который только есть в меню. Их ловит учительница, которая, как оказалось, всегда заезжает после учебного дня за обедом для своего мужа. Их обеих вызывают к директору вместе с родителями. Гриффины смотрят на Кларк с явным неодобрением во взгляде и разочарованием, и Вудс видит, что Кларк практически плачет, снова. Потому что в глазах Джейка и Эбби читается давно въевшееся под кожу «хорошие девочки так себя не ведут», а светловолосая девочка, которая для Лексы самая идеальная во всей вселенной, уже предчувствует ожидающую её двухчасовую лекцию о правильном поведении. Кларк безмолвно просит её о спасении, о помощи, и, конечно же, она помогает. Прежде чем кто-то успевает что-то сказать или даже спросить, Вудс выпаливает: — Это была моя идея. Я уговорила Кларк. Лекса под домашним арестом на две недели за то, что изначально было идеей светловолосой принцессы, но Кларк так ни разу и не приходит к ней в гости и не говорит простое «спасибо». Им четырнадцать, когда Кларк впервые влюбляется. Она заверяет Лексу, что Финн Коллинз — любовь всей её жизни, и плевать, что у него есть девушка ещё с начала первого семестра, а на дворе уже середина второго. Она тратит две недели на бесстыдный флирт с ним, и, в конце концов, парень приглашает её в кино на последний ряд, чтобы посмотреть какую-то дурацкую романтическую комедию (Кларк знает, что они явно не фильм идут посмотреть, она ведь далеко не дурочка). В один момент всё хорошо, а в другой — просто ужасно: Гриффин охватывает паника, потому что она совершенно некстати вспоминает, что ещё никогда ни с кем не целовалась. Она просто не может позволить себе ударить в грязь лицом, ведь Финн — самый популярный парень в их школе. За день до назначенного свидания Кларк приходит к Лексе с ночевкой: они смотрят какой-то глупый, совершенно не страшный ужастик, на который Гриффин не обращает вообще никакого внимания. Она обращает внимание на Вудс: ластится к ней, прижимается, касается её весь вечер, а когда на экране появляются титры, просит, чтобы лучшая подруга её поцеловала. — Мне ведь нужна практика, Лекс, — приводит Кларк в качестве аргумента, и Александрии не остаётся ничего другого, кроме как сдаться. Это же Кларк, которой нужна её помощь, поэтому другого исхода можно было и не ждать. Именно так Лекса получает свой первый поцелуй, и именно так Кларк получает свой. Они договариваются встретиться тридцатью минутами позже после окончания свидания блондинки в близлежащей кофейне. Лекса ждёт её почти три часа, но Кларк так и не приходит. Им пятнадцать, когда Гриффин хочет заставить Финна ревновать, чтобы тот наконец бросил Рэйес. Она берёт Лексу с собой на летний карнавал и говорит всем, что они встречаются. Они развлекаются целый день, катаясь на аттракционах и стреляя по мишеням в тире в надежде выиграть гигантских размеров мягкую игрушку; всё это сопровождается лимонадом со льдом: Кларк пьёт классический, а Лекса — пряную вишню. Гриффин просит свою подругу поцеловать её, когда Финн смотрит, и Лекса накрывает губы девушки своими, притягивая её ближе. Стаканчик с холодным лимонадом падает из её рук, когда она обвивает ими шею Вудс, но ей плевать, и в какой-то момент всё ощущается слишком реальным. Лекса уверена, что просто-напросто нельзя притворяться так убедительно, поэтому где-то в глубине её сознания появляется мысль: «Неужели я действительно нравлюсь Кларк?». Всё рушится, когда двумя часами позже она не может найти светловолосую подругу в толпе, а когда наконец видит её, та уже целуется с Финном. Парень затаскивает её в ближайшую фотобудку, вероятно, чтобы заняться быстрым, грязным сексом, и Лекса поеживается. Её сердце разбивается, но недостаточно сильно, чтобы заставить её уйти. Она остаётся. Им шестнадцать, когда Кларк нужно, чтобы кто-то отвёз её в Сент-Джозеф на художественный фестиваль, на который она мечтала попасть последние полтора года. Родители не могут, а Финн занят с Рэйвен, с которой они почему-то по-прежнему вместе, но Кларк это не особо волнует. В итоге она просит Лексу, и та соглашается, отменяя свой визит в Нью-Йорк к старшей сестре, запланированный на данный уик-энд. Аня злится и не понимает этих взаимоотношений, но Вудс предпочитает игнорировать её, говоря, что приедет на следующих выходных (она не приезжает). Они с Кларк отправляются в дорожное путешествие, слушая рок по радио, который иногда сменяется мелодичными звуками французского шансона. Они останавливаются на заправках и скупают чуть ли не все существующие сладости, опустошая кошелек Лексы, потому что Кларк разозлила родителей, у Кларк нет денег. Вудс это не волнует ни капли: она просто рада, что они здесь только вдвоем, без окружающих их ежедневно людей и без дурацкого-дурацкого Финна, который совершенно не заслуживает её подругу. Она снимает каждый момент их поездки на свой новый фотоаппарат, желая запечатлеть это не только в своей памяти. Всё, что делает Кларк — настолько ослепительное и захватывающее, что Лекса не может отвести от неё взгляда. Блондинка смеётся громко-громко, улыбается ярко-ярко и в шутку спрашивает: — Чего пялишься, Лекс? Неужели влюбилась? «Да, да! Да!», — вертится в её голове, но она так этого и не говорит. Вместо этого глаза Вудс деланно закатываются сами собой, когда она произносит: — Не льсти себе, принцесса. Гриффин снова смеётся и позирует для фотографий посреди поля, полного ромашек и подсолнухов, надувая пузырь из розовой бабл-гам жвачки. Фотографии не могут запечатлеть всю её красоту, даже несмотря на то, что на карте памяти их уже сотни, если не тысячи. Они останавливаются в мотеле, когда пепельно-синее небо уже окрашивают лучи закатного солнца, и вваливаются в номер, обнаруживая одну двухспальную кровать. В этом нет ничего необычного: они часто ночуют друг у друга — привыкли. Несколькими часами позже Финн появляется на пороге их номера, выводя Кларк в коридор с целью «поговорить без лишних ушей». Лекса садится на кровати, подтягивая колени к груди, и сердце её бьется быстро-быстро, потому что какая-то её часть знает, знает, что Кларк вернётся и скажет: — Мне больше не нужна твоя помощь, можешь ехать. К её удивлению, этого не происходит: Гриффин возвращается одна двадцать минут спустя, очень злая и, вскоре понимает Лекса, возбужденная. Она падает на кровать рядом с ней и поначалу ничего не говорит, но несколькими минутами спустя начинает тараторить, словно заряженный пулемет. Кларк жалуется на Финна, который попытался затащить её в постель в соседнем номере, только в процессе сообщив, что он, вообще-то, здесь вместе с Рэйес, которая уговорила его отвезти её на научный фестиваль во всё том же Сент-Джозефе. Лекса знает, что Кларк нужны объятия, поэтому притягивает подругу к себе, успокаивающе проводя подушечками пальцев по спине той. Её губы случайно касаются чувствительной точки на шее Гриффин, и девушка на самом деле вздрагивает. Кларк возбуждена, ей нужна разрядка, поэтому она, нервно прикусывая нижнюю губу, просит о помощи свою подругу. Лекса, конечно же, помогает, потому что-то что-то никогда не меняется: она ведь всегда здесь. Это первый раз, когда они занимаются сексом, но далеко не последний. Через двое суток они возвращаются в родной Ист-Риверсайд, и Кларк снова с Финном. У Лексы тяжело на сердце, потому что она, чёрт возьми, по уши влюблена в свою подругу, которая даже не считает её лучшей. На её щеках всё ещё можно разглядеть солёные дорожки от слёз, когда она засыпает. Им семнадцать, когда Гриффин уговаривает Лексу съездить вместе в летний лагерь в Калифорнии, хотя у той изначально были совершенно другие планы, ведь ей без подруги будет там очень одиноко и скучно. Они проводят три недели в Лос-Анджелесе по стипендиальной программе, ведь Кларк — талантливая художница с хорошей успеваемостью, а Лекса — отличный начинающий фотограф с идеальными оценками, любовью к спорту и иностранным языкам. Они ходят на Винис-бич почти каждый день и занимаются творчеством как минимум по семь часов, чуть ли не всё время проводя друг с другом. Вудс без понятия, как охарактеризовать их сложные и странные взаимоотношения, но Кларк ходит с ней за руку по улицам и ревниво целует при всех, когда с Лексой пытается познакомиться какая-нибудь местная девушка. Они сбегают с территории лагеря по ночам и гуляют по пляжу, любуясь звездами. Вудс даёт Кларк абсолютно всё, чего та хочет, довольствуясь тем, что у неё есть все эти маленькие моменты с самой прекрасной девушкой, которую она когда-либо видела. Им остаётся всего несколько месяцев до восемнадцати, когда Кларк тащит Лексу на день открытых дверей в Миссурийский университет в Канзас-Сити. Лекса уже давно всё для себя решила, но подруге пока ничего не рассказывает, так как боится её реакции, поэтому она соглашается пойти и даже делает вид, что ей интересно. Кларк ведет себя в точности как Кларк, знакомясь со студентом второго курса с очаровательной шевелюрой уже через пятнадцать минут после их прихода. Тот приглашает её на свидание три минуты спустя, и Гриффин соглашается, забывая обо всех-всех-всех: о Финне, который вроде как её парень, и о Лексе, которая вроде как и не её девушка, но в то же время и не просто подруга. Кларк начинает встречаться с Беллами Блейком и через полторы недели говорит Лексе, что у них всё серьёзно. — А всё, что было между нами… это так, для практики, — она невинно пожимает плечами и хлопает своими большими-большими глазами, одаривая подругу той самой очаровательной улыбкой. — Это ничего не значило. Тем более, мне нравятся парни. Надеюсь, ты понимаешь это.Лекса понимает. Её сердце разбивается достаточно сильно, чтобы она наконец приняла решение уйти.
Им восемнадцать, когда они тусуются в комнате Лексы в старом ист-риверсайдском домике через четыре дня после выпускного. Кларк говорит много-много и быстро-быстро, настолько быстро, что иногда Лекса даже не улавливает, о чём именно. Она рассказывает о своей лучшей подруге Рэйес, о потрясающем парне Беллами и его не менее потрясающей сестре Октавии. Она говорит о том, как классно им всем будет учиться в Миссурийском университете. Вудс вздыхает, потому что Гриффин, по какой-то совершенно идиотской причине, думает, что она будет учиться вместе с ними. — Кларк, — зовёт она, привлекая внимание девушки. Её голос теперь более резкий, и Гриффин нахмуривается, как будто бы действительно не понимая, с чего в её подруге такие перемены. — Лекс, дай договорить, — отмахивается Гриффин, сразу же продолжая. — Уверена, что мы все сможем жить в одной комнате общежития: я, ты, Рэй и Октавия. У Беллами есть знакомый, который отвечает за расселение, так что он сможет это устроить. Круто, правда? — Нет, ты не поняла, — перебивает её Вудс, мягко усмехаясь и качая головой. Всё-таки, Кларк на самом деле такая чертовски очаровательная. — Я не буду учиться в Миссурийском. — Не будешь? — она непонимающе моргает, резко выпрямляясь. — Да, — подтверждает девушка. — Я поступила в Школу изобразительных искусств. Уезжаю в Нью-Йорк через два дня. На лице у Лексы улыбка мягкая и поддерживающая: она ждёт, что Кларк расстроится, потому что они провели двенадцать чёртовых лет вместе, практически не отходя друг от друга. Но когда девушка начинает говорить, сердце Лексы разбивается окончательно, и она совершенно точно уверена в своём решении уехать за две тысячи километров отсюда, оставив Кларк Гриффин позади навсегда. — О, — начинает Кларк, вновь моргая и хлопая своими большими, выразительными глазами. — В любом случае, тройная комната всё равно достанется нам. Главное, чтобы не двойная — ведь это означает общую ванную… Вудс улыбается, кивает и внимательно слушает, хотя ей хочется разрыдаться прямо здесь и сейчас. Как же так? Она сообщает своей лучшей подруге, что переезжает в другой штат как минимум на три года, и не получает совершенно ничего в ответ, после двенадцати грёбаных лет? Лекса уезжает через два дня, а Кларк так и не приходит попрощаться: у неё ведь начинается её новая, идеальная жизнь вне Богом забытого Ист-Риверсайда. После её переезда в большой и шумный Нью-Йорк Гриффин не пишет, но Лекса делает это, замечая, что девушка отвечает крайне неохотно и часами, а то и днями спустя, поэтому в какой-то момент Лекса перестаёт писать вообще. Пустота заполняет её грудную клетку из-за того, что приходит чёткое осознание: Кларк Гриффин в её жизни больше нет, — но и дышать почему-то становится в три раза легче. Им обеим девятнадцать, и они не разговаривали уже больше года. Наступают летние каникулы после окончания первого курса, и Лекса возвращается в Ист-Риверсайд вместе со своей старшей сестрой Аней, чтобы навестить родителей и пробыть здесь как минимум месяц. Семейное воссоединение проходит отлично, и несколькими часами спустя после прибытия в Канзас-Сити девушки отправляются в продуктовый магазин, желая порадовать мать и отца вкусным ужином. Они ходят от одного стеллажа к другому, складывая продукты в тележку, переговариваясь и смеясь, когда в поле зрения Лексы неожиданно попадают до боли знакомые светлые волосы вкупе с белыми летними брюками и нежно-розовым поло. Гриффин как будто бы чувствует, что она здесь, ведь уже через несколько секунд они встречаются взглядами друг с другом, и Вудс неожиданно кажется, что её сердце останавливается. Аня продолжает что-то говорить, но она не в состоянии разобрать, что именно. Лекса выдавливает из себя мягкую улыбку и как-то совершенно по-детски машет рукой девушке, которая двенадцать лет подряд была для неё целым миром. Кларк в ответ не улыбается совсем: она приоткрывает рот от удивления и дышит настолько тяжело, что создается впечатление, как будто вся её жизнь с появлением Вудс переворачивается на сто восемьдесят. Гриффин быстрым движением руки кладёт на место излюбленные персики и спешит удалиться из фруктового отдела. Когда они с Аней приближаются к кассам, то Лекса замечает стоящую вдалеке ярко-красную корзинку с тем набором продуктов, который предпочитает Кларк. Эта встреча становится очередным началом, потому что в три часа ночи Вудс просыпается от звонка своего мобильного телефона. Она сонно потирает глаза и смотрит на экран, чуть прищурившись, чтобы видеть лучше; сердце начинает биться быстро-быстро, как тогда, в мотеле по пути в Сент-Джозеф, потому что на экране высвечивается одно простое «Кларк». Она отвечает, и первое, что слышит — это: — Лекс, мне нужна помощь. Можешь приехать? Никакого «пожалуйста» нет и в помине, но Лекса всё равно просит назвать адрес и подъезжает к зданию общежития Кларк на машине родителей уже через пятнадцать минут. Светловолосая девушка сидит на ступеньках, и, заметив её, сбегает вниз, после забираясь в машину и садясь на место рядом с водительским. Вудс смотрит на неё в ожидании объяснений, и Гриффин дает ей их, потому что это — меньшее, что она может сделать. — Сегодня днём я забыла пропуск в своей комнате, а без него после десяти в общагу не пускают, — начинает Кларк. — И, блять, да, я настолько везучая, что и О, и Рэй уже давно вырубились, из-за чего ни одна из них не взяла трубку, когда я пыталась до них дозвониться. Лекса слышит резкое «блять» и слегка вздрагивает, потому что это именно то, что никогда не укладывалось в её голове. Кларк — эдакая нежная, милая и идеальная принцесса, от которой любой другой даже банального «чёрт» не услышит, но с Вудс всё как-то совершенно иначе. — Могу я переночевать у тебя? У меня нет денег, чтобы снять номер в отеле на ночь, а Беллами уехал из города с отцом по делам, так что мне некуда идти. Лекса смотрит на Кларк, прищурившись, и она знает, что та врет. Потому что у неё есть родители, с которыми Вудс умудрилась пересечься сегодня, но она слишком хорошо знает блондинку, чтобы даже подумать о том, что та могла бы появиться на пороге их дома в три часа ночи и признать собственный промах. Именно поэтому, сглатывая до сих пор таящуюся где-то глубоко внутри обиду и злость, она отвечает: — Да, конечно. Они пробираются в её комнату, стараясь никого не разбудить, и спят в одной кровати, как в старые времена. Спит только Кларк, потому что у Лексы в голове слишком много мыслей, из-за чего та заснуть не может вообще. Мыслей становится в три раза больше, когда спящая Гриффин притягивает её к себе, кладя руку на её живот. Вудс снова забывает, как дышать. Кларк вписывает себя в её жизнь, при этом даже не спрашивая разрешения. Среди следующих тридцати дней, которые она проводит в родном Канзас-Сити, нет ни одного, когда бы она не виделась с Кларк. Аня не одобряет: качает головой и причитает, говоря, что Лекса только-только перестала без умолку тараторить о своих чувствах к бывшей (или уже нет?) подруге. Вудс-младшая предпочитает старшую игнорировать, потому что так, по её мнению, гораздо проще. Месяц пролетает незаметно, и в июле Лекса с Аней вновь возвращаются в Нью-Йорк: у Лексы стажировка и университетский проект, который надо сдавать в конце сентября, а у Ани работа с магистратурой. Кларк снова не приходит попрощаться, и Вудс делает вид, что это не причиняет ей совершенно никакой боли. Полтора месяца спустя, в середине августа, Кларк звонит ей целых семь раз, в то время как она работает со своим университетским куратором. Девушка оставляет ей пять смс- и четыре голосовых сообщения, говоря, что это «дело жизни и смерти». Лекса в панике, когда перезванивает и начинает обеспокоенно интересоваться, всё ли у Кларк в порядке, здорова ли она. Гриффин лишь мелодично смеётся и произносит: — Блять, Лекс, вечно ты драматизируешь. Я жива-здорова, всё окей. — Но в чём тогда дело? — интересуется Вудс, нервно покусывая нижнюю губу. — Все разъехались, и мне скучно. Ты нужна мне. Не хочешь приехать в старый-добрый Миссури в последнюю неделю августа? Развлечёмся. Предложение кажется слишком заманчивым, чтобы отказать, потому что Кларк звучит игриво и почти что по-детски, как тогда, когда они ещё были глупыми подростками. Наверное, именно из-за этого лёгкого чувства ностальгии она соглашается. Аня очень громко негодует каждый раз, когда Лекса срывается после очередного звонка «чёртовой-суки-Гриффин», как она её называет. В один из таких разов она не выдерживает и бросает: — С каких пор ты стала девочкой по вызову? Лексе слишком больно. Она слышать этого совершенно не хочет, и только несколькими часами спустя, сидя в аэропорту в ожидании своего рейса до Канзас-Сити, штат Миссури, осознает, что не хочет лишь из-за того, что это горькая-горькая правда. Она всё равно садится на самолёт, а Кларк даже не встречает её в аэропорту. Лекса развлекается на рождественской вечеринке двадцать третьего декабря, и третьекурсников и четверокурсников здесь гораздо больше, чем её ровесников. Аня опаздывает, как и всегда, поэтому Вудс оглядывается в поисках хоть кого-то, кого она знает. Взгляд падает на Луну Браун, обладательницу почти таких же беспорядочных волос, как и у самой Лексы. Она подходит к девушке, предлагая ей стаканчик дешевого, дряного на вкус пива, и они проводят следующие два часа, сидя на балконе вдали от всеобщего веселья и разговаривая обо всём и ни о чём одновременно. Лекса замечает, что Луна очень красивая, хотя на Кларк совершенно не похожа. Кларк никогда не интересовалась ей так, как это делает едва знакомая девушка, и это просто не может не привлекать. Сегодня полгода с того дня, как они с Луной встречаются, и Лекса спешит в комнату своего общежития, в которой осталось пожить совсем немного, ведь она уже на третьем курсе. Она знает, что Браун уже там с заранее приготовленным сюрпризом; они давно планировали этот вечер, даже сумев вытурить соседку Лексы из комнаты. У Вудс в руках пакет с подарком, когда она останавливается у многоэтажного здания и достаёт из кармана весеннего бомбера свой мобильный телефон, чтобы проверить, насколько беспорядочными выглядят её волосы. Именно в этот момент на экране высвечивается всё то же «Кларк». Брать трубку — чистой воды рефлекс, и позже она будет убеждать себя, что только поэтому и сделала это. — Хэй, всё в порядке? — спрашивает она, будучи не в силах скрыть явную обеспокоенность, расползающуюся внутри неё, словно какой-то вирус. — Да. Нет. Не совсем, — голос Кларк какой-то другой, быстро понимает Лекса. Осознание чёткое и быстрое, но в него почему-то не верится: создаётся ощущение, что Гриффин либо под кайфом, либо пьяна. — Можешь приехать? — Кларк, я в Нью-Йорке, — ответ выходит гораздо более раздраженным, чем она хотела, но у неё ничего не получается с собой поделать. Это было в порядке вещей, когда она гостила в родном штате Миссури, но теперь, когда она в двух тысячах километрах? — Да, я… я знаю. Просто… блять… я пошла на эту дурацкую вечеринку, и… кажется, мне что-то подсыпали. Я заперлась в ванной, но боюсь выйти. Кажется, что кто-то… снаружи, — сбивчиво и бессвязно объясняет Гриффин, местами проглатывая окончания. — Ебать, Лекс, мне так плохо, — стонет в трубку она, и сердце Вудс в очередной раз останавливается. Лекса соглашается, пишет Луне смс-сообщение с извинениями и ловит такси до аэропорта, а после покупает билет первого класса до Канзас-Сити за пятьсот десять долларов, потому что только такие и остались в продаже. Через полчаса после того, как она отходит от касс, она уже садится в самолет, тремя часами позже оказываясь в другом штате. Вудс чувствует себя чертовски уставшей в самом конце учебной недели, её телефон разрывается от звонков и сообщений ничего не понимающей Луны, но она всё это игнорирует, арендуя первую попавшуюся в аэропорту машину и направляясь к адресу того дома братства, который ей назвала Кларк. Двадцать минут спустя она уже на месте, пробивается сквозь толпу пьяных студентов и поднимается на второй этаж к ванной комнате, которую окружает кучка похабно усмехающихся парней. Наверное, Лекса выглядит слишком серьезно настроенной, потому что они шарахаются от одного её вида, разбегаясь по находящимся рядом комнатам. Стук в дверь мягкий, как и её голос, когда она говорит: — Хэй? Принцесса, это я. Ты можешь выйти, здесь больше никого нет. Через несколько секунд дверь открывается, и ей на шею бросается заплаканная Кларк с испорченным макияжем, но всё с такой же идеальной причёской и в не менее идеальном коротком платье нежно-розового цвета. Лекса снимает номер в близлежащем отеле и проводит всю ночь, обнимая заплаканную Гриффин, потому что той это нужно. Девушка жмётся к ней всё ближе и ближе, желая почувствовать её тепло и тот уют, комфорт и безопасность, которые она практически излучает, и Вудс просто не в силах ей в этом отказать. Она остаётся в Канзас-Сити на два следующих дня, валяясь в кровати в обнимку с Кларк, смотря фильмы и заказывая еду в номер только для того, чтобы им не пришлось выходить. Они обе выключают свои телефоны и игнорируют весь внешний мир. Когда Лекса возвращается в Нью-Йорк в понедельник, то обнаруживает, что у неё уже нет девушки. Она знает, что это её вина, ведь она почему-то всегда выбирает Кларк. Гриффин рушит все её отношения. На самом деле, их рушит Лекса, но вернее было бы сказать, что они делают это совместными усилиями: когда Кларк в беде, она просит о помощи, и Вудс помогает, ведь она всегда здесь, даже когда живёт за тысячу с лишним миль. Ни одни отношения не выдерживают её странной привязанности к Кларк, и, в конце концов, Лекса перестаёт пытаться их завести. Им двадцать один, когда Кларк в очередной раз нужна помощь, две с половиной недели спустя с последнего звонка. В этот раз Гриффин рассказывает нечто такое, что заставляет Лексу бросить трубку через секунду после того, как та заканчивает говорить. — Привет, Лекс, ты не поверишь, что случилось. Тот потрясающий фотограф, который снимал на свадьбе старшей сестры Рэйвен, неожиданно решил, что ему нужен отпуск от всего. Беллами пытался его переубедить, но безуспешно, а до свадьбы всего неделя, так что найти толком никого не успеваем. Но он ещё давно заметил у меня те фотографии, которые ты сделала, когда мы ездили в Сент-Джозеф на тот дурацкий фестиваль, и предложил пригласить тебя. Что скажешь? Лекса з а д ы х а е т с я, и слёзы начинают течь по её щекам прежде, чем она успевает себя остановить. Она рвёт попадающие под руки бумаги и разбрасывает всё то, что находится в радиусе пятидесяти сантиметров от неё, в приступе животной ярости уничтожая уютный интерьер арендованной бруклинской квартиры. Она злится чертовски сильно, потому что Кларк, Кларк идеальная-мать-вашу Гриффин не сделала её подружкой невесты спустя пятнадцать грёбаных лет дружбы. Она злится, потому что Кларк чёрт-бы-её-побрал Гриффин не выслала ей красивое приглашение на собственную свадьбу, которое из всех людей получила даже её старшая сестра, никогда не скрывавшая своей неприязни к светловолосой красавице. Она злится, потому что Кларк убить-её-мало Гриффин звонит ей, как ни в чём не бывало, прося о том, что изначально пришло в голову вовсе не ей, а её жениху. Она злится настолько сильно, что готова взять и высказать всё, что думает о том, как сильно любит дурацкую Гриффин, но в то же время и ненавидит. Вместо этого она стирает слёзы с щек, успокаивается, перезванивает и соглашается на предложение, с фальшивой улыбкой слушая щебетание подруги о том, насколько утомительной может быть подготовка к свадьбе. Им двадцать три, когда Лекса гуляет в Центральном парке, наблюдая за закатным солнцем и делая снимки для своей грядущей фотовыставки в галерее, принадлежащей университету, из магистрской программы которого она выпустилась годом ранее. Знакомый рингтон нарушает тишину, заставляя некоторых птиц взлететь с веток, а капли дождя — упасть прямо на неё и её камеру. Она шипит, протирая дорогую технику своим тёплым осенним шарфом, и только после этого достает телефон, заранее зная, какое имя отобразится на дисплее. Когда Вудс берет трубку, на другом конце звучит вовсе не мягкий и задорный голос светловолосой Гриффин, а чуть хрипловатый мужской баритон. — Привет, Лекса, это Беллами, муж Кларк, — его статус режет её без ножа, заставляя резко выдохнуть и крепче сжать мобильный телефон. Она выходит из-под раскидистого дерева, убирая фотоаппарат в рюкзак, и садится на всё ещё мокрую от недавно прошедшего дождя лавочку, кутаясь в пальто. — Ей очень нужна твоя помощь. Хочется послать его куда подальше и очень надолго, вместе с его женой, но вместо этого она спрашивает: — Что случилось? — Она в больнице. Беспокойство затуманивает легкое раздражение, которое она испытывает каждый раз, когда получает просьбу о помощи от Гриффин. — Боже, как это произошло? Она в порядке? Ничего серьёзного? — засыпает вопросами Вудс, практически задыхаясь от волнения. — Всё не так страшно, как кажется. Ей вырезали аппендикс, — сообщает Беллами. — Её выписывают из больницы завтра, прописали постельный режим. Кто-то должен заботиться о ней следующие три-четыре дня, ей противопоказаны какие-либо нагрузки. Но я улетаю в Вашингтон через пару часов, дела по работе, и её подруги тоже отпадают. Не говоря уже о её родителях… — Да, я знаю, — перебивает её Лекса, стараясь звучать как можно менее раздраженной. Потому что она действительно знает всё это, про подруг и про родителей, и узнала она гораздо раньше, чем Беллами. — Так ты приедешь? Кларк ждёт. Вудс отвечает слишком быстро, сразу же прикусывая внутреннюю сторону щеки: — Да, конечно. Она сдерживает своё слово и оказывается в Канзас-Сити через четыре часа, с небольшим рюкзаком со всеми необходимыми вещами за плечом и чехлом с фотоаппаратом под мышкой. Лекса ночует в больнице на очень неудобной кушетке в палате Кларк, пока посреди ночи та не просыпается от жуткого кошмара. Вудс знает, в чём дело: Гриффин больницы ненавидит с самого детства, из-за чего болеть всегда старалась как можно реже. Светловолосая девушка хнычет, оглядываясь по сторонам, и сонная Лекса подбегает к ней, укладывая её обратно в постель, ведь девушке нельзя слишком много двигаться. — Лекса? — Кларк выглядит удивленной, как будто бы на самом деле не думала, что она приедет. Она обвивает руками её шею и притягивает себе, и Вудс приходится упереться рукой в матрас, чтобы не упасть прямо на недавно прооперированную подругу. Спустя несколько секунд Лекса медленно отстраняется, встречаясь взглядом с голубыми-голубыми глазами Кларк. — Полежишь со мной, пожалуйста? Мягкое «пожалуйста», делающее просьбу больше похожей на мольбу, совершенно выбивает её из колеи, потому что она не думает, что когда-либо слышала от Гриффин нечто подобное раньше. Лекса забирается в кровать и списывает всё на действие сильного обезболивающего, которое Кларк вкололи после операции. Она возвращается в Нью-Йорк не через пять дней, как планировалось, а через пятнадцать, просто потому, что Кларк ведет себя так, как будто не хочет, чтобы она уезжала. Гриффин этого не говорит, но Лекса и не требует, просто выбирая быть здесь для неё. Им двадцать семь, когда Лекса, уже успешный фотограф, фотографии которого печатают в журналах со знакомыми каждому названиями, встречает Костию Грин, известного директора по маркетингу. У Костии смуглая кожа и волосы ещё более беспорядочные, чем у самой Лексы. Они кудрявые, пушатся и на несколько оттенков темнее, цветом напоминая любимый горький шоколад Вудс. Глаза у Костии почти точно такого же цвета, как и её волосы, а улыбка у неё не то чтобы яркая — она скорее мягкая, как будто возвращение домой. Лекса Костию помнит: Грин из тех, кто сумел вырваться из Ист-Риверсайда во внешний мир. Из-за разницы в четыре года они практически не общались — лишь перекинулись парочкой слов в школьных коридорах, — но это не мешает им с лёгкостью найти общий язык, когда они встречаются на фотовыставке в одной из их любимых манхэттенских галерей. Всё завязывается как-то само собой, и Лекса не успевает опомниться, как осознаёт, что по уши влюбилась. Она думает о том, когда в последний раз это чувствовала, и вспоминает себя ровно тринадцать лет назад, с такой идеальной, уже немного повзрослевшей принцессой по имени Кларк Гриффин. Вудс тонет в своих мыслях, сидя рядом с Костией на диване в их квартире с видом на реку Гудзон, и это не остается незамеченным. Девушка ставит фильм на паузу, разворачиваясь и устремляя свой внимательный, несколько обеспокоенный взгляд на задумчивую брюнетку. — В чём дело, милая? — мягко интересуется она. И Лекса рассказывает ей всё. Когда Костия обнимает плачущую девушку, раз за разом повторяя, что Вудс всегда заслуживала большего, Лекса чувствует себя так, как будто бы гора за горой падает с её плеч. Она позволяет себе утонуть в знакомых объятиях и забыть обо всём остальном мире. Она перестаёт отвечать на звонки и сообщения Кларк, и та самая боль медленно покидает её грудную клетку, оставляя сердце в покое.# # #
Им двадцать восемь, когда нечто подобное происходит в последний раз. Кларк ссорится с мужем, а рутина и лица знакомых в Мишн Хиллс, население которого составляет лишь чуть больше трёх тысяч человек, окончательно добивают её, из-за чего она совершает самый импульсивный поступок в своей жизни: покупает билет в одну сторону до Нью-Йорка. В голове всё ещё крутится на бесконечном повторе спор с мужем, по-прежнему забирая воздух из лёгких и почву из-под ног. Беллами кричит и называет её бессердечной, эгоистичной стервой, обвиняя в том, что она никогда его не любила. Последней каплей становится упоминание девушки с беспорядочными кудряшками и насыщенно-зелеными глазами, которая игнорировала её уже больше двенадцати месяцев. — Я нанял частного детектива, чтобы узнать, с чего вдруг ты так резко изменилась год назад. Как будто бы с катушек слетела. И знаешь, что я выяснил? Лекса перестала отвечать тебе год назад, — он усмехается, размахивая руками, и продолжает что-то кричать, но Кларк улавливает всё то, что он говорит, лишь частично. — Каково это, когда единственный человек, который терпел и любил тебя, несмотря ни на что, бросает тебя, а? — с издевкой спрашивает он, не собираясь останавливаться на этом. — Честно, мне всегда было жаль её. Хорошая девушка, которая тебя любила, всегда срывалась в этот чёртов город по твоему первому зову. А ты… Боже, ты просто использовала её, уничтожая бедняжку изнутри. Неужели ты настолько слепая, что не заметила? Особняк погружается в тишину, и идеальная жизнь рушится вместе с розовыми очками Кларк, оказываясь в руинах многочисленных ошибок, совершенных ею. Она застывает на месте с чуть приоткрытым ртом, будучи не в силах пошевелиться вообще. Лекса меня любит. Лекса. Меня. Любит. Л ю б и т. В голове гудит, когда в мыслях Кларк повторяются всё эти же три слова, словно какая-то мантра. Уши закладывает, словно её опустили в горячую ванную, но она не уверена, что в этом целиком и полностью можно винить взлёт самолёта. И задыхаться она начинает вовсе не из-за запущенной аэрофобии, а из-за осознания того, что, любя очаровательную, такую уютную Лексу всем сердцем, она ни разу не говорила ей об этом. Она потратила столько лет на чёртового Финна или на того же Беллами, который больше не такой идеальный и совсем уже не принц, когда рядом с ней все эти годы была Лекса, знающая её лучше всех и заботящаяся о ней, как никто другой никогда не делал. Всё в тумане, поэтому она не до конца уверена, как именно оказывается в небоскребе в Адской кухне, настойчиво стуча в одну из квартир на двадцать девятом этаже. Дверь открывается через пару секунд, и голос такой до боли знакомый, что она практически умирает здесь и сейчас. — Кос, неужели ты опять… Вудс застывает, словно статуя в одном из этих исторических музеев, которые она так любит, потому что, помимо того, что на её пороге Кларк какого черта??? Гриффин, Кларк также совершенно не похожа себя. Нет ничего белого и нежно-розового, и вся она какая-то растрепанная и совершенно неорганизованная, что так не похоже на неё. И Лекса уже хочет спросить, что, чёрт возьми, та здесь делает, когда девушка как из ниоткуда выпаливает: — Боже, Лекс, прости меня. Я люблю тебя. Вудс в шоке и произнести ничего не может вообще: слова, которые она так жаждала услышать все предыдущие годы, неожиданно звучат как-то иначе от того, что она себя всё это время представляла. Она осознаёт, что горы, от которых она избавилась за последние двенадцать месяцев, вновь возвращаются на её плечи. Кларк бесцеремонно приглашает себя в её квартиру, вставая в самом центре кухни и поворачиваясь к по-прежнему стоящей у уже закрытой двери девушке, которая до сих пор не может вымолвить ни слова: настолько неожиданным и внезапным было признание. — Лекс… — начинает Кларк, но Вудс больше терпеть не намерена, потому что боль в грудной клетке возвращается, буквально разрывая её изнутри. — Нет, — дрожащим голосом произносит она. — Я терпеливо ждала всё это время, а теперь, когда я наконец-таки двигаюсь дальше, ты неожиданно появляешься и делаешь это?! Кларк обнаруживает сама для себя, что так много всего не говорила Лексе. Она не говорила ей, что не могла заснуть в течение пяти часов после того, как они поцеловались, потому что прокручивала этот момент у себя в голове раз за разом, вспоминая мягкость губ подруги и исходящей от неё аромат малины. Кларк не говорила ей, что не пришла в кофейню не потому, что с Финном было интереснее, а потому, что поцелуй с неумелым «ловеласом» Коллинзом её разочаровал: она не почувствовала ни-че-го, в то время как один взгляд на губы Вудс заставлял бабочки порхать внизу её живота, наполняя его приятной тяжестью. Она не говорила ей, что сама накинулась на Финна на летнем карнавале, потому что хотела притупить свои чувства к Лексе, вновь проснувшиеся после очередного поцелуя. Кларк также не говорила ей, что Финн — это совсем не то, чего она хотела. Она не говорила ей, что отгоняла от Вудс девчонок на Винис-бич из-за вовсе не дружеской ревности. Кларк не говорила ей, что каждую ночь, проведенную на калифорнийском пляже под звездами, она еле сдерживалась от того, чтобы прижать к себе Лексу и поцеловать. Она не говорила ей, что испугалась силы испытываемых к подруге чувств и спряталась за Беллами Блейком, не думая, что это зайдёт далеко. Кларк не говорила ей, что все те два дня до отъезда Вудс в Нью-Йорк она провела, рыдая в кровати, и всё-таки пришла к её дому, но слишком поздно: там никого уже не было. Гриффин так много всего не говорила, и сейчас, глядя на Лексу, такую расстроенную Лексу, которую она же и сломала, она понимает, что зря. — Я буду лучше, обещаю, — произносит Кларк, слишком поздно замечая, что почему-то плачет. — Боже, Лекс, мне так жаль. Я действительно так сильно облажалась, и… но мы же… мы можем всё исправить, ведь я люблю тебя, а ты — меня, и мы просто… Мы можем быть счастливы, я знаю это, — со смешком отвечает она, стирая слёзы с щёк тыльной стороной ладони. — Я так сглупила, но теперь я здесь, Лекс. Всё будет лучше, обещаю. Лекса нервно проводит рукой по волосам и смотрит на Кларк так значимо-значимо, потому что знает: следующими своими словами она разобьёт вдребезги то единственное, что у них осталось. — У меня есть девушка, Кларк. Гриффин моргает часто-часто и смотрит на неё с чистым и откровенным непониманием. Солёные дорожки от слёз на её щеках, раньше присущие Лексе, блестят в приглушенном свете уютной однокомнатной квартиры, в то время как теперь Кларк становится той, кто не может найти подходящих слов. Дышать неожиданно слишком тяжело, и лучше не становится, когда Вудс продолжает. — Мы встретились полтора года назад. Её зовут Костия, она училась в нашей школе, но закончила её, когда нам было четырнадцать. Я действительно люблю её, — она говорит уверенно, но голос её почему-то дрожит, и они обе знают, почему. — Мы переезжаем в Лондон в конце недели. Костию там ждёт новая работа, а у меня открывается галерея и уже есть несколько собеседований. — В Лондон? Который… который в Техасе? — с глупой улыбкой на лице спрашивает Кларк, надеясь на положительный ответ. Она встречается взглядом с Лексой и понимает, что его не получит. — Который в Великобритании. Они молчат, пока Кларк на самом деле не начинает умолять. — Останься, пожалуйста. Ради меня. Прошу тебя. Ты нужна мне! Блять, Лекса, я, чёрт возьми, люблю тебя! — Мне жаль, но я не могу, — шепотом произносит Вудс, но даже столь тихие слова возвращают Гриффин в реальность. Кларк выбегает из квартиры, осознавая, что роли неожиданно поменялись: она наконец-таки здесь для Лексы, а Лексы больше здесь нет и не будет.