koiwazurai

У них не особо большая разница в возрасте была, на самом деле, но этого было достаточно, чтобы Рей воспринимал её, как беспомощную младшую сестру. Когда вы маленькие, то даже разница в год — огромная разница в развитии, и Рей помнит её ещё младенцем, когда он осторожно заглядывал в детскую кроватку, чтобы посмотреть на светловолосую девочку с красивыми глазами. Он помнит, как она хватала его за рубашку маленькими ладошками и с трудом говорила «братик Рей, почитай мне, пожалуйста», запинаясь через слово, и Рей с улыбкой трепал её по длинным волосам, думая о том, что её скоро отправят. У него не было времени думать о других, потому что сначала нужно позаботиться о себе. Анна сидела рядом с ним, держа его, научившегося слишком рано читать ребёнка, за руку, и с интересом слушала каждый раз, когда он читал ей. Всё, что Рей мог сделать для неё — это тыкнуть её пальцем в лоб и отправить заниматься, наблюдая за тем, как она забавно дуется, но послушно идёт учиться. Всё, что в силах Рея — это заставить их всех оттянуть свою погибель как можно дольше. — Старший братик Рей, с днём рождения! Ему исполнялось тогда девять лет, и он был очень удивлён увидеть её позади своей книги. Он даже был отчасти рад тому, что она его отвлекла, потому что зубрёжка его откровенно достала, и отвлечься хотя бы на пару секунд было непозволительной роскошью, если он хотел жить, а жить хотелось. Теперь у него появилась причина отвлечься. — А где мой подарок? Анна замялась, явно не ожидая такого вопроса, и Рей засмеялся. Она точно долго не проживёт. Он тыкнул её пальцем в лоб и отдал свою книгу. — Учись, а в качестве подарка можешь перестать называть меня братом. Анна вновь забавно дуется, но потом смягчается. И Рей понимает, что упустил момент, когда она перестала быть совсем маленьким ребёнком, когда она послушно села читать его книгу с улыбкой на лице. Рей почесал затылок и ушёл. Бывает же. Анна вновь комкала его рубашку, прямо как в детстве, пытаясь аккуратно продезинфицировать ему ухо. Ей было всего девять, когда они сбежали, и Рей не может не начать воспринимать её иначе, чем глупую младшую сестрёнку, которую вскоре отправят, потому что она дожила аж до девяти лет. Не всем выпадала такая роскошь. А ещё она отдала ради него свои волосы. Когда он переосмысливает это всё, он думает, что это не такая уж и большая жертва — подумаешь волосы взамен человеческой жизни. Но с того момента он смотрит на неё иначе, потому что Анна, та самая маленькая милая сестрёнка, совершенно добровольно решилась на что-то такое, чтобы спасти его, и в ней хватило… Даже не смелости… Серьёзности? Почему-то серьёзной Рей Анну не мог воспринимать до сего момента. А сейчас она бьёт его по руке, когда он пытается почесать ухо, потому что он может расчесать рану, и смотрит недовольно, не дуется, как в детстве, и это не забавно. — Рей, пожалуйста, будь осторожнее, — она закатала ему рукав, и Рей почувствовал себя бесполезным. — Медикаменты не вечные. — Ты просто беспокоишься по каждому пустяку. — Это не пустяк, — настаивает она, хмурит брови и осматривает его руку, — это серьёзно, Рей. Любая царапина может оказаться роковой. Подумаешь, поцарапался, думает Рей, но внезапно понимает, насколько теперь Анне будет тяжко. В течении последующих дней он чувствовал необыкновенную тяжесть, когда наблюдал за Анной. Потому что… Они слишком рано лишили её детства. У него бы не было детства из-за того, что он слишком рано всё узнал, но он — другой случай. Эмма была ребёнком одиннадцать лет жизни, другие дети хоть и прошли через ужас в раннем возрасте — всё ещё могли позволить себе детские игры и развлечения в убежище. Анна зубрила книги о медицине день за днём, когда не зубрила — лечила или осматривала их, когда не лечила — помогала Рею готовить, когда не готовила — спала. У неё… Было так мало времени на отдых, что у Рея сжималось сердце. Он больше не обязан был зубрить, и со дня побега он книги даже не открывал, так ему хотелось отдохнуть. Он готовил и периодически развлекался с детьми, но в том то и дело, что он развлекался, а не работал. И Рею было аж неудобно от того, что его младшая сестрёнка столько трудится, пока он прохлаждается. — Анна, — он потрепал её по волосам. — Хорош зубрить, иди поиграй с остальными. — Не мешай, — она оттолкнула его руку. И это та милая маленькая Анна? Три ха-ха, кто ж знал, что дети имеют свойство взрослеть и меняться, особенно с учётом того, что они не особо-то и доживали все до взросления. Рей непроизвольно ахнул, но потом наглым образом отобрал книгу у Анны. — Эй! — Она вскочила с кресла. — Я не запомнила страницу! Верни! — Неа, — он ухмыльнулся, положил книгу на стол позади себя и не позволил Анне подойти к нему. — Время отдыхать! Ему пришлось начать её щекотать, чтобы расслабить хотя бы на пару мгновений. Анна заливисто смеялась, пытаясь отбиться от его рук, но Рей не прекращал, потому что работа любого старшего брата — быть мучителем. И раз Нормана нет больше с ними, то он будет тут главным садистом. Они катались по полу хохоча, пока Анна не спряталась от него за подушкой, до которой дотянулась, и выглянула из неё, смотря на Рея недовольно. Надувшись. Прямо как в детстве. — Рей, — нахмурилась. — Это важно! Мне нужно всё это знать, а иначе… — Понял я, понял, — он встал, отряхнулся от пыли и тыкнул пальцем ей в лоб. — Иди читай, зубрила. — Это для нас всех, вообще-то! Рей махнул рукой, выходя из комнаты. Ему тоже, наверное, стоило почитать книги какие-нибудь. В конце концов, тринадцать лет — возраст недетский, пора бы уже меньше времени с девочками проводить. Эмма не поймёт, но придётся. Когда Анна вызывается идти с ними — у Рея спирает дыхание. Он непроизвольно подаётся вперёд, вырываясь из толпы, и смотрит на неё удивлённым взглядом, но Анна не отводит своих серьёзных глаз от Эммы. Она собирает свои уже длинные волосы в хвост, и Рею остаётся только вспоминать о том, как она когда-то пожертвовала своими волосами ради него, что уже тогда появились её зачатки… Героя? Хотя Анна не герой. Она совершенно такой же ребёнок, как они все, но она старается этим героем быть. В ней есть это упорство, которое есть и у Эммы — нести всё на себе, брать на себя огромную ответственность и ни с кем не делиться этим. Странно было бы это осуждать, конечно, потому что Рей и сам так делал на протяжении двенадцати лет своей жизни, но чего уж поделать? В конце концов он уже вырос… Наверное. Анна решила взять на свои хрупкие плечи слишком много. Он парень, он развит физически, Эмма очень спортивная и проворная, а Анна… Анна была медиком. И дело даже не в том, что она была менее развитой чем он с Эммой в физическом плане, хотя это правда, а в том, что она не привыкла к всем этим побегам с перестрелками, и тем более потерять Анну будет большой потерей, потому что среди них не так много людей с медицинскими навыками. Рей отдёргивает себя от этих мыслей, потому что звучит так, будто он ценит других только за то, что они могут. По-хорошему так и надо бы, но Эмма давным-давно доказала ему, что такой метод мышления ни к чему хорошему его не приведёт. Ну, или приведёт, но могли бы быть результаты и лучше. Рей смотрит на то, как Нат и Найджел смотрят на неё взволнованно, и от него не укрылось то, что именно в их взгляде. Анна довольно популярна среди парней, как оказалось. Поэтому он подходит к ней как можно ближе и тихо, чтобы никто не услышал, спрашивает то, что волновало всех: — Ты уверена? Это опасно, Анна, я не… — Я должна добыть эти лекарства, Рей. Неважно, что ты скажешь — я не отступлю. — Я не… хочу тебя потерять. Рей и сам удивляется своим словам, но это правда, в конце концов — она его любимая младшая сестрёнка, которую он когда-то таскал, когда она была совсем маленькой, и помогал ей учиться читать. Анна удивлённо отстраняется и кажется даже краснеет, но отмахивается и смотрит ему в глаза серьёзно. — А я не хочу потерять других детей. Рей уже потерял счёт, который раз видит в ней другого человека. Ей уже одиннадцать лет, и она отнюдь уже не та девочка, которая стучала книгой ему по коленям, прося почитать, и не та, что недовольно надувалась, когда он говорил ей идти зубрить, и даже не та, что мило злилась на щекотку. Ей было уже одиннадцать лет, и она выглядела сильной и смелой… женщиной. Это был слишком ранний возраст для такого. Эмме тоже пришлось рано взрослеть, и он бы также не хотел, чтобы она через всё это проходила, но Рей вновь и вновь возвращается к тому, что у Анны почти не было детства. Сколько всего она несёт на своих плечах. На своих маленьких хрупких плечиках. Рей вздыхает, треплет её по волосам, и смотрит прямо в глаза, одним взглядом говорит: «пожалуйста, не пострадай», и сам себе обещает её защитить. Он защитит любого из них, но её — обязательно. В конце концов, кто, если не она, будет ему перебинтовывать руки и говорить о том, какой он дурак? Кто угодно другой, на самом деле, но руки Анны и её голос были всё-таки особенными. Ей было уже шестнадцать, когда они начали перестраивать мир демонов. Она ходила во врачебном халате по зданию, которое решили сделать небольшой больницей, и часто металась из стороны в сторону. Раненых и больных было, на самом деле, немного, но она была практически одна на всех детей, кроме того, ей приходилось слишком часто посещать Нормана. Рей столкнулся с ней по пути к нему, когда она посмотрела на него, на мгновение беспомощно, но потом собралась и прошла мимо. — Анна, — позвал он её и указал на свою голову. — Волосы. Её пучок сбился и волосы почти полностью распустились. Анна удивлённо округлила глаза, неразборчиво поблагодарила и пошла дальше, по пути собирая волосы обратно, и Рей вздохнул, понимая, что смотреть не может на её шею. Норман лежал в палате и кидался фруктами во вход. На самом деле, он кинул только апельсин, когда зашёл сам Рей, и Рей его словил, зловеще хихикая. Рей обещал ему, что, если Норман хоть раз в него попадёт, то Рей потащит его погулять. Мир перестраивался без него, и лишь иногда люди забегали к нему, чтобы уточнять какие-то вопросы, в частности Эмма, которая была в больнице частым гостем. И Рей умом понимал, почему, но сердцем не хотел признавать. — А я думал, что следующее поколение будет поколение гениальных рыжих детей Ратри, — Рей нагло откусил яблоко из тех фруктов, что принёс Норману, смотря на его недовольное лицо. — Если ты тут развалишься, то кто будет первым, кто породит следующее поколение? — Пока я не превратился в кучу мясного ассорти для демонов, спасибо за беспокойство, — он улыбнулся, вкладывая в эту улыбку всю фальшь и язвительность, что у него была в запасе. Потом вбежала Анна, чтобы поменять повязки на правом глазе Нормана, и Рей непроизвольно прикрыл свой, когда случайно заметил, как сильно он гноится. И Анна видит такое каждый день? Он очень переживал за её состояние. — Много не ешь, тебе пока нельзя, — сказала она перед выходом и вновь убежала на всех парах. Рею оставалось только восхищаться тем, насколько эта женщина была фантастической, что столько всего несёт на себе… И всё успевает… И при этом остаётся в порядке. Рей не то чтобы выполняет много дел, но он хорошо если вспомнит хоть раз за месяц расчесать волосы, а уж как он выглядит и затрагивать не хотел — порой кажется, что он полгода ходит в той же одежде, что и спит. Анна была фантастической женщиной, к которой Рей давно не попадал, и ему даже жаль — подёргать сестрёнку очень уж хотелось, но времени у неё не было. — Рей, — подал голос Норман, вырывая друга из рассуждений. Рей оборачивается к нему, но Норман не смотрит на него. — Если… Если вы будете продолжать поколение… Пожалуйста… Я не доверю Эмму никому кроме тебя. Рею очень хочется врезать ему. Врезать от души, так, чтобы у него вылетело пару зубов, а голова познакомилась с (не очень) гладким покрытием пола, но он сдерживается. Сдерживается просто потому, что думает, что Норман сломается от одного лишь прикосновения, и это даже не шутка. Он выглядел уже таким ослабленным, что Рею сложно вспоминать то, как сильно Норман перерос его, когда им было по четырнадцать лет. Рей очень зло кусает яблоко и смотрит недовольно, надеясь, что Норман поймёт и без него намёк, но он не понял, поэтому Рей, чтобы компенсировать отсутствие удара, просто кидает в него огрызок. — Не говори ерунды. В этом мире будут либо беловолосые дети с антеннами, либо рыжие с рогом. Не нужно мне такого счастья, оставь её себе. Норман едва заметно улыбается. — А ты бы предпочёл голубоглазых брюнетов? Рей недовольно рассматривал стену, когда Норман сказал это, и также удивлённо рассматривал её дальше после этих слов. Только потом он додумался зло посмотреть на Нормана и несильно ударить его в плечо — дошутится же. Рей не хочет принимать его подарков, тем более всяких рыжих одноухих катастроф, да и сами эти катастрофы будут не согласны. В конце концов, у Эммы тоже есть чувства, и эти чувства направлены в сторону Нормана, а не Рея. А что касается голубоглазых брюнетов… Идея, на самом деле, хорошая. Анна комкает его рубашку, но не потому что просит почитать или потому что пытается рассмотреть его рану, а потому что нервничает. В одной руке она держит блокнот, который рассматривает, а потом вздыхает. Рей отдал ей свою рубашку вместо халата, на который он случайно пролил воду, и она, кажется, была ей даже больше, чем халат. Но в его рубашке она выглядела в разы лучше, и Рей думает о том, что её шея выглядит на удивление привлекательно для того, кого он видел ещё младенцем в кроватке. Она говорит, что Норману нужно более интенсивное лечение, но Рей не хочет снова слушать об этом. Он слышал это уже множество раз, и всё, что ему остаётся — это смотреть на то, как Эмма сжимает руку Нормана, сидя у его кровати. Рею даже обидно, что он вряд ли сможет понянчить их ребёнка. Поэтому он обращается к Анне: — Я думаю, что ты бы стала отличной матерью. Она несла на себе слишком много все эти годы, и Рей думает, что это сделало бы из неё хорошую мать. Такую, какой была их Мама, но не такой, которая бы отправляла своих детей на скотобойню, потому что Анна хорошая. Она заботливая, она отличный медик, она ответственная, милая, и очень, очень красивая с собранными волосами. И Рею хотелось бы видеть ребёнка с такими же голубыми глазами. Анна слабо улыбается, едва ли не впервые за долгое время (в основном потому что Рею не доводилось так часто видеть её) и отводит взгляд. — Только если бы отец моего ребёнка был таким же хорошим, как и ты. Рей себя таковым не считает, хотя бы потому, что он наблюдал за тем, как множество детей отправлялись на верную смерть, и ничего с этим не сделал, и был готов пожертвовать ими всеми, но не возникает. Анна отлично смотрится в его рубашке, и ему не хочется с ней спорить. Он помнит её ещё с момента, когда с любопытством заглядывал в её кроватку, чтобы посмотреть на красивые голубые глаза, и никогда бы не подумал, что перестанет видеть в ней глупую младшую сестрёнку, которая со дня на день окажется с цветком в груди. Рей порой думал, что так было бы проще, потому что ей бы не пришлось столько нести на себе, она могла бы… отдохнуть. Рей в двенадцать лет так сильно устал, что был готов и сам пойти на это, и он был удивлён, как они все, Норман, Эмма и Анна, держались дальше. Он так сильно восхищался ими, потому что если бы не они и та куча доставучих детей, то он, скорее всего, давно бы уже покончил со всем этим. Он помнит, как заглядывал в кроватку Анны, и даже думать не мог, что она окажется на его постели, когда ему будет уже девятнадцать лет. Ничего неприличного, заверял себя Рей, потому что они оба были одеты, хоть и были в непозволительной близости друг от друга под одним одеялом. Но Рей бы и не позволил себе, потому что не хочет, чтобы Анна брала на себя ещё ответственность. Она должна отдохнуть. Рей считает, что с неё хватит. Поэтому он будит её поздно днём, не утром, потому что в больнице работают парочка её протеже, и она наконец могла позволить себе выходной, поцелуем в лоб, и говорит: — Вставай, соня, свадьба уже с минуты на минуту. И Анна не встаёт — вскакивает, бегает переодеваться и недовольно смотрит на Рея, дуется, как в детстве, и Рей уже не видит в ней того ребёнка. Она выросла из маленькой беззащитной сестрёнки в красивую и сильную женщину, и, честно говоря, Рей очень рад, что он успел найти себе такую шикарную пару к свадьбе своих лучших друзей. Они не готовы к детям пока, им обоим нужно отдохнуть, но когда-нибудь… Возможно, они будут не первыми, но Рей хочет, чтобы матерью его ребёнка была только такая женщина. И он не может удержать себя от желания поцеловать её, когда Анна недовольно бурчит и расчёсывает её волосы. Свадьба может и подождать, Норман с Эммой поймут. Пообниматься со своей уже не сестрёнкой хотелось больше.