И не стёрто, и не скрыть. И слезами не отмыть. Говорить - не отменить.
- Это очень плохая идея, - заявляет Чонгук, смотря на яркую вывеску клуба и толпу молодёжи вокруг. - Это отличная идея, - возражает Хосок, закрывая возмущённо замычавшему Сокджину рот ладонью. - Нам всем нужно немного расслабиться. - Если мы приехали расслабляться, то почему он здесь, - фыркает Юнги и кивает в сторону Чимина, копающегося в багажнике своей машины. - Юнги, - с лёгким укором выдыхает Хосок, отпуская Сокджина и встряхивая укушенными пальцами. - Я знаю, что вы с ним не ладите, но он отличный парень. Иногда он глупо ведёт себя в присутствии Чонгука, но они соулмейты, и... - И Чонгук мой, - припечатывает Юнги. - Ты не вёл себя, как идиот с павлиньим хвостом, когда вы с Сокджином «дружили». Ты, в отличие от него, не только с первого взгляда осознал, кто твой соулмейт, но и влюбился. И не нужно говорить, что тебя тормозила его ориентация. - Он просто хочет показать Чонгуку, что тому не стоит бегать от него и прятаться. Он хочет общаться с ним. Что плохого в дружбе? - закатывает глаза Хосок. - Ты серьёзно? Все оборачиваются к Чонгуку, а тот смотрит только на Хосока, и во взгляде его весь скептицизм мира. - Если люди теперь так дружат, то Юнги-хёну лучше напомнить Тэхёну и его лучшей подруге о контрацептивах. А то вдруг ТэТэ не знает, что флирт, хлопки по бёдрам и заднице, а так же двусмысленные намёки - это не совсем дружба, и позволяет себе лишнее. Хосок явно хочет что-то сказать, но Сокджин шипит раздражённое «прекрати», и он лишь встряхивает головой, первым заходя в клуб. Следом заходят Сокджин, Намджун и предвкушающий веселье Тэхён. Чимин заходит следом за ними, оглядываясь через плечо на Чонгука, и тот едва сдерживает желание показать ему средний палец. Вместо этого он отворачивается и смотрит на Юнги, прикусывая нижнюю губу. - Если мы сейчас сбежим, потом на нас же будут обижаться, да? Юнги улыбается и коротко целует его в губы, увлекая к входу в клуб. - Сокджин будет нудеть. Хосок молчать, но смотреть этим-своим-взглядом. Намджун не позволит спать на его диване. Тэхён из вредности опять разрисует мою машину. Намджуну стоит подсчитать, сколько хорошей дорогой краски Тэ тратит на свои глупости, и выставить ему счёт, заставив отрабатывать. В этом клубе намного лучше, чем было в предыдущем. Бесконечная барная стойка, много высоких табуретов и стеклянный стеллаж с цветной подсветкой, заставленный бутылками с алкоголем. Весь первый этаж забит молодёжью, двигающейся под музыку, но в помещении не душно и даже немного прохладно. Цветные прожекторы и возвышение с диджейской установкой, за которой крутится девушка в огромных наушниках, придают этому месту вид «как в крутом фильме». В углу есть лестница, ведущая на второй этаж к вип-столикам, но это сегодня никому не нужно. Гуськом парни направляются к барной стойке, и Намджун заказывает на всех алкоголь. - Следите за Тэхёном, - кричит Юнги, чтобы его услышали сквозь гул музыки, и все понятливо кивают. - А что не так с Тэхёном? - спрашивает Чонгук, по инструкции залпом опрокидывая в себя шот, растёкшийся сладостью на языке и живым огнём - в горле и желудке. - Он когда напивается, становится совершенно неуправляемым, - смеётся Юнги, наблюдая за тем, как Чонгук встряхивает головой, облизывая покалывающие после странного алкоголя губы. - Один раз стянул с себя футболку и бегал по клубу, показывая всем вокруг «слоника». У него на руке две родинки, и если сжать кожу между, то получается хобот. Ну, бегал и бегал. Девчонки липли со всех сторон. А потом он к какому-то бугаю сунулся. Заявил, что тот лох, потому что у него такого слоника нет. Девушка бугая начала сюсюкаться с ним, а вот парень шутку не оценил и разбил Тэхёну нос. - И что дальше? - морщится Чонгук, вспоминая жуткие рассказы Югёма о клубах и искренне сочувствуя Тэхёну. - А дальше я этого ублюдка нашёл и тоже разбил ему нос. И лицо. И отбил рёбра. Кажется, рука у него тоже как-то подозрительно хрустнула. У меня в багажнике лежала бита, а последний шот тогда явно был лишним. Тэхён вдоль этой биты потом Харли Квинн нарисовал. Юнги смеётся, когда видит вытянувшееся от удивления лицо, и впихивает в руку Чонгука ещё один шот. - Давай, залпом. И танцевать. - Я не умею танцевать, хён. - Это ты ещё не пьяный. Чонгук опрокидывает в себя шот и повторно ощущает прокатившийся в желудок огненный шар. Ощущение на грани между «это странно» и «это прикольно». Юнги довольно улыбается и протягивает ему руку. Окинув взглядом беснующуюся толпу с раскрасневшимися лицами и широкими улыбками, Чонгук внутренне содрогается, но сжимает чужие пальцы. Если все вокруг пьяные, то вряд ли кому-то будет дело до него, неловко дёргающего своими конечностями. С другой стороны, позориться перед Юнги совершенно не хочется. Успокаивает мысль, что вряд ли Юнги двигается как-то по-особенному. Это девушкам легко танцевать, выставляя на обозрение свои формы и движениями рук привлекая внимание к груди и бёдрам. У Чонгука, конечно, бёдра неплохие, но вряд ли женские штучки сработают в его случае. Да и это будет чертовски странно. - Просто чувствуй музыку! - кричит Юнги, когда они оказываются в середине толпы. Чонгук нервно улыбается и начинает неловко двигаться. И чем дольше он двигается, тем сильнее разгорается ком в желудке и тем меньше сознание фиксирует происходящее. Толпа вокруг становится неважна. Надуманные косые взгляды становятся неважны. Духота среди плотно сжатых людских тел и терпкий запах пота, мешающийся с самыми разными духами, становятся неважны. Музыка сменяется на более подвижную и знакомую. Толпа вокруг начинает прыгать. Цветные прожекторы отбрасывают на лицо смеющегося прыгающего со всеми Юнги фиолетовые и розовые отсветы, и Чонгук бездумно хватает его за руку, начиная прыгать и так же смеяться. Всё вдруг теряет свою значимость, и важным остаётся лишь беспричинное веселье, размазанные черты лица напротив и жар чужой чуть влажной ладони в своей. Может, идея поехать в клуб и не была столь ужасной, как думал Чонгук. В последнее время атмосфера в мастерской висела такая, что нож можно было воткнуть в воздух, и он завис бы в пространстве. После того, как Тэхён разрешил ютиться в его святая святых во время коротких перерывов, Чонгук почувствовал себя так, будто у них с Юнги всё только начинает развиваться. Как когда-то давно он вновь начал крутиться вокруг работающего старшего. Подавать ключи, гайки, какие-то машинки для их закручивания, попутно расспрашивая о том, что Мин делает, зачем и к чему это приведёт. И целовать. Каждый раз, когда Юнги, не желающий возиться с подъёмной техникой, на доске выезжал из-под машины, Чонгук мягко прижимался к его губам лёгким поцелуем. Обычно в такие моменты Хосок начинал улюлюкать, раз за разом привлекая к ним внимание, и приходилось по нескольку раз сбегать к Тэхёну. Чтобы нацеловаться вдоволь и взять себя в руки. Чтобы нашептать друг другу разных глупостей. И чтобы хоть немного отдохнуть от злых взглядов Чимина, который с восстановлением между ними мыльной атмосферы явно растерял своё хладнокровие. - Что-то ПакЧим в последнее время хмурый, - недоумевал Хосок, наблюдая за непривычно тихим и пасмурным парнем, копающимся в своём телефоне. - Так на своей-то шкуре неприятно всё это дерьмо ощущать, - оскалился Тэхён и удалился, оставляя растерянного Хосока с массой вопросов и полным непонимания взглядом. А потом Чимин вдруг ожил. Снова начал липнуть к Чонгуку, пока тот был не у дел и прохлаждался за небольшим столиком, находящимся возле места работы Хосока. Расспрашивал о разных мелочах, ответы на которые всегда были сухие и конкретные. Пытался шутить, и ладно, Чонгук иногда даже смеялся, потому что некоторые шутки были действительно забавными. Но довольно быстро Чонгук понял, что это лишь очередной способ привлечь к себе внимание. Это произошло, когда Чимин начал разговор о гоночных машинах и начал восхищаться одним из спортивных автомобилей. - ... эта тачка была основана на технической базе предыдущей модели, но с доработанным двигателем и карбоновым монококом. И у него есть регулируемое заднее антикрыло, которое можно настроить так, чтобы оно работало, как воздушный тормоз. Охренеть же, да? - Я не понял ничего из того, что ты только что сказал. - А? С лица Чимина смеялись все. Он явно не мог понять, серьёзно Чонгук говорит или просто издевается над ним. Глаза широко распахнуты, рот приоткрыт в идеальной «о» и столько растерянности во взгляде, что Чонгук не выдержал и тоже усмехнулся. - Я ничего не понимаю в технике, Чимин. Я не знаю, как выглядит машина, о которой ты говоришь. Я понятия не имею, что там за антикрылья и карбоновые монококи. Последнее звучит, как проклятие на латыни. Ты уверен, что это не слова из ритуала для призыва Сатаны? - Но ты же... Ты же ездишь на гонки и приходишь сюда. Как ты можешь не знать простых вещей? В голосе Чимина тогда прорезалось возмущение, и Чонгук вдруг почувствовал себя неловко. Это и раньше иногда случалось с ним. Когда Хосок окрикивал его и просил подать какую-то вещь, называя её своим именем, а Чонгук понятия не имел, что от него хотят, и переспрашивал, из-за чего Хосок смеялся. Беззлобно, но всё равно неприятно. Тэхён иногда слегка подкалывал его на тему «ты хотя бы знаешь, как выглядит гайка, да?». Сокджин, не желающий иметь к машинам никакого отношения, и тот знал некоторые вещи, которые, по его словам, знает каждый уважающий себя человек. Намджун тоже иногда над ним подшучивал. И Юнги. Но только Мин всегда делал это так мягко, что Чонгук не чувствовал себя тупым или каким-то ущербным. А теперь Чимин сидел напротив него, пилил взглядом «ты меня разыгрываешь», а после и вовсе начал нотацию читать о том, что это едва ли не свинство - кататься на гоночной тачке и даже не знать её марку. - Заткнись, Пак Чимин, - грубо оборвал его тогда появившийся в зале Юнги и одарил таким взглядом, что напряглись все присутствующие. - Если Чонгуку не интересна эта тема, то ему не интересна эта тема. Если ему нравятся просто красивые внешние оформления гоночных машин, это не повод поливать его дерьмом. Каждому нравится то, что нравится, и у всех свои интересы. Ты сам-то много знаешь, мальчик-самоучка, прилепивший свои ускорители едва ли не на тормоза? Рассказывал мне Хосок, какое дерьмо ты сделал со своей машиной. Чонгук хотя бы не лезет туда, где ничего не понимает. После этого атмосфера в мастерской стала ещё тяжелее. Впервые Чимина осадили прилюдно. Впервые это сделал не Чонгук, а Юнги. И не просто осадил, так ещё и ткнул носом в собственную глупость. Кажется, это и стало спусковым крючком. Ехидные комментарии, шпильки и ядовитые подъёбы так и сыпались с обеих сторон. Юнги явно был чемпионом по опусканию соперников словесно, поэтому Чимин раз за разом злился всё больше, и его маска беззаботного безобидного весельчака стекала с лица со скоростью света. Иногда Чонгуку казалось, Пак даже готов броситься в драку, чтобы хоть так заткнуть Юнги, проходящегося по всем его косякам. Под конец даже Хосок не мог игнорировать эти локальные войны и начал бросать детские фразочки из серии «давайте жить дружно». Тэхён, ставший свидетелем такого момента, тогда нашептал Чонгуку на ухо «вот избавимся от твоего в край охреневшего соулмейта, не понимающего простого корейского языка, и будем жить дружно». Чонгук был с ним целиком и полностью согласен. И вот эта поездка в клуб. Чонгук изначально был против, но Хосок насел на них с Юнги, и пришлось согласиться. Наверное, главной причиной согласия оказалось отсутствие Чимина и его машины в мастерской, что не могло не радовать и не вызвать вздохи облегчения. Кто же знал, что он будет вместе с Намджуном и Тэхёном дожидаться их возле самого клуба. Впрочем, сейчас Чонгук уже не так сильно волнуется о том, кто именно находится в этом клубе. Алкоголь дурманит сознание, заставляя позабыть обо всех тревогах, страхах и сомнениях. Юнги рядом и смотрит на него подёрнутыми дымкой глазами, отчего внизу живота начинает ворочаться что-то тягучее, сладкое, волнующее. - Люблю тебя, хён, - шепчет Чонгук, дёрнув его на себя за плечи и тут же прижавшись к губам своими. Юнги в поцелуй посмеивается и что-то воркует. Льнёт ближе, обнимает за шею, и их разница в росте в этот момент совершенно восхитительна. Чонгуку нравится обнимать Юнги за пояс и слегка отрывать от земли, чтобы быть ближе. Обычно в штыки воспринимающий подобные выходки Мин лишь слабо кусает его за губу и встаёт на самые носки, зарываясь пальцами во влажные волосы на затылке младшего и дёргая их у корней. Поцелуй затягивает, отключая сознание похлеще алкоголя, и Чонгук дёргается, когда на шею оседает что-то мягкое, лёгкое и как будто пузырящееся. Оторвавшись от Юнги, он растерянно смотрит на белоснежные блестящие комочки, оседающие на волосах старшего, и коротко смеётся. - Что это? - тычет пальцем в воздушное, мягкое. Юнги запрокидывает голову, смотря на потолок. - Видимо, что-то вроде пенной вечеринки? - О, почти как в «Вавилоне», только там в конце были ленты, - улыбается Чонгук, сгребая пенные облачка с чужих плеч. И тушуется под вспыхнувшим взглядом. Краснеет, когда Юнги выдыхает ему в самые губы «это тот самый «Вавилон», о котором я думаю?», и бормочет неловкое «мне Югём скинул, я совсем чуть-чуть посмотрел». Вскрикивает, когда Юнги щипает его за бок, в отместку бьёт по чужому плечу и неожиданно даже для себя расплывается в коварной усмешке. - А ты ведь тоже смотрел, хё-о-о-он? Признавайся, Брайан Кинни того стоил. - Я смотрел всего пару серий, к которым меня принудил Тэхён. Но Кинни горяч, хоть и тот ещё самодовольный ублюдок. А ты сейчас получишь за насмешки над хёном. Получать жаркие кусачие поцелуи Чонгуку на самом деле нравится. Нравится ему и то, как Юнги забирается ладонями под его футболку, оглаживая покрытую испариной поясницу. Его руки кажутся раскалёнными, и в контраст им пена, оседающая клочками на лице, такая прохладная и пузырящаяся. Она почти сразу исчезает, касаясь разгорячённой кожи, и едва не шипит, как масло на сковородке. У Юнги губы мягкие, сладкие от алкоголя и невероятно притягательные. Чонгуку вдруг становится так мало одних лишь поцелуев. Хочется ещё ближе. Хочется теснее, и чтобы более жарко. Более жадно. Хочется, чтобы не было всей этой толпы вокруг, всполохов света и грохочущей музыки. Хочется слышать собственное сбитое дыхание и шумные выдохи Юнги. Хочется услышать его проглоченный сейчас стон, когда Чонгук ладонями забирается под безразмерную футболку старшего и ногтями ведёт от лопаток до поясницы. - Тише, малыш, - шепчет хрипло Юнги в губы, разрывая поцелуй и слегка толкаясь бёдрами. - Иначе чёрт знает, чем всё это закончится. - Я хотел бы. С тобой, хён, - честно признаётся Чонгук, и Юнги гулко стонет, утыкаясь лицом в его шею и коротко облизывая солоноватую кожу справа от кадыка. - Ты слишком хорош, малыш, - шепчет на ухо, задевая губами мочку. - Слишком хорош для пьяного клубного траха. Поэтому мы идём остывать. Холодную колу со льдом без виски здесь тоже подают, если хорошо попросить. От мысли, что придётся вот таким взмыленным, раскрасневшимся, с искусанными губами и вздыбившейся ширинкой встретиться с остальными, по коже бежит прохладная дрожь. И пусть вряд ли все толкутся у стойки, Чонгук всё равно не хочет чувствовать на себе сверлящий взгляд Сокджина. Поэтому он качает головой, улыбается и слегка пихает Юнги в плечи, давая понять, что останется. Мин лишь на секунду тормозит, чтобы вновь поцеловать его, а после скрывается в живой дикой массе, пышущей жаром и энергией. Без Юнги становится не так весело, но градус из крови никуда не девается, и Чонгук вновь вливается в ритм толпы, вскидывая руки. Он улыбается. Ему улыбается. Кто-то путается в ногах и падает прямо на него. Чонгук ловит тело и лишь после понимает, что это девушка. Она совсем пьяная, и у неё потёкший из-за пены макияж, но глаза сверкают ярким огнём. Она счастлива, беззаботна и чувствует себя явно просто восхитительно. Смеётся в его руках, выпрямляется, а после обхватывает за плечи и увлекает в свой ритм танца. Она не флиртует и не прижимается фривольно всем телом, лишь улыбается широко и срывается на смех каждый раз, когда они начинают прыгать вместе со всеми. Маленькая, забавная и смешная. Чонгуку становится невероятно легко. В этой толпе все такие: пьяные, весёлые и дружелюбные, и от этого внутри разливается беззаботность, будто это заразно и передаётся воздушно-капельным путём. Расслабившись, Чонгук не сразу понимает, почему мир резко завертелся вокруг своей оси. Вот перед ним смеющаяся девушка, отбрасывающая с лица прилипшие к покрытой испариной коже длинные пряди не убранных волос, а вот лицо Чимина. Пьяного, судя по запаху, и чертовски злого Чимина. Его руки крепко удерживают за запястья, не позволяя оттолкнуть, а сам он оказывается близко так быстро, что Чонгук просто не успевает отшатнуться. - Я простил тебе Юнги, Чонгук. Я простил тебе, что ты всё ещё кривишь лицо при виде меня. Я простил тебе эти пьяные выходки и обжимания с ним посреди танцпола у всех на виду. Но какую-то крашеную шлюшку я прощать не собираюсь. Ты мой чёртов соулмейт, так прекрати наконец-то воротить нос направо и налево! Ты мой, Чонгук! Пойми это, наконец! Чимин шипит, постепенно срываясь на рычание. Сжимает запястья до боли и начинающегося онемения. И целует. Неожиданно подаётся вперёд и впивается в припухшие чувствительные после поцелуев с Юнги губы, кусая их, грубо оттягивая и жадно облизывая языком, будто пытается заклеймить, поставить печать. Чонгук настолько шокирован происходящим, что даже не сразу начинает вырываться. В голове всё ещё крутятся злые слова Чимина, который окончательно отбросил в сторону все свои приятные маски и сейчас показывает истинное лицо. Значит, прав был Чонгук, когда не решился довериться, пойти навстречу и стать друзьями. Прав был, когда думал, что Чимин не просто так крутится и вертится рядом. Прав был, когда считал, что Чимин намеренно выводит Юнги из себя с явной целью их рассорить. И прав был Тэхён, когда говорил, что во избежание проблем лучше от Чимина избавиться, и плевать на репутацию мастерской Намджуна. - Сломанная жизнь не стоит того, - сказал тогда Тэхён, глядя неожиданно пристально, серьёзно. И сейчас Чонгук это понимает. Именно сейчас, когда чужие губы, влажные и горькие из-за алкоголя, терзают его собственные. Когда чужие пальцы сжимают запястья так сильно, что на них наверняка останутся синяки. Когда в душе рождается отвращение к своему соулмейту. Не как к паре, которую не хочется принимать, потому что она лишняя в твоей жизни. Как к человеку. Двуличному, наглому, подлому человеку, которому плевать на то, что он творит и к каким последствиям это ведёт. Сейчас, когда Чонгук замечает краем глаза застывшее неподвижное светлое пятно посреди беснующейся разноцветной толпы. «Юнги», - как молотом по голове, и зубы со всей силы сжимаются на чужом языке. Чимин вскрикивает, отшатывается и смотрит так, будто готов ударить. Чонгуку плевать. Со всей силы толкнув парня в грудь, он начинает пробираться сквозь толпу к тому месту, где ещё секунду назад стоял Юнги. Юнги, смотревший на них с огнём ярости в глазах, постепенно потухшим и сменившимся безразличием. Юнги, который ещё несколько минут назад целовал жарко, настойчиво, и заверял, что Чонгук слишком хорош, чтобы его первый раз был на пьяную голову в грязном туалете ночного клуба. - Юнги! Где Юнги? - кричит он Хосоку и Сокджину, когда вываливается наконец-то к барной стойке. - Так он тебя пошёл искать, - удивляется Сокджин и окидывает взглядом толпу. Сорвавшись с места, Чонгук пробирается к выходу и вываливается на улицу, судорожно осматриваясь. Они припарковались на противоположной стороне дороги недалеко от клуба, и он пробирается сквозь курящую молодёжь, плевать хотевшую на все запрещающие знаки и таблички, вываливаясь наконец-то к краю тротуара. И тут же видит удаляющуюся фигуру Юнги, за которой несётся на всей скорости, на которую только способно его шатающееся пьяное тело, ещё не отошедшее от круговерти танцпола. - Хён! - кричит панически и едва не падает, в последний момент успевая схватить чужое запястье. - Хён, всё не так. Ничего не было! Он подобрался со спины, и я просто не успел отреагировать. Я даже не сразу понял, что вообще происходит. Я... Поток сбивчивой речи прерывается, когда Юнги оборачивается. В его глазах все льды мира, когда он смотрит на Чонгука. Но больнее ранит как будто брезгливость, лёгшая на чужое лицо, когда Мин вырывает своё запястье. Он ничего не говорит, лишь подходит к своей машине и снимает блокировку дверей. В ту же секунду Чонгук оказывается рядом и снова дёргает его на себя. - Хён, не надо. Хён, пожалуйста! Ты пьян, тебе нельзя за руль. Ты... Юнги неожиданно подаётся вперёд. Так близко, что Чонгук может разглядеть зарождающуюся злость на дне его глаз, превратившихся в мутные осколки льда. - Отцепись от меня, Чон Чонгук. Рык порождает дрожь по коже, но Чонгук упрямо мотает головой. Он может понять, как всё произошедшее выглядело со стороны. Он может понять реакцию Юнги, ведь тот с самого начала дал знать о своём отношении к появлению Чимина и его постоянному присутствию где-то неподалёку. Он может понять реакцию Юнги, потому что у того уже были отношения, развалившиеся из-за появления чужого соулмейта. Чонгук может понять реакцию Юнги, потому что тот явно не только колу себе заказывал и сейчас намного пьянее, чем Чонгук, а пьяный человек редко отдаёт себе отчёт в действиях. Но в груди неожиданно зарождается обида, перерастающая в ответную злость. Чонгук знает, что всё ещё пьян, и нужно просто успокоиться и нормально поговорить. Он знает это и всё понимает, но чем сильнее и грубее вырывается из его рук Юнги, тем сильнее разгорается эта злость. И когда Мин шипит очередное «отпусти, блять» и со всей силы толкает в грудную клетку, Чонгука прорывает. - Ну и катись, - шипит он, отшатываясь и сжимая кулаки, отчего ногти впиваются в ладони. - Катись, Мин Юнги. Давай, садись пьяным за руль, чтобы где-нибудь на трассе врезаться на полной скорости в столб. Катись, чтобы лелеять свои надуманные обиды. Катись, слышишь? Раз думаешь, что после всего, что между нами было, я могу вот так просто предать тебя. Раз постоянно, раз за разом видишь вместо меня эту свою сучку из прошлого, которая пудрила тебе мозги, а потом кинула, как только появился соулмейт, с которым она поблядовала и которого тоже потом кинула. Давай, катись и жалей себя, считая меня такой же мразью, какой была она. Делай это и не задумывайся о том, что мне тоже чертовски сложно. Что мне больно и обидно видеть, что ты на самом деле думаешь обо мне. Эти твои постоянные побеги, увиливания от разговоров и затравленные взгляды, будто я палач, а не человек, который любит тебя и хочет быть с тобой всегда. Катись! Пинок приходится по колесу детки. Юнги грудно рычит, но Чонгук лишь кривится и выплёвывает очередное «катись!». И Юнги делает это. Резко разворачивается, открывает дверцу машины и забирается внутрь. Мотор ревёт так, что на секунду оглушает, а после Чонгук едва успевает отскочить с пути сорвавшейся машины. Вскоре она скрывается за ближайшим поворотом. Дорога затихает, и лишь ветер начинает тонко протяжно выть. И тогда Чонгук осознаёт, что сделал. Что наговорил. Хочется врезать самому себе за несдержанность. Юнги ведь хотел в какой-то момент прервать поток бессвязной обличительной речи, но Чонгук резко толкнул его в грудь, не позволяя приблизиться. А потом вывалил на него все свои мысли, гнетущие долгое время. И про ревность, и про обиду, и про злость. Зачем? Зачем он сделал это на эмоциях, под действием алкоголя, совсем не в силах контролировать себя и фильтровать речь? Зачем оттолкнул Юнги, когда тот сделал первый шаг навстречу? - Чонгук! Окрик заставляет обернуться. Сквозь набежавшие на глаза слёзы Чонгук видит выбежавших к дороге Сокджина и Хосока. За ними плетётся Намджун, поддерживая всё-таки напившегося Тэхёна. И Чимин. Последний смотрит на него с едва заметной усмешкой, и внутри всё взрывается. Чонгук перебегает дорогу и со всей силы бьёт его в лицо. Слышится хруст, и чужое лицо начинает заливаться кровью. Вскрикнув, Чимин отшатывается назад и едва не падает. - Это из-за тебя, - шипит Чонгук и пытается вырваться из хватки вдруг ожившего Тэхёна. - Это всё из-за тебя! Из-за тебя он уехал! - Чонгук, тише, что происходит? - взволнованно несколько раз спрашивает Сокджин, и Чонгук недобро скалится. - Что происходит? А ничего не происходит. Просто один идиот никак не может понять, что ему ничего не светит. Просто один идиот планомерно уничтожал наши с Юнги отношения. Просто этот лживый ублюдок сделал всё, чтобы разрушить нас. Тэхён держит крепко, и как бы Чонгук ни извивался, он не может даже пнуть держащегося за лицо Чимина. Хосок оказывается рядом с парнем, в ужасе смотря на потёки крови из сломанного носа, заливающие подбородок и чужие ладони, и переводит взгляд на Чонгука. - Блять. Ведь согласился уговорить вас всех ради того, чтобы все помирились и нормально пообщались, и... - Так вот откуда ноги растут? - вновь взрывается Чонгук, и Хосок отшатывается, ощущая чужую ярость. - Вот кто у нас поработал добрым посредником? Спасибо, хён. Век не забуду. - Прекрати, - начинает раздражаться Хосок и кривится. - Он твой соулмейт. Я просто хотел, чтобы вы наладили общение. Я не думал, что... - Именно, - обрывает Чонгук и не замечает, как начинает пьяно истерично смеяться. - Ты не думал. Ты ни о чём не думал. Что, покоя не даёт прошлое, в котором пять лет пришлось дрочить на задницу Джинни-хёна, тогда как он от тебя нос воротил и с девушкой встречался? Так может мне ради налаживания общения стоит сообщить его родителям, что девушки уже никакой нет? Может, мне стоит устроить тебе встречу с его родителями? Чисто ради вашего блага? Ты же его соулмейт! Сокджин дико бледнеет. Его руки начинают трястись, и Чонгук получает от всего этого больное удовольствие. Хосок замечает состояние Сокджина и тут же оказывается рядом с ним, но парень отталкивает его. О да, Чонгук знает, почему Сокджин боится. Его родители - типичная консервативная семья с очень, очень хорошим достатком. И Сокджин не может опорочить семейное имя, встречаясь не просто с каким-то парнем, а с гонщиком, который не только работает всего-то в какой-то там мастерской у чёрта на рогах, но и регулярно нарушает закон. И лишь взгляд Сокджина, наполненный виной и болью, не даёт и дальше вести себя, как свинья. «Он не знал», - понимает Чонгук. Осознание этого факта немного успокаивает. Вот только из-за этого мысли вновь возвращаются к главной проблеме, и Чонгук резко оборачивается Тэхёну, немного ослабившему хватку на его грудной клетке. - Юнги-хён, - шепчет панически. - Он уехал. Он же пьян, Тэ. Ему нельзя было садиться за руль. Детка гоночная машина, у неё даже нижний предел бешеный. Что, если с ним что-то... Чёрт, я почти пожелал ему врезаться в какой-нибудь столб! Что если... - Тише, тише, - тут же встряхивает его за плечи Тэхён и обхватывает лицо ладонями, заставляя смотреть себе в глаза. - Тише, всё будет хорошо. Он хороший водитель и по глупости раньше гонял и на пьяную голову. Детка в превосходном состоянии и не позволит этому идиоту убиться. А мы ему позвоним, да? Мы ему прямо сейчас позвоним и скажем возвращаться, иначе я нарисую на капоте его машины огромный член. Да? - Да, - эхом повторяет Чонгук и тут же начинает искать свой телефон. - Да, да. Я наберу его. Я... Гудки идут, и это успокаивает. Ответа нет, и это рождает панику в душе. Если бы не Тэхён, Чонгук бы уже лишился всех своих нервов и устроил дикую истерику. Но Тэхён рядом. Тэхён обнимает крепко, гладит так знакомо по спине, и от него пахнет тем же одеколоном, которым пользуется Юнги. - Он просто злится, - говорит Тэхён и похлопывает его по пояснице. - Он просто злится, поэтому не берёт трубку. Но он остынет, Чонгук. Он обязательно остынет и вернётся к тебе, потому что любит. Он так сильно тебя любит, что не откажется просто так. Чонгук очень хочет в это верить. У людей ведь нет переключателя. Если ты любишь человека, то ты любишь его. И никакая более выгодная партия, появившаяся на горизонте, не станет для тебя более привлекательной. И появившийся неожиданно в твоей жизни соулмейт, совершенно чужой и незнакомый человек, не станет тебе дороже, чем тот, кто заставляет твоё сердце сбиваться с ритма. Ты не разлюбишь по щелчку пальцев и по щелчку пальцев не полюбишь заново. Поэтому... - Хён вернётся, - шепчет Чонгук и кивает сам себе. - Он обязательно вернётся ко мне. Об этом Чонгук думает, когда Тэхён ведёт его к машине Намджуна. Об этом он думает, когда они едут окольными путями, чтобы не попасться на вождении в нетрезвом состоянии, в сторону дома. Об этом он думает, когда Тэхён укладывает его в постель, будто маленького ребёнка, и послушно оставляет свою толстовку, пропахшую одеколоном Юнги, свистнутым перед походом в клуб под шумок. Об этом он думает, когда игнорирует негромкий стук в закрытую изнутри дверь и сдавленные извинения Сокджина. Об этом он думает, когда телефон спустя бесконечно долгое время вдруг оживает, и сердце ускоряет свой стук под звуки песни, установленной на номер Юнги. - Хён! - хриплый вскрик, и на глазах выступают слёзы. - Хён, где ты? Хён, пожалуйста, вернись! - Чонгук... Чонгук, это я... Голос Хосока в трубке дрожит, будто парень находится на грани срыва. Чонгук медленно садится, сжимая корпус телефона до скрипа и боли в пальцах, и ощущает, как слёзы тонкими дорожками сбегают вниз по щекам, повисая каплями на подбородке. - Чонгук, Юнги... Он... На западной трассе была гонка, и знакомые парни нашли его машину... Тут что-то не так с дорогой. Никто не проверял трассу до этого, и... - Нет... - Он... Он разбился, Чонгук... Он... - Нет! Громкий крик, и телефон летит в стену, разбиваясь. Короткая вспышка эмоций тут же гаснет, и Чонгук сжимается в комок, стараясь выкинуть из головы гулом отдающее «он разбился». Нет. Нет, нет, нет. Юнги не мог разбиться. Он не мог. Разве Тэхён не говорил, что Мин не раз гонял в пьяном виде? Разве не говорил, что машина не позволит Юнги убиться? Разве не говорил, что Юнги обязательно к нему, Чонгуку, вернётся? - Нет, нет, нет, - едва слышно шепчет Чонгук и пустым взглядом смотрит в стену. Глаза наполняются слезами, и кажется, будто сама комната начинает тонуть в них. Предметы теряют свои контуры, и краски постепенно меркнут. Всё становится грязно-серым и мутным, будто комната наполнена толщей воды. Дышать становится сложно. Воздуха не хватает, и Чонгуку кажется, что он тонет. Рваные выдохи не дают глотнуть кислорода, а в висках стучит, стучит, стучит пульс, и кажется, что кости просто сломаются под таким напором. «Только не так», - бьётся в голове. - «Только не сейчас, когда мы обрели друг друга. Не сейчас, когда полностью открылись друг другу и узнали, какой удивительной может быть жизнь, когда ты любишь, и тебя любят в ответ. Не сейчас, когда наши души только начали связываться тонкими красными нитями. Не сейчас, когда мы только обрели своё счастье». В дверь снова начинают стучать. Сокджин взволнованно зовёт его и просит открыть дверь. Чонгук сверлит взглядом пустую стену над столом и не понимает. Зачем открывать? Зачем разговаривать? Зачем вообще теперь что-то делать, если Юнги разбился и никогда не вернётся? Зачем жить дальше, когда самый дорогой сердцу человек больше никогда не улыбнётся, не обнимет и не протянет это слегка насмешливое «малыш»? Когда последнее, что он услышал от Чонгука, было не словами любви, а ядовитыми острыми упрёками? Всё внутри будто выцветает, вытирается, исчезает. Эмоции, чувства, желания. Наверное, это апатия, спасающая от необдуманных поступков. Наверное. Чонгук не знает. Всё, что он знает, это что мир вокруг него постепенно сереет и разваливается хлопьями, будто кто-то подул на башню, построенную из пепла. Он уже ничего не видит. Он уже ничего не слышит. Даже стук сердца в груди становится совсем не ощутим. Чонгук будто попал в вакуум. Веки опускаются, и грудная клетка вздымается всё реже. В вакууме никто и ничто выжить не может.|...|