ночь

за смуглым закатом наставала прокопченная ночь, в которой ты все курил, глядя на меня своими глазами-стеклышками. а я могла только подливать себе вина в бокал да масло в огонь, отворачиваясь от тебя к окну, за которым — как жаль — не было светлого марева белой ночи. ты давил сигареты одна за одной, и мы сидели в шершавой темноте, только за спиной странный оранжевый свет кухонный из-под шкафчиков на стене полз тебе по плечам, мне — по лицу. накурил ты основательно, горько и густо, встал и распахнул окно, потому что духота молчаливая лапками уже скреблась в темечко. с улицы ворвался гул, разрезал тишину, порвал как бумагу, и ее ошметки под ногами где-то зашуршали, и их в коридор сдуло. — знаешь, у меня знакомые собаку отдают. и вот, вроде, между нами всего-то стол кухонный. вроде, руку протяни и делай, что хочешь. обнимай и целуй, или просто... да что угодно. господи, просто касайся. покажи, что не все равно, покажи, что все-таки можно, покажи, что все-таки мы больше, чем друзья и достаточно этого больше. ведь сейчас между нами не любовь, нет. между нами даже не чувство. между нами стол кухонный. между нами столько километров, что мы сделали друг от друга. будто где-то счетчик наматывает, и чем дальше, тем дороже цена нашей дружбы становится. мы разошлись и остались друзьями. хотя нет, не так. захотели друзьями остаться. ты, вроде, не против, да и я — тоже. а ты все стоишь у окна и смотришь на меня, мол собаку знакомые отдают. а я сижу, прижав пустой бокал к груди — а могла бы тебя —, и слушаю, как машины гудят, как город не спит, как он позевывает, но глаз не смыкает. я сижу, ты стоишь, и все это молча. потому что город перебивать не хочется. — я бы взяла, — собаку. господи, как я хочу собаку. и чтобы ты хоть что-нибудь сделал, а не просто от меня отвернулся к москве. москва. москва — такое иногда противное слово. будто рот вяжет. и душу вяжет, и уже мозги киселем, а ты сел обратно за стол и даже ближе не подвинулся. город этот всех как-то поврозь кинул, даже нас, семью криво сколоченную, кое-как ниточками друг к другу привязанную. и вот даже никто из нас уже не уверен, кто кому кем приходится. — я тебе в инсте скину. ну, скинь. соц сети сухо трепетали у нас под пальцами, и слова черные на белом выточены, и все это в глаза въедалось, в подкорку. но вот телефоны лежали рядышком, и снова тишина города громкая тянулась патокой по подоконнику, по полу, стенам. а утром бронзовый свет, что уже как часа два с кармина тяжелого переливался в золото, тебе залез в соломенные пряди, с которых уже смылся дурацкий розовый цвет, и гладил по макушке, мол хороший ты мальчик, вася шакулин. ты заснул прям за столом, а мне хватило ума уйти в спальню. только я час проворочалась и еле глаза сомкнула, почти сразу из дремоты вынырнув и тебя спящего на кухне встретив. и даже знать не хочется, про кого твои сны. потому что всем, наверное, кроме тебя самого это известно. да и сама я уже давно вижу сны не про тебя. твои волосы мягкие, под пальцами бронзой переливающиеся. ты вдруг проснулся, но головы не вскинув, так и лежал лицом в свои руки и, кажется, сказал «доброе утро». а я все стояла и как этот свет золотистый рукой зарывалась в твои пряди, а ты от стола отлипнул, взглядом в меня вперившись, и обнял, уткнувшись лбом куда-то поддых. руки у тебя все такие же теплые, и ты все такой же, как был, только старше. и ночь эта спонтанная, никак не обговоренная — ненужная, если подумать — осядет в пепельнице окурками и серым налетом да пылью на кухне. ты уйдешь, все так же себя в чем-то виня, а я так и останусь сидеть на кухне, будто ты и не приходил. я тебя проводила до лифта по подъездному холоду, что за пятки кусал и за шею, чмокнула в щеку и сказала, что про собаку подумаю. лифт заскрипел, и ты ушел, снова надолго, и не ясно, вернешься ли снова вот так вот в одиннадцать вечера. сядешь ли рядышком, скажешь ли что-нибудь и закуришь ли, в окно глядя. и осталась опять — как всегда — твоя пачка, до конца не выкуренная, лежать на столе, а я про собаку все же подумаю. вот бы ты еще о нас подумал. а солнце уже встало над городом, замарав все окна золотом.