И из души брызнут Лилии

Полет занял у Мин Юнги не так много времени, а вот с поиском ворот Юну потребовалось куда больше времени и сил, чем он рассчитывал изначально. — Вот оно, — он провел рукой по шершавой поверхности стены, покрытой мохом и местами даже плющом. Ведьмак резко раскинул руки по сторонам, после чего так же быстро прижал левую руку к груди, а правую сжал в кулак, за исключением указательного и среднего пальцев, прижал ее сначала ко лбу, после чего тихо опустил, словно прочерчивая прямую, двигаясь по носу к губам и делая два вдоха, а на выдохе прошептал: — «Мe revelare ostium aperiens viam», — листья на деревьях зашуршали, а ветви стали гнуться, словно под тяжестью произнесенных слов, парень почувствовал, как стена задрожала, и ухмылка появилась на его губах, но сразу же исчезла точно так же, как и дрожь стены, а деревья будто стали ещё мертвее, чем были, вокруг стен кладбища снова воцарилась тишина. — Заткнись, — Юнги проворчал эти слова, кидая взгляд на желтоватую змею, медленно сползающую с ближайшей ветки, попутно протягивая и подставляя той руку, чтобы она могла заползти на его плечо, где было ее законное место. Мин был зол, озадачен и, признаться, слегка напуган. — А я ничего и не с-с-сказал, — прошипел змей, но он однозначно врал. Юнги ещё давно научился кожей чувствовать, когда Тэхен смеётся над ним, да и не только это. Иногда Юнги действительно бесится с себя и спрашивает, как, черт возьми, так вышло, что Ким Тэхен стал его фамильяром, но вот они теперь здесь и вынуждены проводить ночь не в самом весёлом месте и не самым приятным образом. Юнги никогда не отличался особым рвением к учёбе и редко когда по собственному желанию брал учебник по своим предметам в руку, но одно Юнги любил до ужаса сильно… Чувство собственного превосходства и зависть в глазах окружающих в совокупности с любопытством и склонностью к бунтарству порождали в нем ядерную смесь. Вот и теперь, когда он случайно подслушал то, как учителя в кампусе обсуждали найденную недавно очень редкую книгу с заклинаниями настолько мощными, что лишь членам совета разрешалось изучать их на собраниях всем вместе, и то, если у этих стариканов хватит смелости с их-то трусливыми задницами. Эта книга стала бы вишенкой на его тортике, ведь столько времени он ловко обходил все запреты, пополняя свои познания в магии лучшими и опаснейшими заклинаниями, которые он только мог найти, и, конечно же, он не мог оставить такой лакомый кусочек гнить из-за осторожности всяких трусливых старперов. Казалось, каких-то три часа назад он пробирался в пустую аудиторию, которая должна была быть закрыта, если бы Мин не знал, на что идёт, и не разузнал способ, как обойти очередное заклятие печати. Всего часа хватило ему, чтобы изучить приличную часть книги, при этом пропуская то, что он и так знал, и все бы шло замечательно, если бы одно заклинание не показалось ему особо привлекательным — настолько, что он непроизвольно имел неосторожность прочесть его вслух, после чего стоящая рядом банка с тритоньим сердцем начала трескаться, а тритон, чьё сердце в нем хранилось, не начал из него регенерировать, причём в гораздо более крупном размере. И Юнги это даже не смутило бы, ведь тот исчез, стоило ему лишь пару раз помахать руками, произнося более тихие заклинания атаки, если бы не одно маленькое и очень важное но: тритон уничтожил корень, который хранился в соседней склянке, вот что действительно было проблемой. Если кто-нибудь заметит пропажу то всплывёт вопрос, что Юнги забыл тут и как он вообще обошел печать. В итоге откроется правда не только об этом случае, но и обо всех предыдущих, а их было не мало. — Вот черт… — Юнги снова побрал мороз лишь от воспоминаний о том, что он сделал, и от мысли, что сделают с ним, стоит совету прознать о его выходках. Эта картина Юнги не нравилась гораздо больше, чем тот факт, что теперь он вынужден провести полночи на стремном кладбище в поисках гребаного корня, вход в которое ко всему в придачу ещё и отказывается почему-то открываться. — Может, вход прос-с-сто не з-з-здес-с-сь, поищ-щ-щи с-с-снова. — Он здесь, я чувствую это, реакция была, да и заклинание не из слабых. — Тогда эта гребаная дверь открылас-с-с-сь бы, и мы уже были бы внутри, но мы вс-с-се ещ-щ-щё з-з-здес-с-сь, по другую с-с-сторону от корней и, ес-с-сли чес-с-стно, меня это начинает бес-с-сить. Почему мой хвос-с-ст вечно с-с-страдает из-за твоей ведьминс-с-ской з-з-задницы? — Потому что будь ты нормальным фамильяром, ты бы проследил, чтобы все прошло гладко. — О да, вини з-з-змею в том, что сс--сам не умееш-ш-шь дерш-ш-шать яз-з-зык за з-з-зубами, как бы иронично это не з-з-звучало. — Господи, Тэхен, заткнись. — Нет, с-с-сам з-з-замолчи, давай приз-з-знаем, мы в этом дерьме только потому, что ты любиш-ш-шь с-с-совать с-с-свой нос-с-с… — Тихо, — Юнги шикает, пытаясь прислушаться к тишине ночи. —  Ох нет, приятель, мне плевать, нас-с-сколько правда горька, но прими это, ты, гребаный прид… — Юн не дал Техену договорить, зажав его голову в ладони. — Прислушайся, БЛЯДЬ! — З-з-здес-с-сь тихо, и убери ты уже с-с-свою ладонь, з-з-знаю я, каких з-з-змей ты ею душ-ш-шиш-ш-шь. — Вот именно, тихо, даже для кладбища, почему совы не кричат, и ты слышал хоть одного воя душ? И эта дверь… — Он оглядел вход в кладбище, потрепанные ворота, сделанные из не особо прочного железа — попытайся кто из смертных пробраться сюда, обошелся бы пятью минутами и обычным ломом, — замок, которым были заперты ворота, выглядел довольно дешевым и таким же старым. Забор же был из камня, который за такой долгий срок успел покрыться растительностью настолько обильно, что казалось, что это живая изгородь. — Ты думаешь, это… — Я не понимаю, я открывал этим заклинанием даже самые мудреные печати нашей школы, думаю, тут что-то другое… — Юнги прищуривается, словно сканируя взглядом стену, где уже по плану должен был образоваться проход, и чешет затылок. — Но ты знаешь, как обойти и её, не так ли? — на что Юн только ухмыльнулся, Тэ видел, как заблестели его хитрые, словно лисьи, глазки, Тэхену не нужно было спрашивать, первым, что изучил в тайне Юнги, были печати, и стоило ему наткнуться на очередную, как тот с удовольствием обходил ее, словно кот, слизывающий сметану. Печати сокрытия и защитные печати накладывают на предметы или места, которые должны быть скрыты от любопытных глаз, будь то смертные или вечные. То, что Юнги так любил в этом: не существовало как такового заклятия для снятия печати, но были обходные пути, которые не каждый мог проглядеть между строк заклинаний. Юнги протянул пальцы к своей змее, и та послушно приблизилась и прокусила один, после чего Мин провел окровавленным пальцем по глазам и нижней губе. — Sit luna illuminare eo quod non possunt aperire oculos, — стена вспыхнула зелёным пламенем и потухла в один момент. — И что теперь? — Наблюдай, — огонь показался бы галлюцинацией, если бы не знак, оставленный им на стене. — Ого, печать кровью, ничего себе! Это что-то новенькое, — Юнги явно оживился, его первоначальная цель стала мелькать на фоне того, что ему предстояло ТЕПЕРЬ, заклятие крови — редкий вид печатей, мало, кто знает его, а тех, кто готов рискнуть, ставя такое мощное заклятие — ещё меньше, значит, на этом кладбище имеется что-нибудь гораздо интереснее, чем просто редкие корни. Никто бы не стал ради этого прибегать к подобному, ведь их и так трудно найти. Да и использовалось такое лет пятьсот назад, если не больше. Хоть заклинание крови и было легендой своего времени, сейчас для Юнги оно не казалось проблемой. — Ты уверен? Я имею в виду, может, для великого магического хакера Мин Юнги обойти подобную печать проще простого, но уверен ли ты, что готов к тому, что за ней сокрыто? В плане, не зря же это хотели скрыть… — Да брось, скорее всего, там просто святая земля — в то время старики любили прятать всякий хлам, да и будь это что-то ценное, думаешь, я могу бросить её на произвол? Пройдя через ворота, первым делом Юнги осмотрелся: кладбище как кладбище, и захоронений особых нет, чтоб считать землю священной. Могилы выглядели очень старыми, даже древними, но как будто ухоженными. Хотя вся остальная территория успела зарасти деревьями и дикими травами. Видно, что кладбище заброшенное, корни любят расти в таких местах, значит, они с Тэхеном не ошиблись, выбрав это место. — Найди для начала корень, а уж потом забавляйся, сколько влезет. До рассвета пару часов осталось, — Тэхен соскользнул с плеча своего хозяина на землю, извиваясь на лунном свету. Его жёлтые чешуйки сейчас отдавали больше золотистым оттенком, расширяясь и увеличивая тело змеи, и когда Юнги снова повернулся к своему фамильяру, он наткнулся на пару янтарных глаз как раз в тот момент, когда Тэхен поправлял свою чёлку. — Полностью превращаться не будешь? Сам говорил — времени мало, нужно торопиться, — Юнги взглядом указал на хвост Тэхена, который, в отличии от верхней части его туловища, все ещё остался змеиным. — Ноги для лохов, — прохихикал Тэ, проползая мимо раздражающегося Юна. Юнги был слегка напряжен, сам не понимая, от чего, будто бы сама атмосфера кладбища давила на него. Сняв мантию, он бросил ее на ближайший куст, отправляя следом туда же сумку и свою метлу. Опустившись на колени, он прижался ухом к земле, пытаясь услышать корни и игнорируя необъяснимую тревогу внутри, которая все усиливалась. Дыхание Юнги участилось, по спине пробежался холодок, он явно чувствовал на себе чей-то взгляд. Медленно подняв голову, он осторожно оглянулся — никого, но сердце Юнги не хотело успокаиваться, и он поспешно вскочил, ему срочно нужно найти Тэхена. Как вдруг все внутри замерло, он судорожно перебрал в голове разные заклинания, от обычных защитных до серьёзных атак, но все было бесполезно — он не мог пошевелить ни единым пальцем. Два горящих глаза в ночном сумраке были устремлены на него, и они все приближались, Юнги попятился… Казалось, с каждым шагом Мина, которые он с трудом заставлял себя делать, глаза становились все более ужасающими. Он бы непременно закричал, но связки не слушались, что-то завораживающее было в этом ужасе, что внушал этот взгляд, и поэтому Юн не видел, кому они принадлежат, все его внимание было приковано к глазам, и он даже не мог моргнуть. Они были словно два полыхающих фиолетовым огня. Его спина уперлась в дерево, даже лёгкие больше не выдерживали, а глаза были уже на расстоянии вытянутой руки — Юнги мог поклясться, протяни он руку — непременно обжегся бы. Не на такую смерть рассчитывал Мин Юнги. Раздался громкий хруст.