И ты только вчера была: на плече прилегла и громко заплакала. Только, только вчера была. Но вот тишина, и только царапины.
Сидя в больничной палате Чонгук сверлит пустым взглядом стену, механически поглаживая чужую прохладную ладонь. Он думает о том, что ему не нравится грязно-белый цвет вокруг. О том, что в палате слишком душно, и стоило бы приоткрыть окно. О том, что дурацкие цветы, принесённые Хосоком, уже завяли, и их стоит выбросить. О том, что может поспорить со всеми умами мира, есть жизнь в вакууме или нет. Все в один голос твердят, что нет. Но кто-нибудь из этих людей задумывался о существовании? Потому что Чонгук внутри вакуума существует. Не видит и не слышит мира вокруг. Не чувствует биение своего сердца и не своё дыхание. Он совсем не реагирует на раздражители, и эмоции из него просто исчезли. Все действия абсолютно механические. Чонгук ест, потому что так надо. Чонгук умывается и одевается, потому что так надо. Он ложится спать, потому что так надо. И неважно, что еда вызывает приступы тошноты, течение воды - желание утопиться, а сон никогда не приходит в гости, и Чонгук лишь изредка проваливается в полуобморочное забытьё. - Горячие люди, знающие о своих сильных сторонах и использующие их - самые ужасные люди на свете. Им совершенно точно нельзя верить, - едва слышно выдыхает Чонгук и переводит взгляд на бледное лицо, закрытое от него маской дыхательного аппарата и множеством трубочек, обвивающих тело, как липкая паутина. - Ты даже в коме выглядишь так хорошо, хён. Это противозаконно. Это так нечестно по отношению ко мне. Юнги не отвечает. Он никогда не отвечает. Пребывая в блаженном забытье, он не видит сидящего каждый день подле себя Чонгука. Не слышит его голос и не реагирует на просьбы вернуться. Не реагирует на прикосновения и умоляющий шёпот. Он просто лежит с безликим выражением лица, напоминая спящую красавицу или отравленную яблоком Белоснежку. Лежит и понятия не имеет, что происходит вокруг него. - Хён, пожалуйста, - в миллионный раз шепчет Чонгук, опуская голову на край койки и прижимаясь губами к выпирающим костяшками чужой руки, которую всё никак не может отпустить. - Пожалуйста, вернись ко мне. В ответ лишь тишина. Юнги нашли гонщики, участвующие в заезде и заметившие перевёрнутую машину. Он был без сознания, но ещё жив, когда приехала скорая. Многочисленные ушибы, много трещин в рёбрах, отбитых о руль при очередном кувырке машины, и рассечённое металлом бедро. Юнги потерял очень много крови, и у него обнаружили серьёзное сотрясение мозга. Из-за последнего, по словам врачей, он и впал в кому. По словам же спасших его гонщиков, было довольно умно подтянуть ноги на сиденье. Их не зажало и не раздробило железом смятого капота, что могло привести к скорейшей смерти или инвалидной коляске. - Ты почти не пострадал, хён, - шепчет Чонгук и вновь начинает поглаживать безжизненную руку. - Врачи сказали, что в рубашке родился. Если бы ты не ударился головой, всё было бы хорошо. Но это ведь всего лишь голова, да? Пусть ты заперт где-то в глубине своего сознания, это ведь не преграда для того, чтобы вернуться ко мне, верно? Дверь за спиной открывается и с едва слышным хлопком закрывается. По комнате плывёт запах коричных булочек и кофе. Тэхён садится на соседний стул и отставляет бумажный пакет на тумбочку, после чего обхватывает лицо выпрямившегося Чонгука и притягивает к себе, прижимаясь лбом ко лбу. Глаза в глаза, и через какое-то время губы Чонгука начинают дрожать. Тэхён крепко обнимает его, заставляя уткнуться лицом себе в плечо. - Он ведь вернётся ко мне, да? Ты говорил, что он хороший водитель. Ты говорил, детка убережёт его от смерти. Ты оказался прав, и Юнги-хён справился не без её помощи. Так скажи теперь, что он очнётся, и я снова смогу его обнять, - на грани шепчет Чонгук, и Тэхён зарывается пальцами в его волосы. - Он обязательно вернётся к тебе, Куки. В первую очередь - только к тебе. Ради тебя он найдёт выход из лабиринта, в котором заперт. Ради тебя он обязательно выкарабкается. А потом мы с ребятами покажем ему восстановленную детку, и вы вместе поедете в пустошь, где будете целоваться до тех пор, пока губы не начнут болеть. И он будет обнимать тебя, Куки, и шептать, как сильно любит и что никогда не оставит. - Ты ведь... Не нарисовал на ней дементоров? - всхлипнув, спрашивает Чонгук и отстраняется, криво улыбаясь. - О нет. Не дементоры. Но вам обоим понравится, - заверяет Тэхён и тянется за пакетом, чтобы накормить его, безвылазно сидящего в палате и порой забывающего о том, что организму нужна заправка. - Прямо в тему под ваши метки. С Тэхёном они незаметно сошлись намного ближе после того, что случилось. Тэхён был тем, кто пытался вернуть его к жизни. Тэхён был тем, кто выбил дверь в его комнату, растряс бесчувственное тело и сказал, что Юнги разбился, но жив. В коме, но жив. Не реагирует ни на что, но жив. Его сердце всё ещё бьётся, и лёгкие дышат, и он просто... Просто спит. Тэхён был тем, на кого Чонгук изливал свои первые истерики. Не подпуская к себе Сокджина, мечущегося между ним и Хосоком, грызущим себя за подставу с клубом, он высказывал всё, что думает о них всех, Тэхёну. Кричал, обвинял, даже с кулаками несколько раз бросался. На Тэхёна же он изливал свои тихие обвинения. Ким обнимал его, крепко прижимая к груди и баюкая, как ребёнка, а Чонгук всё шептал: - Это ты виноват, Тэ. Это ты во всём этом виноват. Если бы тогда на гонке ты не втолкнул меня в машину к Юнги-хёну, мы бы с ним никогда не встретились. Сокджин-хён не чувствовал бы передо мной вину и не потащил в мастерскую. Мы бы там не столкнулись с хёном. Он не пошёл бы за мной на улицу, чтобы успокоить. Мы бы не обменялись номерами и не начали общаться. Он бы не забирал меня с учёбы и не катал по заброшенным трассам. Он бы не привёз меня в пустошь, где я впервые задумался о том, что чувствую к нему. Всего этого не было бы, и наша ссора в клубе никогда бы не произошла. Он бы не поехал пьяным гонять по трассам и не разбился на этой злосчастной дороге. Это ты виноват, Тэ. Это ты во всём виноват. И Тэхён слушал. Слушал, шептал «я знаю, Куки, я понимаю» и не отнекивался, не злился и не отталкивал. Он знал, что Чонгуку просто нужно свалить часть груза, тянущего его на дно, на кого-то другого. Он не обижался и не принимал все эти упрёки всерьёз. И не зря. Потому что спустя какое-то время Чонгук начал его благодарить, ведь именно благодаря Тэхёну, впихнувшему его в машину Юнги, Чон обрёл самое ценное в своей жизни. - Ты обрабатывал его татуировку? - спрашивает Тэхён, слегка пихая в бок, и Чонгук согласно кивает. - И свою, и его. Это, кажется, единственное, о чём я никогда не забываю. И это правда. Чонгук забывал о многих вещах, связанных с внешним миром, но о чём он никогда не забывал, так это о татуировках. О цветных рисунках, идентично покрывших его запястье и запястье Юнги. Никто из врачей не заметил появления повязки на том месте, где раньше был напульсник. И никто не заметил, как Тэхён протащил в палату тату-машинку. Это произошло, когда Чонгук отошёл от первого шока и решился навестить Юнги в больнице. Оставшись с ним наедине, он сначала пытался поверить в то, что Юнги всё-таки жив, и прекратить рыдать, а после обратил внимание на не закрытое напульсником запястье, на котором была лишь пустота. Об этом он поговорил после с Тэхёном, который единственный из всех знал не только про историю с девушкой Юнги, но и про отсутствие метки на его запястье. - Он мог выбрать любого. Свободный, чистый, незапятнанный. Он мог выбрать любого человека, но выбрал меня, - неверяще шептал Чонгук, нервно дёргая собственный напульсник. А после спросил, сможет ли Тэхён набить татуировку. Сможет ли он пронести оборудование в больницу и сможет ли забить его собственную метку. Абстрактный мелкий рисунок никогда не казался ему понятным, и Чонгук был рад избавиться от него. Особенно с учётом того, как много грязи и боли связано с этим чёртовым клеймом. - У тебя есть идеи? - спросил тогда Тэхён, открывая блокнот, чтобы сделать наброски. - Колесо, - отозвался Чонгук, прижимаясь губами к чистому запястью Юнги. - Колесо его детки, обвитое стеблями вереска и полыни. И несколько мелких звёзд внутри или по контуру. - Что-то, что только между вами? - уточнил Тэхён, тут же начиная рисовать разные варианты. Чонгук не ответил. Он погрузился в воспоминания о пустоши и пыльной траве вокруг. О зарослях вереска и полыни, мелких кустов и приживающихся везде одуванчиков. О прогретом капоте машины, на котором они с Юнги часто лежали в обнимку. О звёздном небе в ту ночь, когда они впервые поцеловались и провалялись на капоте машины до рассвета, разговаривая обо всём и ни о чём одновременно. «Да, только между нами», - едва слышный шёпот мыслей в голове. Теперь на запястье поверх старой непонятной метки красуется татуировка. Аккуратное колесо машины тёмно-серого цвета и оплетающие его тонкие зелёные стебли. Вереск обозначен фиолетовыми и пурпурными мазками. Полынь - жёлтыми и светло-серыми. Вкрапление не звёзд, а звёздной пыли идёт мелким контуром по низу колеса, как мазок серебром. Чонгуку очень нравится, как выполнил татуировку Тэхён. Ещё больше ему нравится видеть такую же на запястье Юнги. - Чимин опять тёрся возле мастерской. Хотел тебя увидеть, но Сокджин-хён пригрозил ему шею свернуть, если он только посмеет сунуться к тебе, - невзначай сообщает Тэхён, присёрбывая кофе и сжимая ладонь Чонгука, лежащую поверх руки Юнги. - Он никак не угомонится, да? Возможно, его действительно стоило переехать несколько раз машиной, как и хотел когда-то сделать Юнги-хён, - хмыкает Чонгук и опускает голову на чужое плечо. Чимин до сих пор является проблемой. Чонгук не знает, что о нём думать. Что вообще может быть в голове у человека, маниакально озабоченного своим соулмейтом? Чонгук много раз давал ему понять, что не хочет видеть, слышать и вообще знать. Чимин раз за разом лез в его жизнь. И даже теперь, когда Юнги из-за Чимина и его выходок лежит в коме, парень всё равно липнет к нему. Сначала искал встреч. Повстречавшись ещё раз с кулаками, начал писать и названивать до тех пор, пока Чонгук не забросил его номер в чёрный список. После снова начал караулить возле дома и мастерской. - Чонгук, я просто хочу поговорить. - Хорошо. Давай поговорим. Единственный раз, когда Чонгук согласился на разговор, находясь в туманном мареве недосыпа и головной боли. Единственный раз, когда он сел в машину Чимина. И всё это было обречено на провал. Чонгук сразу заметил, что они едут по знакомому маршруту. На вопрос о том, куда он его везёт, Чимин ответил, что это его любимое место, где никого обычно нет, и легко думается. У Чонгука всё внутри заледенело, когда машина начала подъезжать к пустоши. К их с Юнги пустоши. Тогда и накатили мысли о том, что если бы не Тэхён, то всё действительно могло бы быть иначе. Если бы Тэхён не запихнул его в машину Юнги, Чонгука вполне мог подобрать Чимин, который тоже тогда участвовал в гонке. Они бы сразу поняли, что являются соулмейтами, и Чонгук никогда не узнал бы, что на самом деле скрывается под маской этого улыбчивого парня. Какими способами тот готов достигать своих целей. Какую цену он готов заплатить за то, чтобы всё было только так, как хочет он, и никак иначе. Как он относится к чужим чувствам, которые не вписываются в его стандарты и планы. Возможно, Чонгук бы даже влюбился в него. Влюбился и думал, что счастливее его никого не было и быть не может, ведь рядом с ним его соулмейт, и что ещё нужно для счастья? «Ты бы никогда не встретил Юнги. А если бы и встретил, то посмотрел бы с безразличием и ушёл следом за тянущим в другую сторону Чимином», - пронеслось тогда в голове. И накрыла такая волна эмоций, что Чонгук завыл. Чимин перепугался, тут же затормозил и оббежал машину, помогая выбраться из неё на свежий воздух. А Чонгук не смотрел на него. Оттолкнув в сторону, сорвался на бег к самым густым зарослям и упал на колени, глядя на множество засохших венков, которые когда-то сплёл для Юнги и которые всегда оставались здесь, в этом маленьком тайнике.- Где ты вообще научился их плести? - ворчливо спрашивал Юнги, наблюдая за очередным «пыльником», как он их всегда называл. - Бабушка научила. Мне девочка одна нравилась в деревне, и я решил произвести на неё впечатление. Первый венок был кривым и косым, но довольно милым. Его я и подарил той девочке. - А она? - усмехнулся Юнги, и Чонгук сморщил нос, широко улыбаясь и водружая на его голову готовый венок. - А она шлёпнула меня им по голове, сказала, что плетение венков - девичье занятие, и назвала дураком.
Из воспоминаний его тогда вытянул Чимин. Прижал к себе. Обнял, будто имеет на это право. Скользнул губами по виску, шепча какой-то бред о том, что он рядом. Чонгук оттолкнул его и поднялся на ноги, требуя отвезти в больницу к Юнги. Нахмурившись, Чимин попытался напомнить о том, что им нужно поговорить, но Чонгук ничего не хотел слышать. - Либо ты отвозишь меня к Юнги-хёну, либо я сам сяду за руль твоей машины. И не факт, что не разъебу её по дороге о какой-нибудь столб, - прошипел ему Чонгук. С тех пор они больше не виделись. Чонгук ловко избегал парня, да и друзья осознали наконец-то, во что вылилось присутствие соулмейта Чонгука для них всех, и мягко, но настойчиво дали понять, что ему лучше отвязаться и жить своей жизнью. Тэхён рассказывал, что Намджун лично провёл с Чимином беседу на эту тему, тем самым высказавшись от лица всех и дав Чимину понять, что ему никогда больше рады не будут. Не после того, что он натворил и сотворил с дорогими им людьми. - Видимо, он всё так же не очень хорошо понимает корейский язык. Мистика, не иначе, - фыркает Тэхён и поднимается. - Ладно, мне бежать пора. Ты уж прости, что снова бросаю. Сокджин-хён обещал приехать к тебе, как с работой закончат. Хосок-хён тоже будет. - Пусть так. Я не против, - кивает Чонгук. Оставшись вновь в одиночестве, он вспоминает, как после всего произошедшего Хосок избегал его. Хоуп действительно позволил Чимину уговорить себя на поездку всей компанией в клуб, хотя и видел напряжение, искрящее между ним, Чонгуком и Юнги. Впрочем, Чимин, судя по всему, всегда умел мастерски заговаривать зубы. Неудивительно, что Хосок купился на жалостливое «я просто хочу наладить с ним контакт» и пошёл на сговор. Помимо этого Чонгук был уверен, что пять лет игр с Сокджином в кошки-мышки тоже не прошли бесследно. Благими намерениями, как говорится. - Хён, очнись уже, хорошо? - просит Чонгук, вновь вглядываясь в бледное будто бумажное лицо. - Без тебя разбираться со всем этим так сложно. Свой человек - это не всегда человек с меткой, правда? Ты - мой человек, хён. И без тебя мне очень, очень тяжело. Так что хватит прятаться, ладно? Мы все тебя ждём. Я тебя жду. Я так тебя жду, хён... Вжавшись лицом в одеяло и крепче сжав чужую руку, Чонгук едва подавляет вой. Его эмоциональная стабильность уже давно не стабильность, и подобные наплывы слёз невыносимо изматывают, оставляя после себя выжженную пустыню в душе. Из-за этого потом дико хочется спать, и Чонгук пытается подавить очередную тихую истерику, чтобы не вырубиться прямо в палате, но не получается. - Хён, - дрожащий шёпот и искусанные до крови губы. - Хён... В голове стремительно пустеет, и веки опускаются, накрывая горящие покрасневшие от слёз глаза. Прижавшись макушкой к бедру Юнги, на котором под тонким покрывалом и больничной сорочкой находится жуткий уродливый шов, который точно оставит после себя шрам, Чонгук проваливается в мутное давящее забытьё. Звуки начинают доноситься как сквозь толщу воды, и краски вокруг меркнут. Последнее, что видит Чонгук перед тем, как окончательно утонуть в подступающей темноте, это пожухший букет цветов, который он забыл попросить Тэхёна выкинуть. Первое, что видит Юнги, когда веки приподнимаются, являя миру взгляд тёмно-карих глаз, подёрнутых мутной пеленой, это распухшее из-за слёз раскрасневшееся лицо отключившегося Чонгука и его ладонь, крепко сжимающую пальцы Юнги. - Малыш...|End|